Печальная повесть про женскую грудь

В верхней части правой груди, ближе к центру грудной клетки, я нащупала уплотнение, сдвоенное, размером с два прикрепленных друг к другу грецких ореха.

Я выбросила журнал, села и стала внимательно осматривать и пальпировать грудь. Не показалось. Уплотнение. Как я раньше-то не замечала? Что это?

В голове всплыли воспоминания о болях в этой же груди двухлетней давности, и страшная мысль стала сразу доминантной: тогда, с болями, был первый звоночек. Его залечили, но причину болезни не искоренили. Болезнь затаилась и подспудно развивалась. И вот теперь она оформилась во вторую стадию – второй звонок. Возможно, что последний. Боль в груди два года назад трансформировалась в опухоль – большую, страшную, и абсолютно безболезненную. А это и есть самый главный признак того самого – самого страшного – РМЖ: не болит.

Последние дни августа были посвящены размышлениям по предстоящему развитию болезни. Сколько времени это будет длиться? Сколько я еще смогу работать и нормально выглядеть? Конечно, мыслей о лечении официальном, у меня не было. Мне предстояло в сентябре до первых денег поститься. О посещении врачей – про платные приемы я уже знала – не приходилось даже мечтать.

Наступил сентябрь, и «камнепад» усилился. Стало ясно, что заказчик диссертации не придет. Передумал. Следующий камень упал на меня на первом заседании кафедры. Заработков – дополнительных – в ближайшие 5 месяцев у меня не будет. Сменилось руководство вуза, произошел недобор студентов на коммерческие отделения, прикрыты некоторые другие проекты.

Во Владимире существовали сложившиеся социумы, в том числе и по нашей специальности. Заработки распределялись внутри этого социума по особым законам. Когда работы было полно, меня проверили на профпригодность, лояльность и дружелюбие, а потом допустили к распределению. И два года мне было жить сытно. Но как только ситуация ухудшилась, вспомнили, что я «чужая». Политика «каждой сестре по серьге» там не проводилась. При сокращении «пастбищ» в целом, их перекрой происходил по принципу – «сначала своим, потом чужакам». Перекрой осуществлялся по всему городу. Поэтому, потеряв возможность подрабатывать в стенах своего вуза, я потеряла еще два места – эти «пастбища» также пошли в компенсацию нормы заработка сначала «своим».

Такая политика характерна для маленьких провинциальных городов, и, наверное, она обосновывается житейской мудростью. А вот на московском заводе, когда был кризисный год, доходы распределяли по принципу «всем поровну». И в этом я увидела проявление демократичности и человечности.

Итак, стало ясно, что у меня в ближайшие полгода будет минимальная ставка – официальная зарплата, которой не хватит даже на аренду квартиры, и все. Ни на еду, ни на транспорт, ни на лечение – денег у меня нет.

Эти факты в совокупности с двумя грецкими орехами в правой груди, повергали меня в уныние. Однако я попыталась взять себя в руки и искать выход.

Я решила, что нет работы и денег, зато есть время. Я видела свое расписание – три пары в день 5 дней в неделю, в первой половине дня. Все остальное время я совершенно свободна.

Преподавательской работы на этот период не найти по вышеуказанным причинам, так нужно найти другую, временную работу, решила я.

И пошла искать. Искала-искала и нашла. Недалеко от моего дома находился большой, построенный еще в советские времена, ресторан «Море». И там требовался кухонный работник. График работы с 12 часов ночи до 6 утра. Зарплата неплохая, с учетом возможности там же поесть. Что осталось.

Я никогда раньше не работала в ресторанах, и мне было страшно. Но успокаивало то, что работа ночная, когда уже нет посетителей. Это гораздо легче, чем когда ресторан работает, решила я.

Конечно, внутренний голос все ставил под сомнение: ты же нездорова. Как же ты справишься с непривычной ночной работой, если у тебя будет ухудшаться ситуация с грудью? И при этом утром ты должна будешь читать лекции студентам!

Но я эти мысли откидывала. Моя любимая фраза была всегда наполеоновская – «надо ввязаться в бой, а дальше будет видно».

От принятого решения я успокоилась.

