Моя необычная обычная жизнь

– Плавать-то я в ней могу, а вот что я буду делать потом на берегу? Сидеть в мокрой или обмотавшись мокрым же полотенцем, и бояться сделать неловкое движение? – Надену её после купания, – решила Даша. – А вот в воду я буду заходить одна! И не пялься на меня слишком уж откровенно.

Я помотал головой, и возведя очи горе, отвернулся.

– Повернёшься, когда скажу, – велела мне Даша, и я согласно покивал, опасаясь что-либо сказать. Вина моя, всё-таки, была слишком очевидна.

Когда Даша с визгом окунулась, я позволил себе повернуться. Даша уже плыла, и я поспешил к ней, опасаясь каких-нибудь случайностей, типа холодного ключа или прикоснувшейся неожиданно рыбы. Повторюсь; паника на воде – смертельна. Через несколько секунд я уже плыл рядом с Дашей. Мелкая рябь на воде, отражая солнечные зайчики, практически непроницаемым покровом скрывала всё, что находилось под водой. Поэтому Даша быстро успокоилась и плыла спокойно, хоть и не очень умело.

Берег начинал опасно удаляться. Но Даша всё плыла, и мне стоило труда уговорить её повернуть обратно. И где-то метров за 20 до берега случилось то, чего я опасался; Даша начала тонуть. Нет, не камнем, но я слышал её всё учащающееся дыхание, видел, как её гребки становятся всё чаще и мельче по амплитуде, и понимал, что она уже на грани. Но старался ничем свои опасения не выдать, поддерживая шутливый трёп.

В конце концов Даша сказала:

– Всё, больше не могу. Помогай!

Я подплыл к ней ближе и сказал:

– Держись за моё плечо и плыви как прежде.

Даша немедленно вцепилась в меня, совершая типичную ошибку.

– Нет Даша, успокойся. Ты не можешь утонуть, когда я рядом. Но и меня топить не надо. Просто положи мне руку на плечо и плыви.

При тесном контакте мне удалось передать Даше чувство уверенности и спокойствия, и убрать волны тревоги и зарождающегося водоворота паники. Она быстро взяла себя в руки, стала слушать меня, и мы довольно быстро добрались до берега.

Забыв, что «не одета», Даша упала на полотенце, и отдышавшись сказала:

– Спасибо. И не вздумай кому-то рассказать об этом. Особенно моей маме.

Затем вновь буркнув под нос «не пялься», быстро вытерлась и надела футболку.

Пялиться я и не собирался, но предпочёл никак не реагировать. Это было формальная реакция. Обязательная, для «сохранения лица». Ведь «приличная девушка» не может бесстыдно сидеть с открытой грудью рядом с малознакомым молодым человеком. Я понимал это и принимал «правила игры».

Когда Даша совсем пришла в себя, я предложил ей перекусить, а заодно попытаться что-нибудь выяснить насчёт лагеря. Мне очень хотелось, чтобы Даша поехала со мной на море. Я даже всерьёз рассматривал вариант отказаться от поездки, если не поедет Даша, если, конечно, наши с ней отношения не испортятся, или она сама куда-нибудь не уедет.

В Дашиной реакции на слово «отец» я чувствовал какую-то семейную драму, но понимал, что расспрашивать об этом нельзя ни под каким видом. Осталось лишь надеяться, что после того, как наши отношения укрепятся настолько, что мы станем безусловно доверять друг другу, Даша расскажет сама. Когда сочтёт это нужным.

С собой у меня была небольшая спиртовка, которая из плоского «портсигара» превращалась в букву Н, несколько таблеток сухого спирта, алюминиевая и пластиковая кружки, чай, сахар, ложки и жестяная консервная банка болгарских голубцов. А воды у нас было предостаточно; целое озеро. На общественном пляже было два родника, но плыть туда мне совершенно хотелось, и потом, воду мы всё равно будем кипятить, а потому можно набрать её прямо из озера.

