На грани света и тени. Книга 1

– Ради бога, не говори этого! На сегодняшней репетиции я буквально упала в грязь лицом.

– Ерунда. Ты пела просто прекрасно, – отмахнулся он, и насмешливость исчезла из его голоса.

Они помолчали несколько секунд.

– Но ты права, – сказал Матвей и неожиданно посерьезнел. – Я действительно пришел не только поэтому. Ты… так неожиданно пропала в тот вечер. Написала мне, что тебе срочно нужно было уйти, и я… Знаешь, мы все волновались за тебя. Ты не должна была так уходить. А я вроде как привел тебя туда и нес за тебя ответственность. В клубе что-то случилось? Тебя кто-то обидел?

– О, прости, я… Мне нужно было сказать, но я… – Вероника совершенно смешалась, выбитая из колеи его волнением за нее. – Все в порядке, правда. Я отлично провела время. Просто… М-м-м… я встретила одну подругу. Она попала в беду и очень нуждалась в моей помощи. Я не могла оставить ее там, и пришлось отвести ее домой.

Вероника молилась, чтобы он не начал выспрашивать подробности. Она не могла ему врать, а ей в последнюю очередь хотелось рассказывать кому-либо о Стелле Воронцовой.

– И ты, конечно же, всегда готова протянуть руку помощи, – улыбнулся Матвей, и Вероника не поняла, прозвучало ли в его голосе одобрение или насмешка. – И все же нужно было сказать мне.

– Я хотела, – сказала Вероника и поняла, что дальше избегать этой темы было выше ее сил. – Но ты танцевал с Кирой, так что мне не хотелось вас отвлекать.

Вероника осталась довольна своим тоном – в меру равнодушным, в меру заговорщическим, словно то, с кем проводил время Матвей, ее не касалось, и все же она как будто подтрунивала над ним. Ненавязчиво и невинно. Совершенно по-дружески.

Матвей внимательно посмотрел на нее, и Вероника сделала настолько непроницаемое лицо, насколько позволяла ее неискушенность.

– Ну и что? Мы всего-то танцевали, и только, – Матвей так равнодушно пожал плечами, что у Вероники немного отлегло от сердца. – А вообще-то, глупости все это – танцы в клубах и все такое. Со стороны мы наверняка выглядели как группа раскачивающихся идиотов. Повезло тебе, что удалось улизнуть. У меня тоже было такое желание, но Кира обожает танцевать, так что нужно было составить ей компанию.

– И почему же ты не мог отказать, раз тебе так уж не нравилось? – не удержавшись, спросила Вероника. Ей казалось, что ее мозг и язык сейчас действуют отдельно друг от друга.

Матвей косо посмотрел на нее.

– Кира – неплохая девчонка. Простая, искренняя и всегда готовая мне помочь, хоть и клянется, что это в последний раз. Она хотела танцевать, а вы все были заняты. Я не мог оставить ее на танцполе одну. Какой девушке захочется танцевать в одиночестве?

Вероника не знала, что ответить. Ее разозлило то, что он строил из себя джентльмена. Ну надо же, он просто любезно составил компанию Кире, хотя ему так не хотелось! Вероника как могла пыталась подавить эти ядовитые чувства, но ничего не могла поделать. Ей было бы приятнее, чтобы Матвей сказал, как Кира ему надоела, как она навязчива и что она ему совсем не нравится. Тогда ком в груди Вероники наконец-то бы рассосался. Но вместе с тем она знала, что, если бы Матвей это сказал, она бы перестала его уважать, не уверенная в том, что он не мог отозваться так же и о ней самой. Все это выбивало ее из колеи. И, совершенно потеряв голову от этих противоречивых мыслей, она выпалила:

– Думаю, она получила больше удовольствия, чем ты. Мне кажется, у нее на тебя виды. – И тут же закусила губу и прокляла себя за эти слова.

Да что она такое вытворяет?! Вероника всегда гордилась своим здравым смыслом и не допускала таких глупостей. Таких низостей, если быть совсем уж честной.

Но Матвея, казалось, это нисколько не озаботило.

– Очень в этом сомневаюсь, – небрежно сказал он. – Она прекрасно знает, что я не встречаюсь, так что…

– Правда? Ты что, вступил в какую-то секту безбрачия? – шутливо спросила Вероника, хотя ее и очень занимал этот вопрос.

