скачать книгу бесплатно
– Да она готовит и убирается лучше, чем я!
В ответ раздался одобрительный гул. Бабушка то же самое говорила и другим женихам, да только это не помогало. Все они, познакомившись с Дейей, шли на попятную. Каждый раз, поняв, что свадьба не сладилась, что не насиб, не судьба, Фарида принималась хлестать себя по щекам и разражалась бурными рыданиями – она нередко устраивала такие театральные сцены, чтобы добиться послушания от Дейи и ее сестер.
Дейа несла поднос по коридору, стараясь не глядеть на свое отражение в развешанных по стенам зеркалах. Бледная девушка с угольно-черными глазами и губами цвета инжира, грива темных волос разметана по плечам. В последнее время ей казалось, что чем больше она вглядывается в свое лицо, тем меньше видит. Впрочем, так было не всегда. Когда Фарида впервые заговорила с ней о замужестве – давным-давно, еще в детстве, – Дейа восприняла это как нечто само собой разумеющееся. То, что бывает со всеми девочками, когда они вырастают и становятся женщинами. Тогда она еще не знала, что это значит – стать женщиной. Не понимала, что это значит – выйти замуж за едва знакомого человека, не понимала, что в замужестве, и только в нем, заключено ее предназначение. Только став старше, Дейа по-настоящему осознала свое место в обществе. Она усвоила, что есть определенный образ жизни, ей предписанный, определенные правила, которым она обязана следовать, и что, будучи женщиной, она никогда не получит законного права распоряжаться своей судьбой.
Натянув на лицо улыбку, Дейа вошла в залу. Там царил полумрак, все окна были занавешены толстыми красными шторами, которые Фарида сшила в тон к бордовому диванному гарнитуру. Дедушка и бабушка сидели на одном диване, гости – на другом, и Дейа поставила сахарницу на столик посередине. Ее взгляд был устремлен в пол, на красный турецкий ковер, который лежал в доме дедушки и бабушки с тех пор, как они переехали в Америку. По краю ковра шел орнамент: золотые завитки без начала и конца, сплетающиеся в непрерывный узор. То ли орнамент со временем стал крупнее, то ли сама она стала мельче. Запутавшись в завитках взглядом, Дейа почувствовала, как закружилась голова.
Жених, когда Дейа подошла, поднял глаза и уставился на нее сквозь мятный пар. Она подавала чай, не глядя на него, хотя чувствовала на себе его неотрывный взгляд. Его родители и ее дедушка с бабушкой тоже следили за ней. Одновременно ее пронзали пять пар глаз. Что они видят? Тень человека, кружащую по комнате? Может, и того меньше. Может, вообще ничего не видят – только поднос, который парит в воздухе и подплывает поочередно ко всем гостям, пока не опустеет чайник.
Она подумала о своих родителях. Что бы они делали, если бы были сейчас здесь, с ней? Улыбались бы, представляя ее в белой фате? Настаивали бы, как дедушка с бабушкой, чтобы она повторила их путь? Дейа закрыла глаза в надежде ощутить их рядом – но кругом была пустота.
Дедушка Халед резко повернулся к ней и откашлялся.
– Может, пойдете посидите на кухне? – предложил он. – Узнаете друг друга получше.
Сидевшая рядом Фарида бросила на Дейю тревожный взгляд. На лице у нее было написано: «Улыбайся. Веди себя как подобает. Не спугни его, как других».
Дейе вспомнился последний жених, отказавшийся от своего предложения. Он заявил дедушке и бабушке, что она держится слишком дерзко и задает слишком много вопросов. Мол, не так должна вести себя арабская девушка. Ну, а на что рассчитывали дедушка с бабушкой, переезжая в чужую страну? Что их дети и внуки вырастут настоящими арабами? Что Америка не оставит на них отпечатка? Не ее вина, что она ведет себя не совсем по-арабски. Она всю жизнь прожила на перепутье двух культур. Вот и не стала толком ни арабкой, ни американкой. И там чужая, и здесь. Поди разбери, кто она такая.
Вздохнув, Дейа встретилась взглядом с женихом.
– Пойдем.
Только когда они уселись за кухонный стол друг напротив друга, она наконец-то его разглядела. Высокий, полноватый, на подбородке щетина. Золотисто-коричневые, как орех пекан, волосы зачесаны ото лба набок. «Этот посимпатичнее предыдущих», – подумала Дейа. Он открыл рот, словно бы намереваясь заговорить, но не издал ни звука. Но несколько секунд спустя все же откашлялся и представился:
– Насер.
