Тень за твоей спиной

Водителем Платонов оказался очень аккуратным. Выбравшись за город, не спеша двигался в правом ряду, никуда не торопился и почти никого не обгонял. Чтобы постоянно не висеть у него на хвосте, пришлось несколько раз уезжать вперёд, а потом останавливаться, давая ему время меня догнать.

Впереди показался указатель, Виктор Андреевич включил поворотник, а я напряглась. Потому что знала этот указатель очень хорошо. Отвилка вправо вела к кладбищу, на котором была похоронена моя семья. Я приезжала туда всего несколько раз, тщательно используя маскировку, и никогда не подходила близко к могилам. На самом деле, я не испытывала нужды смотреть на фотографии родных, их лица всегда стояли перед моим мысленным взором, стоило только закрыть глаза.

Платонов оставил машину на стоянке, купил у входа цветы и зашёл в ворота. Аккуратно, прячась за памятниками и буйной растительностью, я последовала за ним. Обращать внимание на мои манёвры было некому, так как в будний день вокруг не наблюдалось ни одной живой души. Когда мужчина остановился, я выбрала самое удачное место для обзора, устроилась на ближайшей лавочке за оградкой и стала ждать.

Примерно через полтора часа Виктор Андреевич направился к выходу, и я смогла подойти ближе к могиле, у которой он провёл всё это время. С фотографии на памятнике на меня смотрела женщина с мягкими чертами лица и выразительными глазами. Судя по фамилии и возрасту, это была жена Платонова. И умерла она три года назад.

Медленно бредя к воротам, я думала о том, что вдовцом Виктор Андреевич стал не очень давно. Острая фаза горя у него уже прошла, но с потерей он, скорее всего, ещё не смирился. И что мне это давало?

До выхода оставалось совсем немного. Я свернула на главную тропинку и застыла. Прямо передо мной на траве сидел бледный до синевы Платонов, тяжело дыша и держась за сердце. Прятаться было поздно, да и оставлять его, похоже, опасно – вполне можно лишиться важного свидетеля. Я быстро наклонилась к мужчине:

– Вам плохо? Вызвать скорую?

– Не надо… сейчас пройдёт… в кармане валидол… – прерываясь, выдохнул он. Я вытащила из кармана его рубашки упаковку с лекарством и подала таблетку. Потом осторожно помогла подняться и довела до ближайшей лавочки. Сама присела рядом.

Внимательно разглядывая мужчину, я думала, может стоит всё же позвонить в скорую? Но Платонов понемногу приходил в себя. Его лицо порозовело, а дыхание нормализовалось. Через несколько минут он уже слабо улыбался мне и благодарил за помощь.

Теперь я могла со спокойной совестью оставить Виктора Андреевича одного, но в мои планы это не входило. Раз уж всё так получилось, глупо было не воспользоваться ситуацией. Озабоченно глядя на мужчину, я предложила:

– Знаете, сейчас вы выглядите гораздо лучше, но я не могу просто так уйти. Давайте, чтобы мне было спокойней, подвезу вас до дома. Я на машине, и время у меня есть. Не возражаете?

– Спасибо, дочка! Только я сам за рулём.

– Ну, думаю, за руль вам пока нельзя.

– Это точно, руки у меня ещё дрожат. А что же делать? – задумался он.

– Вот что – тогда я отвезу вас домой на вашей же машине. А потом заберу свою.

– Что ты, дочка! Это ж какое беспокойство для тебя. Туда-сюда мотаться. Не надо, я что-нибудь придумаю, – испугался мой собеседник.

– Никакого беспокойства, не переживайте. Всё равно у меня на сегодня нет других планов. Или вы боитесь за машину? Вообще-то я ездила на разных. Какая у вас?

– Да разве ж машина – главное в жизни, чтобы за неё переживать? Тебе столько проблем создавать не хочу!

– Ну значит, договорились. Пойдёмте потихоньку к стоянке.

Вот так мы и познакомились. У дома Виктора Андреевича я припарковалась и протянула ему ключи. Мужчина рассыпался в благодарностях, а потом смущённо пригласил меня выпить чаю, чтобы немного передохнуть. Конечно, я не отказалась.