Когда мы утолили разыгравшийся на свежем воздухе аппетит, и блаженно развалились на солнце, я решил аккуратно начать разговор.

– Даша, извини, возможно, но ты не говорила с мамой насчёт поездки? На море. В лагерь. Или, может, ты сама не хочешь ехать? Тогда не скажешь ли мне причину?

Даша долго молчала, и я, досадуя на себя, что опять, возможно, допустил какую-то ошибку, уже хотел вновь извиниться и закрыть тему, она наконец ответила:

– Дело не в моём желании или нежелании. И я соглашаюсь со всеми твоими аргументами. Но тут есть очень непростые наши семейные обстоятельства.

Она помолчала, словно собираясь с духом.

– Кирилл, скажу честно и прямо: ты мне нравишься.

Она предупреждающе подняла руку, видя, что я собираясь что-то сказать.

– Да-да, я понимаю; мы знакомы всего два дня, и я, возможно, кажусь тебе слишком легкомысленной, но поверь – это не так. И с людьми я схожусь не очень быстро, и у меня тоже были свои причины перейти в другую школу, как и у тебя свои, не так ли? Но у меня чувство, что мы знакомы гораздо дольше. Потому, что мне с тобой так легко, ну словно – она лукаво улыбнулась – с братом. Так вот; я «не еду» не потому, что едешь ты, не думай. Но, – она вновь помолчала, – то, что я тебе скажу, пусть останется, между нами, обещаешь?

Я кивнул.

– У меня есть сестра. Кира. Ей 10 лет, и сейчас она в лагере. Обычном, пионерском. По бесплатной профсоюзной путёвке. Как ты знаешь, мы приехали из Латвии, где у нас остались родственники и знакомые, а главное – бабушка – мама мамы. Она очень ждёт нас к себе, и мы тоже хотели бы поехать к ней, но у нас есть основания, – голос её вновь дрогнул, но она справилась без моей помощи – воздерживаться от общения с нашими родственниками. Всеми, кроме бабушки. Кира не знает причин наших поступков; она ещё слишком маленькая для того, чтобы их знать. Поэтому мама хочет оставить её в лагере ещё на одну смену, а Кира говорит, что если я к ней не приеду, то она сбежит из лагеря домой, и просится к бабушке. Вот такая запутанная история. Поэтому мама хочет отправить меня к Кире, т. к. это, во-первых, удержит её в лагере, а во-вторых, послужит формальным оправданием, почему мы не приезжаем к родне, ну и плюс – финансовый аспект.

Я чувствовал, что в этой истории полно «белых пятен», совершенно очевидно, связанных с Дашиным отцом. Но спрашивать не решался, помню Дашину реакцию. Но вот слово «финансовый» мне было знакомо и понятно. И я переспросил:

– Финансовый?

– Да, Кирилл! Финансовый. Представь, что у нас в стране ещё существует такая проблема, как финансовая, особенно у матерей – одиночек, – в её голосе послышались какие-то горькие нотки, – Для которых стоимость билетов на юг и обратно, является существенной. Чтобы ты понимал, это, к примеру, два новых школьных платья на меня и на сестру.

Я чувствовал, что иду по тонкому льду, но упускать шанс было нельзя.

– Даша, Даша, успокойся, пожалуйста. Знаешь, наша семья тоже отнюдь не буржуи. Мама- учитель, а папа – инженер. И у меня тоже есть брат. Правда, он старше меня и теперь живёт отдельно. И, я прошу тебя, выслушай меня пожалуйста до конца. У меня есть мои личные деньги, и я мог бы..

– МЫ НЕ НИЩИЕ! – Даша вскочила на ноги, лицо её буквально горело негодованием, – И мы вполне самостоятельно можем решить свои проблемы без ваших денег.

Она начала нервно ходить вокруг.

