скачать книгу бесплатно
– Ты хочешь сказать «зануда»?
– Нет, что ты! – замахала руками Даша. – После того, что ты даже хотя бы тут в кафе устроил. Какой же ты «зануда»? Просто удивительно немного, и странно.
– Что же именно тебе показалось странным?
– Ну, например то, как ты сразу среагировал на эту тётку, которая… – голос Даши дрогнул, и я успокаивающе коснулся на миг её руки.
– Ну и потом; всё это «я её брат», и так жёстко говорил с ней, и мне, слава богу, не дал наговорить лишнего. А сейчас анализируешь всё по пунктам, вместо простого «ура, едем купаться на море». Как там, Августа..?
– Демьяновна
– Как там Августа Демьяновна сказала: ты уверен, что тебе 14 лет?
– Во всяком случае, «Свидетельство о рождении» у меня настоящее.
Даша рассмеялась.
Мне нравилось, как она смеётся. И не нравилось, когда её глаза наливались слезами. И мне вдруг очень захотелось сделать так, чтобы её глаза более никогда не плакали, а лишь улыбались.
Даша заметила мой взгляд и слегка нахмурилась;
– Почему ты так смотришь?
– У тебя удивительные глаза. Нет, правда, – не дал я ей перебить себя, увидев, как она собирается что-то возразить, – издалека-то не видно, но вот если присмотреться вблизи, то они в самом деле совершенно необычные. Это не «заигрывание», честно. Ну ты же уже знаешь, что я предпочитаю говорить правду, если это не вредит никому.
– Помню, помню, – смягчилась Даша. – Когда ты сам решаешь, что, кому и когда говорить. И как же понять тогда, где ты говоришь правду, а где то, что сам считаешь нужным сказать, как ты выразился?
– Тебе я обещаю не врать. По возможности, – подумав добавил я.
Даша рассмеялась;
– Ну вот видишь! Но насчёт глаз – ты прав. Называется «центральная гетерохромия». На зрение никак не влияет, но нравится это не всем.
– На вкус и цвет, – пожал я плечами.
– Точно. Это у меня по наследству. От бабушки. Она в Латвии живёт. Кстати! Откуда ты знаешь латышский язык?
– Да я и не знаю, – развел я руками
– Но ты же ответил мне по-латышски?
– А, это. Просто мы отдыхаем с мамой каждый год в Латвии, вот я и выучил некоторые слова. А языка я не знаю. А ты сама тоже из Латвии?
– Да, я там родилась. И только не спрашивай, почему мы переехали!
Дашин голос опасно зазвенел.
Я успокаивающе поднял руки и вновь как бы невзначай коснулся Даши.
– Извини пожалуйста. Я не хотел тебя расстроить своими вопросами. Это вышло случайно. Извини ещё раз.
Даша уже успокоилась, но я понимал, что сейчас любое слово может оказаться фатальным для наших дальнейших отношений, а потому просто молчал. Даша некоторое время смотрела мне прямо в глаза, а потом вдруг с удивлением сказала:
– А у тебя тоже разные глаза. Ну точно! И я тоже не заметила сразу. Цвет одинаковый, но один темнее другого. Потому и не заметно; кажется, что это просто тень, но это не тень, да? Ты тоже «гетерохромник»?
От азарта Даша даже постучала по столу.
– Один день рождения, знаешь латышский, гетерохромия, назвался братом и бросился защищать… Может мы и впрямь родственники?
– Ага, кармические, – хмыкнул я
– Карм – чего? – не поняла Даша.
"Так, – одёрнул я себя, – держи-ка свой возрастной словарь на привязи. Не забывай, что тебе 14 лет. Ты уже дважды сегодня по краю прошёл. Заметил один – заметит и другой. Тот, кто не должен".
– Не важно, – сделал я беззаботный вид. – В смысле, судьба ведёт. Но сейчас именно ты вступила на опасный лёд тотального анализа. Берегись.
– Почему «опасный»? – не поняла Даша
– Ну так многие знания – многие печали, и кто приумножает знания – тот приумножает печаль.
("Тьфу, идиот! – обозвал я сам себя. – Ну давай, поцитируй ещё девочке Экклезиаста. Ничего умнее не придумал?")
Даша задумалась.
– Мудрые слова. А кто это сказал, не знаешь?
Я помотал головой
– Просто слышал где-то. Или читал.
– Ну хорошо. Оставим «тотальный анализ» тебе, раз ты не боишься, и может уже пойдём куда-нибудь сходим погулять? А ты мне по дороге ещё какой пример «тотального анализа» покажешь.
