Печальная повесть про женскую грудь

Мне настолько тебя жалко, – писал мне М. И., – что я решил еще раз тебе попытаться помочь.

Сейчас уже другая жизнь, продолжал М. И. Я больше не смогу просить для тебя комнату в аспирантском общежитии, как в 1993 – прежний ректор умер, а новый, молодой и энергичный, уже является представителем совершенно другой формации. Вряд ли он меня поймет. Да и времена изменились. Сейчас уже нет вообще никаких помещений в собственности вуза – приватизировали, по-моему, всё. Включая чуланы, в которых раньше дворники хранили метлы.

Но я поговорил с одним важным человеком, рассказал о тебе. И он пообещал помочь.

Так как времена кардинально изменились, в Самаре появились новые люди. Очень богатые. Они входят в состав попечительского совета вуза, оказывают ему финансовую поддержку.

Человек, который пообещал тебе помочь, весьма состоятельный, уважаемый, и входит в этот попечительский совет. Он сказал, что купит комнату и передаст ее – в составе прочей помощи, или дара – вузу».

Далее, таков придуман план, я приезжаю в Самару, устраиваюсь вновь на работу, на свою кафедру.

Далее – «дело техники». Попечительский совет «порекомендует» ректору передать эту комнату мне. В качестве материальной помощи, в связи с особыми обстоятельствами.

Процесс передачи этой комнаты именно мне проконтролирует этот важный человек, мой добродетель.

М. И. написал, чтобы я приняла решение. Это – мой последний шанс покончить со своей хронической бездомностью. Комната будет передана мне в собственность, в дар, с постоянной пропиской.

«Человек – благодетель, – написал М. И. – очень надежный, солидный, порядочный. Как сказал – так и будет».

Вот так. Я опять была на распутье. Жизнь опять требовала, чтобы я принимала серьезное решение.

Синдром «Воркута-Ленинград»

Жизнь циклична – это факт. Но часто цикл-круг никак не приподнимается, чтобы образовать спираль. Это признак кармического нездоровья судьбы – ходить по замкнутому кругу на одной плоскости, не по спирали. Вот я и ходила много лет по одинаковым замкнутым кругам. Безуспешно пытаясь их прорвать. Видимо, никак уроки судьбы не могла выучить.

Еще одним признаком нездоровья судьбы является синдром «Воркута-Ленинград». Это когда у судьбы часто и болезненно раздваивается дорога. Как в сказке: «налево пойдешь – сам погибнешь, а направо пойдешь – коня потеряешь», что также равносильно гибели в тех географических условиях.

В 1996, 2003 и 2004 годах у меня возникали такие раздвоения дороги жизни, когда я вынуждена была сделать болезненный выбор. Я выбор делала, но далее сценарий жизни развивался печально, и я начинала сама себя «есть поедом», что, мол, неправильный путь выбрала на развилке.

Судьба перестала демонстрировать мне этот синдром, намекая, что я немного оздоровилась, когда я пришла к выводу, что все три раза я делала абсолютно правильный выбор. Если бы я в эти три раза сделала другой выбор, то сценарий судьбы развивался бы не по печальному сценарию, а по трагическому.

Но такой вывод я сделала намного позднее. А в 2003 году я стояла у развилки дороги судьбы и очень мучилась. Мне не по силам и не по средствам было осуществить еще один переезд – в другой город. Я устала мотаться по стране, уже была не молода, у меня уже не было столько сил и энергии, как в предыдущие годы.

Жизнь во Владимирской области и во Владимире с 1996–2003 годы не была легкой. Но она в целом не была столь трагичной, как в Самаре в 1992–1996 годах – там я выжила чисто случайно. Владимирский период жизни, несмотря на громадьё проблем, я называю «Светлым», а первый самарский период «Страшным».

Мне было страшно возвращаться в город, где я чуть не пропала, не сгинула, не погибла.

Но принимать решение о переезде, или отказе от него, мне было нужно. И я решила посоветоваться со своим заведующим кафедрой во Владимире, В. Н.

Направо пойдешь…

В. Н. внимательно читал письмо М. И., курил и размышлял. Потом он сказал мне следующее:

«Ты хороший сотрудник кафедры. Мне будет жаль, если ты уедешь. Но твой М. И. прав. Такой шанс упускать нельзя. Во Владимире тебе не светит решить жилищный вопрос. Здесь люди если и вытягивают покупку квартиры, то только вместе, скопом, кланом. Они складываются – всей родней, закладывают свои дома во всяких Александровах, или Ковровах, или Судогдах. Они здесь жили всегда – у них есть материальная база.