– Да нет. Знаю, со стороны это выглядит так, будто я что-то из себя строю. – Матвей усмехнулся, очевидно, будучи прекрасно осведомленным о том, что о нем говорят. – Но все просто и банально. Я не умею этого делать. Вот и все.

– Не умеешь? Но почему… Ты имеешь в виду, что просто не хочешь?

– Я имею в виду, что я не представляю себе отношений. Знаешь, я… ничего не могу делать наполовину. Если уж я отдаюсь чему-то, то до конца. А я знаю, что я не смогу отдавать себя до конца другому человеку. Я всегда буду оставлять кое-что для себя. Даже много чего. А это мало кого устроит. И что потом начнется? Ссоры, крики, страдания… Ну нет уж, увольте, гораздо проще быть одному.

– А мне кажется, ты слишком драматизируешь, – возразила Вероника. – Глупо не допускать к себе людей только из-за страха, что кто-то посягнет на твою драгоценную свободу.

– Вообще-то, совсем не глупо. Не знаю, какое я произвожу впечатление, Вероника, но… Знаешь, я, на самом-то деле, эгоист. Самый настоящий эгоист. Сначала я еще боролся с этим качеством, но потом подумал: к чему? Вполне можно быть эгоистом и при этом оставаться хорошим человеком. И тем не менее я эгоист и не хочу делать то, что как-либо усложнит мне жизнь.

Вероника слушала эти рассуждения и не могла отделаться от мысли, что от них веет какой-то показушностью, как будто он пытался за маской самоуверенной небрежности скрыть что-то сокровенное. Это было совсем не похоже на Матвея, который всегда говорил только то, что думал, и поэтому она не выдержала:

– Знаешь, что я думаю? Никакой ты не эгоист. Извини, если вдруг разрушаю твои представления о себе, но это так. Мне кажется, тебя просто бросает из крайности в крайность, вот и все.

– И что ты хочешь этим сказать? – суховато спросил он.

Его явно уязвленный тон смутил Веронику, но она уже начала, так что отступать было поздно.

– Тебе нравится думать, будто есть только две стороны медали: беззаботное одиночество, при котором ты можешь жить так, как тебе нравится, и отношения, которые скуют тебя цепями. Но ведь есть еще множество граней, которые ты, кажется, намеренно игнорируешь – уж не знаю, почему.

– Мне кажется, тебе просто нравится думать о людях лучше, чем они есть.

– А мне кажется, что просто эгоистичным человеком быть гораздо удобнее и безопаснее, чем уязвимым, поэтому многие и приписывают себе худшие качества. Из страха.

– Ладно. Не хочу говорить об этом, – вдруг хмуро сказал Матвей. Почему-то ее слова явно задели его за живое.

– Ладно, – не стала спорить Вероника.

Они угрюмо замолчали. И впервые Веронике не захотелось нарушать молчания. Если ему так не нравится, когда кроют его любимые карты, то это не ее проблема.

Но Матвей, кажется, не мог долго обижаться. Уже через несколько минут черты его лица разгладились, и он рассмеялся.

– В чем дело? – буркнула Вероника, решив, что он смеется над ней.

– Да ни в чем. Просто подумал, что пойти на вечеринку было, собственно, моей идеей, но удовольствие от нее получили все, кроме меня. Кстати, вы с Олегом, как я погляжу, тоже провели время весьма неплохо.

И он подмигнул ей.

Ну и что это было? Еще одно дружеское подтрунивание? Неужели его совсем не задело, что она нашла общий язык с его другом? А ведь ее саму словно огнем обожгло, когда она увидела его в объятиях Киры. Вероника уже открыла рот, чтобы с жаром сказать, что она ничего не чувствует к Олегу и тогда мечтала только о том, чтобы он убрался куда подальше. Но тон Матвея, в котором не было и отдаленного намека на ревность, вызвал в ней такую ярость, о существовании которой она и не догадывалась. И злой гений, который подтолкнул ее начать этот разговор, заставил ее выплюнуть:

– Ну да, было довольно весело. Твой друг действительно отличный парень.

– Что ж… Рад, что ты повеселилась, – немного натянуто улыбнулся Матвей, и Веронике захотелось его придушить.

– Все благодаря тебе. Это ведь ты меня пригласил, – сказала она, тщательно маскируя горечь под благодарностью. Она не видела выражения его лица.

Настроение у нее совершенно испортилось. Они снова замолчали. Разговор у них сегодня явно был ни к черту.