Она зажала ладони между колен, стараясь вести себя как подобает.
– Дейа.
Повисло молчание.
– Я, эм-м… – Он запнулся. – Мне двадцать четыре. Учусь на врача. Пока доучиваюсь, работаю у отца в магазине.
Она медленно, неохотно улыбнулась. По любопытству на его лице было видно, что Насер ждет от нее того же самого – что Дейа поведает о себе в общих словах, обрисует парой фраз свою жизнь. Но поскольку она молчала, Насер спросил:
– А ты чем занимаешься?
Понятно было, что вопрос задан из вежливости. Они оба знали, что молодая арабская девушка не занимается ничем. Разве что готовит, убирает да смотрит свежие турецкие сериалы. Может, бабушка давала бы им с сестрами больше свободы, живи они дома, в Палестине, в окружении своих. Но здесь, в Бруклине, Фарида только и могла, что держать внучек в четырех стенах и молиться, чтобы они остались порядочными девушками. Чистыми. Настоящими арабками.
– Да так, особо ничем, – ответила Дейа.
– Ну, что-то же ты делаешь. Хобби у тебя, например, есть?
– Я люблю читать.
– И что ты читаешь?
– Да все подряд. Без разбора. Времени у меня навалом.
– С чего это? – нахмурился он.
– Бабушка нам мало что разрешает. Ей и книги-то мои не по душе.
– Почему?
– Она считает, что книги оказывают дурное влияние.
– А-а. – Насер покраснел, словно наконец все понял. И, помявшись, продолжил: – Мать сказала, ты ходишь в исламскую школу для девочек. В каком ты классе?
– В выпускном.
Он снова помолчал. Поерзал на стуле. Почему-то Дейе было легче от того, что он нервничает. Она перестала втягивать голову в плечи.
– Хочешь потом в колледж? – поинтересовался Насер.
Дейа вгляделась в его лицо. Ее никогда не спрашивали о колледже так, как спросил Насер. Обычно этот вопрос звучал как угроза, словно, если она ответит «да», нарушится мировая гармония. Словно ничего ужаснее девушка удумать не может.
– Хочу, – призналась она. – Мне нравится учиться.
Насер улыбнулся:
– Завидую. Я всегда учился не ахти.
Дейа пристально посмотрела на него.
– Тебе не нравится?
– Что не нравится?
– Что я хочу в колледж.
– Нет. Почему мне это должно не нравиться?
Дейа вглядывалась в лицо Насера и никак не могла решить, верить ему или нет. Может, он только притворяется, что не против колледжа, чтобы она подумала, будто бы он не такой, как предыдущие женихи, – более прогрессивный. Может, он говорит ей именно то, что, по его мнению, она хочет услышать.
Дейа выпрямилась на стуле. Не отвечая на вопрос Насера, она, в свою очередь, поинтересовалась:
– А почему ты учишься не ахти?
– Учеба мне никогда особо не нравилась, – ответил он. – Но родители настояли, чтобы после колледжа я поступил в медицинский. Хотят, чтобы я стал врачом.
– А ты хочешь стать врачом?
Насер засмеялся:
– Не очень. Я бы лучше семейным бизнесом занимался. Может, и собственное дело когда-нибудь открыл бы.
– А ты родителям это говорил?
– А как же. Но они заявили, что я должен выучиться – если не на врача, то хотя бы на инженера или на юриста.
Дейа во все глаза смотрела на него. Во время подобных посиделок она не испытывала ничего, кроме злости и раздражения. Один жених только и рассказывал, сколько денег зашибает у себя на заправке; другой устроил допрос с пристрастием: как она учится, готова ли сидеть дома и воспитывать детей, согласна ли носить хиджаб постоянно, а не только в школу?
У Дейи тоже было что спросить. Как ты будешь обращаться со мной, если мы поженимся? Дашь ли мне осуществить мои мечты? Или запрешь дома одну с детьми, а сам будешь пропадать на работе? Будешь ли ты любить меня? Считать своей собственностью? Бить? Она могла бы сказать все это вслух, но знала, что услышит в ответ лишь то, что жаждет услышать. Если хочешь понять человека, надо не слушать слова, которые он произносит, а вглядеться в него попристальней.
– Почему ты так на меня смотришь? – спросил Насер.
– Да я просто… – Она опустила взгляд на собственные пальцы. – Меня удивляет, что родители заставили тебя пойти учиться. Я думала, они дают тебе свободу выбора.