Погулять мы решили в Таврическом саду. Благо, это было не так далеко; прямой рейс на троллейбусе без пересадки. К тому же можно было зайти в большой кинотеатр «Ленинград». Или в «Спартак»; он там недалеко. По пути Дарья не раз удостоилась самых разных взглядов, гримас, качаний головой и иных аллегорических телодвижений, но свои мысли окружающие, к счастью, держали при себе; так что обошлось без скандалов.
Перед нашей остановкой мы прошли к водительской двери. Троллейбус остановился на перекрёстке на красный сигнал светофора.
Я сказал Даше:
– Ты хотела ещё примера?
Даша кивнула.
– Смотри. Видишь, напротив нас также стоят машины на красный свет? Они стоят в первых двух рядах, а третий ряд свободен. А вон старушка, которая начала переходить улицу, но она не успеет. И машина, которая, вон там, вдалеке видишь? Едет сюда по третьему ряду. Водитель старушку из-за других машин не видит, а скорость он не сбавляет, потому что рассчитывает подъехать, когда загорится зелёный, и проскочить перекрёсток сходу. Поэтому сейчас он или собьёт бабушку, или отвернёт в другую машину справа или повернёт влево, и через встречку врежется вон в тот столб.
Водитель троллейбуса, который слышал наш разговор, глянул, куда я показал, выматерился и начал отчаянно сигналить. Но через пару секунд машина, которая подлетела к перекрёстку с третьего ряда, уже «отдыхала», уткнувшись разбитой мордой в столб на другой стороне улице. В тот самый, на который я только что показал.
Водитель посмотрел на меня в зеркало со странным выражением, и открыл двери.
Глава 10
В парке было хорошо.
Хоть и лето, но на дорожках и скамейках было малолюдно; во-первых, рабочий день, во-вторых, все, кто мог, уже уехали от раскалённого асфальта куда-нибудь на природу. Так что гуляли мы по почти пустым аллеям.
Притихшая было, после ДТП Даша, снова пришла в хорошее расположение духа. Мы болтали как обычные подростки, т. е. обо всём сразу и ни о чём конкретно. Из репродукторов негромко играла музыка. Было просто радостно и спокойно. В какой-то момент заиграла «Una furtiva lagrima» Доницетти. Даша закружилась в танце и потащила танцевать и меня. И хоть я не умел этого совершенно, её настроение захватило и меня тоже. Поэтому я старался как мог, хотя выглядел, очевидно, ужасно нелепо и смешно, но мне было наплевать. Свои детские комплексы я изжил уже давно, зато научился ценить не очень частые моменты радости в жизни.
Невольно я потихоньку начал и подпевать. Музыкальное образование бывает полезным!
На последних нотах арии Неморино Даша взлетела на скамейку, замерла, и когда я завопил во всё горло «si puo morir d’amor» просто…сиганула в небо, расправив руки, словно крылья.
Трудно сказать, чем бы закончился этот leap fidei, если бы не мои особые умения, но я успел. Мне кажется, что лишь ощутив под ногами землю Даша осознала, что только что произошло, и выглядела слегка напуганной. Я подержал её руки немного в своих, и вскоре она уже снова смеялась, как ни в чём не бывало.
На соседней скамейке сидели три старушки. Они и без того неодобрительно поглядывали в нашу сторону. Ну а после нашего феерического финала, наконец не выдержали, и высказали многое из того, что думают про современную молодёжь. А я едва не рассмеялся им в лицо.
– Вы что, полагаете, что это был танец? – сказала нам одна из них. – Вы же совершенно не понимаете, что такое танцевать. И не умеете.
– Скамейку вот только изгадили. А на неё люди потом сядут, – добавила другая.
– Но мы ведь и не танцевали, – развёл я руками.
– А что же вы делали? – удивилась первая старушка.
– Мы радовались.
– Чему же? – вступила в разговор третья
– Как чему? – изумился я. – Жизни, молодости и наступающей «светлой заре человечества», не удержался я. – Чего и вам, милые бабушки, советую!
– Да сколько там той жизни осталось-то. Было бы чему радоваться. Скоро перед Всевышним ответ держать; какая уж тут радость? – заохали старушки.
– Ну так тем более! Жизнь ведь есть Дар Божий. Не так ли?
– Так, так, – закивали все трое.
– Ну и как же вы им распоряжаетесь, этим Даром? Разве блюдо доедают лишь до половины? Или пьют за здоровье разве не до самого донышка? И если вы уже не радуетесь жизни и не живёте, а лишь ожидаете смерти, то не отвергаете ли вы тем самым Божий Дар? Ну так что же Вы скажете Ему?