Ещё по дороге Платонов рассказал, что на кладбище навещал жену. Взглянул на меня заинтересованно, помолчал немного и отвёл глаза. Видимо, надеялся услышать в ответ, что там делала я, но напрямую спросить не решился. А я ещё не знала, как буду объяснять своё присутствие в таком месте, и оставила себе поле для манёвра.

Ведя машину, я обратила внимание, что бензин в баке был почти на нуле. Сначала подумала, что мужчина забыл заправиться. Но взглянув поближе на спартанскую обстановку его жилища, на очень скромное угощение, выставленное к чаю, предположила другую причину. Может, у него просто не хватало средств на дорогой бензин? И как раз поэтому Виктор Андреевич так редко куда-нибудь выезжал?

Мы очень мило пообщались. Сначала Платонов немного смущался, но под конец освоился и уже спокойно рассказывал о своей семье, покойной жене и сыне. С гордостью показывал фотографии внучки. Перед уходом под предлогом беспокойства я взяла у него номер телефона и продиктовала свой. Естественно, представилась я чужим именем и номер оставила специально купленный для такого случая. А ещё незаметно засунула за кресло тонкий газовый шарф, чтобы иметь предлог для возвращения сюда.

***

Артём всё же попытался решить вопрос с долгом другими путями. И даже продал свою любимую игрушку – спортивный автомобиль. Но набрать необходимую сумму ему не удалось, тогда он сообщил банку, что готов отдать коттедж. Однако прошла неделя, и его уведомили о невозможности принять дом в обеспечение долга, так как земля, на которой он стоит, является спорным имуществом.

Подключив юристов, удалось выяснить, что несколько дней назад права на участок заявил живущий в данный момент за границей потомок помещика, чьи владения лет сто назад располагались на этом месте.

– Это же абсурд! – кипятился Артём, – Какие ещё права, он сошёл с ума? Никто ему ничего не вернёт!

– Конечно, не вернёт. Тем более, на месте усадьбы сейчас стоит не только твой дом, но и пять соседних. А иск он почему-то подал к тебе одному. Ты же понимаешь, выигрывать его никто и не собирается. Тебя просто вынуждают отдать акции.

– Не дождутся! Я как-нибудь выкручусь.

Артём наконец перестал метаться по комнате и устало опустился на диван. Я не могла ему помочь и от бессилия ощущала почти физическую боль. Всё это было так несправедливо! Словно смахивая ненужные пешки с шахматной доски, кто-то, походя, уничтожал всё, что было дорого Колесникову, на что он тратил время и силы, что любил и ценил. А ещё я боялась за самого Артёма. Прекрасно видела, что в своём упрямстве он уже готов рискнуть жизнью, забывая, что ни дом, ни типография не стоят такого дара!

Мне вдруг нестерпимо захотелось стереть усталость с его лица, прогнать напряжение и боль из глаз. Пусть ненадолго, пусть на полчаса, унести его туда, где нет тревог и волнений, где не надо принимать тяжёлые решения. Туда, где будем только мы вдвоём. Я шагнула к Артёму, на ходу стаскивая футболку. Прижалась крепче, нетерпеливыми руками расстегивая его джинсы, и увлекла в спальню.

Моя задумка удалась. Я смотрела на расслабленное лицо Артёма, улыбку, блуждающую по его губам, и чувствовала тепло в груди. Теперь я могла попробовать достучаться до него. Вот только как начать? Ответ пришёл сразу.

– Артём я хочу тебе кое-что сказать… я люблю тебя, и поэтому должна предложить – отдай им типографию. Пойми, надо уметь отступать! Что бы ни случилось, твоя голова и твои способности останутся при тебе. Ты молодой, сильный, умный, а значит, сможешь построить новый бизнес. Ещё более успешный – это и будет твоя победа! Я останусь рядом и помогу. Разве ты не видишь, нам не выстоять против них. Не собираешься же ты умереть за типографию? А до такого вполне может дойти.

Пару минут Колесников молчал, не глядя на меня, потом поднял глаза.

– Саш, спасибо! Поверь, я оценил. Не думай, я, как и раньше, трезво смотрю на вещи и не собираюсь закрывать грудью амбразуру. Но пока не использую все возможности, я не отступлю. А этого ещё не произошло.

Я прижалась к Артёму и уткнулась носом ему в шею. Его руки легко скользили по моей спине. Немного согревшись у него на груди, я отодвинулась и побормотала.

