Метафизика столицы. В двух книгах: Две Москвы. Облюбование Москвы

Однако раньше Волги Канал встречает и пересекает Клязьму, в которую при Боголюбском переваливали от верховья Сходни. Канал дублирует и этот путь. Так в Тушине искусственным приемом создан полный перекресток: вода ведет на все четыре стороны Руси.

Восходня

Водохранилище, где пришвартован Северный речной вокзал, располагается гораздо выше по рельефу, чем Москва-река, и путь Канала обустроен шлюзами. Подъем в Канале выглядит иносказанием другого устроения старых времен – восходни, всходни, давшей имя и реке, и местности. Сухого спрямления пути в остром углу между Москвой-рекой и нижней Сходней, что сокращало несколько верст зимнего, санного пути.

Устроенный так, древний речной перекресток двоился, по сути, на летний и зимний. Первый, собственно водный, держался за мыс. Второй, ледяной, откочевывал вверх по Москве-реке, где прилагался к началу долины сухого подъема.

Устье Сходни (слева) и устье канала «Волга – Москва» на Генеральном плане 1935 года. Оба устья пересекает Волоколамская дорога. Сходня по проекту запруживается

Над этим началом, на мысу оврага, стоял монастырь Спаса на Всходне, упраздненный в XVII веке. Монастырский собор сохранялся как приходский храм села Старый Спас до конца XIX века, когда его снесли ввиду подмыва берега. Село еще существует, а престол Старого Спаса наследует церковь Преображения в Тушине, на Волоколамском шоссе.

Родион Несторович

Летописное начало Сходни – XIV век, когда пятнадцать верст вокруг засел и передал в потомство известный выходец из Киева боярин Родион Несторович.

Пути боярина, как они вычерчены в хрониках фамилий Квашниных и Квашниных-Самариных, странно пересекаются с путями московских вод. Имевший случай спасти жизнь Ивану Калите, боярин получил наместничество на московской половине Волока Ламского и захватил, по старому примеру Андрея Боголюбского, другую половину, новгородскую, за что был награжден округой Сходни.

Повторение завоевательного жеста над Ламским Волоком видится знаком возвышения Москвы.

Забелин полагает неслучайной связь Волока и Сходни в службе Родиона Несторовича. В XV–XVI веках сам Волок, ставший центром собственного княжества, владел Сходненским мытом – пунктом сбора пошлин за проход через все еще важный узел.

Боярин строит службу вдоль Волоцкой дороги, на которую нанизаны, как кольца, водные ноли координат. Кольца нижутся на руку Родиона Несторовича, она же есть рука Москвы.

Тушинский лагерь

Где мог бы появиться кремль Москвы – на тушинском холме, пересеченном градозадающей Волоцкой дорогой, – однажды проступила фантомная Москва: Тушинский лагерь Тушинского вора, второго Самозванца. Анти-кремль с анти-царем и анти-патриархом, с анти-думой собственных бояр – властителями полуцарства, которое Лжедмитрию II следовало вовремя отдать за доброго коня.

Москва и Тушино сражались меж собой, но и внутри себя. В пределах воровского стана шло борение военных сил, стран света, личностей, державоустроительных проектов. В эпопее Тушинского лагеря попытка переосновать Москву была кромешной, как прежняя опричнина, утопией. Мистерией неоснования: здесь выше археологического горизонта не осталось ничего, кроме забытого названия «Царикова гора» над Сходней, на месте терема Лжедмитрия.

После побега царика из лагеря здешние переметы, солидарные с кремлевскими, звали на царство Владислава польского, который, через восемь лет явившись за обещанным, встал в том же Тушине.

Тушино и Арбат

Споря с Кремлем, тушинский мыс наследовал опричному Арбату по прямой – по Волоцкой дороге, отъезжая ею от Ваганькова. Тушинский лагерь стал недолгой воровской попыткой нового заградья, предместной крепости за устьем москворецкого притока, Сходни вместо Неглинной, на запад от разросшегося города.

Лежащая между Москвой и Сходней местность Ходынка, поле сражения с Лжедмитрием, стала на этот случай долиной междухолмия, попыткой нового, раздавшегося на масштабе форума или ристалища.

