banner banner banner
Исповедь особенной мамы. А я до сих пор жива. Автостоп на два моря
Исповедь особенной мамы. А я до сих пор жива. Автостоп на два моря
Оценить:
Рейтинг: 5

Полная версия:

Исповедь особенной мамы. А я до сих пор жива. Автостоп на два моря

скачать книгу бесплатно


Краем глаза замечаю: к остановке автобуса приближаются Жанна, Родион и Вика. Родиона обратно в Степной привёз названный брат Илья, который со своей семьёй приехал на отдых к маме Жанне. Делаю вид, что занимаюсь телефоном. Сама не выпускаю их троицу из вида. Штирлиц и разведчик Кузнецов в одном «флаконе». Отворачиваюсь от Жанны-Вики-Родиона, по мере их приближения к автобусной остановке. Народ здесь уже тусуется. Человек пятнадцать стоят, сидят, ждут. А то и больше. Жанна прошла мимо. Дети тоже. Обошлось без эксцессов.

Рано обрадовалась. Рано.

– Ирина, я тебе ПРИКАЗАЛА уехать! Ты не поняла? Уезжай! – Жанна приближалась ко мне.

Я отступила:

– Не подходи. Я тебя не знаю.

Я не лгала. Эту Жанну я не знала. Злость исказила её лицо.

– Уезжай! По-хорошему уезжай! Или ты хочешь по-плохому? – она почти визжала.

Я перешла на другую сторону и встала напротив остановочного комплекса. Спектакль начался. Зрители сосредоточились.

Моя ладонь в виде «стопа» неожиданно её остановила:

– Не подходи. Я тебя боюсь. Тебе надо к психиатру обратиться.

Гримаса ненависти исказила красивое лицо блондинки.

Она замахнулась на меня своей немаленькой сумкой:

– Я сейчас тебе дам психиатра. Я сейчас в полицию буду звонить. Они тебя вышлют из края! Ты этого хочешь?

Мой ответ:

– Я хочу, чтобы ты оставила меня в покое, – ей не понравился.

Она резко достала телефон из сумки и лихорадочно начала тыкать в него пальцем. Потом её громкий разговор перешёл в тихий крик. Вероятно, звонила в полицию. Базарная баба пёрла из всех молекул её тела. Родион и Вика, молча, наблюдали. Сцена гадкая. Жаннин авторитет у односельчан окончательно рушился. Умная и даже мудрая ранее Жанна превратилась в отвратительную склочницу. Неужели она этого не понимает? Неужели не видит? Тут и автобус подошёл. Мы зашли в разные двери. Плюс. Я выдохнула.

Причин её ненависти ко мне так и не поняла до сих пор. Ей, скорее всего, и на самом деле требовалось лечение. Побои мужа бесследно не прошли. Только такой вывод напрашивался. Но почему я её спровоцировала на такие приступы необоснованного гнева? Не скажу, что меня это сильно оскорбило. Если она – больна. Но и не расстроило. Это её жизнь. Теперь только её. Пусть выкарабкивается сама. Если сможет. На душе гадко: будто облили помоями.

Море смыло весь негатив. Пять часов плавания в солёной воде с медузами и «жарения» тела на солнышке восстановили меня.

Продолжать писать книгу всё ещё не хотелось. Приходила в себя. Жарила пирожки. Варила компоты. Ходила в магазин за продуктами. Килограммами поглощала свои любимые помидоры. Дыни, которые покупала на рынке, были похожи на «дедушки Петины». Такие же ароматные и такие же сочные.

Картинки из детства моментально всплывали, как только начинала резать этот божественный плод. Огромное солнце слепит глаза. Дед Пётр сидит на крылечке летней кухни. На Кубани это отдельная постройка. Правой культёй он держит половину дыни невероятных размеров. Жёлтое чудо с нашей бахчи. Руку до локтя дед потерял на войне. Левой он ловко отрезает огромный ломоть и подаёт мне. В мои три года этот ломоть, как корабль. Его надо ещё и как-то удержать. После того, как « корабль» плотно пришвартовался на моих коленках, вгрызаюсь в эту запредельную по вкусу мякоть. Сок течёт не только по моим щекам и рукам. Он течёт везде. Платье намокло от сока. Пчёлы, почуяв зазывной одурманивающий запах дыни, слетаются ко мне. Закрываю глаза. Страшно! Помню жалящиеся укусы этих собирателей мёда. Но оторвать от дыни меня не может даже надвигающийся ужас. Дедушка рядом. Так надёжно с ним. Он не даст меня в обиду. Это же его пчёлы. Он с ними договориться. Я знаю. Милые видения детства – моё спасение.

