скачать книгу бесплатно
– Тише, тише, Феденька, – говоря эти слова, я гладила его кудрявые волосы.
Федька был единственным мужчиной в моей жизни, который не воспользовался моментом. Он никогда не лез и не полезет мне под юбку. Самое фривольное, что он мог позволить себе – это обнять меня или поцеловать в щёку. Для Феди я навсегда осталась младшей сестрой Ани. Маленькой девочкой с белыми бантиками и содранными коленками. Он никогда не посмотрел на меня с вожделением. Наверное, он просто не заметил, как я выросла. А я уже давно не заплетала бантики, не лазила по деревьям и не играла в куклы. Но ничего этого Федя не замечал. Поэтому он спокойно обнимала младшую сестру своей Анечки.
– Она любит тебя. Тебя Феденька. Только тебя, – шептала я.
– Тогда почему? Почему она с ним?
– Её заставили. Мама и он. Только, пожалуйста, не делай ничего. Иди домой, – умоляюще попросила я.
Федька замотал головой и отодвинулся.
– Не пойду.
– Не будь, глупым. Ты навредишь не только себе, но и нам. О сестре моей подумай.
Это был мой последний аргумент. Аня всегда была у него на первом месте. И я не прогадала.
Утирая слёзы, Федька встал.
– Не говори никому, что я…
Он замялся. Слёзы для мужчины – это проявление некой женской слабости. Он даже не мог произнести: «Я плакал». Ему было стыдно.
Поняв это, я пообещала:
– Не скажу, – и тут же добавила. – Только ружьё мне отдай.
– Неа… Ружьё дедово.
– Федька, я завтра сама его принесу.
Я потянулась за одностволкой, но его ладонь снова сжала ремень.
– Тебя тётка на порог не пустит, – оправдал своё нежелание отдавать семейный раритет.
– Я и спрашивать её не стану, – продолжала настаивать я.
– Ладно, – наконец-то согласился несостоявшийся убийца и отдал мне ружьё.
Посмотрев в сторону нашего дома, Федька тяжело вздохнул и пошёл домой. Кусты и опускающиеся сумерки надёжно скрыли его. До меня ещё две минуты доносился треск сухих веток. Представив Фёдора, идущего сквозь бурелом, я улыбнулась. Точно медведь.
Жаль, что Аня и Федя так и не поженились… Хорошая была бы пара, а главное счастливая.
Проводив сочувствующим взглядом Федю, я шла по огороду, таща за собой ружьё. Но долго размышлять над превратностями судьбы сестры мне не пришлось. Дверь ляпнула. Дружок надрывно залаял. Во двор вышел чужой. Вот теперь моё сердце бешено заколотилось. Я медленно опустила Федькину одностволку в борозду и, надеясь, что гость ничего не видел, быстро направилась к дому.
Коллега Коршунова чиркнул спичкой и закурил. Думаю, он сразу меня заметил. Расстояние между нами было небольшое. Да и я особо не таилась, когда избавилась от ружья. Поправляя испачканное платье, я старалась идти ровно по борозде. Ноги, правда, не слушались. Каждый раз, поднимая глаза, меня била дрожь. Пичугин пристально рассматривал меня. Точнее, его глаза следили за каждым моим шагом.
Возле бани я остановилась. Идти дальше уже не было смысла. Пичугин сам шёл мне навстречу. А через него мне не проскользнуть. Калитка, разделявшая огород и двор, была очень узкая. Так что двоим там не разминуться. Да и по довольной улыбке подполковника я поняла: просто так он меня не пропустит.
– И где же ты измазалась? – выдыхая дым сигарет, спросил он.
– За зайцами бегала, – бросила первое, что пришло в голову.
– Может, за зайцем, а не зайцами? – прищурившись, двусмысленно поинтересовался Пичугин.
– Может, – улыбнулась я.
Этой улыбкой я пыталась скрыть страх, но, не выдержав такого пронизывающего мужского взгляда, я быстро отвернулась. Ведь убежать от подполковника у меня не было возможности. Бочка с одной стороны. С другой стена бани. С третьей забор. И он. Сама загнала себя в западню. Так что, единственное, что мне осталось – это отвернуться от Пичугина, надеясь на его порядочность.
