скачать книгу бесплатно
А потом был еще один удар в спину. Не сильный, как показалось, и все же его хватило, чтобы выключить мир.
* * *
Тошнотворный запах горелой проводки витал в воздухе. Земля была засеяна стеклами и полита кровью. Выли сирены многочисленных санитарных машин, внося свою лепту в дух смятения, страха и боли, воцарившийся над сошедшим с рельс составом.
Человек в белом халате встал на колени перед лежащей Илоной. Несколько таких же белых фигур стояли в ожидании приговора.
– Она мертва, – глухо сказал врач, поднимаясь. Прилипшие к халату травинки с шуршанием осыпались. – Займемся ею потом. Нужно искать тех, кто еще жив.
Фигуры в белом удалились. Главврач немного замешкался, стряхивая грязь с халата. Руки его двигались нервно и суетливо.
– У тебя руки в грязи, доктор, – вкрадчиво произнесли за спиной. Врач ссутулился так резко, словно чья-то рука с силой опустилась ему на спину. – Фраза не очень оригинальная, но в данных обстоятельствах очень уж уместная, приятель.
Хлопнула материя. Мелькнуло сбоку нечто похожее на глянцевые черные крылья. Врач сгорбился еще сильнее и отвернулся. Тело Илоны вздрогнуло и быстро поползло по земле, оставляя на ней удивительно яркий след. Секунду спустя доктор побежал прочь, догоняя свою бригаду.
5
Из бесед на заседаниях клуба "КИВИ".
Мы часто забываем, что спецлужбы, это всего лишь инструмент власти. Это пистолет в руке убийцы, скальпель в руке врача или шланг в руках у пожарного. Загвоздка только в том, что мы имеем весьма смутное представление о личности этих самых врача, пожарного и убийцы. Профессионалы они, или любители. Тем более, что в нашем сумасшедшем мире иногда непонятно, что страшнее.
Скалин
Будучи человеком, лишенным всяческих амбиций, как ему казалось, Евгений Скалин продолжал заниматься тем же чем и 6 лет назад. Род своей деятельности, избегая всякой поэтической витиеватости, он описывал коротко и просто.
– Дворники мы, – сказал он Леночке Нилиной и Володе Смирнову, своим верным компаньонам, после третьей рюмки в ресторане. – Мы с вами мечтали о лаврах Мегрэ, Холмса и Фандорина…
– Или Пелагеи, – меланхолично добавил Смирнов, отправляя в рот очередную вилку.
– Болван, – коротко сказала Леночка.
– А что вышло? – продолжал Скалин, глядя в сторону. – Нас теперь заставляют выносить мусор, о который боятся испачкаться, и чтобы плохо пахли мы, а не они.
– Сколько я себя знаю, – вздохнула Леночка, – все мои мечты сбывались, как бы это сказать… скорректированными, что ли. Когда в шесть лет я мечтала о большой кукле на день рождения, мне ее подарили. Но вы бы видели, какой это был… набитый урод. Я не могла прикоснуться к нему и с тех пор вообще не люблю кукол. Родители тогда вроде дико обиделись. Им этот крокодил казался милым.
Ее передернуло.
– У меня таких психологических травм не было, – невнятно пробормотал Володя, хрустя огурцом.
– Еще бы, – хмыкнула Леночка, в ответ на что Смирнов показал ей язык.
– Однако, – продолжал он, сделав мощный глоток, – мои мечты всегда сбывались, но, как правило, нескоро и как потом оказывалось, что лучше вообще было об этом и не мечтать. Велосипед, например? В первый же день я въехал в дерево, да так, что от велика остались бесформенные обломки и было совершенно непонятно, каким образом я тоже не оказался разобранным на отдельные детали. А резиновая кукла?
Скалин закашлялся.
– Головой, – тихо, но внятно проговорила Леночка, сокрушенно пожимая плечами.
– Что?
– В то дерево ты въехал наверняка головой.
– Свинка, – сказал Володя, поглаживая ее руку.
– Обормот, – улыбнулась Леночка.
Женька смотрел на своих друзей и чувствовал, как медленно теплеет в груди, там где минуту назад, казалось, вяло плескались ледяные волны.
– Не знаю, что бы я делал без вас, ребята, – серьезно сказал он.
– Удавился бы, – безапелляционно заявил Смирнов, подзывая официанта. – Живи ты в зоопарке, на твоей клетке было бы написано “самокопатель обыкновенный”. Все время думаешь, анализируешь, стараешься что-то улучшить и приукрасить. Старик! Жизнь коротка и тратить ее на рытье ям в самом себе, по меньшей мере глупо. Ничего хорошего из этого занятия не получится, кроме изжоги и меланхолии.
– Ты ведь собирался перед нами каяться, – спокойно сказала Леночка, доставая блеск для губ. – Дескать пинайте меня, друзья, это я сделал из нас дворников. Солнышко, ты слишком высокого мнения о себе. Мы люди, а не конструктор, из которого можно собрать что угодно. Мы залезли в это добровольно, никто нас на аркане не тянул. Да и потом, ты не представляешь, как приятно знать, что всего в этой жизни добился сам. Только тогда можно чувствовать себя человеком.
– Салат «Альгида», – тем временем бормотал Смирнов, – что еще за "Альгида"?
– Фрукты, мороженое, ликер, – равнодушно сказал официант, все это время послушно стоявший возле столика. – Ликер поджигаем.
– Ням, ням, – сказала Леночка.
– Неси, – тут же заявил Смирнов, отдавая меню. – Мороженого побольше. Только, упаси Бог, не шоколадного. А вообще это называется десерт, а не салат.
– Пошел ты, – сказал официант, наклоняясь к столику, чтобы убрать тарелки. – Хватит жрать, он скоро подойдет.
– Неси, родной, – с картинно-угрожающим видом Смирнов постучал вилкой о стол. – Отведать «Альгиду» нам не помешают и 25 шпионов на свете.
– Тих-х-хо, – прошипел официант.
– А вот и он, – Леночка даже не скосила глаза в сторону выхода, как и Скалин, но тем не менее оба они хорошо видели так называемый объект, вошедший в ресторан.
Официант отошел от столика несколько быстрее, чем надо. Скалин отметил этот факт в памяти, на тот случай если придется писать отчет. Вот из-за таких мелочей чаще всего тщательно продуманные операции летели ко всем чертям.
– Зараза, – бормотнул Смирнов, отвернувшись в противоположную сторону и наблюдая за входом в зеркальной стене. – Вот это сюрприз. Нам же говорили, что он будет один.
* * *
Руди перекатился на другую сторону кровати и потянулся, сминая шелковые простыни. Марго, тяжело дыша откинулась на подушку. На ее верхней губе, покрытой нежнейшим персиковым пушком, выступили бисеринки пота.
– Ты меня совсем измучил, – прошептала она, чувствуя уже почти забытое блаженство от прикосновения к обнаженному мужскому телу. – Еще пара таких вечерних гимнастик и я просто скончаюсь.
– О, Господи, – притворно вздохнул Майер театрально поднимая руки к небу, – она еще и недовольна.
В секунду, извернувшись как змейка, Марго перевернулась на живот. Ее пылающее лицо застыло над поблескивающими в темноте глазами Руди.
– Сейчас я в душ, – отчеканила девушка, сопровождая каждое слово звонким поцелуем, – а потом мы пойдем куда-нибудь поужинать.
– Договорились, – Майер, как всегда, не спорил. Временами эта почти рабская покорность ее воле почти раздражала Марго. – Хватит оргий. Иди смывай трудовой пот, а я пока…
Риди взглянул на лежащий на столе “ноутбук” и потер руки, слегка виновато глядя на поморщившуюся при этих словах любовницу.
– Балуйся, балуйся, – проворчала Марго, спрыгивая с кровати и направляясь к двери ванной. – И что вы все находите в этой игрульке? Ума не приложу.
– А ты зато в пятом классе тройки получала.
Девушка засмеялась и показала ему язык. Пока за ней закрывалась дверь, Майер стоял по стойке смирно, провожая Марго торжественным взглядом. Как только щелкнул замок розовой двери, легким движением шкодливого мальчишки Руди скользнул к столу и поднял крышку “ноутбука”.
Марго отвернула горячий кран до упора, добавив чуть-чуть холодной воды. Она всегда обожала исключительно горячие, почти обжигающие струи, бьющие по телу микрофонтанчиками. Девушка медленно поворачивалась, переступая босыми ногами по теплой эмали, подставляя под горячий поток то один бок то другой. Ленивые, а потому слегка путанные мысли заполнили голову.
Еще так недавно ей казалось, что жизнь кончена. Когда умерла мама. И в этом не было ничего странного, ведь если даже ты уже много лет живешь отдельно и считаешь себя абсолютно самостоятельной личностью, все равно в тот момент, когда этот мир покидает один из тех, благодаря которому ты вообще получил возможность дышать и видеть, ты испытываешь чувство, описать которое невозможно. Как знать, может именно так себя чувствует младенец, когда перерезают пуповину? Время перестало нестись вскачь, как делало это примерно уже года три. Марго не могла больше танцевать, ее балетмейстер рвал и метал, попутно пытаясь отыскать замену Маргарите Славиной, а многочисленные друзья вдруг перестали быть такими понимающими и чуткими. Она больше уже не могла и не хотела никого видеть.
А потом все закончилось. Также резко, как и началось и гораздо быстрее, чем сама Марго могла вообразить. Утихло кричащее сердце, теперь лишь иногда постанывающее в те минуты, когда накатывали воспоминания. Вновь стали получаться балетные па. Жизнь опять набрала скорость.
За это Марго была благодарна Рудольфу Майеру, робкому молодому человеку из семьи немцев, осевших после второй мировой войны в Казахстане. Он принес ей однажды после выступления огромный букет роз. Увидев его мягкие карие глаза, смуглую туго натянутую кожу на милом, по-детски наивном лице, Маргарита приняла цветы и рассмеялась, изящно поклонившись. В тот же вечер, она вдруг с удивленьем поняла, что жизнь продолжается. Боль, конечно, не ушла, нет, но затаилась где-то глубоко, в том темном чуланчике души, который хранит все неприятности, произошедшие на нелегком жизненном пути.
За это Марго прощала Рудольфу нерешительность, излишнюю для мужчины мягкость и покорность, детское пристрастие к компьютерным играм.
– Пусть в нем мало мужского, – прошептала она, подводя итог долгим размышлениям, – однако это совсем неважно. Руди разбудил во мне женщину и… маме с отцом он наверняка тоже понравился бы. Маме то точно. Жаль, что я настольно хорошо не помню отца, чтобы быть уверенной… Ладно, все это чушь. – Марго лениво улыбнулась, в ответ на мысль, выплывшую из глубины сознания. – От игрульки той я его все-таки отучу. Обязательно…
Внезапно перед глазами у нее качнулся металлический шарик. Маргарита услышала голос и увидела яркий блеск. Мир качнулся и взорвался с оглушительным грохотом. Тяжело дыша Марго потрясла головой и набрала в рот холодной воды.
Проведя рукой по запотевшей поверхности зеркала, она пристально посмотрела в свое испуганное отражение.
– Черт, – прошептала Марго, выплюнув воду. – Пора, наверное, принимать более холодный душ, а то тепловой удар обеспечен.
Она еще несколько секунд постояла, пока совершенно не пришла в себя.
– Мой нежный Руди. Почему-то мне кажется, что я знаю тебя очень много лет, прямо как в сериале, – Марго умудрилась эту корявую фразу пропеть, вновь обретая игривое настроение. – Пойдем к тебе за терапией, как всегда… На такую мягкую подушку как ты, так приятно прилечь.
Она вздохнула, в очередной раз приходя к мысли, что в жизни вообще и в мужчинах в частности, нет полного совершенства.
– Если бы не твоя мягкотелость, – бормотнула она. – Или я многого хочу?
С этими словами Маргарита потянулась за феном.
Майер в напряженной позе сидел на стуле, вглядываясь в светящееся на экране окно сообщения:
From
"Capella"
to
Nemezis:
"Крыса завелась в амфоре”.
Крышка “ноутбука” плавно захлопнулась. Марго, плавно помахивая феном над волосами, вышла из ванной.
– Ну как, радость моя, надеюсь ты уже решил, куда нам направиться?
Он меланхолично посмотрел куда-то мимо нее, будто стараясь поймать ускользающую мысль. Марго вдруг ощутила нечто вроде легкого беспокойства, которое, впрочем, очень быстро исчезло, смытое голосом Руди.
– Прости, дорогая, – задумчиво сказал Немезис. – Кажется мне сегодня придется поработать.
* * *
Ресторан “Амфора” был одним из тех немногих заведений, которые предлагали россиянам утолить голод и жажду в атмосфере довольно-таки странного пиршества. Клиенту для начала предлагалось полюбоваться внешним видом ресторана, являющим собой некое подобие здания в готическом стиле, что совершенно не соответствовало названию, но вполне соответствовало утверждению, что нет на свете ничего совершенного. После чего, одобрительно кивнув своему отражению в зеркальной двери, клиент проходил внутрь, где попадал в руки предупредительного персонала. Его сопровождали к свободному столику и тут же приносили меню. Если же вдруг приходилось немного подождать, то шум фонтана, стоящего в центре зала приятно успокаивал. Стены, расписанные черными силуэтами древнегреческих спортсменов и воинов, навевали иногда мысли о покрытой пылью истории. Хотя чаще взгляд ожидающего у бара клиента останавливался на дне сегодняшнем, представленном перекрестиями лазерных лучей, покрывающих пластиковый пол яркой сеткой. Ноги посетителей словно ступали по облакам, поскольку лазеры сплетали узор в непонятно как державшемся только внизу тумане.
Вошедший объект не обращал внимания на атмосферу, на лазеры и вообще ни на что. Его внимание было целиком сосредоточено на роскошной блондинке с томными зелеными глазами, просвечивающими даже сквозь слегка затемненные элегантные очки.
– "Гуччи", унисекс, – хмыкнула Нилина. – Самая дорогая модель. Богатые родители или богатый папик. Все-таки скорее первое. В облике и поведении чувствуется привычка к роскоши.
– Что делаем? – улыбнулся Смирнов, поднося руку Леночки к губам.
– Пусть похавает напоследок, – пожал плечами Скалин. – Как всегда. Да и так быстро отрывать его от такой дамы… мы же не звери.
– И сытого-пьяного брать легче, – Леночка стрельнула глазами в Володю.
– Извращенка, – пробормотал тот.
Объект тем временем отодвинул стул, помогая даме сесть, причем сделал это настолько неуклюже, что едва не придавил спутницу. Метрдотель разместил их там, где и нужно было, за два столика до компании Скалина. Едва слегка покрасневший объект уселся напротив несколько вымученно улыбнувшейся блондинки, вернулся официант с горящей "Альгидой".
– Кто она – неизвестно, но не из его окружения, – быстро прошептал он, водружая блюдо на стол. – Случайное знакомство, причем по его иннициативе.
– Разделяй и властвуй, – сказал Скалин.
– Понял.
Степа Разин. Так звали этого толкового, хоть и не опытного официанта, приставленного к группе Скалина с легкой руки их куратора в ФСБ, полковника Кадышева.
– Родители были или отчаянные юмористы или идиоты. Прибыл по рекомендации из Рязани, а у них там как известно и грибы с глазами, может у таких двух грибов он и уродился, кто знает, – сказал полковник, тот самый Мефистофель, которому Скалин продал не только свою душу, но и души Смирнова и Нилиной. Три души, по цене одной, как с мрачным юмором думал Евгений, после окончания разговора в Юрмальском кафе.
Они сидели тогда в тени двух роскошных сосен, крепко вкопавшихся в песок чертовски много лет назад. «Чертовски» – вообще было ключевым словом тогдашнего разговора.
– Та работа, что я вам сейчас предлагаю, – тенорок Кадышева звучал чертовски уютно и чертовски убедительно, – как раз и называется спасение утопающего. Говорю прямо и без экивоков. Дела у вашего детективного агентства аховские. Кредит вернуть собственными силами вы не можете и достаточно крупных контрактов не предвидится. Соглашайтесь, и будете заниматься все тем же любимым делом, просто у вас появится постоянный клиент, который обеспечит вам верный кусок хлеба с маслом, а значит и уверенность в будущем.
Скалин полемизировал только с близкими друзьями. С такими вот малознакомыми типами он предпочитал выслушать аргументы, а потом молча над ними поразмыслить, прежде чем дать ответ.
– Групп, подобных вашей, если таковая случится, – тонкие губы Кадышева на мгновение приоткрыли безукоризненно ровные и белые зубы, – не так уж много. Мы называем их «сталкерами». Об их сотрудничестве с госорганами знает только один человек – куратор. Даже мой непосредственный начальник, – полковник ткнул куда-то в небо, полным значительности жестом, – будет знать только о вашем существовании, да ваш порядковый номер, вот и все.
– И что же мы будем делать? – Скалин толкнул разговор на нужные рельсы, так как вагон покатился не туда.
Кадышев откинулся на спинку стула и несколько секунд помолчал, словно обдумывая ответ. Внезапно Скалин заметил, что при абсолютной прозрачности стекол полковничьих очков, за ними совершенно невозможно рассмотреть его глаз.
– Будете делать то, – тихо сказал Кадышев, – в чем категорически не должно быть замешано государство.
– Скалин, очнись, – шепнул Володя Смирнов, суя ему в руку десертную ложечку. – Пожуй хоть для вида, старик, я тебя не узнаю.
Спохватившись, Скалин зачерпнул «Альгиды» и молча прислушался к ощущению прохлады на языке. Этот нехитрый прием, секундное, полное сосредоточение на каком-либо физическом ощущении, позволял привести в порядок мысли.