Ночные переписки с Дарой. Я её огорошила ещё одним поступком Жанны. На автобусной остановке. Обсудили тему. И пришли к тому, что психика у Жанны «поехала». Обе так решили. Дара предложила мне уехать из Степного, чтобы поберечь мою экс-подругу и самой не нарываться на конфликты с ней, тратя свои нервы. В любом случае, мы живём в одном небольшом селе, где все и всё рядом. Логично. Одно мне было непонятно: с какой стати я должна беречь Жанну? Теперь она мне – никто! Ради кого я должна уезжать от моря? Хотела лето провести на море? Так и будет. Не сдвинусь с этого места. В этом наши взгляды разошлись. Дара обозвала меня жестокой. Не думаю. Каждый будет жить своей жизнью. Жанна своей. Я своей. Пересечения моя бывшая подруга порвала, отрезала, отсекла и прочие «ла». Прошедшее время. У меня есть будущее. Моё.

После уроков Стамбула не позволяла себе «долгострадания». Пара, тройка дней. Не больше. Нет времени заниматься копанием. Даже в себе. Есть цель, и я к ней иду. Мне надо жить счастливо. Так и живу. Так хотел мой Митяша. Уже два года не перестаю удивляться себе. Я изменилась. Стала жёстче, но и терпимее. Меня сложно «взорвать», как раньше. Здоровый цинизм. Вероятно, так.

4 августа – день рождения МАХ и день нашей с ним свадьбы. Отправила ему одно поздравление. С днём рождения. Попыталась связаться с ним по скайпу. Поговори со мной, МАХ. Увы, мой муж молчал, как русский партизан. Конечно, жестоко с моей стороны так неосмотрительно влюбиться в другого мужчину. Но сожалений нет.

А Серенький не звонил. Неужели так сложно понять, как мне сейчас нужна его поддержка? Его слова. Его неловкие шутки. Его голос.

Как мило он произносит:

– Ириска-шоколадка, а вот и я.

Мне очень и очень нужно всё это! Много, сразу и именно сейчас. Серенький, почему не звонишь? Ты же любишь. Меня любишь. Я это видела. Я это знаю. Или уже не знаю? Голова кругом от всех гаданий-ожиданий.

5 августа Сергей позвонил. Только через четыре дня. Какая-то фатальность с этой цифрой.

Я слушала его бодрый голос:

– Не потеряла меня? Уже живой. Почти здоровый. Я тут решил оторваться. Проблемы накопились, и я махнул на всё рукой. Ну, и загулял с друзьями. Мой праздник. В фонтанах не купался. Но отдохнули хорошо»!

Меня прорвало:

– А я? Ты обо мне подумал? Как мне здесь в ожидании? Это у тебя проблемы? А у меня их просто нет! Так что ли?

Разрыдалась в трубку. Сама не поняла. Накопившееся за время ожидания его звонка вырвалось наружу.

Ушат воды на мою истерику:

– А ты что от меня ждала, что я тебе скажу: «Ириша, приезжай ко мне и живи»?

«Отрезвела» моментально:

– К тебе никто и не собирался.

Его короткое:

– Я перезвоню потом, – вогнало меня в ступор.

Так и осталась сидеть на маленькой завалинке дома, где обожала разговаривать по телефону с моим любимым Серёжкой Сморыгиным. Бог мой! Это что было? С кем я разговаривала? Это не мой Серёжка. Не мой любимый. Так нельзя с любимой женщиной. Он бросил меня одну. Но это же невозможно после всего, что у нас было. «Раздрай» внутри меня грыз и кусал мои сомнения и малюсенькие надежды. Не многовато ли для меня? Второй под дых меньше, чем за неделю. Испытания на прочность продолжались. Меня «ломали» со всех сторон. Зачем опять? Я так была счастлива! Была. Опять в прошедшем времени. К чему меня готовят?