А ты – одна на всем белом свете. Разве ты потянешь кредиты да ипотеки? Напряги последние ресурсы, сожми зубы, соберись и поезжай. Это счастье, что нашелся благодетель, который захотел тебе помочь. Воспользуйся. У тебя в этом семестре хорошие приработки, получишь отпускные, расчет. И тебе хватит на дорогу и переезд. Не решишься – будешь жалеть. Здесь тебе даже направление в Дом престарелых никто не выпишет – ты чужая и беспрописочная. Я бы помог – но я намного старше. Когда тебе понадобится направление в богадельню, меня уже не будет в живых».

А еще В. Н. помог мне оформить командировку в Самару, чтобы без личных расходов съездить, все посмотреть и окончательно договориться.

Я съездила в Самару. Познакомилась со своим Благодетелем, посмотрела комнату. И приняла решение.

Закончился учебный год. Я уволилась, осуществила все мероприятия по переезду, отправила в Самару контейнер со своими вещами, раздала хорошим людям цветы из своей оранжереи.

В конце августа я уехала сама. На первые дни остановилась у своих друзей.

Благодетель

В Самаре за 5 дней до начала учебного года надо было придти в отдел кадров и подписать трудовой контракт. Что я и сделала.

Контейнер уже пришел в город, но я не забирала его с контейнерного двора – чтобы сразу привезти вещи в свою комнату, и сразу, распаковав их, навести в комнате порядок.

На следующий день после подписания трудового контракта была договоренность начать оформление комнаты.

Утром зазвонил телефон, а у меня почему-то заныло сердце. Звонил М. И. Он сказал мне: «Руфа, держись. Твой Благодетель умер».

Чип и Дейл спешат на помощь

Устоять на ногах от такой оплеухи судьбы мне помогли мои друзья, у которых я остановилась. Это были те самые друзья, которые и с топливом для печки помогали в 1993 (см. «Как я в России печку топила»), и вообще, именно они не допустили моей гибели в первый самарский период.

С конца августа 2002 по февраль 2003 я жила у них – полгода. Зарплаты моей не хватило бы на аренду жилья и питание. Запасов денег не было – все было истрачено на переезд.

Относились мои друзья ко мне очень и очень хорошо. Но я бесконечно тяготилась тем, что жила в приживалках. Я устала от того, что постоянно попадаю по самые уши в полное ……, что меня постоянно надо спасать. Я мечтала, наконец, уметь самой решать свои проблемы, зарабатывать достойные деньги, выживать не как в войну, а просто жить.

Но не получалось. И я постоянно нуждалась в помощи «спасателей». Они спешили мне на помощь – что каждый раз подтверждало мою никчемность, беззащитность, нежизнеспособность, одним словом – неполноценность.

Через полгода, на второй семестр, я нашла подработки. Теперь можно было снять квартиру – войти в свой привычный замкнутый круг – зарплату отдавать квартирным хозяевам, а на подработки жить. И войдя в очередной замкнутый круг, я радовалась маленькому глотку относительной свободы, иллюзии жизненного успеха на очередной учебный семестр, и надеялась на лучшее. И в этом тоже проявлялась моя неполноценность – я всегда строила огромные планы, разрабатывала стратегию и тактику их воплощения в жизнь, и верила, что еще чуть-чуть напрячься и потерпеть, и жизнь наладится. Полноценный человек давно бы понял, что это невозможно.

Начался март 2003 года. Я заплатила вперед за месяц арендную плату, и купила продукты – картошку, макароны, растительное масло и крупы. Также я купила месячный проездной билет на все виды транспорта, в Самаре его почему-то называют «Сезонка».

От февральского заработка у меня оставалась сумма на 0,5 л молока и 0,5 буханки хлеба ежедневно – на 15 дней. Я всегда делала так – разменивала эти деньги очень мелко. Брала в библиотеке белые небольшие конверты из вторичной бумаги – в них обычно карточки библиографические хранили. На каждом конверте я писала дату и укладывала туда рубль двадцать копеек. Цифра 1.20 условная. Ее значение было разным в разные периоды – но этой суммы хватало ровно на хлеб и молоко в указанных количествах. И конверт заклеивался. Открыть его можно было только в день, указанный на конверте.

Я радовалась – бюджет сросся. Квартира оплачена, продукты есть, сезонка есть, хлеб и молоко – хватит до аванса – 15 заклеенных белых конвертиков с 1.20 в каждом это гарантировали! Здорово!

