Папа

скачать книгу бесплатно

– Кто?

– Канарейкин.

– Кто «они»? – Андрей пер как танк.

– Гомики, – ответил я.

– И потому что не могут ответить, вы решили, что нужно непременно парню разбить лицо…

– Да ну нет… Ну мы же…

– Сейчас тебя никто не собирается слушать! – отрезал он и посмотрел на Руслана.

– Может, не надо так резко? – как-то не очень уверенно спросил тот. Ему явно не нравились наши разборки.

– Надо, – ответил Андрей и посмотрел на меня. – Ты же знаешь Руслана, так?

Я кивнул.

– Руслан – гей.

Я вытаращил глаза сначала на него, потом на самого Руслана. Это звучало как-то совсем неубедительно.

– Ты считаешь, что Руслан не мужик, слабак, или ты сразу смог определить по нему?

– Нет, – едва не заикаясь, ответил я.

– Если ты такой смелый, то можешь сейчас ему все свое обоснованное отношение высказать. Или думаешь, Руслан нежный и не сможет тебе дать сдачи? Что его остановит? Что тебе пятнадцать?

Я молчал, уткнувшись в деревянную столешницу. Я не мог поднять глаза и посмотреть на Руслана. Я даже не мог понять, при чем тут Руслан, ведь он был нормальным мужиком, да еще по совместительству тренером моего отца по боксу.

– Андрюх, – вступил сам Руслан, видя мою беспомощность, – не надо…

– Надо, – перебил отец и снова обратился ко мне: – Ты же принципиально ненавидишь геев, они же для тебя не мужики, так? Ну! – Он повысил голос, и теперь вся его злость вырвалась наружу. – Вот перед тобой недостойный. Дашь в морду, так же как своему однокласснику? Нет? Что, кишка тонка? Ссышь, эксперт по педикам?

Я готов был провалиться сквозь пол ресторана. Честное слово, я лучше бы сгорел в печи в лесу, чем сидеть там и участвовать во всем этом. Молчание давило на меня. Я украдкой косился на Руслана. На отца я посмотреть даже мельком не решался. Признаться по правде, я до конца не верил в это «открытие». Ну не мог Руслан быть педиком! Ну не такие они! Однако это был не конец вечера. Домой ехали молча, а когда оказались в нашей квартире, Андрей бросил мне на кровать кипу каких-то листовок, брошюр и самопальных книжек в мягком переплете.

– Почитай. – командно-приказным тоном сказал он, кивнув на гору бумаги. – Может, что-то поймешь. – И через несколько секунд добавил: – Я серьезно. Прочтешь все. Буду спрашивать.

Он закрыл дверь. Больше в тот вечер мы не разговаривали. Завтракали утром тоже молча. Андрей только спросил, начал ли я читать то, что он мне дал. Я угукнул. Там была просто прорва всякой научно-просветительской литературы на тему гомосексуальности. Откуда она берется, кто такие геи, почему они существуют и как вообще это объясняется. Потом Андрей умотал ночевать к своей телке. Видимо, окончательно я его расстроил, раз он решил оставить меня одного на ночь. Наказал только все прочесть. Ну, я и читал. Конечно, мое поведение расстроило Андрея. В общем, его можно понять, он же должен был меня воспитывать честным порядочным мужчиной и все такое, только вот про Руслана это он зря. Это он перегнул с концертом. В это я все равно никогда бы не поверил.

– Да все мне понятно, – начал я, отвечая на его вопросы следующим вечером. – Я был не прав, признаю. Погорячились с Канарейкиным. Не виноват он, типа… в том, что такой… Но про Руслана – это же неправда?

– Что «неправда»? – как будто не понял Андрей, но я видел, что все он прекрасно понял.

– Ну, что он такой?

– Какой? – В голосе Андрея снова звучало раздражение.

– Ну, гей. Это же вы специально…

– Ничего ты не понял, – вздохнул отец.

– Да нет! – запротестовал я. – Да понял! Ну просто он же совсем не похож… То есть ну их же сразу видно…

– Не видно, значит. Руслан – гей. Смирись. Твое отношение к нему поменялось?