Однако на следующий день на мою голову упал еще один камень. Меня вызвал заведующий кафедрой и выдал мне целую речь:

«Я решил на будущее подстраховать тебя от спадов по заработку, и отправляю тебя на учебу. До обеда ты будешь проводить лекции и семинары, а с 14 до 18 часов, 5 дней в неделю, мы (руководство вуза) отправляем тебя в Областной институт повышения квалификации. Уже оплачен серьезный полугодовой курс, как второе образование, по бухгалтерскому учету. После окончания этого курса я тебя пристрою работать по совместительству в одну из фирм, где являюсь соучредителем, а как наберешься опыта, начнешь читать курс по бухучету студентам – вечно у меня проблема по закрытию этих часов. Кстати, эта учебы зачтется тебе как повышение квалификации на ближайшие пять лет, и будет гарантией прохождения следующего конкурса (для продления трудового контракта)».

Мой заведующий кафедрой В. Н. был очень хорошим человеком. Я до слез была тронута его заботой о моем будущем. Про «Море» я ему ничего не сказала. И о том, что я не надеюсь прожить более полугода из-за предполагаемой страшной болезни, – тем более.

Мне стало ясно, что в ресторане я работать не смогу. Если там работать, то я не смогу до обеда 6 часов читать умные лекции студентам, а после обеда 4 часа изучать страшную новую науку. Да еще так тщательно, чтобы потом оправдать надежды на меня, по работе бухгалтером.

10 часов в день – напряженной умственной работы – мне были обеспечены. Только не было обеспечения материального по оплате жилья, транспорта и питания. Про лечение я даже не думала!

Но я стала думать дальше, что же предпринять. Как вариант, снять другое жилье, дешевое? Опять надо заплатить риэлтору и сделать предоплату за несколько месяцев. Нет возможности.

И тогда я решила обратиться к своим родственникам в этом городе, у которых была хорошая просторная квартира.

Бедная родственница

Я очень мучилась, решив это сделать. Изнутри меня грызла гордыня. Идти просить… Потом жить в чужом доме… На положении бедной родственницы. К тому же надо было сразу оговорить, что не буду платить деньги – я подготовила монолог, что проживание я отработаю уборкой, стиркой и приготовлением пищи.

Я очень мучилась: не хотела идти на поклон. И боялась отказа. Также я переживала, что в случае согласия, я заранее подставляю этих людей. Ведь если мой диагноз подтвердится, а болезнь будет прогрессировать, получится, что я изначально обманула людей и повесила свои проблемы на них.

Но я все же решила проситься к родне. Приняла решение, что попрошусь пожить у них до февраля. А если болезнь станет видна раньше, уйду. Молча. И таким образом, не подведу их доверие.

Мне даже не пришлось долго говорить и объяснять причины – родственники согласились меня приютить. И освободили мне целую комнату. Я переехала. И перевезла к ним свою оранжерею цветов, которую вырастила еще на квартире возле магазина «Тысяча мелочей». Мои цветы были настолько красивыми, что никто не возражал против них. И цветы были расставлены по всей квартире, а не только в комнате, которую мне дали для проживания.

Я была счастлива. Мне было где жить предстоящие полгода. Квартира была в центре, и до университета, и до института повышения квалификации, можно было ходить пешком, а значит, можно не тратиться на транспорт. Официальной зарплаты мне будет хватать на еду и лекарства. Все хорошо.

Мне было неплохо жить в этом доме – целых полгода. Да и домашней работы по стирке, уборке и готовке, по которой я обязалась вместо оплаты, было очень мало. Хозяева много работали, дома почти не питались. А так как их дети жили у родителей, то в выходные они уезжали их навестить, и я вообще бывала одна два дня.

Все это было бы даже отлично, если бы не мои «грецкие орехи» в груди. Пока я суетилась, устраивая свой быт, они резко увеличились в размере. И стали видны даже через свитер.

Я временно решила все свои житейские проблемы, и теперь предстояло что-то решать с болезнью.

Сейчас, когда все давно миновало, и я жива-здорова, не так страшно вспоминать то время, о котором я здесь пишу. Но в то время мне было очень и очень страшно. И я начала продумывать причины и образы своих страхов, чтобы было легче встречать свою судьбу. А я тогда не знала точно, какова она – выживу я и ли нет. И решила, если суждено скоро умереть, то нужно тщательно к этому подготовиться.

У меня была книга врача-гинеколога и психотерапевта (ЛВ). И в ней я увидела подходящую к моему состоянию и проблемам информацию.

ЛВ

Доступа к Интернету, как сейчас, в то время у меня не было, и мудрость и советы я черпала у людей и из книг. И я взяла книгу ЛВ за основу своих размышлений.

Я ни из кого не творю себе кумиров. И из ЛВ не творила. Просто другой книги не было. Я искала – не нашла. А тут все же врач, и мысли в ее книге мне были понятны.

И я стала читать эту книгу и конспектировать ее. И над каждой мыслью размышлять. А книга была большая – страниц 500. Было над чем подумать!

Я выписывала из этой книги более или менее понятный отрывок и думала. Например (это не цитаты, а произвольные куски текста в моем изложении, поэтому ссылку на источник я не даю – это относится ко всему тексту повести):

«Фиброаденоматоз молочной железы и рак. Граница между ними зыбкая и может исчезнуть в один миг. Сокрушает эту границу СТРАХ».

Страх. Я стала вспоминать свою жизнь, разные ее периоды. Какое слово говорила и какое чувство я испытывала чаще и сильнее всего? Оказывается, СТРАХ. Я всегда чего-то боялась: гнева, наказания, болезней, позора. А в последние годы – голода, потери работы, проблем у моего ребенка.

Я после этих размышлений пришла к выводу, что страх, как огромное темное существо – всегда со мной. Рядом. Так на какое счастье и удачу я рассчитывала, если меня всегда от них «защищал» СТРАХ? Страх – это недоверие Жизни, Судьбе. А если я им не доверяла, то как же я могла надеяться на их подарки?

Тогда я решила на бумаге написать точно по пунктам, чего я конкретно боюсь в текущий момент. Чтобы понять, как страх искоренять. А искоренив страх, писала доктор ЛВ, болезнь можно победить. И вот что у меня получилось:

1. Болезнь груди начнет прогрессировать, и через какое-то время я не смогу работать. А значит, не смогу платить за жилье. Я останусь на улице. Это главный страх – страх умирать на улице. На городской мусорной свалке, где живут все бомжи, где грязно и полно крыс.

2. Болезнь, которую я у себя подозреваю, сопряжена с болью. У меня нет денег, чтобы обратиться за медицинской помощью. И нет прописки, чтобы искать бесплатной помощи. Я боюсь боли, мучений и страданий.

3. Просто страшно умирать.

Теперь надо было по каждому пункту что-то предпринять, чтобы страх исчез. И вот что я придумала.

По первому страху. Я не буду умирать на улице. Я узнала, что в городе есть хоспис. И меня туда обязательно возьмут, потому что, хоть и левая, но у меня все же есть прописка в области. Поехать по месту жительства и требовать медицинской помощи я не могу, чтобы не подставлять подругу, которая меня не выписала из служебного жилья. Но попросить направление в хоспис – ни у кого не повернется язык отказать. Тем более, что это будет последняя просьба. Я позвонила подруге и уточнила, не слишком ли для нее накладно терпеть мою проблему с пропиской. Она ответила, чтобы я не беспокоилась: все нормально. Также я разузнала адрес, и сходила и посмотрела на хоспис издалека. Вполне прилично.

По второму страху. Мне обязательно будут делать уколы от боли. Не может быть, решила я, чтобы умирающего человека лишили обезболивающих препаратов. Я уточнила: такие средства выписываются бесплатно всем умирающим.

По третьему страху. Этот страх искоренить пока не представляется возможным.

Разобравшись с одним отрывком из книги ЛВ, я приступила к следующему:

«С болезнью – РМЖ – связаны СТРЕССЫ:

1. Женщина обвиняет в том, что ее не любят.

2. У женщины чувство вины, что ее не любят, потому что у нее есть недостатки.

Если эти стрессы проработать мысленно, продумать, простить и отпустить, то рак уйдет».

Я стала думать, как все это конкретизировать, продумать и изжить.

Я стала вспоминать свою жизнь, искать, где и когда у меня были подходящие под постулаты ЛВ примеры.