– Что ж, тогда есть один шанс. Я тут полистала деловой журнал. Там была статья о похожем случае – бизнесмен успел переписать свою фирму на другое лицо.

– Да, я думал о таком способе. Но это не поможет вернуть долг.

– Зато они поймут, что типографию так не получить, и отзовут свой дурацкий иск. Никто не захочет тратить деньги на судебные издержки по заведомо проигрышному делу. Тогда банк примет твой залог. Конечно, Трунов придумает что-нибудь ещё. Но ты сам говорил: будем решать проблемы по мере их появления.

– Звучит интересно. Хорошо, я подумаю над этим.

– Здесь самый сложный вопрос – на кого всё переписать. Есть у тебя надёжный друг? Человек, которому ты полностью доверяешь?

Артём нахмурился, помолчал немного, потом хмыкнул.

– А знаешь, оказывается, это непростой вопрос. Я даже не подозревал. И всё же уверен, что найду такого. А пока пусть всё идёт к черту! – он притянул меня к себе и скинул на пол одеяло.

Глава 23

Через пару дней я позвонила Виктору Андреевичу, чтобы узнать о состоянии его здоровья и «вспомнить» про забытый шарф. Но мужчина так искренне обрадовался, услышав мой голос, что использовать предлог не пришлось. Мы и так договорились, что в ближайшее время я заеду его проведать.

Нескольких посещений мне хватило, чтобы изучить основные черты характера Виктора Андреевича и продумать стратегию своего поведения. Как оказалось, мужчине не очень нравилось, когда о нём проявляют явную заботу. Возможно, потому что заставляло ощущать себя немощным и старым. Во всяком случае, он деликатно, но твёрдо пресёк мои попытки привезти продукты или помочь с уборкой квартиры.

Зато я легко нащупала качество, которое могла использовать в собственных целях. Виктору Андреевичу очень хотелось чувствовать себя нужным, заботиться о ком-то самому. А вынужденное одиночество полностью лишало его возможности проявить это качество. Тогда я и решила рассказать часть правды о своей жизни.

Выбрав удачное время, призналась, что не так давно в результате случайной аварии лишилась семьи. Платонов должен был видеть, как я мужественно пытаюсь примириться с потерей, но иногда впадаю в депрессию и тоску. Мне даже не пришлось вспоминать прошлые чувства, все эти годы они ни на минуту не покидали меня. Наоборот – полностью слились с плотью и кровью, став моей неотъемлемой частью.

Виктор Андреевич принялся меня опекать, всё больше и больше входя в эту роль. Я появлялась у него примерно раз в неделю и постепенно стала замечать, что с каждой встречей он всё тщательнее готовился к моему приезду. Покупал сладости, что я похвалила в прошлый раз, готовил блюда, которые мне нравятся, украшал старую скатерть скромными букетами полевых цветов.

Это казалось странным, но я чувствовала себя с ним вполне комфортно. Мы были так не похожи – разные люди, разные судьбы, разные интересы – вообще ничего общего. Но при этом у нас получалось легко общаться. И даже его деликатные попытки подбодрить меня, вселить надежду на будущее не вызывали отторжения.

Как-то поймав себя на том, что искренне смеюсь над очередным рассказом Виктора Андреевича, я насторожилась. Чего точно не собиралась делать – это привязываться к нему! Пора переходить к главному, мы уже вели достаточно откровенные разговоры. Конечно, с моей стороны это была контролируемая «откровенность», но мой собеседник о подобном не догадывался.

С каждым разом я постепенно выдавала всё больше подробностей об аварии, лишившей меня семьи. Естественно, не копировала дословно реальную историю, но использовала похожие факты, чтобы вызвать у Платонова нужные ассоциации и натолкнуть на воспоминания. Я изображала сильные переживания из-за того, что виновный в столкновении водитель так и не предстал перед судом.

– Ведь сразу после аварии он полностью признал свою вину! – с горечью делилась я. – И только потом отказался от показаний. Стал твердить о стрессе, под воздействием которого себя оговорил. А свидетели только запутывают дело – утверждают прямо противоположное. Не понимаю, зачем люди говорят то, чего не было на самом деле? Кто-то же из них врёт, раз их показания противоречат друг другу? А полиция – ей-то что надо? По-моему, всё ясно – сидел человек за рулём и не справился с управлением. А они тянут и тянут!

