Птица, лишенная голоса

Но она не исчезнет, Ляль, просто слегка уменьшится.

Да, я знаю, что она всегда будет там. Я привыкла. Проблема не в том, чтобы жить с этим ощущением. Меня беспокоило, что, даже если в моей жизни произойдет что-то страшное, я смогу это пережить. Говорят, что Аллах посылает столько снега, сколько сможет выдержать гора, но на мою голову свалилась уже целая лавина.

Сначала я сильно зажмурилась, а потом резко открыла глаза и откашлялась. Сделала еще пару глубоких вдохов и выдохов. Кроме меня, никто не сможет мне помочь.

Соберись, тебе нельзя сдаваться.

Я тоже так думаю.

Понимая, что, если я еще хоть ненадолго останусь наедине со своими мыслями, мне станет еще хуже, я решила позвать моих новых знакомых обратно в палату. Кроме того, я все еще была голодна, хотя опустошила суп за считаные секунды. Только как мне их позвать?

Может, так: «Извините, можете подойти?»

Ты что, официанта подзываешь? Ну если зовешь, то закажи для нас два чая.

Или так: «Эй?»

Эй, привет! Это Ляль, и я использую WhatsApp.

Я поняла, что еще не называла незнакомцев по имени. Поэтому сейчас мне было непривычно это делать. Может, мне просто закричать?

Ну конечно закричи. Когда они спросят, в чем дело, всегда можешь им сказать: «Я в беде, а вы мое лекарство».

Что в этом такого?

Да я откуда знаю?

Внезапно мне стало смешно от собственных мыслей. Сначала я просто тихо прыснула, а потом залилась громким смехом. Я представила выражения лиц Карана и Омера, если бы все-таки выбрала вариант закричать, и уже не могла остановиться.

Ну все, у нас поехала крыша.

Мой смех эхом прокатился по палате, и я схватилась одной рукой за живот, мышцы которого уже болели от хохота, и прикрывала второй рукой рот, чтобы заглушить смех. Мне было так смешно, что по щекам снова потекли слезы.

Ляль, ты слетела с катушек.

Интересно, сколько времени мне осталось, чтобы полностью сойти с ума?

Пока я смеялась, как лошадь, дверь открылась, и в палату вошли ошеломленные Каран и Омер.

Какой позор.

От их вида я рассмеялась еще громче, и они уставились на меня, словно говоря: «Мы так и знали, что она сумасшедшая». Должно быть, они силились понять, как девушка, которая плакала мгновение назад, начала истерически смеяться. Даже я до конца не могла осознать, что со мной происходило, так что мне было понятно их замешательство.

Все еще держась за живот, я ощутила, как от смеха свело мышцы на лице. Собственный смех, отражавшийся от стен палаты, провоцировал на новые приступы, и я оказалась в порочном круге. Меня разбирало от смеха потому, что я смеялась, и я смеялась оттого, что все никак не могла успокоиться.

Глядя на недоуменные лица моих новых знакомых, я продолжала хохотать, а затем, когда от смеха перехватило дыхание, выставила руку вперед и произнесла:

– Извините, кажется, у меня истерика.

Меня тут же стало медленно отпускать, но дыхания все еще не хватало. Каран и Омер с тревогой наблюдали за мной, и, когда мне наконец удалось успокоиться, я ощутила сильный стыд. Моя смена настроения явно произвела на них неизгладимое впечатление. Они, должно быть, решили, что действительно имеют дело с сумасшедшей.

Они не сильно ошиблись.

Ох, да ладно! Кто знает, как бы они себя вели, если бы испытали хоть десятую часть того, что пережила я? Я должна радоваться, что окончательно не тронулась умом.

Уж не знаю, сколько раз за все это время они одновременно спросили меня:

– С тобой все в порядке?

В их голосах было столько волнения, что мне захотелось засмеяться снова, поэтому я с силой сжала губы. Очевидно, что с зашитой бровью и опухшим лицом я точно не выглядела так, будто у меня все хорошо. Они же предполагали, что я могу ответить только «нет, я не в порядке», но все равно задали мне вопрос. Я понимала, они просто хотели помочь.

А еще я знала, что рано или поздно все хорошее заканчивается, и в итоге я опять останусь одна, поэтому я ответила совсем противоположное:

– Я больше не нуждаюсь в вашей помощи.

Мы же понимали, что когда-нибудь они покинут нас? По-моему, понимали.

Лица обоих вытянулись. Кажется, они сильно удивились. Я почувствовала, что должна была объяснить:

– То есть я для вас сейчас лишь обуза. Если вы вызовете медсестру, дальше я смогу позаботиться о себе сама. Вы можете идти, я справлюсь.

Да, правда, их помощь была очень ценной, но я смущалась в их присутствии, а кроме того, совершенно их не знала. Такая реакция была вполне нормальна с моей стороны.

– Пожалуйста, перестань так говорить, – Каран произнес это таким тоном, что я сразу же пожалела о сказанном.