Как он подходил, я ощущала спиной. Дым сигарет с каждым его шагом становился теплее и не давал мне дышать. Сделав несколько глубоких вдохов, я повернулась, чтобы запротестовать, но передо мной уже вздымалась его широкая грудь в тёмно-зелёной гимнастёрке. Я помню, как поблёскивали пуговицы, когда он затягивался сигаретой. От такой близости меня бросило в жар. Щёки запылали ярким румянцем. В его серых глазах моё отражение приобретало другие черты. В них я была взрослой соблазнительной девушкой. А стоило мне всмотреться в эту серость, как моё отражение растворялось в черноте расширяющихся зрачков.
Именно в этот момент во мне проснулась женщина. Этого нового чувства я испугалась сильнее, чем самого подполковника. Упёршись ладонью в его грудь, я прошептала:
– Отойдите.
В ответ я услышала:
– Даже лицо испачкала.
Его голос с хрипотцой был насмешливым. Офицер прикоснулся к щеке и потёр её пальцем. Делаю неуверенный шаг назад, а его руки обнимают, будто пытаются остановить моё отступление. И прижимают к себе так крепко, что я не могу пошевелиться в этих железных объятьях. Единственное, что мне было под силу это прошептать:
– Отпусти.
Только мои мольбы с просьбами были напрасны. Он ещё сильнее прижал моё тело к своему. Медленно убирая с лица выбившуюся прядь волос, смотрел мне в глаза.
– А я не знал, что у Прохоровича такая красивая дочь.
Его голос был спокоен. Вот только в глазах играли искры озорства.
Смутившись, я перевела свой взор с его лица на гимнастёрку. Пуговки расстёгнуты. Глубоко дышит. Наклоняется ко мне… Почти касается губами…
Как он поцеловал меня? Это произошло само собой. Стыдно признать, но я не сопротивлялась. Он не был груб. Не был настойчив. Он был нежен. Ласков. Вкус терпких сигарет нисколько не испортил первого впечатления от поцелуя. Иногда вспоминая тот уже далёкий поцелуй, я раз за разом прихожу к выводу, что сама хотела этого. В моём городе было много красивых парней. Мальчишек моего возраста. Только почему-то меня к ним не тянуло. Их смазливые личики, по-детски ещё наивные глазки и пошлые глупые шутки бесили меня. Ну, не тянуло меня к ним! Они были скучны, неинтересны. Мне всегда хотелось чего-то особенного. Чего-то запретного. Наверно, правдива поговорка: «Кто ищет, тот найдёт». Я всегда находила приключения на свою голову. А если точнее, то я первая делала шаг в пропасть. Я окуналась в омут с головой. Товарищи—господа даже через десятки лет я не жалею ни о чём. Это моя жизнь и на другую я её не променяю.
В Пичугина я не влюбилась. Он был мне просто интересен, как взрослый опытный мужчина. Дальше поцелуя тогда не дошло. Младший брат, выскочив из дома, позвал меня:
– Лизка, мать ждёт!
Мы резко отстранились друг от друга, словно нас ударило током. Шумно дыша, почти задыхаясь, мы посмотрели на Кольку. Наверное, его голову посетила та же мысль, что и мою: «Вот засранец!». Как сильно я разозлилась! Даже не знаю, за что больше я разозлилась на брата. За то, что увидел моё падение, или прервал его? А падать в пропасть порока было так приятно…
Нервно поправив платье, я ещё раз посмотрела на Пичугина и направилась к дому. А подполковник, достав из кармана портсигар, чиркнул спичкой и снова закурил. Его провожающий взгляд огнём полыхал по моей спине, пока массивная дубовая дверь с грохотом не скрыла меня в темноте сеней.