Новое Ваганьково

Возможность перехода Ваганькова вдоль волоцкого вектора доказывается существованием района Новое Ваганьково за устьем Пресни, на полдороге от неглименского к сходненскому устью. Перенесли название ушедшие со Старого Ваганькова псари (а по другому, экзотическому мнению, «московские ваганты» – скоморохи). Храмы обоих, Старого и Нового, урочищ посвящены святому Николаю. Интеллигентское Ваганьковское кладбище на Пресне, пожалуй, самое арбатское по духу.

План земли за Земляным городом от Тверских до Смоленских ворот. Чертеж 1680-х. Ориентирован на восток. В центре стены Земляного города – башня Никитских ворот. От нее лежит Волоцкая дорога, пересекающая речки Пресню и Ходынку. У пересечения с Ходынкой ответвляется к Тверским воротам новая Волоцкая дорога. В центре чертежа – церковь Николы в Новом Ваганькове, или на Трех Горах

С названием Ваганьково на устье Пресни переносится для моделирования начальная структура города. Западный, правый берег Пресни воплощает пригород, застенье Земляного города, стена и вал которого придерживались верхней террасы восточного, левого берега. Так Старое Ваганьково на правом берегу Неглинной выступает против меньшего города, Кремля, на левом берегу.

Замоскворецкая низина Дорогомилова участвует в модели третьей долей.

Три Горы

Новое Ваганьково синонимично Трем Горам – урочищу, известному с XIV столетия как место загородного двора князя Владимира Андреевича Храброго. То был господский центр его московской трети – доли города, принадлежавшей боровскому князю как члену правящего дома.

Князь Владимир совладел Москвой «третно» с Димитрием Донским и, позже, с его сыном. Собственно третное владение упразднено спустя сто лет Иваном III, но «княжь Володимеровская треть Андреевича» оставалась административной единицей: великокняжеское завещание сажает здесь особого наместника. Спустя еще три четверти столетия, в духовной грамоте Ивана Грозного, распоряжение повторено: «А сын мой Иванъ держитъ на Москве большаго своего Наместника…, а другова на трети на Княжь Володимерской Андреевича Донскаго».

Передний край Владимировой трети, Козиха (Патриаршие пруды), стал городом к концу XVI века. Сердцевина, Пресня, – к середине XVIII века. Но правый берег Пресни, Три Горы, ведет себя особо и в XX веке. И не всегда в том братском, дополняющем Кремль духе, которого держался сам Владимир Храбрый.

Сперва произошло вооруженное, народное по внешности, интеллигентское по сути восстание 1905 года. Тогда на роль удельной цитадели вызывалась фабрика миллионера-социалиста Николая Шмита, стоявшая на месте нынешнего парка у подножия Трех Гор, со стороны запруды Пресни. Как именем князя Владимира запечатлелась дополнительность предместного холма, так именем миллионера Шмита – оппозиция.

Другой и третий раз оплотом противокремлевской фронды стал пресловутый Белый дом. Для нашей темы несущественно, какого цвета были флаги этих фронд, ни флаги над Кремлем. Существенно, что Белый дом, стоящий сразу за чертой невидимого ныне русла Пресни, в самом ее устье, через улицу от бывшего фабричного квартала Шмита, заслоняет, замещает гору, Три Горы, и воскрешает самость древнего Трехгорного двора. Развернутый к Москве-реке, дом предпочел бы воспроизводить братскую дополнительность Кремлю.

Сегодня Белый дом стоит за Кремль, в событиях второго путча замещенный домом СЭВ. Нет, стороны коллизии не поменялись: просто предместный холм должен по временам служить аванпостом Кремля.

Так в Смуту царь Василий Шуйский воевал от Пресни тушинского царика. Высокий дух Владимира Андреевича Храброго, союзного Кремлю, наверное помогал тогда несчастному царю.

На время Смуты переняв защитную обязанность Арбата, Три Горы спорили с Тушином как с внешней силой.