И тут я получаю известие о смерти отца.

Невменяемость

Это не было для меня громом среди ясного неба. Я давно морально была к этому известию готова. То состояние, в котором папа пребывал последние годы, и больница, в которой жил, давным-давно «кричали»: смерть будет для него благом, освобождением и избавлением.

Однако смерть папы стала катализатором болезненных процессов внутри меня самой. Возвращение в Самару, смерть Благодетеля, проживание в приживалках, безденежье – несмотря на интенсивную, почти круглосуточную, умственную работу, и полное отсутствие жизненных перспектив – все это вкупе со смертью папы ввергли меня в странное состояние.

Сейчас я определяю свое тогдашнее состояние, как невменяемость. Та самая, благодаря которой некоторые преступники оправдываются судом. Когда человек не отдает отчет в своих действиях.

У меня посинело лицо. Буквально. Почему-то прорвались подкожные капилляры всего лица, а также в белках глаз. В транспорте люди смотрели на меня с жалостью – думали, что я спиваюсь.

Я работала на «автопилоте», ничего не соображая. Я не обратилась ни к кому за помощью или за советом – как мне организовать поездку на похороны отца. Я не попыталась занять деньги на похороны, и не обдумывала, как потом отдавать долг. Я никого не просила заменить меня на работе основной, пока я буду отсутствовать – это было реальным. Уж тем более я не заикнулась о замене меня на подработках – в двух местах моей дополнительной работы. Я не думала, что это было опасным – в плане потерять эти подработки. Самара огромный город, там жесткая конкуренция в отношении подработок – сорвешь один раз учебный процесс, и тебя выкинут без расчета. Эта работа официально не оформлялась.

Я не переживала, что у меня нет наличных денег – у меня было 15 заклеенных конвертов, по 1.20 в каждом. И я не думала, что сумма, находящаяся в этих конвертах, недостаточна для поездки на похороны отца.

Ни о чем я не думала. Я боялась улицы, людей, транспорта. Я торопилась быстрее вернуться на квартиру, закрыться на все замки, и забиться в угол. И так сидеть, в темноте и тишине. Какие вокзалы, билеты, поездки? Это даже не пришло мне в голову.

Сейчас я понимаю, что с момента сидений в углу с подвываниями – во Владимире, и таких же сидений в углу – в Самаре, но, уже молча – произошел значительный регресс. Проявление эмоций в виде слез – это плохо, но не совсем. Все же слезы – это эмоции. А вот молчание и отсутствие мыслей и идей, неспособность принимать решения – это плохо СОВСЕМ. В таких случаях часто возникает реальная опасность пожизненной госпитализации в соответствующую клинику.

Меня такая опасность миновала – я не числилась нигде, и не была «прикреплена» ни к каким медицинским учреждениям. У меня не было законной постоянной прописки.

Очнулась я недели через две. Побелело мое лицо и белки глаз. Но, как выяснилось через много лет, с этого момента синева перешла на мою душу. И высветление души началось только через восемь лет.

Анафема

Я не была на похоронах своего отца. Я знаю, что это плохо. И я не пытаюсь объяснить этот факт своими жизненными обстоятельствами. Я живу с этим фактом. Не проклинаю себя за это, но и не оправдываю.

Однако за этот факт мне была объявлена анафема со стороны и второй, и первой очередей родственников.

Сначала анафему я просто почувствовала, а через несколько лет мне о ней громко заявили. А еще через несколько лет за это, но не только за это – перечень моих изъянов очень внушителен – я была даже изгнана из племени.

* * *

И.В., который имел под своим каблуком ресурсы огромной страны, и то, в 1935 году, не был на похоронах своей матери. Но его, в отличие от меня, за это никто не попрекнул.

Это я так, к слову – ни в коем случае я, обычный заурядный человечек, не сравниваю себя пусть с одиозным, но поистине великим человеком.

Слезы по горной стране

Все годы своей эмиграции, вплоть до недавнего времени, я жалела, что уехала из родного города и своего дома.

Годы шли, а проблему жилья я так и не решила, и постоянного места жительства на новой родине так и не обрела.

Я поняла, – намыкавшись и намотавшись по стране, устав и состарившись в бесконечной борьбе за выживание, в пустых хлопотах по налаживанию жизни, – что есть истинные ценности.