Я вздохнул:

– Ну вот этого я и боялся, что ты так отреагируешь. А потому ещё раз тебя прошу: выслушай меня до конца. Ну пожалуйста. Разумеется, вы сами всё можете решить. В этом у меня нет сомнения. Но деньги о которых я говорю – это не деньги моих родителей. Эти деньги – мои личные. Я не получил их от родителей, а честно заработал их сам. Понимаешь? Я их не украл, не получил в подарок. Я их заработал. А потому имею полное МОРАЛЬНОЕ право распорядиться ими так, как САМ сочту нужным и правильным.

Даша молчала, и это давало мне некоторую надежду.

– Скажи, Даша, если у мужчины есть заработанные им лично деньги, то разве он не может потратить их на подарок понравившейся женщине? Ведь, если он этого не может, то какая у него будет мотивация их зарабатывать вообще? И какая разница, как называется ПОДАРОК: билет в кино или билет на поезд? Я вот хочу ПОДАРИТЬ тебе поездку на море. Просто потому, что ты мне тоже нравишься, Даша. Потому, что мне ТАК захотелось потратить СВОИ деньги. И ГЛАВНОЕ, Даша: это не накладывает на тебя никаких обязательств, если тебя это беспокоит.

Даша фыркнула, но я видел, что она уже не злится;

– Потому, что это не сделка, а подарок. Подарок, который дарящему порой приносит больше удовлетворения и радости, чем тому, кому дарят. Понимаешь, о чём я?

Даша кивнула.

– Разве нет, например, для матери большей радости, чем видеть радость в глазах ребёнка, получившего что-то в подарок? И кто в этот момент больше рад – ещё вопрос. Разве сделать доброе дело безвозмездно, как тимуровцы, не приносит радость тем, кто эти дела совершает?

Даша задумчиво смотрела на меня и неожиданно спросила:

– Я всё стеснялась спросить тебя про эти татуировки, – она дотронулась пальцем до одной из линий, оставшихся от той встречи, что изменила всю мою жизнь.

– Это не татуировки; это ожоги.

Даша испуганно отдёрнула руку.

– Больно?

Я засмеялся;

– Нет, они давно зажили.

– А от чего они?

– Это тайна. Но тебе я скажу. Потому, что доверяю.

Я помолчал.

– Это молния.

Даша испуганно ойкнула, а я добавил:

– Шаровая.

– Как же ты остался жив? Ведь это всё равно молния!

– Я не знаю, Даша. Может я выжил, а может и нет.

Почему-то у меня перехватило дыхание. Это было странно и немного стыдно. Я замолчал и отвернулся к озеру.

Даша также молчала.

Через какое-то время, справившись с голосом, я сказал ей:

– Вот поэтому это секрет. Не хочу превратиться в подопытного жука в лаборатории. Для всех это был просто пожар.

Даша смотрела на меня округлившимися глазами.

Я усмехнулся:

– И пожалуйста, Даша, не надо смотреть на меня, как на восставшего из могилы упыря. Я живой и тёплый. И уже битый час уговариваю симпатичную девушку разрешить сделать ей подарок. Это не ведь не очень похоже на ожившего мертвеца?

Теперь уже улыбнулась Даша.

– Знаешь, Кирилл, ты меня убедил. Но тебе надо поговорить с моей мамой, потому что обманывать её якобы бесплатными билетами я не хочу, но и сама без неё решить всё равно ничего не могу. Поговори с ней. Ты ведь можешь быть убедительным. Но только не пугай, как ту…дуру в школе. Просто поговори. И если мама согласится, то я на твоей стороне, и с довольствием поеду с тобой.

Всю обратную дорогу Даша продремала на моём плече. Мы почти больше не разговаривали, ибо главное было сказано, и оставалось только дождаться встречи с Дашиной мамой.

Глава 12

К Дашиной маме мы договорились пойти вечером, а до этого решили снова погулять в Таврическом саду, который понравился нам прошлый раз своим относительным безлюдьем в центре города.

Поскольку и у меня и у Даши были с утра дела в городе, то встретиться мы договорились на улице Петра Лаврова у метро «Чернышевская». На выходе из самого метро мне стоять не хотелось; там всегда толчея. На Лаврова расположен Дворец Бракосочетания и Дворец Малютки, где регистрируют новорожденных, и многие добирались сюда именно таким образом.