Я пожал плечами. Я действительно не мог ничего сказать о своем отношении, потому что был совершенно сбит с толку. Часть моих незыблемых представлений о мире и о людях была разрушена, а вторая, уцелевшая, оказалась не такой простой, как я думал. Все говорили про геев. Все говорили, что они больные извращенцы. Все видели, что они женоподобные слабаки. Лично со мной, конечно, никогда никто из взрослых этой темы не поднимал. Мама всегда презрительно фыркала, если тема на кухне с ее друзьями заходила в это русло; в школе не принято было о таком рассказывать. Ну, вот мы с пацанами и построили свои представления на базе общественной морали. И все было в порядке, и даже черт с ним, с Канарейкиным, – ну избили и избили, получили и забыли. Но Руслан, друг Андрея, тренер по боксу… Я даже представить не мог, чтобы его не то что кто-то заподозрил в таком, но и вообще решился что-то оскорбительное сказать. Руслан был крутым. Как и все друзья моего отца. Как и сам мой отец.

– И ты вот так его сдал? – спросил я. – Ну то есть он разрешил рассказать мне?

– Это не тайна, – спокойно и холодно ответил Андрей. – Руслан открыт.

– Что это значит?

– Что он ни от кого не скрывает своей ориентации.

– Но я не знал…

– Но и не сообщает при знакомстве, – перебил отец. – Ты же не сообщаешь, что гомофоб.

– Я не гомофоб.

– Ладно, проехали. – Андрей попытался закрыть тему.

– А этот дебил Канарейкин сообщает, – настаивал я. – Прямо всем так и жаждет это показать.

– То, что он идиот, тоже не дает никому права его избивать, – отрезал Андрей. – Ты не согласен?

– Согласен, – вздохнул я и посмотрел на него. – Ты не сердишься на меня?

– Сержусь, – ответил он. – Дело не в том, кто гей, а кто нет. Дело в том, кто мужик, а кто позволяет себе толпой бить одного. Но тему пора закрывать. Слишком затянулось просвещение.

Не скажу, что мое отношение к геям сильно с тех пор изменилось, – впрочем, как не изменилось мое отношение и к Руслану, – но урок отца я усвоил и больше не участвовал в травле Канарейкина. Старался не участвовать насколько мог, потому что Олег постоянно меня бесил своими педиковскими замашками.

Слава богу, не все уроки Андрея были такими тяжелыми и неприятными. Некоторые мне очень даже нравились. Например, тогда же, лет в пятнадцать, я начал обнаруживать у себя на лице волосы, которые страшно бесили, угрожая вырасти в самую что ни на есть козлиную бородку. Да еще стали расти усы. Это довольно паршивая часть переходного возраста, потому что с телками и желанием заняться сексом решить все гораздо проще – главное, чтобы была свободная квартира. А вот волосы на лице делали из меня настоящего урода. И хотя никто ничего не говорил и даже как будто не замечал, меня это половое созревание страшно бесило. Я вспомнил даже, что мама как-то выдергивала волоски на лице специальным пинцетом, но для меня это категорически не годилось. Поэтому однажды утром я взял бритву Андрея и избавился от всего, что отросло на подбородке и под носом. Тешить себя надеждами, что Андрей не заметит новых, оставленных не им капель воды на своей бритве, было бы, конечно, глупо. Он был в некоторых вопросах очень педантичным. Особенно в том, что касалось личных вещей. Вечером того же дня Андрей подошел ко мне, присел рядом и сказал, что пора покупать мне собственную бритву и все остальное.

– Ты заметил, да? – виновато спросил я.

– Не парься, – ответил он и похлопал по плечу. – Как-то я упустил этот момент.

Он подарил мне крутую бритву, хотя пока она мне была особенно не нужна, а потом объяснил технологию. Андрей сказал, что сначала надо распарить лицо, чтобы не было раздражения, что бритву надо споласкивать в горячей воде.

– Да мне пока эти мелочи ни к чему, – бурчал я, внутри почти мурлыкая от счастья. – У меня не особенно растет пока что-то.

– На будущее, – сказал Андрей. – Лучше сразу быть в курсе, чтобы не провести лучшие годы с прыщавым лицом.

– А у тебя были?

– Кто?

– Прыщи на лице.

– Немного. Мне повезло, – ответил он.