Понимаю умом: всё пройдёт. Придёт в свой знаменатель. Жизнь продолжается. И я буду жить дальше. Но не сейчас. Сейчас мне горько.

Моя «окаменелость» прошла через пару часов. Взятые на себя обязательства не позволяли «распускаться». Я про душу. Тётя Лена рядом. Вернулась в себя обратно.

Елена Никитична периодически «пугала» своими выходками: то спрятала все мои тетради со стихами за пять лет, то кому-то скормила приготовленную мной на ужин курицу, то вылила мой шампунь в унитаз, то спрятала свои вещи так, что найти уже не было никакой возможности. Она ничего не помнила. Совсем. Оказалось, что это норма для таких больных. Свои тетради нашла. Всё остальное – мелочи. Вариант спасения моих вещей от её покушений нашёлся. Один из шкафов с ключом и стал моим сейфом. Правда, пришлось пережить небольшой скандальчик по поводу: кто хозяйка в доме и вызвать на помощь её сына и невестку. Ещё не очень понимала, как с этим справляться. Только училась. Напряжение, конечно было. Валерьянку пили обе. Однажды пришлось вызывать «скорую». Давление у моей подопечной так запрыгнуло, что я перепугалась не на шутку. Всё обошлось. Уколы ставить умею. Пришлось научиться, когда Митяшка «схватил» бронхит. В больницу его не отдала. Малышу было всего четыре месяца, а я всегда – «сумасшедшая мама». Так было, так есть и так будет.

Коллекционировать приятные мелочи своей жизни научилась со временем. При любых обстоятельствах. Так было и в этот раз. Красивейшие закаты, от нежных и ярких красок которых я застывала в немом восторге. Ярчайшие звёзды в недосягаемой высоте глубочайшего ультрамарина, от которых кружилась запрокинутая голова. Прогулки ёжика тихими вечерами под пение цикад, от которых каждый раз умилялась. А мой вечерний «душ»! Два ведра воды на травке под палящим целый день солнцем. Стоя под роскошным августовским ночным небом, обливая себя из ковшика почти горячей водой, я испытывала невообразимые эмоции. Мгновение, постой! Не смотря ни на что, хотелось жить. Я люблю жизнь, как и мой старший её любил. Теперь я умею жить, как Дмитрий. Он ценил каждое мгновение и умел наслаждаться всем. Фиксировала происходившие со мной перемены не сразу.

Странные ощущения были от того, что мой старший сын, мой Митяша, мой Димуля, мой Дмитрий являлся сейчас моим учителем.

Как говорят: Бог любит троицу. Две гадости произошли. Третья случилась незамедлительно. Через неделю. Раз в месяц из пенсионного фонда мне на карточку Сбербанка перечисляют средства, которые, по мнению великого российского государства, должны обеспечить моё житьё– бытьё на «заслуженном отдыхе». Деньги в казну я приносила приличные, когда вела свой бизнес. Лучше бы складывала их в «чулок», как делали и делают сейчас многие бизнесмены. Поздновато поняла. Хочется как-то по честному. Но это игра в одни ворота. «Государство» не ценит твою принципиальность. Страна непуганых дураков. Моя страна. И я была одна из них. Из дураков. Признаю.

Сложно назвать те «копейки», которые мне от щедрот своих выделило государство, даже рублями в нынешней России. Это, как говорят, «слёзы». Сумма в совокупности еле дотягивает до прожиточного минимума в России. С февраля месяца этого года половина этих «слёз» уходит очень «потерпевшей» мошеннице Шамсетдиновой С.А. «Праведное государство» Россия всегда на стороне тех, кто имеет связи и может дать на «лапу». Я к таковым не отношусь, а потому и «получи фашист гранату» в виде «неподкупных» судей и «справедливого» решения суда в пользу «имеющих и умеющих» мошенников. Не ново, но тем не мене, всё также гадко. Моя карточка находилась у моей подруги Светики. Мне эти «слёзы» в Канаде были ни к чему. МАХ обеспечивал наш быт и мои потребности. Я тоже зарабатывала свои канадские доллары. Они лежали на моей канадской карточке. А российскими «слезами» Светика оплачивала коммунальные расходы по моей квартире на Урале. Других доходов в рублях у меня не было. В этом году половина от российской подачки покрывала ровно половину «коммуналки» по квартире. Наступило 14 число. Я ни сном, ни духом. Звонит Светика. Слышу, что в панике.