Плюс два, а по факту четыре кинотеатра (в «Ленинграде» было три зала). Ну и вообще – Центр же.

Придя заранее, я купил сразу два мороженых-для себя и для Даши (опоздает – так съем оба сам!), и поджидал её, заняв свободную скамейку на бульваре. Вдруг пара молодых людей, что сидели рядом и болтали о чём-то, как по команде замолкли и сделали «равнение направо».

По середине бульвара шла Даша. Да что там «шла» – Дарья шествовала!

В простого кроя бледно-розовом платье выше колен, в белых, почти прозрачных чулках, выгодно контурирующих её стройные ноги, и с розовым цветом волос, Даша производила на всех ошеломляющее впечатление. Даже взрослые мужчины буквально сворачивали шеи, ловя тычки под рёбра от своих спутниц, что уж говорить про молодёжь.

Даша прекрасно видела, какой эффект производит, и явно им наслаждалась, неспешно дефилируя походкой "от бедра" по центральной аллее. Да уж, умела моя новая одноклассница удивить и поразить! Актриса, чего уж тут..

Даша уже видела меня, но вида не показывала. Шла, мечтательно глядя прямо лишь перед собой. Я решил поддержать её игру; подождал, пока она пройдёт мимо, и, глядя в землю, негромко произнёс:

– А у меня есть мороженое..

Дарья молниеносно развернулась, подскочила ко мне, и, сделав хищное выражение лица, ухватила протянутое эскимо.

Надо было видеть лица окружающих! «А что, ТАК можно было??!», читалось на них.

Через несколько секунд мы с Дашей уже хохотали во всё горло.

Просмеявшись, я сказал ей:

– В опасные игры Вы играете, однако, Дарья Михайловна! Ох и опасные. Знаете, сколько мужиков сегодня из-за Вас лягут спать на диване, и сколько женщин Вас уже ненавидит, посылая проклятья на Вашу прелестную головку? И вообще, на месте Вашей матушки, я в таком виде Вас из дома отпускать одну и вовсе не рискнул бы. И совсем даже не из-за Ваших прекрасных волос.

Даша довольно щурилась, словно кошка, словившая желанную добычу.

– Пойдём-ка, – сказал я ей, – когда она доела, – я научу тебя одной игре.

– Куда идём? – спросила она, принимая мою руку

– Взрывать воздушные замки и развеивать девичьи иллюзии.

– Ничего себе, игра! – удивилась Даша, – и где же мы всем этим займёмся?

– Недалеко. Собственно говоря, ты и сама уже начала это делать несколько минут назад. Но ты играла «в Чапаева», а я научу тебя шахматам.

Мы подошли ко входу во Дворец бракосочетания. Присесть здесь было негде, но для того, что я хотел показать Даше, это не имело значения.

Вокруг шумели свадебные кортежи; украшенные кольцами, куклами и розово-голубыми ленточками подъезжали и отъезжали машины. Из них, в облаках свадебных платьев с букетами наперевес, выходили невесты, а обратно садились уже замужние счастливицы.

Хлопки шампанского, крики «горько», лепестки и букеты. Вопли «Ура» и здравицы, команды фотографов, клаксоны автомобилей – всё это сливалось в единую праздничную какофонию.

– Смотри, Даша, – обвёл я рукой весь этот свадебный шабаш, – что ты видишь?

– Ну свадьбы, – неуверенно сказала Даша, машины, люди…

– Дальше, дальше., – подбодрил я её, – люди, это хорошо, а что за люди?

– Гости, женихи с невестами…

– Кто здесь главные действующие лица в этом спектакле?

– Спектакле?

– Конечно. Ведь свадьбы ИГРАЮТ. Слышала такое выражение? «Сыграть свадьбу». Сыграть, Даша, сыграть. Не «отпраздновать», «не отметить», а именно, что «сыграть». Поэтому смотри на это как на большой спектакль.