Но это же для их блага. За семь лет я научилась самостоятельно решать свои проблемы и могла сделать это и сейчас. Но если они действительно решили остаться, тогда пора бы им помогать мне как следует.

– Ладно, – ответила я, решив больше не колебаться. – Я смогла доесть суп, но все равно голодна. Могу я попросить, чтобы вы еще что-нибудь заказали? А еще мне нужно переодеться, потому что вся моя одежда в грязи. Моя машина припаркована рядом с вашим домом. Чемодан в багажнике. Сможете его принести?

В моем голосе было столько раздражения, словно я их за что-то упрекала. Но они сами вызвались быть моим лакеями.

Приказывай им, госпожа.

Карана, кажется, позабавил мой повелительный тон. Он кивнул:

– Хорошо.

Я надеялась, что его не задело, как я с ним говорила. Что нельзя было сказать об Омере, который вышел из палаты, не проронив ни слова. Может, он на меня разозлился?

Почему он должен на тебя злиться, Ляль? Скорее всего, он пошел искать то, что ты попросила.

Как только Омер ушел, Каран подошел к дивану и сел, решив, видимо, дождаться возвращения друга. Он достал из кармана телефон и начал пристально смотреть в экран. На меня он больше глаз не поднимал. Может, я и его разозлила?

Когда он таращился на тебя, ты спрашивала, почему он так делал, теперь он на тебя не смотрит, а ты опять недовольна.

Я отвернулась и легла на спину. Мне хотелось принять душ и лечь спать.

Ты не можешь спать, дорогая, ты должна бодрствовать двадцать четыре часа.

Ох! Я совсем забыла об этом. Ну тогда хотя бы в душ сходить. Я чувствовала себя некомфортно. Меня раздражало, что в волосах остались комки грязи после падения.

Интересно, узнал ли кто-нибудь из моих друзей в Анкаре о том, что случилось? Наверное, нет. Брат бы никому не рассказал. А больше они ни от кого не могли получить новостей. Лучше, если они и дальше не будут знать. Мне придется скрыть от них то, что случилось, как и все прошлые разы.

Не поворачивай голову. Продолжай смотреть перед собой, Ляль.

После ожесточенной борьбы, в которой я пыталась уговорить себя не поворачиваться и не смотреть в сторону Карана, я услышала звук открывающейся двери, который наконец-то прервал наше молчание, затянувшееся минут на десять. Омер принес еду. Он подошел ко мне, достал еще одну тарелку супа и поставил передо мной.

– Приятного аппетита, – пожелал он, мягко улыбнувшись.

Потом он вернулся к Карану и, сев на диван рядом, начал говорить на испанском.

Ох, что происходит, что происходит?

Я удивленно повернулась к ним и заметила, что они тоже искоса поглядывают в мою сторону. Наверное, проверяли, поняла ли я сказанное. К их несчастью, я знала испанский, но выдавать себя не собиралась.

Ах ты, коварная.

Может, вести себя подобным образом было низко, но они говорили на другом языке в присутствии постороннего человека. Так что это их проблемы.

Кажется, у меня получилось делать вид, что я ничего не понимала, потому что они наконец перестали глазеть в мою сторону, и Омер продолжил разговор. И все же он понизил голос до шепота. Я постаралась уловить хоть что-то.

– Ей пока все еще плохо, – я невольно нахмурилась и постаралась расслабить лицо, чтобы не выдать себя. – Он обеспокоен, и я не знал, как его усмирить. Даже когда он был на дежурстве, то умудрился позвонить пару раз, настаивая, что хочет поговорить с ней.

Должно быть, он имел в виду Ясина. Он не назвал его имени, чтобы я не поняла, кого они обсуждают.

Ух, шакалы.

Каран задумчиво ответил:

– Да, я в курсе. Когда я увидел, в каком она состоянии, то просто не понимал, что делать. Ей нужна психологическая помощь. Надеюсь, она согласится на это.

Он действительно думает, что мы сошли с ума.

Краем глаза я заметила, что Омер кивнул в знак согласия. Я попыталась выглядеть так, словно не понимала ни слова из того, что они говорили.

Ты сейчас выглядишь как косоглазая, Ляль. Поработай над своим выражением лица, у тебя плохо получается.

После недолгого молчания Каран спросил:

– Он связался с Арифом?

Да кто такой этот Ариф!

– Да. Есть хорошие новости. На этот раз он от нас не сбежит, – ответил Омер уверенно.

Они пытались кого-то поймать? Но они же были здесь целый день, что у них за работа?

Ты же решила, что они богачи, так что и на работу им ходить не нужно.

Я доела вторую порцию супа. А после, проглотив еще и бутерброд, мне наконец-то удалось почувствовать себя сытой. Углубившись в собственные мысли, я окончательно потеряла нить разговора. Незнакомцы тоже затихли и мельком посмотрели в мою сторону.

Поздно, ребятки.