– Светика, что случилось? – задала вопрос.

А тревога уже запустила щупальца в мою душу.

– У тебя на карточке минус двести тысяч рублей, – ответствовала подруга.

О-о! Приплыли. Слава Богу! Это только деньги. Бумажки. Только и без них никак. Кто мог такое сотворить? Приставы? Вероятно, что так. Беспредел в этих органах часто достигал своего апогея. По сути, сейчас эти «законники» лишили меня средств к существованию. По их постановлению половина моих «слёз» сразу из пенсионного фонда уходит Шамсетдиновой. Другую половину, которая приходит мне на карточку, по закону никто не имеет право забирать. Я – россиянка. Незащищённый слой населения уже три года. Только кому это интересно, кроме меня и моих очень близких друзей? Российскому государству, точно, глубоко «тьфу»! И в этот раз всё подтвердилось. В России геноцид против своего же народа. Правители жируют. Народ нищает. Ужасаюсь постоянно.

Звоню своему адвокату Олегу Юрьевичу. Рассказываю ситуацию. Он и сам в шоке от моей новости. Попросила его навестить приставов, которые так лихо «исполняют» закон. Он обещался. Буду ждать.

Середина августа. Наличными у меня семьсот долларов. Американских, конечно. Канадскую карточку заблокировали. Не поняла почему. Но здесь всё сложнее. МАХ молчит. Без него вопрос с этой карточкой не решить. Это он открывал мне счёт, поэтому даже пытаться не буду. Тонкостей не знаю. Я полностью доверяла своему мужу.

Денежная проблема меня несколько озадачила. Как-то рассчитывала на заслуженные российские рубли. Пока живу в России. Не получалось совсем. «Хулиганы» лишили меня моих кровных. Придётся разбираться.

Моё внутренне состояние требовало «сброса» информации. Скинула сообщения всем, кому посчитала нужным. Поделиться неприятностью. Требовалась поддержка. Словесная.

И своей единственной сестрёнке Маше тоже. Её реакция поразила. Она отшутилась. Ещё одна проверочка на … Не знаю, как определить термин. Когда Маше было тяжко, я ей помогала. И материально тоже.

Её ответ на мои слова:

– Маша, я думала, что ты – моя сестра. И ждала от тебя хотя бы других слов, – был предельно понятным.

Он прозвучал, как определение нашему родству:

– А чем я тебе могу помочь?

Всё! Для меня всё. Выводы сделала.

Как так? Наталья, у которой я гостила в Башкирии, по сути, чужой мне человек узнав о моей проблеме, сразу предложила помощь:

– Много не смогу, но немножко на житьё тебе вышлю. Отдашь, когда сможешь.

Я была поражена. Конечно, поблагодарила, но отказалась. Если уж сильно припечёт безвыходность. Не люблю брать в долг.

25 августа у Юры Гуськова будет юбилей. За неделю до праздника к ним в гости приехала младшая сестра Тани Людмила со своей подругой Мариной и её маленькой дочкой. Они прибыли с Урала. Из Милана прилетела старшая сестра Тани и Людмилы – Светлана. Мама Юры с его сёстрами жили на другом конце Степного. Поразительная сплочённость этой семьи меня восхищала. Как и любовь Юры к его маме. Сын – взрослый мужчина относился к своей маме, как к божеству: «Мамулька, мамочка… Единственная. Любимая женщина». С такой теплотой и нежностью в голосе произносил он эти слова. Точно, мой Дима. Бонусы, бонусы, бонусы.