Свадьба закончилась за полночь. Жениха с невестой в их дом отвёз дядя Фрол. Единственный трезвый человек. Сосед страдал язвой желудка и не пил. Милица утащила молоденького шофёра Пичугина к себе. Подполковник хоть и был выпивший, но твёрдой походкой побрёл к сенненской гостинице. Уходя, он мне улыбнулся, а я демонстративно отвернулась. Повторюсь, мне не было стыдно. Я просто не хотела, чтобы кто-нибудь заметил, как румянец покрывает мои щёки. Остальные гости разбрелись, кто был в состоянии, по домам. Ну, а кто нет, завалились спать прямо у нас на полу.
Вот так и закончилась свадьба моей сестры. Этот день изменил не только жизнь Ани, но и мою. Пичугина я встречу за год до войны. И эти три с половиной года изменят меня до неузнаваемости. Нет, я останусь всё той же милой девушкой. Роковые перемены произойдут в моей душе. В моём отношении к мужчинам. Во мне больше не будет скромности, смущения и детской наивности.
ГЛАВА 4. Красный платок
Лето пролетело, как всегда, незаметно. Меня взяли на место Ани в райисполком. Сестру заставил Гришка уйти с работы. Хотел, чтобы жена всегда была дома и встречала горячим ужином любимого мужа. Только вот любимым его не назовёшь.
Аня ревела в три ручья и жаловалась матери после свадьбы:
– Не могу. Мне противно!
– Терпи! Стерпится – слюбится, – вот что посоветовала ей мама.
Гришка хороший зять. Всегда поможет тёще, что та не попросит. Мама и слышать не хотела, как Гришка поколачивает дочь.
– Сама виновата! Уступчивой надо быть, – говорила ни разу не битая мамочка.
Синяков на лице у сестры не было. Только отметины на теле от пальцев страстного мужа. Для Гришки жена была собственностью. Он одаривал Аню дорогими подарками, требуя, чтобы она непременно их носила. Жена – это ещё и витрина любящего мужа. Пусть все видят, какой он хороший, заботливый муж. Как сильно он ценит свою Анечку. Только Анечке все подарки хотелось сжечь в печке. Сжечь так, чтобы и пепла от них не осталось. Вот как сильно она его ненавидела, что готова была отыграться на бездушных вещах.
Поняв, что мать не на её стороне, Аня и вовсе перестала к нам заходить. Если приходила, то крайне редко и только по делу. А я, напротив, бегала к сестре каждый день. В будни после работы. В выходные с утра и до самого вечера сидела у неё. Я наивно полагала, что при мне Гришка не посмеет поднять руку на сестру. Он и не бил её. Пока я была с ними он не бил Аню. А вот что было, когда я уходила? Ну, не могла же я ночевать у молодых. Крепкие бревенчатые стены, высокий забор хорошо прятали трагедию молодой семьи от вездесущего взора общественности. И только я знала, что скрывает Гришкина любовь напоказ. Анне завидовали, считая её самой счастливой. Такой заботливый и щедрый муж. И никто даже не догадывался, в какой золотой клетке живёт молодая жена Коршунова. Аня перестала смеяться и улыбка уже не трогала её постоянно сжатых губ. По крайней мере, до одного случая.
В конце сентября стояла тёплая осенняя погода. Бабье лето. Последние солнечные денёчки. Повсюду летали паутинки. На полях уже несколько недель шла уборочная. Работы у меня прибавилось, но я не жаловалась. Ещё в школе я научилась сносно печатать на машинке, поэтому справлялась с работой быстро. Надо было несколько раз перепечатывать одни и те же указы с постановлениями. Эти бумажки потом развозили по районным колхозам.
И вот, сидя за столом, я строчила очередной приказ, как вдруг дверь отворилась. В кабинет вошёл Федька. Он работал шофёрам у председателя Туровского колхоза. Сегодня было совещание и Федька привёз своего начальника в райисполком. Пока руководители колхозов заседали в главном зале, поклонник Ани решил забежать ко мне.
– Привет, Лизок! – сходу поздоровался он.
– Привет! – немного удивилась я его хорошему настроению.
– Аньке передашь от меня пару словечек? – хитро улыбнувшись, спросил Фёдор.
– Смотря что?