Эти ценности гораздо важнее, чем жизнь в свободной, демократичной и светской стране, с ее широким выбором учебных заведений и профессий, шансами на устройство личной жизни. И прочими условиями, которые мне казались очень важными в 1992 году, когда я решила покинуть родину.

Теперь я знаю, что самое главное для человека – не шансы и свободы, а наличие своего дома (квартиры, комнаты) – с законной настоящей пропиской. Это – истинное счастье.

Это счастье, что раз в месяц к тебе не придут чужая тетя, или дядя, и не заберут твою месячную зарплату. И чтобы прокормиться, тебе не придется в 3 раза больше работать.

И эти тетя, или дядя, не скажут тебе внезапно: съезжайте, освободите квартиру – «мой (моя) внук (внучка) выходит замуж (женится)».

И тебя не выселят из твоего дома, если ты заболеешь, и не сможешь работать на второй и третьей работах – много зарабатывать.

А если ты заболеешь так, что придется умирать, тебе не придется искать хоспис, чтобы не умирать на городской свалке.

Я жалела о своем решении 1992 года. Лучше пусть война, бедность, враждебность, сложный политический режим. Все пережить легче, чем бездомность.

Беседы о главном

Пришло лето 2003 года. Закончились подработки. Если платить за квартиру – нечего будет кушать. И я пошла к ректору – тому самому, представителю новой формации – откровенно поговорить. А что мне терять?

Я сказала ему следующее: «Я понимаю, что не представляю ценности для вуза, – несмотря на ученую степень, огромный стаж и опыт, большое количество разработанных курсов лекций и написанных методичек, любовь студентов и уважение коллег, – настолько, чтобы помочь мне решить жилищную проблему. Но мне уже столько лет, что я могу физически не выдержать резкого падения веса по причине голодания. А вес упадет значительно, ведь мне в ближайшие три месяца не на что будет покупать еду. Разрешите мне летом пожить в студенческом общежитии, бесплатно, пока студенты на каникулах».

Ректор разрешил. А также он мне сказал: «Вы представляете большую ценность для вуза, но помочь с жильем нет никакой возможности.

Однако сейчас университет начинает строить дом для преподавателей. Хотя квартиры нужно будет покупать, а не просто получать, как в советские времена. Такая уж теперь жизнь.

Попытайтесь по родственникам собрать хотя бы первоначальный взнос. Или найдите себе мужа. Одной – такой проект, как приобретение жилья, – не потянуть. Трудно даже просто арендовать квартиру. Я не представляю, как вы выкручиваетесь. Жить на квартире по силам только семье – один супруг платит за жилье, на зарплату второго семья живет. А как же вы одна-то?»

И ректор написал записку человеку, который курирует постройку дома и составляет списки претендентов на квартиры. Он сказал, чтобы я пошла и посоветовалась еще и с ним.

Я ходила – поговорить. Тот человек сказал, что дом будет элитный, улучшенной планировки. Красный кирпич, прозрачный лифт, подземный гараж. В центре города. Мне не потянуть стоимость квартиры, даже если я буду 25 лет работать 24 часа в сутки, питаясь все эти годы исключительно воздухом.

Два «шанса»

Ректор напомнил мне, что, теоретически, можно выйти замуж, и тем самым улучшить свою жизнь.

Я сделала в этом направлении две попытки – попросила знакомых подыскать мне мужа. А вдруг мне, наконец, повезет? И найду я себе «защиту и опору?».

«Жених» нашелся быстро. Пришел знакомиться, когда я еще в квартире на улице Полины Осипенко жила – в общежитие переехать не успела. Звали его как моего папу – это я сочла добрым знаком.

Я пригласила гостя к столу.

В тот вечер я сама осталась голодной. Видимо, я неправильно сервировала стол. Человек не понял, что на столе было две порции еды.

Через несколько дней гость пришел вновь, без телефонного звонка. Еще не разувшись, и не поздоровавшись, он спросил: «А что у нас сегодня на ужин?».

Я пришла к выводу, что эту «защиту и опору» я не смогу прокормить. К сожалению.

Второй «жених» был не самарский. Из небольшого города-спутника – то ли Безенчука, то ли Новокуйбышевска. И у него была фамилия как у моего деда по материнской линии. Я очень обрадовалась этому факту. Даже еще не видя претендента, хотела выйти за него замуж. И взять фамилию моего деда. Я была уверена, что фамилия этого порядочнейшего человека, каким был мой дед, обязательно сделает меня счастливой. К тому же дед мой был родом из этих мест, из Сызрани (рядом) – была вероятность дальнего родства с будущим моим мужем.