– От всего этого обмена мнениями мне ужасно захотелось закурить, – неожиданно сказал Матвей, видимо, придя к тому же выводу. Однако он не пошевелил и пальцем.

– Ну так почему ты не закуришь?

– Ну… потому что я не один.

– Ты что же, не куришь в компании? – прохладно улыбнувшись, спросила Вероника. – Сложно же тебе, наверное, приходится.

– Да нет. Просто… Мне почему-то кажется, что ты не переносишь сигаретный дым.

– У тебя похвальная интуиция. Я действительно не переношу сигаретный дым.

– Ну… Тогда я подожду.

– Долго не придется. Вот и мой дом, так что можешь наконец закурить, раз уж тебе так хочется. Что ж, спасибо… что зашел, – речитативом выпалила она и резко повернула к своему подъезду.

– Ага. Увидимся, – пробормотал он ей в спину, немного ошеломленный ее быстрым прощанием.

За спиной Вероники послышался щелчок зажигалки.

Стелла

Одновременно ей хотелось и умереть, и жить в Париже.

Гюстав Флобер «Госпожа Бовари»

Стелла лежала на кровати и тупо смотрела в потолок. Шквал потрясений, который бушевал в ней последнее время, улегся, сменившись глубокой хандрой.

Это состояние было ей не впервой. Такая уж была у нее натура: с гребня эмоциональной волны – в мрачный омут меланхолии. В такие моменты ей казалось, что все самое интересное она уже прожила и впереди ее не ждет ничего. И тогда ей хотелось совершить какое-то безумство, только чтобы внести в свою жизнь яркие краски. Ее начинали одолевать какие-то странные желания, противоречащие друг другу. Иногда ей хотелось поехать в самый роскошный салон, который только найдется в их городе, и с видом маленькой светской львицы попивать шампанское, пока к ее ступням будут прикладывать примочки. А в следующий миг ей приходила охота ужинать в убогих забегаловках и целый день курить сигареты. Она, кстати говоря, совсем не помнила, почему вообще начала курить. Наверное, оттого, что ей просто некуда было деть руки, находясь в обществе.

Стелла уже который день собиралась с духом, чтобы поговорить с мамой. После долгих размышлений она решила, что бросать обвинения в лицо отцу совершенно бесполезно. Ну и что он ей скажет? Какое оправдание найдет? К тому же он был так неизменно вежлив с мамой, что Вероника перестала опасаться, что он ее бросит.

Но поговорить с ней все равно необходимо. Во всех сериалах, которые смотрела Стелла, жены всегда узнавали об изменах мужей. Это было неизбежно. «Возможно, если именно я, а не кто-то другой, осторожно сообщу маме об интрижке отца, все как-то уляжется» – думала Стелла. Да, ее отец был ужасным подонком, и Стелла видеть его не могла, но… у них у всех такая прекрасная жизнь. А если ее родители разведутся… Нет, это просто кошмарный сон!

А если они все же продолжат жить вместе, и кто-нибудь узнает, что ее отец изменяет маме, и все начнут неустанно сплетничать у них за спиной… Нет уж, ее маме легче пережить измену, чем то, что все вокруг будут знать – Наташе Воронцовой предпочли другую, которая и в подметки ей не годится! Так что Стелле предстоит как-то решить эту проблему с минимальными последствиями. Да, она выдаст отца, но преподнесет все в более щадящем варианте, чем есть на самом деле. Скажет, например, что видела, как Регина сама вешалась на отца, а он не мог устоять. Мама поймет. Мама всегда говорила, что полигамность заложена в их проклятой природе.

Да, именно так она и поступит! Как только мама узнает, они выяснят отношения с отцом, он перестанет встречаться с Региной, и никто никогда не узнает об этом пятне на их репутации. «Придется мне, видимо, стать ангелом возмездия и прощения в одном лице» – подумала Стелла. Ей понравилась эта фраза. Ей вообще нравилось произносить про себя пафосные фразы.

Но Стелла никак не могла найти подходящего времени. То ее мама занималась йогой, то ее мучали мигрени, то вокруг крутилась домработница, то отец был дома. И Стелла откладывала и откладывала этот разговор, не признаваясь даже самой себе, что она просто боится. Еще бы ей, черт побери, не бояться! Не каждый день приходится сообщать матери, что ее муж наставляет ей рога! Слава тебе господи, что Регина хотя бы не была подругой ее мамы! Если уж на то пошло, мама всегда считала ее просто напыщенной толстой коровой.