Знала и о неправильном Юре. По рассказам Тани и его самого. До тридцати трёх лет он пил, гулял и дрался. Татьяна частенько ходила с синяками. Терпела ради детей. И ради сохранения cемьи. Теперь, видя, как он ласково называет свою супругу «зайкой, котиком» и прочими милыми словечками, трудно себе представить бушующего отца семейства. С сыновьями у него тоже и лад, и мир. Сыны папу уважают. И любят, конечно. Всё взаимно. Всегда знала, что многое зависит от желания и упорства человека, который делает выбор между «хорошо» и «плохо». Юра сделал свой выбор в сторону « хочу жить правильно». Выиграли все. В первую очередь, он сам. Двадцать два года праведной жизни. Дети не помнят отца в «омуте». Жена помнит. Обида у неё осталась. Иногда «гложет». Я её понимаю. И даже очень. Примеров «неправедной» жизни я знаю приличное количество. Даже у моей самой-самой подруги муж…

В общем, её «Лежик» меня опасается и где-то даже боится. Я его совершенно не уважаю. Коронная фраза этого образчика, способного самоутвердиться только путём унижения своей жены:

– Дайте мне напиться, и я завяжу, – приводит меня в бешенство.

Так продолжается больше тридцати лет. Слабак. Но это выбор моей подруги.

Меня раздражают мужчины, которые ищут повод или предлог для оправдания своего «животного» поведения.

Их сакраментальная фраза:

– У меня такая тяжёлая жизнь.

У кого тяжёлая жизнь? У мужчины, который пьёт? И не может остановиться? Это вы мне будете рассказывать, что такое тяжёлая жизнь? Даже не начинайте. «Порублю в капусту». В мелкую. Умею с блеском.

Мой любимый Серёжка Сморыгин не звонил.

Его:

– Потом перезвоню, – затянулось.

Дни превратились в целую неделю, потом в другую. Скучала и ждала. Сама не звонила. Недоумение имело место быть.

Я про его слова в нашем последнем телефонном разговоре.

– А ты что от меня ждала, что я тебе скажу: Ириша, приезжай ко мне и живи?

Вообще – то, любящий мужчина так и должен был сказать своей любимой женщине: -

– Приезжай и живи.

Вывод напрашивался неутешительный. Я – не любимая женщина. И Сергей не любящий мужчина. Такое заключение сделал мой ум. Моё сердце не хотело верить уму. Надежда ещё жила. Её невозможно «убить» сразу. Мы – отличные адвокаты своей любви. Сожалеть об этом? Радоваться этому? Время стало судьёй. Как должно, так и будет. Отпускаю и эту ситуацию.

Твои слова – пощёчин громы.

Зачем меня так унижать?

Тебе не снять моей короны.

Я – не игрушка. Гордость. Стать.

Четыре дня. Четыре ночи.

Был рай. И снова я одна.

Нам счастье всё вокруг пророчит.

Но выбор твой. И кто судья?

А я скучаю. Знаешь, очень.

И вспоминаю трепет рук.

Чудесный день. Безумство ночи,

Где до небес наш сердца стук.

Ты не звонишь, меня обидев.

А я надеждами живу.

Здесь солнце, волны, чаек крики.

Я в море жар любви стужу.

Моя обретённая мудрая жестокость. В чём она заключалась? Не позволяла себе «болеть» любой проблемой больше двух дней. Регламент установился как-то сам собой. Времени жить остаётся не так много, чтобы «горевать» дни и ночи. У меня есть о ком лить слёзы. Мой старший сын. Мой Митяша. Мой Воин. Мой Пилигрим. Есть ради кого и ради чего жить. Мой младший сын. Мой Дениска. Мой перевёртыш, которого надо вернуть к жизни. К правильной жизни.

Татьяна пригласила к себе на посиделки. Для знакомства со своей младшей сестрой и её подругой. Старшая сестра прилетала из Италии днями позже. Гуськовы управлялись со своей «фермой» часам к восьми вечера. Всех животин надо накормить-напоить и спать загнать. Ближе к девяти часам и пришла. Захватила на всех мешок с мороженым. Продавщица в магазине недоумённо вздёрнула брови, когда назвала количество штук этого вкусного лакомства. Купила на всех по две штуки. Получилось почти двадцать. Гулять, так гулять. Вечера на Кубани были душными. Дождь обходил стороной посёлок Степной.