Его могут «поставить» на уровне художественной самодеятельности, а могут привлечь профессионалов. По сценарию, с репетициями, или на импровизации, но это всё равно будет лишь спектакль. Игра. Понимаешь?

Даша кивнула.

– А какое название ты дала бы этому спектаклю?

– Не знаю… что-нибудь про счастье, наверное.

– Именно, Даша, про счастье. Хотя я однажды видел название лекции «Ключи от счастья женского у партии в руках», но это немного другая история.

Так вот – счастье. Ты видишь счастливые лица вокруг?

– Ну да, все счастливы…

Я молчал.

Даша подумала и добавила:

– Во всяком случае, они выглядят счастливыми.

Я хлопнул три раза в ладоши.

– Браво, Даша! Ты делаешь успехи в Игре.

– Игре? А мы уже играем?

– А ты разве не заметила? – усмехнулся я. – Конечно, моя Игра не так заметна, как твоя,

Даша слегка порозовела

– Но ты в самом деле молодец. Я был впечатлён. Ещё раз браво. Но давай вернёмся к нашим …хм… счастливцам. Ты знаешь статистку разводов, Даша?

– Нет

– 50%

Дашины глаза округлились.

– Нет, правда? ПОЛОВИНА?

– Половина, половина. Каждая вторая пара, которую мы здесь видим, и которая ныне буквально истекает счастьем, неизбежно разведётся. Расстанется. С руганью, ненавистью, дележом имущества, алиментами и всеми прочими атрибутами уже финальной сцены того спектакля, кульминацию которого мы видим сейчас.

– И в чём же наша Игра? – уже серьёзно спросила Даша.

– Игра в том, чтобы не просто угадать, кто из тех, кто сейчас входит в эти двери – показал я на Дворец – расстанется, а кто нет, а в том, чтобы глядя на них, на их родителей, гостей, весь антураж, придумать ИСТОРИЮ.

– Это очень жестокая Игра, – тихо сказала Даша, и слегка отодвинулась от меня. – Я не хочу в неё играть.

– А это от нас не зависит, – пожал я плечами. – Дело в том, Дарья, что мы УЖЕ В ИГРЕ. Нас не спросили. Нас просто выпихнули на игровое поле, даже не объяснив толком Правила, и Игра началась.

– А кто же нас выпустил, и главное – кто зрители?

– Ты задаёшь ПРАВИЛЬНЫЕ ВОПРОСЫ, но ответа у меня нет, – я развёл руками. – Впрочем, я показал тебе Игру именно здесь, чтобы стала ясна её суть. А играть можно где угодно. Вон, например, та продавщица мороженного, – я показал рукой, – ничуть не хуже персонаж. Ведь у неё тоже есть СВОЯ ИСТОРИЯ. И её тоже можно разгадать.

– Или придумать, – задумчиво протянула Даша.

– Или придумать, – кивнул я. – Даша, я тобой восхищаюсь, – добавил я, – ты настоящая умница.

Даша немного помолчала, затем подошла ко мне практически вплотную и негромко спросила:

– И многим ты устраивал здесь такой экзамен? Приводил сюда, показывал "Игру"?

– Никому. И это абсолютная правда, Даша. Просто я не встретил ещё никого, кому хотел бы показать это. И это никакой не «экзамен». Это, если ты предпочитаешь школьную терминологию, скорее «внеклассный урок». Факультатив. Не каждому он нужен, не каждому интересен, не каждый готов слушать, и очень далеко не каждый способен его понять.

Даша немного подумала, затем вскочила на низкую ограду газона, не глядя, уверенная, что я её поддержу, протянула руку, и спросила:

– Так что там ты говорил насчёт взорванных замков?

– Хочешь повторить свой давешний триумф? – засмеялся я,

– А может просто хочу проверить твои слова? – парировала Даша.