– С чего ты взяла?
– Ну как же. – Она посмотрела ему в глаза. – Ты ведь мужчина.
Во взгляде Насера мелькнуло любопытство.
– Ты правда так думаешь? Если я мужчина, то могу делать что хочу?
– Так устроен мир, в котором мы живем.
Он подался вперед, опершись на стол. Никогда еще Дейа не оказывалась так близко к мужчине. Она откинулась на спинку стула и крепче зажала ладони между колен.
– Чудна?я ты, – сказал Насер.
Дейа почувствовала, что краснеет, и отвела глаза.
– Только при моей бабушке этого не говори.
– Почему? Я в хорошем смысле.
– Она ничего хорошего в этом не видит.
Повисло молчание. Насер придвинул к себе чашку.
– Ну так что же, – сказал он, отхлебнув чаю. – Как ты представляешь свое будущее?
– Что?
– Чего ты хочешь от жизни, Дейа Раад?
Дейа невольно рассмеялась. Как будто имеет какое-то значение, чего она хочет. Как будто от нее хоть что-то зависит… Будь ее воля, она отложила бы замужество лет на десять. Подала бы документы на зарубежную стажировку, собрала вещи и уехала в Европу – в Оксфорд, например – и сидела бы целыми днями в кафе и библиотеках с книжкой в одной руке и ручкой в другой. Стала бы писательницей, помогала бы людям постигать мир с помощью придуманных ею историй… Но от нее не зависело абсолютно ничего. Дед с бабкой запрещали даже думать о колледже до замужества, а Дейа не хотела с ними ссориться – ведь тогда она на всю арабскую общину прослывет невесть кем. Что она будет делать, если с ней перестанут разговаривать, запретят видеться с сестрами, отлучат от дома и семьи? Другого-то дома и другой семьи у нее все равно нет. Дейа и так ощущала себя одинокой и брошенной – у нее не хватило бы духу порвать последние родственные узы. Она боялась жизни, которую готовили ей дед с бабкой, но еще больше боялась неизвестности. Поэтому задвинула свои мечты подальше и делала что скажут.
– Я просто хочу быть счастливой, – сказала она Насеру. – Вот и все.
– Ну, это дело нехитрое.
– Неужели? – Она снова посмотрела ему в глаза. – Тогда как так получается, что я ни одного счастливого человека не видела?
– Да наверняка видела. Взять, к примеру, твоих дедушку и бабушку – они же счастливы.
Дейа с трудом удержалась, чтобы не закатить глаза.
– Тета целыми днями жалуется на жизнь: мол, дети ее бросили, – а сидо[2 - Дедушка] и дома-то почти не бывает. Поверь мне. Они несчастные люди.
Насер покачал головой:
– Может, ты слишком строго судишь?
– Да разве? Вот твои родители – они счастливы?
– Конечно, счастливы.
– И любят друг друга?
– Конечно, любят! Они женаты больше тридцати лет.
– Это ни о чем не говорит, – хмыкнула Дейа. – Мои бабушка с дедушкой женаты больше пятидесяти – и на дух друг друга не переносят.
Насер промолчал. Судя по выражению его лица, Дейин мрачный настрой ему не нравился. Но что еще ей сказать? Солгать, что ли? Хватит с нее и того, что ее заставляют жить жизнью, которой она жить не хочет. Неужели брак должен начинаться со лжи? Тогда чем он кончится?
Наконец Насер откашлялся.
– Знаешь, – проговорил он, – только потому, что ты не видишь счастья в жизни твоих дедушки и бабушки, нельзя утверждать, что они не счастливы. Счастье ведь у каждого свое. Взять мою мать – она превыше всего ценит семью. Она счастлива, потому что у нее есть муж и дети. Но, конечно, семья нужна не каждому. Некоторые не могут без денег, некоторые – без друзей. Все люди разные.
– А тебе что нужно? – осведомилась Дейа.
– В смысле?
– Что тебе нужно для счастья?
Насер закусил губу.
– Финансовая стабильность.
– Деньги?
– Нет, не деньги. – Он помолчал. – Я хочу устроить себе надежную карьеру и жить с комфортом. Может быть, даже на пенсию уйти пораньше.
Дейа поморщилась:
– Работа, деньги – какая разница…
– Может, и так, – согласился Насер, покраснев. – Ну, а ты что ответишь?
– Ничего.
– Это нечестно! Ты должна ответить. Что тебя сделает счастливой?