День за днём я рассуждала подобным образом, мучилась, страдала. Задавала риторические вопросы и придумывала разные версии. И однажды Виктор Андреевич не выдержал. Чтобы успокоить меня и показать, какой запутанной может быть простая на первый взгляд ситуация, решил поделиться прошлым опытом. Наконец-то я дождалась!

Сначала Платонов изъяснялся туманно, полунамёками. Но поскольку я проявила активный интерес к похожей ситуации, постепенно разговорился. И по прежнему не называя фамилий, уже откровенно и подробно пересказывал давние события, не скрывая своей роли в них. А я слушала и запоминала каждую мелочь.

– Вот ты, Танечка, свидетелей ругаешь. А тогда тоже так получилось – наши показания не совпадали. Конечно, я мог бы промолчать, если б знал… Я-то думал, что Коле помогаю, спасаю от незаслуженных обвинений. Видел же его в тот день на заправке, вот и сказал правду. А он вдруг попросил меня отказаться от своих слов. Я ему: «Как же так? Что ж ты делаешь? Судьбу свою собственноручно под откос спускаешь!» А он мне отвечает: «Пойми, Витя, не всё так просто. Иногда приходится идти на компромисс, чтобы чего-нибудь добиться в этой жизни. Иначе не получается».

– То есть, ваш друг себя оговорил? Но зачем? Или, вернее, за что?

– Думаю, причина всё же была в деньгах, точнее, в жилплощади. Очень они тяжело жили: бабушка лежачая, сын с невесткой и ребёнком и Коля с женой. И вся эта орава в малогабаритной двушке. Хотя всю правду я до сих пор не знаю, несмотря на то, что пытал его тогда и так, и эдак. Но Колька твердил, что сам мало что понимает и просто выполняет просьбу человека, которому не может отказать.

– Значит, за рулём всё-таки сидел не он. А вы в этом абсолютно уверены?

– Конечно! Своим глазам я пока доверяю. Да и не один я видел его на той заправке, были ещё свидетели. Только они помалкивали. Вернее, врали.

– Как это? Кому врали и о чём?

– Разнорабочим на заправке работал один пьянчужка. Ну, когда из запоев выходил, тогда и работал. Я его немного знал, денег время от времени подкидывал. Не сложилась у человека судьба – жена ушла, из квартиры в коммуналку его выселила. Он, конечно, непутёвый был, но не злой и услужливый. Так вот, после аварии я несколько раз натыкался в газетах на заметки об алиби Колькиного шефа. И вот этот самый пьянчужка как-то проболтался мне – это он газетчикам рассказал, что видел шефа в тот день в машине на заправке. А они его в своих статьях неизвестным источником обозвали. Небось стыдно было писать, от кого свои сведения получили.

– Так этот человек врал или правду говорил?

– Да какую там правду! Выдумал всё, конечно. Мы с ним даже поругались из-за этого. Я-то знал, что в день аварии он работал и Колькину машину обслуживал. Ну и предложил вместе со мной в полицию пойти и рассказать. Он идти наотрез отказался и заявил, что шофёр никому не интересен. А вот за слова о том, что в машине сидел Колькин шеф, журналисты ему уже неплохо заплатили. Плюнул я тогда от злости и сам в полицию пошёл. А пьянчужку этого жизнь вскоре наказала – спился он совсем и умер, вот так-то.

– Так кто же, по-вашему, настоящий виновник аварии?

– Начальник Коли, наверняка. И тогда мало кто в этом сомневался. Во всех газетах почти прямо его обвиняли.

– А не мог кто-нибудь другой вести машину? Ну, родственник начальника, например, сын или жена?

– Не мог! Это я точно знаю, от самого Коли. Как раз в тот злополучный день мальчишка в больницу попал с тяжёлыми травмами – несчастный случай у них дома произошёл. Их с матерью скорая увезла. Вот, скорее всего, туда и нёсся Колькин шеф так, что никого вокруг не замечал.

– Да, звучит правдоподобно… – это была новая и очень важная для меня информация. – Значит, говорите, дело закрыли? А со своим другом вы ещё общаетесь?

– Нет, дочка, наши пути давно разошлись. Хоть дело и развалилось, но Кольку долго журналисты преследовали. Помню, прямо тут, в нашем дворе дежурили. Не выдержал он и уехал. Сначала в другой город, а потом за границу. Сын его со временем туда перебрался и отца с матерью перетащил. Он мне даже как-то открытку прислал. Вон, в секретере лежит, всё никак не выкину, – кивнул Виктор Андреевич в сторону старенького лакированного шкафа.

Рассказывал Платонов ещё долго, но ничего интересного я больше не узнала. Что ж, моя задача выполнена, теперь надо было осторожно сводить отношения с Виктором Андреевичем на нет. Тем более, через пару недель он ждал в гости сына и внучку и вовсю строил планы о нашем знакомстве. Мне это было совершенно ни к чему. Чтобы немного приглушить его пыл, я сообщила, что скоро уезжаю в длительную командировку.

Оставалось сделать лишь одно. Под благовидным предлогом я ненадолго выпроводила из квартиры Виктора Андреевича и тщательно перерыла секретер. Нашла открытку из Германии, подписанную Коршуновым Николаем Павловичем, сфотографировала её и аккуратно вернула на место.

Теперь я знала адрес главного свидетеля, вернее, главного подозреваемого, только что с ним делать, не представляла. Этот человек уж точно не захочет со мной говорить и, скорее всего, сразу сдаст Колесникову.

Глава 24

В последнее время меня всё больше и больше занимал один вопрос. Пока Артём сосредоточился на юридических делах, я проехалась по библиотекам, плотно посидела в интернете, и в результате возникла тема, которую мне требовалось срочно с ним обсудить. Пару дней я колебалась и никак не могла решиться на сложный разговор. Но всё же пересилила себя.

– Артём, мне не даёт покоя эта незаконченная история с Эринией, то есть всё тот же вопрос мести. Я не согласна с твоими предположениями о корыстных мотивах шпиона и… прости, потратила некоторое время на изучение скандалов, связанных с тобой и твоей семьёй.

– Представляю, чего ты обо мне начиталась! – грустно рассмеялся Колесников. – Было время – я много чудил. В голове ветер, в крови гормоны, и никаких тормозов.

– На самом деле, ничего такого страшного не нашлось. Сплетен, конечно, выше крыши, но и только. Для серьёзной мести, по-моему, маловато. А вот у твоего отца была пара случаев с тяжёлыми последствиями. Я понимаю, как тебе это «приятно» слушать, но информацию я брала из открытых источников и проверить её достоверность могу только у тебя.

– Да ладно уж, не тяни. Переживу.

– Хорошо. Ещё раз прости, но твоему отцу приписывают, что свою карьеру он начал с афёр, приведших к разорению нескольких человек и даже к самоубийству одного из них.

– Да, всплывали пару раз похожие обвинения. Я на тот момент ещё не родился и ничего подтвердить или опровергнуть не могу, а отец не считал нужным это комментировать, – усмехнулся Артём.

– Ладно, тогда второй случай. Это авария со смертельным исходом, в которой был замешан твой отец. И хотя по официальной версии за рулём сидел не он, почти все обвиняли именно его. В то время ты уже был подростком. Думаю, такая шумиха не могла пройти мимо тебя. Пожалуйста, если знаешь, расскажи, что случилось на самом деле?

Артём тяжело вздохнул, встал, походил по комнате и снова сел в кресло. Взглянул пристально и спросил:

– Что конкретно ты хочешь узнать?

Я выдержала его взгляд и не отступила:

– Вы вообще в семье говорили на эту тему?

– Один раз мы с отцом всё обсудили. Ты права, шумиху трудно было не заметить, даже несмотря на то, что меня долгое время не было в городе.

– А где ты был?

– За границей. Не очень весело такое вспоминать, но если вкратце: в тот день к нам в дом залезли воры. Отец был на работе, а я услышал крики матери и выбежал из своей комнаты в коридор второго этажа. Увидел, что какой-то заросший грязный мужик схватил мать за руки, и попытался вмешаться. В общем, мы боролись, и он скинул меня с лестницы. О дальнейшем я знаю только по рассказам. Мужик испугался и быстро сбежал. Мама вызвала скорую. У меня был перелом позвоночника и куча других травм. Слава богу, инвалидом я не остался, но лечиться пришлось долго. Сначала в столице, а уже потом на восстановление меня увезли за границу.

– Ужас! Какое счастье, что всё обошлось. Но почему о нападении на тебя в газетах не было ни слова?