«Московское Сити»

Опричность Пресни в новом веке утрирована группой небоскребов «Московского Сити», зрительно вторгшейся в речные панорамы Кремля и нависшей над ним. В замысле правительства Москвы 1990-х и 2000-х годов некоторые сооружения «Сити» предназначались для переезда городских структур.

Новый Иерусалим

Определенно внеположной городу Москве может казаться третья, отдаленная засечка Волоцкой дороги – Новый Иерусалим. Однако он немыслим вне Москвы, словно изъят из города, оставил где-то в нем полую форму.

Основанный в лучшее время симфонии между царем и патриархом, Новоиерусалимский монастырь остался памятником их разлада. Двусмысленная роль предместного холма сказалась в этой перемене. В замысле Никона таилась мысль, что святость оставляет русскую столицу. Оставляет голой силе, оголяет силу. Третий Рим, по Никону, расфокусирован, удвоил контур, неподвижно отпадает от Второго Иерусалима.

Это двоение столицы по-своему увидел Аввакум, враг Никона: «Еще надеюся Тита втораго Иуспияновича (римского императора Тита, разрушившего Иерусалим. – Авт.) на весь Новый Иеросалим, идеже течет Истра река, и с пригородком, в нем же Неглинна течет». У Аввакума стороны меняются местами, Москва становится предместьем, Занеглименьем новейшего кремля на Истре.

По Никону, на Истру в самом деле переходит истинное царство: месту, выбранному патриархом для своей могилы, в Иерусалимском храме отвечает могила Мелхиседека – первосвященника и одновременно царя, «царя правды» (Евр., 7: 2).

Новый Иерусалим был самым странным русским опытом трансляции столицы. Опытом, предпринятым главой духовной власти, усвоившим себе манеру поведения и психологию опричного царя. Никон оставил власть и удалился, ожидая депутатов, которые бы вновь ему ее вручили. Депутатов должен был возглавить или отрядить сам царь, как отряжал их к беглому царю Ивану тогдашний предстоятель Церкви. Никон выставлял бы им условия возврата, словно древний князь – послам сиротствующих городов. Пожалуй, выражение «князь Церкви» приложимо к Никону в особом смысле. При этом Никон странным образом равнял себя с митрополитом Филиппом, обличителем опричнины, а земскому Тишайшему царю примысливал опричное тиранство.

Арбат на Истре сказывался в Никоне, в его движениях яснее, чем в его строительстве. Действия Никона скорее объяснимы изнутри пространства, чем из психологии. Он действовал как функция пространства – анти-города на Волоцкой дороге.

Вид скита, где жил <…> патриарх Никон и <…> Воскресенского монастыря. Литография 1850-х

Коровий Брод и Золотой Рожок

Андроников монастырь

Вид Андроньева монастыря. Гравюра А. Свешникова с оригинала Ф. Кампорези. Конец XVIII века

Глава I. Городок

Нерукотворный Образ

Над Яузой, на высоте горы, замкнувшей перспективу нижнего течения реки, стоит Спасо-Андроников монастырь. Сегодня его можно не заметить от яузского устья, но нельзя не видеть, что Андроников причастен теме водных средокрестий. Лучше сказать: нельзя не слышать, ибо под монастырем впадает в Яузу ручей с именем Золотой Рожок.

Слева: митрополит Алексий и преподобный Андроник с братией обретают место для монастырского строения на Яузе. Справа: митрополит Алексий вносит Нерукотворный Образ из Константинограда в Андроников монастырь. Миниатюры Лицевого списка жития Сергия Радонежского. Конец XVI века

Спасо-Андроников монастырь. Фото из Альбомов Найденова. 1880-е

Андроников во имя Нерукотоворного Образа Спасителя монастырь основан святым митрополитом Алексием после одного из путешествий в Константинополь. Вероятнее, после второго путешествия, предпринятого чтобы отстоять перед вселенским патриархом единство русской митрополии от разделительных интриг Литвы. Однако эта миссия осталась без успеха, во всяком случае немедленного. Монастырь основан не в ее воспоминание, а в память чудесного спасения на море, по обету, данному святителем на корабле во время бури.