Блин, значит, он всегда был красавчиком! Повезло же ему, ничего не скажешь. А у меня на щеках и на скулах периодически высыпался прыщавый урожай и еще на шее – в общем, ужас.

– Может, тоналкой замазывать? – как-то спросил я.

– Нет уж. – Андрей рассмеялся. – Давай лучше найдем какое-нибудь волшебное средство.

И он всегда находил. От прыщей, от царапин, от ушибов, от боли в голове – он всегда знал, что? поможет. Даже фильмы от депрессии идеально мог подобрать.

Самыми любимыми моими минутами с того дня стали те утра, когда мы с Андреем брились вместе, стоя рядом напротив одного большого зеркала. Я украдкой смотрел на него и старался повторить движения. Правда, часто бриться мне пока необходимости не было, поэтому иногда я только притворялся, что у меня уже наросло достаточно.

– Да у тебя нет ничего, – смеялся Андрей.

– Отстань, – бурчал я как будто недовольно. – Мне лучше знать.

Он усмехался, а я вставал рядом, брал собственную бритву, свою пену для бритья и начинал мужской ритуал. И каждый раз я мечтал, чтобы только эти утра длились подольше. Я бы лучше пропустил завтрак, но постоял, растягивая процесс бритья, рядом с отцом в наполненной паром ванной.

Это все было мое прошлое. Хорошее, плохое, местами очень веселое, местами горькое, как черный перец, но прошлое. Оно многому меня научило. Научило главным образом тому, что предстояло разрушить настоящему. Настоящее, кажется, началось в тот самый день, когда этот гондон Канарейкин принес на хвосте странную новость.

После того, что выдает эта сволочь с птичьей фамилией, я ухожу с уроков. Несколько часов шатаюсь по улицам, кутаясь в осеннюю куртку от ноябрьского ветра, пытаюсь соотнести в голове хоть что-то. Обрывки фраз, заполняющие пространство слухи, временные промежутки неоднозначного молчания – все смешивается у меня в какой-то неудачный коктейль. Наконец я подхожу к дому, влетаю в подъезд, взбегаю пешком на седьмой этаж. Я знаю, что Андрей дома. Он встречает меня в домашних спортивных штанах и белой футболке. Волосы мокрые. Полотенце, которым он только что их вытер, перекинуто через шею.

– Ты что так рано, Юр? – Он так расслаблен, что меня аж передергивает, аж током бьет.

– Поговорить надо, – отвечаю.

– Окей. – Он становится немного серьезнее, собраннее. – О чем?

– О том, – передергиваю. – О тебе.

– Мне не нравится твой тон, но ладно, начинай.

Он останавливается напротив меня и смотрит прямо в глаза. Он понятия не имеет о том, что я узнал, а у меня просто разрывается все внутри от злости. В то же время я почти могу убедить себя, что все это тупые выдумки одного идиота. Я почти верю, что Андрей только своей усмешкой все расставит на свои места.

– Ты что, правда гей? – спрашиваю, и внутри все повисает на натянутой тонкой нитке.

И сам про себя, как молитву, повторяю: «Скажи „нет“! Скажи, что это не так». Андрей замирает. Замирает каждая мышца на его лице. Даже дыхание останавливается.

– С чего ты взял? – спрашивает он так осторожно, что у меня не остается сомнений.

Черт! Ну почему же он не прыснул смехом, не возразил, не стал сразу отрицать, потому что это смешно? Его «С чего ты взял?» звучит как признание.

– О господи! – Я кричу и хватаюсь за голову. – Правда! Черт!

– Погоди, Юр, – медленно, боясь оступиться на хрупком льду, говорит он. – С чего такой вопрос…

– С того! – кричу ему в лицо. – Ну скажи, что это не так! Ну блин. Черт. Это что, правда, да? Ты такой?

– Не кричи, – пытается успокаивать Андрей. – Юр, давай поговорим. Ты объяснишь, откуда такие вопросы…

– Оттуда, блин! – обрываю криком.

Опять он ничего не отрицает. Значит, точно. Значит, мой отец – педик. Какой кошмар! Лучше бы я сдох перед тем, как он явился в мою жизнь.

– Тебя видели в клубе! – бросаю ему в лицо. – С каким-то мужиком!