– «Внимание! Дарья Щербакова вступает в Игру!» – возвестил я, но в общем гаме никто на мои слова внимания не обратил. А зря.

– Валяй, – сказал я Даше. – Иди, круши семейное счастье глупцов.

– Что нужно сделать?

– Просто войти и выйти. Ну можешь ещё зайти «попудрить носик».

– И что будет?

– Увидишь сама. После расскажешь. Если захочешь.

Дарья кивнула и неспешно направилась ко входу во Дворец своей крышесносной походкой.

Я устроился поудобнее у ближайшего дерева и засёк время. Даша вышла через 12 минут. Лицо её горело, а в глазах были слёзы.

– Два назойливых предложения помочь «потерявшейся девочке», одно предложение поехать со всеми кататься на кораблике. Количество взглядов разного свойства не считала. Но чувствовала себя раздетой и униженной.

Она передёрнула плечами.

Я заглянул ей в глаза:

– Вот поэтому, Даша. Поэтому.

– Но почему? Почему?! – возмутилась Даша.

Я не ответил, а показал рукой на ближайший ларь с мороженным и на парк.

Мы долгое время молча бродили по пустынным дорожкам, выбирая самые дальние уголки парка. Даша не хотела разговаривать, и я не лез. Позже, когда мы стояли на берегу пруда, глядя на уток, Даша, не отрывая взгляда от воды, спросила:

– Ты считаешь, что мне не стоило этого делать?

– Ты девочка – пожал я плечами, – Ты должна нравиться, и тебе должно это нравиться.

– Но я не хочу ТАК!

– Даша, – повернулся я к ней, – Я твой друг; во всяком случая, я хотел бы им быть, но даже не брат, и ты мне не невеста. Я не могу указывать тебе, как и что делать.

– Но ты можешь дать совет.

– Я могу научить. Что я сегодня и сделал.

– Твой урок был слишком горьким.

– Не думаю, что рассказал тебе что-то, чего ты не знала до этого. Просто одно дело абстрактное знание, и совсем другое – перенести это абстрактное знание в реальную жизнь и по отношению к себе.

Даша помолчала, обдумывая мои слова, а потом вдруг покрутилась, расставив руки, рассмеялась (девчонка – она и есть девчонка!), и сказала:

– Нет, ну ты видел, КАК я шла! Оценил? А какие у них были лица!

– Ещё бы, – подтвердил я. – Сам чуть не умер.

– Надеюсь не от смеха? – с подозрением спросила Даша.

– От стрелы Купидона, – заверил я её.

– Но увернулся? – обвинительно ткнула она в меня палец.

– Повезло… на этот раз.

– Ах, повезло? – Даша возмущённо стукнула меня кулачком. – А скажи, Кирилл, я что, тебе совсем-совсем не нравлюсь? Ну как… ну в общем ты понял, – порозовела она.

– Даша, не говори ерунды. Разумеется, ты мне нравишься, и я сказал это уже столько раз, что уже боюсь показаться тебе навязчивым. Если ты не забыла, то вечером я вообще собираюсь знакомиться с твоей мамой.

– Сказал. Но я про другое «нравлюсь»

– А про «другое» мы поговорим позже. Потому, что я не хочу вносить двусмысленность в наши отношения.

– «Двусмысленность в наши отношения» – скривившись передразнила Даша. – Ты говоришь, как противные взрослые. Словно поставил меня в угол и отчитываешь, – Даша отвернулась

– Ну извини, – я помолчал, – Возможно, я слишком много читал, когда …болел. Я слишком долго болел, Даша. И слишком мало общался со сверстниками. Потому и разучился говорить просто. И у меня теперь слишком «книжная» речь "противного взрослого".

Даша подошла и взяла меня под руку

– Не обижайся. Я глупая. Я забыла.

– И не думал обижаться. Я понимаю…

– Ничего ты не понимаешь, Кирилл Ракитин. Ни-че-го!

Она вновь закружилась, запрокинув голову.

– Вот вроде и умный, а дурак дураком.