И, как слышим, в память самого Константинополя: уподобив яузский приток Золотому Рогу, святитель уподобил Яузу Босфору, а монастырь – Царьграду.

Так на восходе, на высоком горизонте кремлевской ойкумены загорелся знак, проснулось око царя городов, центра мира. Центра, для которого сам Кремль был краем ойкумены.

Обозначаемый монастырем Константинополь взят в единственном аспекте – как былое (до крестоносного погрома) местопребывание Нерукотворного Образа Спасителя, или Священного Мандилиона, христианской первореликвии. Первоиконы, данной Самим Христом, когда на просьбу о портрете Он приложил к Своему Лику ткань, и Лик запечатлелся. Соборный храм монастыря был освящен во имя Спаса Нерукотворного, став поместилищем списка Святого Лика, доставленного из Константинополя самим митрополитом Алексием.

Вид Рогожской части с северной стороны. Рисунок, акварель. 1800-е. Андроников монастырь – слева

Именно перед этим образом митрополит молился в бурю, обещая посвятить соборный храм будущего монастыря празднику спасительного дня. Надо ли говорить, что Алексий ступил на сушу в праздник Спаса Нерукотворного.

Город в городе

Сегодня Золотой Рожок оставил по себе запруду, сообщенную с рекой неявно. Стали важны иные признаки значительности места. Из них важнейший – город в городе. Среди монастырей Москвы только Андроников глядит кремлем малого города, лежащего вокруг.

На главной площади этого города, Андроньевской, высится церковь соборного масштаба и провинциальной внешности – Сергия Радонежского в Рогожской слободе. Она как городской собор. Со сносом монастырской колокольни церковь Сергия особенно важна в пейзажах Яузы.

Провинциально-городским было желание снесенной колокольни, впрочем неисполненное, превзойти кремлевского Ивана: так хотел ее строитель купец Васильев.

Другая церковь близ монастыря, во имя Алексия Митрополита, по-посадски тесно соседствует с церковью Сергия.

Городок нанизан на большой, безостановочно спешащий тракт. Это Владимирка. На входе в городок она одолевает гору, венчаемую, кроме храмов, каланчой пожарно-полицейской части, а на выходе стоят часовня и екатерининская миля.

Другая улица пересекает тракт и реку по единственному в городке проезжему мосту. С моста чудесный, главный вид на монастырь и на старинный железнодорожный мост – Андроников виадук. В пределах городка железная дорога имеет станцию.

К обрыву Яузы выходят задние сады купеческих усадеб, за их оградами по самому обрыву местами тянется тропа. Усадьбы делают лицо большому тракту, не реке.

Самые притязательные из домов стоят на монастырской площади. Один из них, купеческого бургомистра Хрящева, даже имел когда-то бельведер, и в малом городке сойдет за городничество.

Меньшие улицы и переулки городка застроены с изрядной регулярностью, но с прозеленью, в позднем классицизме и в эклектике. Преобладали богачи-старообрядцы, есть кварталы ямщиков. Мелькнет модерн. Уездным раритетом выглядят барочные палаты.

Другой, отлогий берег речки отдан старым промышленным пейзажам.

За Золотым Рожком, определенно в загородье, есть обширный парк, а в нем графская дача (Строгановых) с портиками.

И подробности: трамвайный круг, столетняя пекарня на стрелке улиц (упразднена) и гений места в центре площади.

Андроников виадук. Фото. 1870-е. Слева – Андроников монастырь

Гений

Но здесь кончается провинциальное, ибо на площади перед монастырем изваян Андрей Рублев.

Первейший из иконописцев монашествовал и скончался в обители, хранившей царский список первоиконы христианства, чудесно данной Самим Христом.

Над этим местом надстоит, наверное, сонм ангелов: и Алексий, и преподобный Сергий, и выпрошенный первым у второго для строительства монастыря святой Андроник, и его преемник на игуменстве святой Савва Андроньевский. Память их пребываний здесь, их встреч и проводов друг друга, собственно, отмечена церквями и часовней. С кем-то из них Андрей имел общение при жизни, с другими мог иметь.