Вдруг с первого этажа послышался щебетанье ее мамы, болтающей с кем-то по телефону, и Стелла услышала, как она поднимается по лестнице. Мама вернулась из тренажерного зала раньше обычного, а значит, они с ней дома совершенно одни. Стелла резко села в постели. Все внутри нее похолодело. Вот он, идеальный момент!

Но она не могла! Только от одной мысли о том, как она заходит в мамину комнату и произносит: «Нам нужно поговорить», у нее на спине выступал холодный пот. Нет, нет, нет! Она не может этого сказать! Боже мой, ей нужно срочно уйти из дома, иначе она каждую секунду будет думать о том, что она должна поговорить с мамой, должна поговорить с ней прямо сейчас! И тогда, абсолютно потеряв голову, Стелла схватила телефон и лихорадочно набрала номер.

– Привет! – сказала она самым беззаботным тоном. – Ты занят? Прекрасно. Мне совершенно нечем заняться. Не хочешь встретиться и поужинать где-нибудь?

Через час она, одетая с иголочки и накручивая на палец длинный блестящий локон, была в любимом итальянском ресторанчике. Сидящий напротив Ник выглядел, как всегда, прекрасно. Стелла подумала, что неплохо бы и Максу взять у него несколько уроков. Макс одевался, бесспорно, идеально, но как-то безлико – он просто шел в магазин и покупал самые дорогие джинсы из последней коллекции, а у Ника был собственный стиль. Да и сам Ник был какой-то… самобытный. И цельный. А Стелле нравились цельные личности. Наверное, потому, что ее саму все время бросало из крайности в крайность.

Вдруг она спохватилась. Да когда она перестанет сравнивать Ника и Макса? Она же давно дала себе слово покончить с этим!

– Так что стряслось, Стелла? – спросил Ник, глядя на нее прищуренными глазами из-под падающей темной челки.

– А с чего ты взял, будто что-то стряслось? – невинно спросила она, с наслаждением вдыхая аромат пасты болоньезе. – Я что же, не могу провести время с лучшим другом?

От Стеллы не могло укрыться, как при последнем слове глаза Ника остро вспыхнули.

– Ну и кого ты пытаешься обмануть? – спросил он, отведя от нее взгляд и накалывая на вилку равиоли. – Если бы ты хотела развлечься, ты бы собрала всю нашу компанию. Включая Макса.

– Ах, Макс в последнее время просто выводит меня из себя, – капризно сказала Стелла. – Не хочу его видеть.

– Не уклоняйся от темы, – усмехнулся Ник. – Ты никогда не могла запудрить мне мозги, ты же знаешь.

Это была правда. Когда ее что-то терзало, она всегда приходила к Нику, и только к нему. Он каким-то непостижимым образом понимал то, что она хотела сказать, но не знала, как. С ним она притворствовала в значительно меньшей мере, чем с остальными, потому что ее не покидало подсознательное ощущение, что он видит все ее уловки насквозь. И он всегда говорил ей правду. Стелла, вообще-то, терпеть не могла, когда ей говорили правду, потому что она зачастую неприятна. Но иногда ты нуждаешься в этом. Должен существовать хоть один человек в мире, который скажет тебе правду.

– Так уж и всегда? – игриво спросила она, склонив голову набок. Она ненавидела себя за это, но ничего не могла поделать. После того случая на дне рождения Лены она знала, насколько опасно его дразнить, но это происходило против ее воли. Ее тело абсолютно переставало ей повиноваться.

Но Ник не поддался и продолжал молча смотреть на нее, выжидая. Это был его излюбленный прием – молчать до тех пор, пока она не сдастся и не начнет сама все выкладывать. Он был единственным человеком, общение с которым проходило не по ее правилам, и за это она порой его ненавидела.

– Что ж, прекрасно, – раздраженно сказала она. – Раз уж тебе непременно нужно знать, то я поссорилась с родителями. Отец хочет отправить меня в Германию, а я даже слышать об этом не желаю.

– Ну и почему ты против? На фоне блеклых немок ты будешь сиять, словно солнце!

Он откровенно насмехался над ней.

– Это не смешно! Ты что, не понимаешь, как это серьезно для меня?! – в ярости воскликнула Стелла.

– Понимаю. Поэтому и хотел тебя рассмешить. Я… прекрасно понимаю тебя, Стелла. Предки вечно решают за нас, а мы, по рукам и ногам повязанные их деньгами, не имеем права сказать им ни слова. И порой меня это просто выводит из себя, – лицо Ника неожиданно помрачнело.