– Есть такое, – развёл я руками, – Мужчины, Даша, они в отношении женщин всегда были несколько туповатыми. Не знаю уж, почему.

– Так, хватит уворачиваться! Скажи прямо: я красивая?

– Ты великолепна, Дарья Щербакова! И я говорю это абсолютно честно, без стёба или подколки.

– И тебя не смущают ни моё торчащее ухо, ни мои глаза, ни моя конопатость, ни мои худые ноги?

– Меня нисколько не смущает ваше ухо, Дарья Михайловна. Ваши веснушки лишь добавляют Вам очарования, а Ваши глаза – чудесны, волшебны и таинственны, словно звёзды.

– А ноги?! Почему ты ничего не сказал про мои прекрасные ноги? – возмутилась Даша. – Ну-ка, быстро посмотрел и похвалил.

– Ну а что ноги-то? Ноги – это ведь просто ноги…

– Не юли, негодяй! Все пялились на мои ноги, а ты говоришь «это просто ноги»?

Я с сомнением посмотрел на Дашины ноги:

– Ну да, конечно, с чулочками ежли. Или вот колготки… потолщ…

Я не договорил, потому, что весьма чувствительно получил по голове. Пора было спасать ситуацию; похоже, я превысил лимит шуток про внешность. Женщины же…

– Даша! – сгрёб я её в охапку и подержал, полка она не перестала вырываться. – Я же тебе объяснял, что мужики – они туповаты, когда речь идёт о женщинах. Прости, если чего обидного сказал; я не хотел. Я просто хотел пошутить. Неудачно, – я развёл руками и сложил их молитвенно перед грудью. Ну прости. Нельзя нам ссориться. Прости. Не дуйся.

Даша освободилась и вздохнув, сказала:

– Я не дуюсь. Но… понимаешь… Я ведь так оделась сегодня ДЛЯ ТЕБЯ. Не для ТЕХ. Вот это платье – это подарок от бабушки. И я ни разу его никуда не надевала, если не считать домашнего праздника. Ни разу не вышла в нём из дома. Я хотела поразить тебя, показать тебе, какая я красивая, и чтобы все тебе завидовали.

Я на секунду обнял Дашу за плечи.

– Но ведь всё именно так и получилось. Ты и в самом деле меня поразила, и все мужики вокруг на самом деле мне завидовали. Так всё и было. Разве нет?

– А тебе что, было трудно сказать мне всё это раньше?

– Нет, вовсе нет. И я очень ценю; нет, правда ценю, что ты сделала. Но давай и я тебе кое-что скажу; вот ты сказала про ухо, веснушки и глаза.

– И НОГИ!

– И ноги. Но дело в том, что я не оцениваю, даже чисто внешне, человека так сказать «по частям». Ну согласись, звучит глупо: она красива, потому что у неё красивые ноздри. Или он уродлив, потому что у него ужасный большой палец на ноге.

Даша хихикнула, а я облегчённо вздохнул

– Я вижу человека целиком. И тут же я вижу его манеру двигаться, говорить, слышу его голос, если угодно, чувствую его запах. И так целиком этот образ и оцениваю на предмет красоты. Хотя, как говорится, красота в глазах смотрящего. Для любой матери её ребёнок самый красивый. А для любого жениха…хм, ну почти для любого… самая красивая именно его невеста.

Ты видела пожилых некрасивых людей, которые ходят, держась за руки? Потому, что они самые красивые друг для друга. И это я ещё не говорю, что у разных народов разные взгляды на красоту в принципе. НЕ каждому китайцу понравится негритянка, которая у себя дома будет считаться первой красавицей, и наоборот. Подозреваю, что и тебе будет не так легко оценить красоту бурятского юноши, первого красавчика в своей деревне.

Даша фыркала уже вовсю.

– Но всё это, Даша, лишь «первый слой»

А дальше идёт суть человека; его характер, взгляды, поступки. И никакие красивые ноги не перевесят подлости, а красивые уши – мелочности и тупости.