Время Сергия

Благодаря игумену Андронику обитель, основанная Алексием, одновременно принадлежит кругу построенных учениками Сергия. (Эти круги пересеклись еще в московском Симоновом монастыре.)

Спасский собор Андроникова монастыря. Фото А. Г. Симонова, А. В. Лукашевича, 1969

Андрей Рублев пишет Нерукотворный Образ на фасаде Спасского собора. Миниатюра Лицевого списка жития Сергия Радонежского. Конец XVI века

Оставаясь недреманным оком имперской метрополии – Константинополя, Андроников стал оком подмосковной Троицы. В канун падения Константинополя два эти взгляда на Москву сошлись в один, залогом сохранения идеи Константинополя и ее трансляции в Москву.

Яуза и ее окрестности на плане Москвы И. Ф. Мичурина. 1730-е. При впадении Золотого Рожка (в центре фрагмента) – Андроников монастырь. Выше по Яузе – Лефортовский дворцово-парковый комплекс

Сам преподобный Сергий был сторонник византийского имперства и единства русской митрополии. Его отказ наследовать митрополиту Алексию был, вероятно, способом признания литовского митрополита Киприана наследником единой русской кафедры, московской и литовской.

Один из трех старейших на сегодня храмов города и самый древний по наружности, Спасский собор монастыря еще и самый византийский.

Глава II. Пути

Северо-Восток

Имена святых и положение Андроникова относительно Москвы относят его к цитаделям северо-восточной доли русского пространства. И водно-ледяной путь Яузы, и сухопутная Владимирка держат от стен монастыря на этот Северо-Восток, в землю владимирских князей и Сергия.

Если восточная по направлению Владимирка, проложенная не позднее XIV столетия, прямо ведет в былую великорусскую столицу, то Яуза у монастырского холма расходится с сухим путем и направляет путника против течения на север, навстречу Клязьме как речной дороге во Владимир. Яуза была аналогом Большой Владимирской дороги, как называлось ближнее, до встречи с Клязьмой, поприще дороги Троицкой (Ростовской, Ярославской). Андроников разводит новую Владимирку – и Яузу как старую Владимирку. Он заостряет крепостным углом суммарный северо-восточный вектор двух путей.

1380 год

Во времена Рублева от монастыря брала начало и касательная на рязанскую дорогу, тоже новую, прошедшую Заяузьем вместо Замоскворечья. Преемница этой касательной по существу и по названию – Коломенская улица.

Теперь понятно, как Андроников мог оказаться при пути Димитрия Донского с Куликова поля, то есть из Рязанщины. В его воротах, по преданию, встречал живых и погребал погибших, привезенных с поля, митрополит Киевский Киприан. В реальности, отвергнутый и оскорбленный великим князем, митрополит все еще пребывал в Литве. Но есть иная, культурная реальность.

Рязанская дорога испытала притяжение Андроникова, как великий князь Димитрий – притяжение далекой Троицы. Словно сам Сергий вышагнул на путь русского войска.

Надвратная церковь монастыря была посвящена празднику победного дня – Рождеству Богородицы.

Восходня на востоке?

Можно предположить, что в древности существовало сухое спрямление пути между Москвой-рекой и Яузой как ледяными, зимними дорогами в Рязань и во Владимир. Спрямление тылом Таганского холма, минуя яузское устье, для экономии нескольких верст. Если подобный путь существовал между Москвой-рекой и Сходней, тылом Тушинского мыса, то почему не здесь?

Ф. Кампорези. Вид Андроникова монастыря в Москве. Акварель конца XVIII века. Над Святыми воротами – церковь Рождества Богородицы

Не эта ли забытая дорога замыкает в треугольник все Заяузье, Таганку? Не ее ли памятью задана линия восточных монастырей Москвы – Андроникова, Новоспасского, более позднего Покровского, а также древнего Крутицкого подворья? Не отсюда ли воспоминание о пункте сбора неких пошлин на месте Новоспасского монастыря? Разрывы или понижения крутого берега Москвы-реки по сторонам Крутицкого подворья, долина речки Сары и овраг Подон, могли служить другим концом «восходни». А к Яузе она бы прилагалась Золотым Рожком. И если так, устье Рожка было работающим зимним отнесением речного средокрестия на устье Яузы. Золоторожским средокрестием.