Секунду помолчав, он продолжил:

– И, что для меня самое ненавистное – они считают, будто мы должны быть благодарны им за то будущее, которое они могут нам обеспечить. А что, если нам это будущее совсем не нужно? Что, если у нас другие планы на жизнь?

– Ну, я лично не собираюсь послушно следовать папочкиной воле! – горячо воскликнула Стелла, распаленная его словами. – Я не уеду в Германию!

– Нам почти восемнадцать, – спокойно сказал Ник. Казалось, вспышка гнева Стеллы вернула ему самообладание. – Мы вполне можем порвать с семьей и начать свой путь. Жить жизнью, которой хотим. Сами. С нуля. Без денег. Без связей. Так что в конечном итоге перед всеми нами встает лишь один вопрос: «Какая жизнь предпочтительнее: свободная или обеспеченная?»

Стелла угрюмо молчала. Сама она не смогла бы описать тяжесть, которая угнетала ее все последние недели, точнее. А он всегда говорил все как есть – жестко и без приукрашиваний.

– Не в бровь, а в глаз, – сухо сказала Стелла. – Но я приняла решение. Я открыто пойду против отца. Если он загонит меня в угол, у меня просто не останется выбора.

– О, я уверен, ты его сделаешь, – благодушно сказал Ник, и у Стеллы появилось неприятное ощущение, будто он знает про нее что-то, чего она сама про себя не знает.

– Кстати, что там с Максом? – помолчав, спросил он. – У вас какие-то проблемы в последнее время?

Стелла замялась. Она не знала, есть ли у них проблемы. Она так разозлилась на него за тот случай, когда он остался с Вадимом глотать колеса в то время, как он был ей так нужен, что отказывалась и говорить с ним, и видеть его до того момента, пока он не приползет к ней на коленях. Но Макс засыпал ее сообщениями с извинениями и привез ей в подарок такую роскошную шубку, что она капитулировала. И все же его поведение очень и очень ей не нравилось.

– Не знаю, Ник. В последние недели он ведет себя странно. Он, конечно, и раньше напивался с Вадимом и покуривал травку. Но он никогда не глотал таблетки, понимаешь? А после того случая, когда мы… Ну, после той вечеринки у Вадима… Он снова был под кайфом. И мне кажется, что не раз, просто он перестал мне об этом рассказывать.

Сама Стелла с того раза ни разу не принимала таблетки и наотрез отказывалась, когда Вадим приглашал ее и Макса к себе, чтобы поразвлечься. Она не хотела этого признавать, но она просто панически боялась подсесть. В первые дни после того вечера она готова была душу продать за еще одну дозу – и это до жути напугало ее. Ведь в глубине души Стелла опасалась оказаться слабовольной.

Ник внимательно наблюдал за ней.

– Ну, не суди его слишком строго. Ты же знаешь, его отец бросил мать – он тяжело переносит это.

– Что, прости?! – Стелла была настолько шокирована, что едва не уронила вилку.

– А ты что, не знала? – не меньше ее поразился Ник, и на его лице впервые проступило смущение.

Стелла почувствовала себя глубоко уязвленной. Как Макс мог не сказать ей, своей девушке, о таком?! Почему он разболтал это своим друзьям, наверняка и этому чертовому Вадиму, но не ей? Ведь они же пара, и она должна знать о нем все. Саму Стеллу не смутило, что у нее не возникло даже мысли рассказать Максу о том, через что проходит она сама. Но ведь он – совсем другое дело. Стелле хотелось отдавать Максу лишь крошки со своего стола, но сам он… сам он должен был отдавать ей все.

– Нет. Не знала, – глухо сказала Стелла, понимая, что лицо выдало ее с головой.

– Черт. Слушай, Стелла… – видно было, что Ник чувствует себя ужасно неловко.

– Как он мог не сказать мне о таком! – возмущенно перебила его она, в гневе забыв даже расспросить Ника о подробностях. В другое время ее бы немало повеселило, что это престарелая грымза наконец получила по заслугам, но сейчас ей было не до этого.

– Я догадываюсь, почему, – осторожно сказал Ник, явно желая поскорее закончить этот разговор. – Это стало для него настоящим ударом, хоть он этого и не показывает. Ты же знаешь, как он относится к своей матери… Он и мне-то сказал промежду прочим. А ты бы стала непременно выпытывать подробности, Макс не хочет об этом распространяться.