Конкретно и вслух я никого не обвиняла, что меня не любят. Но стрессы такие в течение жизни я точно испытывала. Более того, на тот момент времени я уже была абсолютно уверена, что меня не любит и не любил никто-никто на свете. Я даже не думала уже об этом, и не переживала. Я давно смирилась. Но если я заболела, как я поняла из текста книги, значит внутри меня, глубоко в подсознании, этот стресс все же «сидит». Его надо было вытащить на белый свет, продумать, проработать и отпустить. И я приступила к работе.

Я завела тетрадку. Вспоминала человека и писала его имя. Потом я мысленно прокручивала всю историю взаимоотношений с этим человеком, особенно «больные» моменты я отмечала в тетрадке. И после полной картины воспоминаний я начинала писать в тетрадке формулы:

«Я прощаю тебе, (имя), что ты меня не любил. Я больше не обвиняю тебя в этом. Ты свободный человек, и не любил меня просто потому, что наши отношения уже изжили себя, и мы больше не должны были идти вместе по жизненному пути, и должны были расстаться, и расстались».

Затем я писала: «Я отпускаю свой стресс по поводу взаимоотношений с (имя). Я больше не переживаю, что он меня не любил. Я прощаю сама себя, за то, что злилась, обижалась, держала зло и обвиняла человека в том, что он меня не любил».

И так я писала до тех пор, пока не исчезали отрицательные эмоции при конкретных воспоминаниях.

Работы такого плана у меня было полно. При воспоминаниях о своей жизни я поняла, что ситуаций, которые надо прорабатывать тщательно, болезненно и долго, как обрабатывают рану, у меня просто пруд пруди. И я не ленилась, трудилась. И что интересно, с каждым днем таких трудов, у меня становилось все легче и легче на душе.

Одновременно я прорабатывала стрессы, что у меня «чувство вины, что меня не любят, потому что у меня есть недостатки». Да, и это, оказывается, у меня было. Тяжелыми камнями висело оно на моей душе. Тщательной проработкой я скинула много булыжников, в том числе и 4 камня – самых свеженьких, повешенных на себя не так давно. Я вспомнила, что в течение двух лет, с 1997 по 1999, у меня было 4 очень похожих друг на друга эпизода. Явно, что это был жизненный урок. А поняла я это благодаря ЛВ.

Свежие булыжники

В моей жизни, и я уверена, что в жизни каждого человека, есть много встреч и расставаний, неслучившейся дружбы и любви. Вспоминая такие факты и эпизоды в своем прошлом, я искала наиболее болезненные, которые нанесли существенные раны душе и сердцу. Находила, прорабатывала, прописывала, прощала и отпускала. Все по рекомендациям ЛВ.

Однако нашлись четыре очень похожих эпизода, совсем недавних. И я решила, что именно им принадлежит решающая роль в формировании моей болезни. Воспоминания об этих «булыжниках» были очень болезненными и наиболее точно совпадали с ЛВ – формулой – «чувство вины за то, что меня не любят, потому что у меня есть недостатки».

Более ранние эпизоды жизни, когда кто-то проявил ко мне нелюбовь, или непонимание, или разлюбил, или не полюбил – были более простыми по составу. Я их назвала: «не нашли общий язык», «не смогли встретиться», «расстались». Это проработать было не так трудно. Но четыре «свежих булыжника» были по составу другими, более сложными. И нанесли больший урон психике.

Это происходило следующим образом.

На горизонте, в поле моего зрения, внезапно появлялся вполне достойный мужчина. Мой ум начинал анализировать внешние признаки, результаты наблюдений за объектом, и выдавал первичные решения: кандидат подходящий, достойный. Внутренним пониманием, шестым чувством, я начинала чувствовать, что аналогичные умственные процессы идут и в мозгу кандидата: он оценивает меня.

Но так как всегда достойных мужчин намного меньше достойных женщин, очень быстро выяснялось (на основе чувств, на уровне подсознания), что ум мужчины одновременно оценивает не меня одну. У мужчин всегда больший выбор, чем у женщин.

Далее я почему-то начинала чувствовать, как бы считывать, мысли этого мужчины. Он думал. Сравнивал несколько кандидатур, анализировал, проигрывал сценарии будущего с каждой из потенциальных партнерш. Мы еще не были в реальности дружны, и не было никаких отношений. Даже общения плотного не было. Но мысли я «считывала».

Мужчина думал, кого выбрать. Трудный выбор. И вот он его делал. И выбирал не меня. И так четыре раза в течение двух лет. Разные мужчины, разные обстоятельства, разные «соперницы». И каждый раз меня не выбирали.

Эти мужчины не были мне близки и дороги. Но их выбор не в мою пользу нанес большой урон моему самолюбию, женскому самоощущению. Почему? Теперь, стремясь найти способы избавиться от болезни, я была вынуждена вернуться к своим мыслям по этому поводу и все проанализировать.

У меня была неверная установка. После того, когда я понимала: выбрали не меня, я не делала правильный вывод. Например, что мы не созданы друг для друга, нам по судьбе не нужно быть вместе, нам не предназначено сыграть какую-то роль в жизни друг друга и т. п.

Я делала другой вывод: я недостойная. Я плохая. У меня много недостатков. Я мысленно составляла список достоинств «выигравшей» соперницы и убеждалась: у меня нет таких достоинств, какие есть у нее. Я не такая, и никогда такая хорошая, как она, не стану. Поэтому я недостойна любви, счастья, семьи.

А достоинств у соперниц было – бесконечный список. Красота, молодость, хороший характер, нормальный рост, красивое телосложение, материальное благополучие, женская хитрость и мудрость. Для меня все это было недостижимым.

И с каждым из четырех похожих эпизодов у меня усугублялся имевшийся с детства комплекс неполноценности.

Немудрено, что у меня возникли проблемы с грудью. Я была уверена, что как женщина, я не представляю никакой ценности.

Наличие большого количества более достойных соперниц способно спровоцировать РМЖ. Это я знала давно и без ЛВ. В молодости у меня была подруга, которая заболела РМЖ именно по этой причине. Подругу звали Ситора.

Ситора

Папа Ситоры, гиссарский таджик, был ученым с мировым именем. На одном из факультетов университета учились по его учебникам.

Ситора работала в пединституте на той же кафедре, что и я. Мы дружили, но так как она и наша общая подруга Анора, были значительно старше меня, то дружба наша носила не равный, а больше наставнический характер. С их, Ситоры и Аноры, стороны, по отношению ко мне. Оно и понятно, 12–14 лет разницы в возрасте – это немало.

Я Ситору вспоминаю всю свою жизнь. Много мудрых и неординарных мыслей услышала я от нее за время нашего общения. То, что рассказывала мне Ситора, впоследствии я использовала в своей жизни. И ни в каких умных книгах в будущем я такой информации не находила. И не слышала ни от каких других мудрых женщин. Жизнь подтвердила, что Ситора была очень знающим человеком в области взаимоотношений полов, психологии мужчины и женщины. Она имела доступ к очень хорошим книгам на эти темы и много размышляла над этими проблемами. Видимо, именно эти книги не встретились мне на моем жизненном пути.

Ситора была очень смуглой, среднего роста, стройной женщиной. Красавицей она не была. Но эта женщина настолько тщательно и профессионально ухаживала за собой, своей кожей, и внешностью в целом, что казалась несравненной красоткой.

Ситора учила меня мудрости, что главная красота женщины идет не от черт лица, сложной прически и дорогих украшений, а от выхоленной кожи, гладкой и нежной, как натуральный шелк. И вторым условием настоящей красоты, после ухоженности кожи, Ситора считала женственное поведение.

На Востоке вообще существовал культ женской красоты. Украшения, яркую одежду, макияж, совершенно невообразимый для российской, например, действительности – носили все женщины, даже независимо от уровня обеспеченности. Когда я уже жила в России, я заметила, что большинство женщин носит одежду невзрачных оттенков, почти не красят глаза, особенно в глубинке, и даже состоятельные женщины носят скромные золотые украшения. А если и собирались 10–12 российских женщин, то накрывался стол, ставилась бутылочка. Пели, судачили, сплетничали. И так несколько часов подряд. И расходились. Но если на Востоке собирались 10–12 женщин, то занятия несколько часов подряд были другими. Например, обычным делом было нажать сока Усьмы, и красить брови. Вытачивать памирский камень, и прокрашивать им корни ресниц. Расчесывать волосы и плести косы. Коллективно. Долго. При этом даже у небогатых женщин украшений было столько, сколько на елке в новогоднюю ночь. Восточная женщина тоже занималась трудом, и по дому, и на производстве. Но – в бусах, серьгах и браслетах. Крупных, ярких. И с накрашенными бровями и ресницами.

Культ красоты был характерен для всех нас. Но у Ситоры он был доведен до совершенства.

Кроме достижения выхоленной до невозможной степени кожи и выверенного женственного поведения, Ситора очень дорого и с большим вкусом одевалась. Ее костюмы, платья, сумочки и обувь и сейчас не выглядели бы плохо, даже на светских показах.

Шелковая кожа, красивая одежда и нежное женственное поведение имели еще одно, усиливающее их воздействие, условие – Ситора носила необыкновенной красоты золотые украшения с бриллиантами, стоимостью в трудно произносимую цифру.

Такие роскошные украшения носили женщины из известных состоятельных таджикских кланов. К такому клану относилась и семья Ситоры, ее родители.

Здесь нужно сделать отступление по поводу понятия «состоятельность» в условиях тогдашнего времени – развитого социализма, расцвета общества равных людей. Несмотря на идеологические заверения о равенстве, и тогда были богатые и очень богатые люди. Источники этого богатства были разные: имя, известность, особые заслуги и достижения, а также доступ к дефицитным ресурсам и механизмам их распределения – через должности в определенных организациях, обладание властью.

Некоторые семьи были богаты даже с позиции сегодняшнего времени. Однако это нельзя сравнивать с богатством буржуазных семей Запада, которое складывалось по 1,5–2 столетия в условиях рыночной экономики. Они – накапливали истинное богатство, за счет получения прибавочной стоимости.

В советской действительности было по-другому. Не надо было что-то особое производить. Главное – получить эксклюзивный доступ к каналам перераспределения материальных благ.

Богатство советских богачей, конечно, было несравнимым с истинным буржуазным богатством. Однако на фоне массы равных советских людей, живущих от зарплаты до зарплаты, некоторые семьи, действительно, казались богатыми сказочно.

Известные и состоятельные таджикские семьи брали в невестки только состоятельных девушек, и отдавали своих дочерей замуж только в соответствующие по достатку и социальному положению, семьи.

Когда подросток-Ситора повзрослела, она стала рассматриваться в определенных кругах как богатая невеста. Как и другие дочери богатых таджиков подходящего для замужества возраста. Но так как молоденькая Ситора была, мягко скажем, страшненькая, то процесс сватовства затягивался, и очередь из желающих на Ситоре жениться не стояла. Несмотря на состоятельность семьи.

Этот факт был любимой темой разговоров Ситоры: она очень гордилась, что, будучи уже взрослой женщиной, «сделала» из себя красавицу – трудом и умом. Я согласна, такая красота более ценна, чем просто красота от природы.

А в то время, когда сваты проходили мимо их дома, Ситора плакала по ночам. Но совсем по другой причине. Она была влюблена.

Сын бессменного директора крупного магазина был писаным красавцем. Хоть снимай его в индийском кино. Высокий и стройный, с огромными глазами и соболиными бровями, роскошной смоляной шевелюрой, уверенный в себе, образованный и богатый, этот парень был для Ситоры «мужчиной ее мечты». А плакала она потому, что за этим парнем из очень небедной, даже вызывающе для тех времен небедной семьи, стояла огромная очередь из невест всех достойных кланов республики.

Ситора так и говорила мне: «Я стояла в самом конце огромной очереди красавиц, и даже отвернулась, чтобы не видеть, сколько их впереди меня и насколько они меня красивее».

Ситора ни на что не надеялась. На глаза любимому попасть не старалась – слишком смуглая, без каких-либо выдающихся частей фигуры, некрасивая на лицо, без роскошных длинных волос – а этим-то богатством, хотя бы, владеет большинство таджичек. А Ситору Бог красивыми волосами не наградил – про такие волосы обычно говорят: «три волосинки, семь рядов».