Старушки растерянно притихли;
– Вот тебе и современная молодёжь, – задумчиво сказал та, что начала разговор. – Эх, была бы я моложе, то показала бы вам, что такое настоящий танец.
– Ну так идите и танцуйте так, как можете! Время рождаться и время умирать, а ваше время умирать ещё не настало. Вон там, – протянул я руку в направлении летней эстрады, откуда слышалась музыка, – вон там танцуют кто как может, и пьют свою жизнь до конца. Идите туда и делайте тоже самое. А молодёжь ругать не надо. Вы были молодыми, а стали старыми. И молодые сегодня когда-нибудь состарятся. Время всякой вещи под небом.
– А скамейку я уже вытерла, – услышал я за спиной Дашин голос Обернувшись, я увидел Дашу, которая держала мой платок (и когда только вытащить успела!) и смотрела на меня почти так же, как недавно смотрел водитель троллейбуса.
Та-ак! А вот этого мне совершенно не надо.
– Вот скажите, мудрые бабушки, почему танцевала она, а платок грязный теперь мой? Почему, если веселится женщина, то страдают почему-то мужчины?
Даша смутилась и покраснела, а старушки ожили, забормотали что-то, засмеялись и поднявшись с кряхтением, пошли, как я с удовольствием отметил, в сторону музыки.
Чуть позже, когда мы гуляли вдоль пруда, Даша сказала:
– Жаль, что в этом парке нет лодочек; покатались бы. Хотя в этом платье кататься не очень удобно.
– Ну так давай завтра поедем туда, где есть лодки, – обрадовался я.
– Давай, – согласилась Даша. – Где и во сколько?
– Одевайся как удобно для лодки. А встретимся давай в 10 на «Финбане» у паровоза.
На том и порешили.
Когда я провожал Дашу вечером домой, она вдруг тихонько взяла меня за локоть, и, заглянув в глаза, спросила:
– Кирилл, скажи, а это тяжело? Тяжело видеть мир ТАК, как ты его видишь, постоянно?
Меня взволновали её слова. Потому, что в них было какое-то глубинное понимание. И искренность. Не удивление от «фокусов», а сопереживание. И мне ещё больше захотелось как-то защитить эту девочку с одной стороны, а с другой, узнать её лучше, и для этого прежде всего надо было добиться с ней ещё встречи, и чтобы она поехала со мной в лагерь.
Я пожал плечами;
– Я привык. Но не могу посоветовать это каждому.
И перед самым расставанием, когда я повернулся, чтобы уйти, Даша внезапно спросила:
– А что ты кричал перед тем, как я ПРЫГНУЛА?
– «si puo morir d’amor»
– И что это значит?
– «Можно умереть ради любви».
Даша молча кивнула и ушла.
https://youtu.be/cd_GRpZorYY?si=0dKNiU8nj2pqiV9C
Глава 11
Как я и предполагал, родители к идее трудового лагеря на море отнеслись с энтузиазмом и всецело её одобрили. Мама немедленно выделила нужную сумму и написала заявление для директора. Предложила отнести всё буквально завтра же, но я попросил пару дней подождать. Скрывать я ничего не стал; честно сказал, что познакомился с одноклассницей, что именно с ней я провёл сегодня весь день и планирую провести завтрашний, и что она пока ещё не определилась с поездкой, а мне бы очень хотелось продолжить с ней дружбу. Мама было недовольно поджала губы, но понимая, что решение будет всё равно за мной (за прошедшие с момент СОБЫТИЯ два года она не раз убедилась в бесполезности попыток переубедить меня в чём-то, если я уже что-то решил для себя) согласно кивнула.
Я выпросил у отца паспорт (лодки выдавались лишь под залог паспортов; так что накануне в парке у нас всё равно не получилось бы взять лодку напрокат, даже если бы они были), собрал вещи, и на следующее утро точно в 10 часов уже встречал Дашу на Финском вокзале. На этот раз на ней были серо-зелёные шорты и такого же цвета футболка с оранжевым принтом, стёршимся от многочисленных стирок до невозможности идентификации. На ногах то, что можно было бы обозначить как «спортивная обувь» с белыми носками, и небольшая сумочка в руках.
Глядя на эту сумочку я невольно хмыкнул, но Даша, не понимая причину, нервно осмотрела себя и спросила:
– Мы же едем кататься на лодке?
И с тревогой добавила:
