Лэйла-стероид

– Идите сюда, молодой человек, – воззвал он откуда-то из глубины электронного царства. – Я все покажу вам.

Несколько раз ударившись об острые углы, Дима прошел через нагромождение аппаратуры и, споткнувшись, слегка толкнул склонившегося над чем-то Бартока. Тот ничего не заметил, увлеченно нажимая клавиши компьютера, словно вышедшего из музея электроники. Этот динозавр был подсоединен к черно-белому монитору, вернее к черно-зеленому, поскольку на темном фоне мерцали ядовито-зеленые буквы.

– Смотрите, – гордо сказал Барток указуя перстом на экран. – Вот, так сказать, результаты.

– А-а-а…

– А-а-а та толстая папка должна была отплатить за шутку, которую, как я думал, со мной сыграли. Но раз вы от Эскулапа, то шутки в сторону.

– Простите, Михаил Язепович, – сказал Дима, отрывая взгляд от монитора. – А сам образец?

Барток кивнул на лежащий под каким-то агрегатом кинжал.

– Это, точная копия одного из тех клинков, которые экспедиция Картера вытащила, так сказать, на свет Божий из гробницы Тутанхамона, – сказал эксперт, покачиваясь с пятки на носок. – В этой единственной не разграбленной ворами гробнице нашлось несколько таких вот кинжалов… ну не таких именно, это копия, как я понимаю. Те, древние, были сделаны из метеоритного железа.

– Странно, – пробормотал Молохов, беря в руки кинжал и рассматривая его гладкую тепловатую на ощупь поверхность.

– ЭТО как раз таки не странно, молодой человек. Метеориты, для многих народов служили единственным источником железа, – сказал Барток. – Странно другое. Исследования показывают, что именно вот этот кинжал изготовлен из стали, с некоторыми специфическими добавками, и причем по очень сложной технологии. Примерно так делают современные скальпели. Невероятная прочность и острота. Плюс к этому, не вдаваясь в технологические подробности, могу с уверенностью утверждать, что вышеупомянутая мной сложная технология, самая что ни на есть ультрасовременная. Ее не так давно разработали спецы из НАСА, для своих, так сказать, космических нужд.

– И что же?

– Но даже и это было бы, так сказать, где-то как-то… приемлемо, что ли, в конце концов, мало ли богатых чудиков? Предположим, один из них решил создать копию древнеегипетского оружия, но только по современной технологии. И вот тут, – Барток неожиданно нахмурился. – Вот тут и возникло некоторое, так сказать, самое главное недоразумение. Давайте с вами посмотрим на итог анализа образца.

Михаил Язепович поманил за собой Молохова и подошел к уже ультрасовременному компьютеру, подключенному к, как показалось Диме, лазерной установке. Несколько пронзительно ярких тонких лучей сходились в одной точке, на которую Барток поместил кинжал. Раздалось тихое гудение и лазерные лучи принялись ощупывать тонкий стержень.

– Чудо техники, – слегка скривив губы сказал эксперт. – Подарили благодарные слушатели политехнического университета. Проводит полное сканирование и результат выдает непосредственно на экран. Обычно исследование и обработка результатов занимает около получаса, но сейчас машина просто определит образец и сопоставит ему хранящиеся в памяти данные. Это, заодно, позволяет устранить возможные неточности… Ага! Уже готово.

Михаил Язепович положил узкую ладонь на мышь и подвел курсор к нужному меню на экране.

– Сейчас мы запросим, – зажав зубами кончик языка бормотал Барток, – Сопоставление… совокупность, так сказать, результатов… вообще… вот!

Эксперт оторвался от стола и сделал шаг в сторону.

– Смотрите, – сказал он, показывая пальцами на экран.

Дима взглянул на выделенные красным шрифтом фразы и почувствовал некий холодок, пробежавший по коже. Приятный или неприятный, сказать было пока нельзя.

– Не может быть, – пробормотал Молохов. – Этого просто не может быть.

– Вот именно поэтому, – пожал плечами Барток, – я и решил, что кто-то разыгрывает старика. Как видите, при всей ультрасовременности технологии, по которой сделан клинок, анализ показывает, что этому кинжалу около 4000 лет.

* * *

– Может техника дурит, – тихо сказал Молохов, вернувшись домой.

– Конечно техника, – пожал плечами Эскулап. – Или Миша на старости лет решил сделаться шутником.

– Не похож он был на шутника.

Но тут Дима с удивлением увидел, что на столе стоит аппетитно пахнущее блюдо с красным мясным соусом. Пока Молохов снимал плащ и ходил в ванную мыть руки, Эскулап сходил на кухню и принес сложенную горкой дымящуюся картошку, посыпанную сверху укропом. Глядя на все это, Дима слазил в бар и вытащил бутылку вина. Водку после вчерашних событий он видеть не мог. Эскулап одобрительно кивнул.

– Сначала еда, а потом разговоры, – сказал он, беря тарелку и накладывая в нее несколько картофелин. – На голодный желудок можно удивить мир только глупостями.

Несмотря на усталость и жуткое напряжение последних часов, молодой организм одержал верх. Втянув носом превосходный аромат томатного соуса с паприкой и кусочками куриного филе, Молохов ощутил, как незамедлительно заурчавший желудок громко потребовал набить его этой вкуснятиной. Разлив по бокалам вино, Дима посмотрел на Эскулапа и с удивлением увидел, как тот закрыл глаза и, сцепив пальцы рук, что-то бормочет себе под нос. Когда старик наконец поднял веки, Молохов вопросительно поднял брови.

– Трудновато стало без этого, – в ответ на взгляд журналиста сказал Эскулап. – У человека рано или поздно появляется потребность в поддержке от высших сил, особенно в старости, когда память услужливо подкидывает тебе неприятные картинки из прошлого.

Старик поднял бокал.

– За что? – спросил Молохов.

– За надежду, – сказал Эскулап. – С ней единственной все становится не таким уж плохим.

Они чокнулись и выпили. На несколько минут Молохов забыл обо всем кроме еды.

– Теперь можем поговорить спокойно, – сказал Эскулап после того, как первый голод прошел, – Не стесняясь. Я знаю, что ты о чем-то хотел спросить меня перед уходом.

– Что ты имеешь ввиду?

– Я выключил свой жучок и проверил помещение насчет других «ушей». Все что ты дальше мне скажешь, не выйдет за пределы этой комнаты.

– Как я могу тебе верить? – поинтересовался Дима, натыкая на вилку очередной кусок мяса. – С недавних пор я что-то стал недоверчивым.

– Вполне понятно, – согласно кивнул Эскулап. – Но все же интуиция мне подсказывает, что в моих интересах выключить жучок.

Дима усмехнулся.

– Ладно, – сказал он, помолчав. – Одно мне и вправду показалось странным. После той ночи в клинике, как я понимаю, умерли все, кто там был, кроме убийцы, девушки, что он забрал, разумеется, и Скалина. Очень интересно, как ему удалось выжить?

– Я не расспрашивал, – помотал головой Эскулап. – Но в любом случае, поскольку майор продолжает активные поиски «Капеллы», любой сговор между ними и Скалиным отпадает… Но… ты хотел сказать что-то иное.

Молохов удивленно приподнял бровь.

– Телепатия?

– Я так много проработал с людьми, обладающими экстраординарными способностями, – усмехнулся старик, – что сам кое-чему научился. А если серьезно, то у меня, как и у всякого пожилого человека просто очень развита интуиция.

Дима отодвинул тарелку в сторону. В голове слегка начало шуметь от выпитого. Это было странно. Два бокала красного и…

– Надеюсь ты мне не подсунул в вино сыворотку правды, – сказал Молохов. – Хотя… ты прав. Есть еще одна вещь. Может быть это глупо, но… Почему ты решил, что твоего сына убила именно «Капелла»? Дурацкий вопрос…

– Не дурацкий, – губы Эскулапа сильно сжались. – В тебе, сынок, есть задатки хорошего сыщика, если ты пришел к тому же выводу, что и я.

Они посмотрели друг на друга.

– Почерк убийц, – тихо сказал Молохов. – Способы, которыми отправили на тот свет остальных.

– Вот и я о том же, – кивнул Эскулап. – Все были убиты голыми руками, за исключением одного, которому воткнули кинжал в горло и тех, кто вроде бы покончил с собой. Как бы то ни было, все они умерли не от огнестрельного оружия. Кроме одного человека.

– Твоего сына, – закончил Дима.

– Скал убил его, – бесцветным голосом сказал Эскулап. – Это, окончательно стало ясно после изучения фотографий… Кстати, извини, я залез в твой стол…

– Ерунда, – отмахнулся Молохов. – Я имею в виду стол. Но если… а Скал… кто это?

– Скалин. После того, как у него обгорело лицо, я же уже говорил, он слегка тронулся. Теперь он называет себя Скалом… Женя Скалин никогда бы не убил человека просто так, без очень веской причины.

– Но зачем ему это было нужно?

– Чтобы привязать меня к себе, – Эскулап запрокинул голову, возвращаясь, по-видимому, к старым размышлениям. – Останься Василий жив, я никогда бы не стал копать. Просто работал бы и работал дальше. А так…

– Но ведь ты врал, когда утверждал, будто остаешься с майором из-за боязни того, что в противном случае он тебя убьет, – сказал вдруг Дима. – Я плохой психолог, но тут ты врал, готов поклясться.

– Можешь дальше не продолжать, – махнул рукой Эскулап. – Да, я действительно не боюсь смерти. Хотя Скал и способен расправиться со мной.

Старик провел рукой по лбу. Пальцы его увлажнились.

– Я рассказывал, что, когда майор пришел ко мне и предложил отыскать убийц сына, я был в ярости и согласился, – медленно, взвешивая каждое слово заговорил Эскулап. – Это, правда. К тому времени я уже на 90 процентов был уверен, что это он убил Василия, но согласился работать с ним.

– Но зачем же?

– Из-за “Капеллы”, – просто сказал старик. – Один я не справлюсь с этим делом, а вместе с майором, может быть.

– Опять повторяю, зачем? Не “Капелла” убила… Василия. Месть здесь ни при чем.

– Она убила Илону Ленс. И если бы Васька не сочувствовал ей и не бросился помогать… Да нет, черт! Причина, конечно, не в этом…

Глаза Эскулапа загорелись.

– Большую часть своей жизни я разыскивал и изучал людей с экстрасенсорным потенциалом. Каждая капля необычности, как искра Божья. Я искал ее, сажал в почву, как семечко и выращивал всегда неожиданный и неизвестный плод. Это тяжелый труд, очень тяжелый, – Эскулап разлил вино по бокалам. – “Капелла” же словно обладает эликсиром роста. Возвращаясь к растительной аналогии, она может вырастить из семечка плод в считаные дни. Я хочу знать, как это делается.

– Зачем? Зачем тебе это нужно?

Эскулап немного помолчал, глядя в пространство расширившимися глазами. Ни один физиогномист, даже самый профессиональный, не смог бы сейчас угадать, о чем он думает.

– Затем, – еле слышно произнес старик наконец, – чтобы никто и никогда больше не мог превращать милую и добрую девочку Илону в то, что я видел там, у себя в клинике.

Эскулап усмехнулся.

– Вернее уже не у себя. Меня отправили на пенсию, знаешь ли. Это еще одна причина, хоть и не самая главная.

Глаза Эскулапа недобро блеснули.

Дима задумчиво повертел бокал в пальцах. Глядя на этого на первый взгляд безобидного старика, Молохов вдруг ощутил, как пропал аппетит. Правда только на мгновенье. Вино снова зашумело в голове. Сильнее чем прежде.

– Теперь я полностью доверился тебе, – начал Эскулап, но Молохов оборвал его.

– Не надо, Эскулап, не надо ничего говорить, – голос Димы уже несколько утратил трезвую твердость. – Ты знаешь, на чьей я стороне, поскольку знаешь чьим другом был Бомж.

Стоявшие в углу часы зашумели и начали хрипло отбивать время. Прозвенев один раз, они смолкли, словно устыдившись, что нарушили атмосферу красноречивого молчания.

– Сначала мы пили за надежду, – сказал Эскулап, прерывая затянувшуюся паузу. – За что выпьем сейчас?

Молохов сузил глаза, стараясь поймать ускользавшую мысль.

– Давай за нее же, – сказал он наконец. – Только я хочу немного раскрыть смысл. Раз уж мне суждено вместе с вами ввязаться во всю эту историю с “Капеллой”, то…

Лицо журналиста потемнело одновременно с завершением фразы.

– Выпьем за надежду на то, что заключение Бартока, просто ерунда.

6

Иной раз просто диву даешься, что кто-то из молодых и неглупых людей еще посвящает свою жизнь службе в полиции. И это сейчас, когда слово «мент», это, в лучшем случае смешно. Если бы общество делилось, как в стариной игре на воров и сыщиков, то судя по сформировавшемуся общественному мнению, на данный момент власть в стране явно принадлежит ворам.

"Вечерний звон" 5 мая 20… года.

Старинный приятель Димы Молохова Сергей был из той породы людей, которых принято называть чудиками. В свои 34 года, дослужившись в МУРе до звания капитана, Сергей Михайлович Боков продолжал верить в то, что вслед за преступлением обязательно должно следовать наказание. Правда теперь он верил в это в тайне. Скрывая от всех и в первую очередь от самого себя. Честолюбивый, непокорный и непоседливый студент юридического факультета, коренастый и накачанный, этакий мускулистый колобок, подгоняемый желанием достичь высот профессионализма в деле поимки преступников очень быстро разобрался в тонкостях продвижения по служебной лестнице. Его однокурсник, по всеобщему признанию “пробивной парень” и “человек, умеющий жить”, на одной из студенческих вечеринок подвел итог Серегиным размышлениям.

– Старик, – сказал он полупьяным голосом, обняв Бокова за широкие плечи, – из тебя большой шишки не получится, как ни крути. И больших денег ты никогда не заработаешь, как ни крутись.

– Почему это, – оскорбился Сергей.

– Язык недостаточно длинный и шершавый.

Этого прикола Боков тогда еще не знал, поэтому недоуменно пожал плечами.

– Это ты к чему?

– А к тому, – охотно пояснил “человек, умеющий жить”, – что с таким языком, качественно лизать задницы не выйдет. Так что найди свое место под солнцем, только не слишком высокое, и живи, питаясь своими высокоморальными принципами. А главное, когда тебе начнет казаться, что местечко могло бы быть и потеплее, гони эти мысли прочь.

И вот теперь, после стольких лет, прошедших после этого разговора, повзрослевший, растерявший амбиции Сергей Боков сидел в своей маленькой холостяцкой кухне, пил нечто фруктовое из пластиковой бутылки и размышлял о том, что его пьяный сокурсник оказался прав. Для того, чтобы достичь в обществе какого-то малейшего положения, именуемого этим самым обществом престижным, необходимо было либо иметь “длинный и шершавый язык”, либо научиться переступать через все и вся. Годам к тридцати Сергей понял, что ни тем, ни другим он не обладает, и когда пришло это понимание, жить стало спокойнее. Оперуполномоченный капитан Боков, покинувший юридический факультет через год учебы, нашел свое место под солнцем.

Он хватал за шиворот тех, кто преступил закон, и сажал их в тюрьму, невзирая на лица. Бывало и так, что вмешивались высокопоставленные покровители и тогда Сергей на рожон не лез, полагая, что от мертвого опера прок небольшой. Он просто поддавался силе, но потом неутомимо искал новые и новые грехи уже облегченно вздохнувшего “клиента”. Заканчивалось обычно все тем, что “клиент”, донельзя удивленный, оказывался снова за решеткой.

– Никак я не пойму, почему тебя еще не убили? – искренне удивился на одном из допросов очередной арестованный. – Лично мне известны по крайней мере трое людей, которым достаточно пошевелить пальцем, чтобы от С. М. Бокова осталась только светлая память.

– И не говори, мать, – буркнул Сергей, вызывая конвой, – сам удивляюсь.

“Это потому, что я наглый. Все уже привыкли к тому, что кругом мир, наполненный умными людьми, старающимися зарабатывать деньги любым путем, а такой динозавр как я начинает вызывать беспокойство только тогда, когда сделать-то уже ничего нельзя. Господи, как же я хочу научиться зарабатывать деньги как все! Вот только воспитание не позволяет, спасибо родителям. Хотя, конечно, все еще жив я только потому, что нашел мистера Лузгина. Или он меня нашел.”

Боков вынырнул наружу из глубин размышлений и сразу же в уши хлынул поток слов, извергаемый Димой Молоховым, который вот уже битый час ходил в разговоре вокруг да около неких важных вещей. Зная по опыту, что в таком случае человека лучше не торопить, Сергей предоставил своему приятелю возможность выговориться, а сам предался собственным мыслям.

В то время он еще не знал, что вот именно сейчас судьба в лице старого приятеля Молоха, сводит его с человеком, с которым при других обстоятельствах и хотя бы пару месяцев назад Боков вполне мог подружиться.

Тут Молохов на секунду прервался.

– Похоже, ты меня не слушаешь, – подозрительно сказал он.

– Конечно, – Сергей отставил в сторону питье и весело взглянул на Диму своим знаменитым прищуренным взглядом. – Ты, старик, час назад сказал, что нужно о чем-то поговорить, а вместо этого, завел разговор о ерунде. Может наконец перейдешь к делу?

Молохов все еще колеблясь вытащил из кармана сигарету.

– Она не поможет, – сказал Боков. – Раз уж пришел, так рассказывай.

– Послушай, – медленно произнес Дима, – как-то на днях ты мне рассказал, вернее вскользь упомянул о какой-то своей “крыше”.

– “Крыша” – не то слово, – поморщился Сергей. – От него уголовщиной попахивает, хотя по смыслу вроде близко. Слышал когда-нибудь о таком народном избраннике как Лузгин?

Дима вытолкнул вверх идеально ровное колечко дыма.

– Нет. Депутатов сейчас как грязи.

– Так вот, – Боков отобрал у Молохова сигарету, затушил и выкинул ее в мусорник. – Это и есть моя “крыша”. Поскольку господин Лузгин не собирается довольствоваться депутатским окладом, он и помогает мне бороться с преступностью на данном этапе нашей с ним карьеры.

– Не вижу связи, – Дима подошел к плите и приподнял крышку с кастрюли. Оттуда вырвался пар. После обеда с Эскулапом прошло почти шесть часов, и голод вновь давал о себе знать, пиная стенки молоховского желудка.

– Связь есть, – меланхолично пожевывая спичку сказал Сергей. Уже несколько недель он боролся с курением, но вспоминал об этом только тогда, когда кто-то начинал дымить в его присутствии. – Хороший артист должен тщательно подготовить свой выход на большую политическую арену. А Лузгин артист хороший, поэтому к предвыборной кампании готовится уже сейчас, когда никто о нем, собственно, и не знает.

– О, я и не знал, что будущность президентского кресла зависит сейчас от того, будет ли защищен Сергей Михайлыч Боков.

– Не ерничай. Бокову Сергей Михалычу, абсолютно наплевать на далеко идущие депутатские планы. Важно то, что Лузгин готов сейчас ради этого идти по головам.

– По чьим?

– Вот, – Боков заерзал на табуретке. – По чьим… Он хочет идти по крупным уголовным головам. Это будет козырь его предвыборной суеты. Он, конечно, на такое не решился бы, но за ним стоят весьма серьезные люди, которые давно завязали и теперь с помощью Лузгина хотят дорваться до власти и воровать уже законным путем. Ну и попутно по дороге к вершине они сдадут ему, а значит мне несколько своих заклятых друзей. Понял теперь?

– Никогда не думал, Серега, – серьезно сказал Молохов, – что ты будешь помогать ворам, пусть бывшим, добираться до руля.

– А хрен с ними, – отмахнулся Боков. – Хорошо зная человеческую натуру, я не колебался ни секунды, когда шел на контакт с Лузгиным. А натура человеческая такова, что, когда кому-нибудь предоставляется возможность ткнуться носом в государственную кормушку, во-первых, он начинает так поспешно и громко жевать, что перестает слышать и голос своих избирателей, и голос совести. Ну а во-вторых, во время предвыборной гонки очередному кандидату падает в карманы столько грязных денег, что в финале он оказывается в них по уши. И тут то наступает время раздавать долги. Сам понимаешь, что в таких условиях желание бороться за светлое, доброе, вечное пропадает и начинается банальный сбор денежных средств. И инстинкт самосохранения подсказывает, что президент, это ведь только для толпы – полновластный хозяин, а для настоящих хозяев жизни – просто марионетка, у которой всегда можно обрезать веревочки.

– Может ты и прав, но зачем этому помогать?

– Когда я говорил о заклятых друзьях, Димочка, я имел в виду очень крупную уголовную братию. Это как раз те трижды проклятые шеи, на которые мне так и не дали до сих пор надеть петлю. А с помощью Лузгина и тех, кто за ним, я наконец-то смогу отправить их или на тот свет, или за решетку до конца дней.

– Ты становишься, по-моему, просто участником воровской разборки, – покачал головой Молохов.

– Пусть так, – Боков хлопнул увесистой ладонью по столу. – В разборках, если только они не затрагивают мирных граждан, я вижу только положительные черты. Пускай братва режет друг друга, нам работы меньше. А вот еще одно соображение и покончим с этим разговором. Как я уже говорил, дорвавшись до власти воровать станет любой, так пусть он хоть на пути к вершине сделает что-нибудь полезное.

– И что потом?

– Потом? – Боков улыбнулся. – Потом появится новый Лузгин. И еще несколько могил и камер получат своих законных постояльцев.

– И как, – задумчиво сказал Дима, – уже что-нибудь вы с ним наворотили?

– Есть кое-что, – уклончиво ответил Сергей. – Но Лузгин зациклился на идее, что ему нужно очень крупное дело. Которое способно вызвать грандиозный скандал. Поэтому, я сейчас усиленно ищу свою самую крупную занозу. Беда в том, что крупных стало что-то очень много и встала проблема выбора.

– В таком случае, – усмехнулся Молохов. – Моя заноза не пригодится? Она тоже не слабая.

– Твоя? – Боков поднял бровь. – Надеюсь не газетной уткой ты собираешься меня потчевать?

– Я вообще-то не считаю себя способным на такие шутки…

– Ты попал в какой-то переплет, – вдруг заявил Боков.

– С чего ты взял? – скривился Дима. Временами Серега доставал его этакими шерлокхолмсовскими штучками.

– У тебя типичный взгляд затравленного зверя. Все настолько плохо?

– Бывало и лучше, – кивнул Молохов, нерешительно помялся, но все же продолжил, – У меня тут в квартире завелся старичок один…

* * *

– Все идет как надо. Твое дело выполнять, что говорю.

– Ладно, ладно. Хотя мне и не понравился тот последний приказ людям Тролля, который ты отдал.

– Что я слышу? Отрыжка совести? Уже забыл, как он нацелил на тебя ствол? Какое тебе дело до этого папарацци. Молохова надо было воодушевить на борьбу и быстро. Ну или сломать. Если сломался, то будет делать то, что скажем, ну а если воодушевился, то поскачет к Бокову, что нам и нужно. Скоро “Капелла” вновь даст о себе знать и к тому моменту нам нужно быть во всеоружии.

– С чего вдруг такая уверенность?

– Ведьмы нашептали.

– Ну ладно, ладно. Еще вопрос, папаша. Козыряю бестактностью. Не жалко было сына на тот свет отправлять? Я, конечно, выполнил, что ты велел, но не понимаю…

– Он стал проявлять излишнюю чувствительность по отношению к этой девке. Не стоит примешивать чувства туда, где они неуместны.

– Да я понимаю. Но сын все-таки.

– Сын? Ну-ну… ну-ну… если уж разговор о чувствах, то тебе его, как одноклассника, должно быть жальче, чем мне.

– Это то, о чем мне подумалось?

– Не лезь в это, майор. Это касается только меня и моей… также покойной женушки. Я смотрел на него, видел, как он рос и год за годом представлял, как все это закончится. Тоже своего рода удовольствие.

– Жуткий ты старикан.

– Запомни, сынок. Если хочешь достигнуть чего-нибудь в нашем говенном мире, первое, что ты должен усвоить, это одно нехитрое физическое упражнение.

– Какое же?

– Ходьба по трупам.

* * *

Когда Молохов закончил свой рассказ, Сергей сел к компьютеру, за который, кстати, до сих пор выплачивал деньги, и просмотрел историю болезни Илоны Ленс. Потом он еще некоторое время сидел, молча вглядываясь в погасший экран.

Наконец Сергей крутнулся на вращающемся стуле и оказался лицом к лицу с кусающим от нетерпения губы Молоховым. Боков заговорил как раз в тот момент, когда это собирался сделать Дима.

– Что я тебе могу сказать, старик, история, конечно, дикая.

– Тогда у меня одна надежда, – с бледной улыбкой сказал Молохов, – что ты мне веришь. Иначе мне прямая дорога вслед за Бомжом.

– Верю я тебе или нет, это не тот вопрос. Я – опер, а потому привык верить исключительно бесспорным фактам. И вот их то я тебе сейчас изложу.

Сергей поднялся и заходил по комнате, время от времени потирая ладони, что являлось у него признаком растущего волнения.

– Трупы на твоих фотографиях мне знакомы, – глухо сказал Сергей. – Их привезли как раз в ту самую ночь, о которой ты говорил. Случай был, что называется не очень странный, когда устраивают разборки и не то бывает.

– Но ведь… – подскочил усевшийся в начале разговора на табуретку Молохов.

– Не егози, – Боков поднял руку. – Я не закончил. Окажись тела единственным совпадением с твоим рассказом, я послал бы тебя к чертовой матери еще пять минут назад, но тут было еще кое-что, – Сергей умолк, и по нахмуренному лицу Дима определил, что он принимает какое-то решение. Когда морщинки на лбу разгладились, Боков продолжил. – Мы не успели ничего выяснить. Через два часа после того, как доставили убитых, к нам подкатили несколько парней из ФСБ, размахивая высочайшим приказом и с пеной у рта потребовали передать все материалы по этому делу совету безопасности. Материалов, собственно, никаких еще не было, поэтому мы отдали им покойничков и забыли о том, что их видели. Я лично вообще удивляюсь, как эти жмурики попали к нам. Вид у федералов был как у обгадившихся щенков. Кто-то труповозки не туда отрулил, не иначе.