– Глупости! Я не стала бы вытягивать из него то, о чем ему неприятно говорить! – возмутилась Стелла.

– Правда? – невозмутимо спросил Ник, и Стелла осеклась. Ну да, ей действительно было бы ужасно интересно узнать, что сподвигло добропорядочного и мягкотелого отца Макса вспомнить, что у него есть яйца, и бросить деспотичную жену, которая держала его в ежовых рукавицах.

– И все же он должен был прийти ко мне, а не ловить галлюцинации в подвале Вадима! Все-таки я его девушка, и я бы смогла его поддержать, – упрямо сказала она.

– Не сомневаюсь. Но ему сейчас не нужна поддержка. Ему нужно забыться.

«Ему нужно забыться»… А разве ей самой не нужно было забыться? Ведь они с Максом сейчас могли понять друг друга как никто…

– Что ж, может, и хорошо, что он мне не сказал, – наконец произнесла Стелла. – Он наверняка ожидал бы, что я начну поносить его отца, а я этого делать не намерена. Я считаю, что уйти от Маргариты – лучшее, что он мог сделать в этой жизни!

– Уверен, ты прекрасно бы притворилась, как ты ей сочувствуешь, – усмехнулся Ник.

– Что за глупости?! Уж до такой степени притворяться я бы не стала!

– Да ну? Разве ты не занимаешься этим все время?

Стелла побагровела. Вот поэтому-то она и старалась избегать встреч с ним наедине, когда Ник мог, не вызывая ни у кого подозрений, отпускать в ее сторону подобные колкости. Стелла знала, что так он ей мстит, как и она мстила ему, хотя при других они и делали вид, что все нормально. Но как он смеет уличать ее в притворстве?! Она всю жизнь вела эту игру, и все безоговорочно ей верили. А он беззастенчиво обличает ее в том, что она не моргнув глазом в зависимости от ситуации меняет личины, как перчатки! Стелла почувствовала злость ребенка, которого взрослые застукали за игрой в прятки, хотя должны были поддаться.

– Не понимаю, о чем ты, – холодно сказала Стелла.

– Понимаешь, понимаешь. Ну да ладно, не будем об этом. Кстати, почему ты так терпеть не можешь Вадима? – спросил Ник, как обычно, пропуская ее оскорбленный тон мимо ушей. – Согласен, частенько у него нет тормозов, но он совсем не такой подонок, каким ты его считаешь.

– Да ну? А по мне, он самый отъявленный и извращенный мерзавец, какого мне приходилось видеть, и я ума не приложу, как Макс, да и ты тоже, можете считать его лучшим другом.

– Ты, как обычно, видишь только то, что хочешь. Да, моральная составляющая у него хромает, но он многое готов сделать ради своих друзей.

– А мне кажется, ты защищаешь его просто мне назло. Если бы он был хорошим другом, он не давал бы Максу колеса, помогая ему забыться, а заставил бы посмотреть проблемам в глаза, как делаю… – Стелла осеклась.

– Как что? – с интересом спросил Ник.

– Ничего, – оборвала саму себя Стелла. – У меня такое впечатление, что только я вижу, как он тянет на дно всех, с кем контактирует. Славу богу, Лена бросила его ради того парня с благотворительного бала.

– Ты так думаешь? А мне кажется, она начала встречаться с ним, только чтобы Вадим приревновал. Думаю, ее кошки-мышки с Вадимом становятся для нее серьезнее, чем она хочет показать.

– Надеюсь, ты ошибаешься. Я часто думаю, что она только притворяется дурочкой, но если у нее действительно хватило глупости втрескаться в Вадима… У нее что, отсутствуют клетки, отвечающие за самосохранение?

– Ну, хочу сказать, что Вадим всегда уделял ей гораздо больше внимания, чем остальным девушкам. И он всегда к ней возвращался, – отстраненным тоном философа сказал Ник. – Хоть и сам этого не понимает. Но поймет, если Лена продолжит раззадоривать его своей интрижкой с тем бедным пареньком, который оказался пешкой на их любовной доске.

– Не понимаю, что у них может быть общего, – недоуменно сказала Стелла.

– Пожалуй, ничего, – согласился Ник. – Кроме подхода к жизни. Для них обоих жизнь – это забавная игра, в которой нет ничего серьезнее шопинга и пати, и это их объединяет. Иначе они бы не проводили друг с другом столько времени, начиная с самого ее дня рождения. Ты помнишь тот день? Тогда произошло много… занятного.