Дядечка был намного меня старше, выглядел солидно. Сказал, что я ему нравлюсь. И что у него большой дом, сад, а хозяйки нет. И что он меня сходу берет замуж, и увозит в свой город и в свой дом – полноправной хозяйкой.

Однако есть небольшая деталь, про которую нужно рассказать, – заключил дядечка с фамилией моего деда. Скрывать, мол, смысла нет – все равно соседи доложат.

Оказалось, что он сидел в тюрьме. У него жена была – сварливая татарка. Он сильно на нее разозлился, и зарубил ее топором. Нет, он не расчленял труп, и не прятал его по кускам в саду. Он сразу пошел и сдался властям, с повинной.

То, что человек убил свою жену – мать своих двоих детей – вовсе не означало, что он убьет меня. Но я почему-то передумала выходить замуж. Я человек впечатлительный. Вряд ли я смогу жить в доме, где зверски убили мою предшественницу.

План Барбаросса

Я переехала на лето в общежитие – бесплатно, была в отпуске – свободна от работы, и у меня были деньги на еду – отпускные, сэкономленные в связи с переездом из съемной квартиры.

Эти благоприятнейшие факторы я решила активно использовать для реализации своего плана, который прорабатывался мной уже 6 месяцев. Я сказала себе: или за три месяца я делаю «прорыв», или бросаю все – работу, страну, профессию, и нанимаюсь на кругосветный пассажирский лайнер посудомойкой. Навсегда. С чего я взяла, что меня возьмут – я не помню. А если не возьмут на лайнер, думала я, то сожгу паспорт и уйду в Сибирь к каким-нибудь отшельникам – староверам. Тоже навсегда. Почему я решила, что староверы примут меня – я тоже не помню.

Но решила, что в вуз возвращаться бессмысленно. Работать, чтобы платить за жилье – и так всегда. Беспросветно.

«Прорыв» по моему плану заключался в трудоустройстве на одно из двух самых богатых предприятий Самары.

Там тоже не раздавали бесплатное жилье, но там были хорошие зарплаты, на которые можно было не только снимать жилье, но и нормально питаться, одеваться и лечиться.

На этих предприятиях господствовала «закрытая» кадровая политика – кандидатов на вакансии рассматривали только по рекомендации «своих» а также был очень серьезный отбор с тестированиями, определением уровня интеллекта, и оценкой всех качеств – разнообразных и разных – претендентов.

Потому я называла такое трудоустройство «прорывом». К тому же мне уже было столько лет, что это считалось исключающим для трудоустройства фактом.

Я в летние месяцы многократно активизировала свои происки, которые уже осуществляла полгода – посещала выставки этих предприятий, участвовала в конкурсах, писала письма, отправляла соответствующим службам свои научные статьи и разработки, участвовала в городских мероприятиях, которые эти предприятия финансировали. А также я прогуливалась возле этих предприятий и их филиалов с целью «случайно» познакомиться с их сотрудниками, а в дальнейшем с ними подружиться – и мне удавалось это.

В конце августа я получила приглашение на собеседование… сразу в обе компании. И мне были предложены – одновременно в обеих компаниях – заманчивые должности с хорошей зарплатой.

Я сникла – опять активизировался синдром «Воркута – Ленинград», как насмешка судьбы.

Далее все было – как обычно при этом синдроме. Болезненный выбор, печальный сценарий, сожаления о неправильном выборе. И так далее. По замкнутому кругу.

И опять все – как в картах – «пустые хлопоты».

Заключение

Мой план по улучшению жизни «благополучно», в который уже раз, провалился. Что и как происходило далее – изложено в моих рассказах «Дунь и плюнь, или куда ушел бес», и «Дорогие мои москвичи».

Если прочитать эти два рассказа, то станет ясно, что в последующие – после лета 2003 года – восемь лет моя судьба продолжала «стирать» меня в режиме «интенсивная стирка».

Но есть и хорошие новости. Они дают надежду, что какие-то уроки судьбы я все же усвоила, что-то важное поняла. А это ведь тоже «Виктория»!

У меня с той поры, о которой я пишу в этой главе, никогда больше не возникало проблем с грудью. Значит, я правильно поняла причины этих проблем, и проработала их. И судьба меня больше в этом отношении не наказывает, не учит, не воспитывает.

И этот факт дает мне право сейчас написать, что моя «Печальная повесть про женскую грудь» – закончена.