– Скажи ей, что я буду ждать её до самого утра на нашем месте, – переминаясь с ноги на ногу, сказал бывший кавалер.
– Ты что, сума сошёл? – возмутилась я. – Гришка узнает, тебе голову оторвёт, а про Аньку я вовсе молчу!
Картинка избиения сестры заставила меня передёрнуться. Чем только он думал? Хотя, понятно чем.
– Лиз, ну, помоги. А? – не унимался Анькин ухажёр.
Подойдя к столу, Федька взял мою ладонь.
– Лиз, помоги. Пожалуйста.
– Нет. Своей сестре я не враг.
– Лиза, я на колени перед тобой встану. Помоги, – уже опускаясь на колени, просил Федька.
– Нет! – стояла на своём я. – Гришка прибьёт её, если узнает. А про сплетни я, вообще, молчу. Твоя же тётка первая по городу понесёт.
– Лиз, Гришки не будет сегодня. Я слышал, как Антоныч говорил, что сегодня с ним придётся делить машину. Председателя в Витебск вызывают, а Коршунова в управление. Наша машина не доедет, поэтому на милицейском газике поедут. Гришка за рулём будет. Вернутся за полночь.
– И? – я никак не понимала, что он этим хотел сказать.
– Ну что? Что? У нас с Анькой целый вечер. Мне поговорить с ней надо. Когда такая возможность будет? Лиз, пожалуйста, – просил он.
Ну как откажешь, когда так просят?
– Хорошо.
Федька подскочил ко мне и подхватил на руки.
– Спасибо! Спасибо! – довольно твердя, он кружился со мной.
Вечером после работы я сразу пошла к сестре.
Аня крошила капусту. Гришки не было дома и, похоже, с утра.
– Привет, сестрица! – обняла я её.
– Привет. Что такая довольная? – спросила Аня, виртуозно шинкуя ножом.
– И ты сейчас будешь довольна, – сказал я, отправляя в рот сочную полоску капусты.
– Гришку, что ли, застрелили? – неожиданно без единой эмоции на лице спросила сестра.
– Нет. Жив Коршунов. В Витебске до поздней ночи будет.
– Так радоваться чему? – вздохнула Аня.
– Есть чему. Федька ко мне заходил. Тебя как стемнеет, ждать будет на вашем тайном месте.
Нож выпал из рук сестры. Она быстро обернулась и впервые за несколько месяцев на её лице была улыбка. Не натянутая, а настоящая улыбка, когда и глаза светятся, и румянец горит на щеках. Даже серость слетела с лица, стоило только ей улыбнуться. Она, словно счастьем изнутри засветилась. Вот так одна лишь надежда на скорую встречу с любимым изменили сестру за мгновение.
– Надеть нечего! – спохватилась Аня и бросилась к шкафу.
– Ничего себе нечего! – подтрунивала я. – Сколько платьев!
– Они же все пёстрые! Их за версту увидишь.
– Надень старое, – предложила я, жуя капусту.
Есть очень хотелось. С самого утра ничего не успела перекусить. Работы много было.
– Гришка всё выбросил, – разочарованно сказала Аня, смотря вглубь шкафа, – и вот даже платок в цвет нашего флага.
В руках сестра держала ярко-красный платок. Такой уж точно заметишь даже в безлунную ночь. Он, как огонь маяка, привлечёт к себе сотни любопытствующих глаз.
– Платок красивый. Как наш советский флаг, – полюбовалась вслух я красивой вещью.
– А мне-то что? Красивый и красивый! Лучше бы чёрный, – и раздражённо бросила его в шкаф.
Именно в это мгновение мне в голову пришла коварная мысль. Что если Анькины яркие тряпки сыграют на нашей стороне? Этот недостаток, мы используем нам во благо.
– Аня, я надену твой платок, а ты мой. В темноте нас никто не различит. Мы дойдём до нашего дома. Я в твоём платке пойду домой, а ты в моём огородами к Федьке. Если нас кто и увидит, то подумает, что ты к родителям пришла. А я – это я. Я не замужем. Мало с кем любуюсь, да на свидания бегаю.