Глава III. Галата

Царьград

Накопивший грозовое электричество для Куликовской битвы русский мир не находил себе опоры и арбитра в Константинополе, где между Иоанном Пятым и его сыном Андроником Четвертым, узурпатором престола, шла междоусобная война. Война, в которую замешивались генуэзцы, жившие в Галате к северу от Золотого Рога, и турки, уже стоявшие на азиатском берегу Босфора. Средокрестие всемирное делилось мировыми водами на три враждующие суши.

Константинополь. Немецкий рисунок. 1493. Справа – устье Золотого Рога и огражденная Галата

В 1379 году Андроник, осажденный в городе отцом, оборонялся месяц и, захватив заложниками мать и деда, бежал в Галату. В константинопольский Арбат, откуда генуэзцы экономическими средствами ставили новый, после крестоносцев, опыт латинского владычества над Византией. 1380 год не разрешил конфликта, в 1381-м отец простил наследника.

Воронцово

Коллизии между тремя долями суши подле устья московского Рожка не столь остры и очевидны.

Трапезная палата с церковью Михаила Архангела Андроникова монастыря. Фото 1969

Противоположный, правый берег Яузы, в ее петле, отлог настолько, что с высоты монастыря доныне можно видеть Кремль. Сперва принадлежавшее монастырю, правобережье позже присоединилось к Воронцову, личному уделу государей, с загородным летним домом Ивана III над Яузой, ниже Андроникова по течению. К тому Воронцову, которое при Грозном отойдет в опричнину вместе с Арбатом и, предположительно, получит имя Малого Арбатца.

О.-А. Кадоль. Вид внутренней части Москвы. 1825. Вид долины Яузы, снятый от предполагаемого места Воронцовского дворца

А. П. Боголюбов. Вид Москвы от дома Хлудова (впоследствии Найденовых). На первом плане – пандус, поднимающийся к невидимому главному дому

В княжение Ивана III Андроников и Воронцово держали не только зрительную связь. Игумен Митрофан был государев духовник. Трапезная палата монастыря поставлена при Митрофане на средства самого Ивана, в числе последних строек государя, который не увидел окончания работ. Палата встроена в речную стену монастыря и смотрит сквозь нее на Воронцово, до сих пор отчасти остающееся парковым массивом, и на Кремль. В просветах между новыми домами еще видны Иван Великий и Архангельский собор, заложенные также Иваном III и оконченные также после смерти государя. Монастырская палата поставлена, как взгляд духовника на царственное чадо. В этом взгляде иносказан, снова отворен, продлен во времени потухший взгляд константинопольского ока. Ока старшего мира, старший взгляд. Тем временем Константинополь, как восточный Рим, уже пришел в Москву и стал Кремлем Ивана III.

Дом Найденовых

В конце XVI века царь Федор отдал Воронцово городу, даже позволив разделить его стенами Скородома (ныне линия Садового кольца). Считается, что поздняя усадьба Найденовых, стоящая на внешней половине разделенной территории, наследует участок государева дворца.

Определенно, что она наследует его градостроительный сюжет и зрительные связи: главный дом развернут на долину нижней Яузы и Кремль, теперь закрытые высокими домами, а спускающийся в парк от боковой стены крученый пандус оборачивает зрение хозяина через плечо, на монастырь за парком. Так и дворец Ивана III стоял между Москвой как новым Царьградом и монастырем как его старым знаком.

Лефортово

Берег за Золотым Рожком высок и крут, как берег под самим монастырем. Рожок стал южным рубежом петровской Яузы, нового царского предместья города. А в частности, Лефортова, приватно-царской доли этого предместья. Балка ручья и цитадель монастыря задерживают наступление Лефортова на подступе к Таганке.

Усадьба Строгановых за Рожком в сущности крайняя лефортовская. Ее главный дом, растянутый в длину, стоит к реке торцом, лицом к монастырю, как некая послепетровская заставка Лефортова перед Таганкой.