– Отец за этим очень строго следил. Так что сама понимаешь, в тот момент об аварии я не подозревал, потому что большую часть времени проводил под обезболивающими. А когда начал понемногу двигаться, чтобы не сдохнуть от тоски в разных клиниках, читал всё подряд: книги, газеты, журналы. Тогда я обо всём и узнал. Начитался кучу статей и не смог заставить себя посмотреть отцу в глаза, когда он в очередной раз пришёл меня навестить. Папа всё понял и сам предложил поговорить. Сказал, что я могу задавать любые вопросы.

Артём замолчал и уставился в пол, я немного подождала, потом позвала:

– Так что ты выяснил? Он сообщил, кто управлял машиной?

– Да, его шофёр.

– И ты поверил? Думаешь, простого шофёра кто-нибудь стал бы так выгораживать? Закрывать уголовные дела?

– На самом деле отец считал, что тоже виноват. Потому что приказал водителю гнать со всей силы, когда узнал о том, что со мной случилось. И потом, он действительно редко сам садился за руль. Так что у меня не было повода сомневаться в его словах.

– И в том, что в аварии виноват погибший водитель, тоже?

Артём отвёл глаза и покачал головой:

– Чего ты от меня хочешь? Пойми, я был ребёнком. Передо мной сидел мой отец. Он не утверждал, что его шофёр не виноват. Говорил – суд во всём разберётся. Обещал, что примет любое его решение. Собирался помочь семье пострадавших.

– И помог?

– Не знаю, извини, я не проверял. Я тогда заново учился ходить, моя жизнь на какое-то время полностью изменилась. Пришлось на год перейти на домашнее обучение. Я сильно переживал, что так и буду хромать. В общем…

– Понятно! Я, правда, понимаю, не думай. Если бы передо мной сидел мой отец, я бы тоже поверила. И кстати, всё могло быть так, как он говорил. Вопрос в другом – в том, во что поверила вторая сторона.

– Ты о пострадавших в аварии?

– Да.

– Там, насколько я помню, выжил один ребёнок.

– Сейчас этот ребёнок уже достаточно взрослый.

– Ну знаешь, это звучит, как рассказы Агаты Кристи. Я такого представить не могу.

– А я вполне могу. Вот только, что с этим делать, не знаю.

– Хорошо, попрошу ребят поднять ту старую историю и выяснить, что случилось с ребёнком.

– Попробуй.

Артём кивнул, сел рядом, взял меня за руки и загадочно продолжил: – А теперь я хочу обсудить с тобой кое-что. У меня есть три просьбы, точнее, три предложения, и все они связаны друг с другом. Первое: я собираюсь переписать типографию на тебя. Второе: после этого тебе придётся на время уехать за границу. И третье, самое главное: когда весь этот бардак закончится, ты выйдешь за меня замуж?

На минуту я потеряла дар речи. Только хлопала глазами, изумлённо глядя на него. А потом сдавленно прошептала:

– Зачем мне уезжать?

Колесников громко рассмеялся.

– Наверное, надо было тебя как-то подготовить. Ты сейчас такая забавная. Это самое важное, что тебя интересует?

– Нет, но… – мой голос дрогнул, пришлось несколько раз откашляться. – Я просто не знаю, что сказать… Как-то, и правда, неожиданно!

– Тогда ответь сначала на последний вопрос. Ты выйдешь за меня?

– Конечно! Но в таком случае бессмысленно переписывать типографию на меня.

– Поэтому я и сказал: поженимся, когда всё закончится. Думаю, больше полугода ждать не придётся.

– Ты уверен, что хочешь оформить своё детище на меня? Наверняка у тебя полно других кандидатур, получше.

– Получше я не нашёл, – ответил он и чмокнул меня в нос.

– Так зачем мне всё-таки уезжать?

– Ну сама подумай. Ты же станешь для Трунова просто лакомым кусочком. Оставаться здесь будет слишком опасно. Я отправлю тебя под охраной в какое-нибудь надёжное место, а сам пока разберусь здесь со всем остальным.

То, что он предлагал, звучало вполне разумно, но совершенно мне не подходило. Я не собиралась оставлять Артёма одного и озвучила своё мнение:

– Что ж, я согласна с первым и последним предложением, но совершенно не согласна со вторым. И не уговаривай меня, я не изменю решения. Или выбирай другую кандидатуру.