Может, они продолжали постоянно пялиться на меня, потому что у меня что-то случилось с лицом? Даже я, взглянув на себя в зеркало, испугалась. Интересно, а что они думали о моем внешнем виде?

Когда Каран и Омер снова уткнулись в экраны смартфонов, я решила посмотреть что-нибудь в телевизоре, который все еще работал. Недосып и постоянные капельницы сильно меня измотали. А мне нужно было сопротивляться желанию спать еще двадцать часов. Как же это выдержать?

Дверь палаты внезапно открылась. В комнату зашел молодой человек не старше двадцати, держа в руке мой чемодан; поставив его в угол палаты, он кивнул мне в знак приветствия.

– Скорейшего выздоровления, – улыбнулся он, выпрямившись.

– Спасибо, – ответила я, глядя на свой багаж. Я надеялась, что он принес нужный чемодан. – Кажется, я доставила вам проблем.

Пока Омер и Каран поднимались с дивана, высокий и в меру крупный молодой человек застегнул куртку и слегка наклонился в мою сторону.

– Я Ариф.

О, значит, вот как ты выглядишь, таинственный Ариф.

– Приятно познакомиться. А я Эфляль, – я склонила голову в ответ.

Как только мы обменялись любезностями с Арифом, Каран обратился ко мне:

– Мы тебя пока оставим. Конечно, я уже несколько раз это говорил, но мы будем за дверью, так что только позови, – и, больше ничего не объясняя, дал знак двоим оставшимся выйти из палаты.

Ляль, почему он ведет себя как баран?

Как только я собралась встать с кровати, дверь снова открылась.

– У тебя точно не кружится голова? – мягко спросил Каран, выглядывая из-за двери.

Точно.

Я помотала головой, показывая, что все в порядке, и он закрыл дверь, напоследок бросив:

– Но все равно будь осторожна.

От такой заботы я невольно улыбнулась.

Не нужно терять голову просто потому, что ты увидела симпатичного парня.

Мне удалось встать с кровати и подойти к чемодану. Опустив его горизонтально на пол, я откинула верхнюю часть багажа и внутренне обрадовалась, потому что Ариф принес нужный чемодан; потом выбрала вещи, в которые хотела переодеться, и направилась в ванную комнату. Закрыв за собой дверь, я сняла с себя одежду и отложила ее в сторону.

Я не смогла принять душ, потому что, насколько я знала, зашитую рану нельзя было мочить под водой около сорока восьми часов. Поэтому я решила просто переодеться в чистую одежду. Я сменила нижнее белье и надела спортивные штаны. Тут я увидела, что не взяла из чемодана ничего, что можно было бы надеть поверх бюстгальтера. Встав перед зеркалом, я завязала распущенные волосы в хвост и вышла из ванной, чтобы поискать в чемодане футболку… И тут же столкнулась лицом к лицу с Караном, который стоял посреди палаты. Он смотрел на меня широко раскрытыми глазами. Быстро отвернувшись, он поспешно заговорил:

– Прости, пожалуйста. Я… Я думал, что ты уже переоделась. Я не знал.

Пока он застенчиво что-то мямлил, я быстро наклонилась над чемоданом, пытаясь найти футболку. В этот момент дверь в палату начала открываться.

– Не вздумай заходить! – резко крикнул Каран, и я вздрогнула от неожиданности.

Он все еще стоял ко мне спиной. Я быстро натянула футболку и выпрямилась. Смотря на сгорбленную спину Карана, я поняла, что он смущен так же, как и я. Для меня стоять в нижнем белье было равносильно тому, как если бы я вышла в бикини на пляже, ничего серьезного, но такое неожиданное столкновение с Караном вогнало меня в краску. Я была уверена, что сейчас вся моя кожа, от шеи до груди, стала пунцовой.

Прежде чем я решилась что-то сказать, в дверь постучали.

– Не открывай, сказал же! – рявкнул Каран и выругался.

Я не могла видеть его лица, но понимала, что злится он именно на себя. Поэтому тихо сказала:

– Все нормально, я уже оделась.

Он повернулся, но в глаза мне не смотрел.

Ляль, у него щеки горят.

Он откашлялся и ниже опустил голову.

– Прости, – смущенно произнес он. – Я зашел, чтобы кое-что сказать, но не думал, что все так получится.

Как будто мы вместе на свидание собирались, ну правда.

Меня забавляло его смущение.

– Ты это не нарочно. Я ведь тоже не знала, что ты вернешься.

Он сглотнул и прикусил нижнюю губу.

– Я пойду, – сказал он и выскочил из палаты, закрыв за собой дверь.

Я слышала, как в коридоре Омер поинтересовался, почему тот так кричал, на что Каран выпалил:

– Я и так на взводе, заткнись уже!

Я прижала руку к губам, пытаясь остановить смешок. Мне было очень интересно, как же пройдут оставшиеся двадцать четыре часа.

Глава 3

Одиночество

Светло-каштановые пряди волос змеями обвили мою шею. Судорожно выдохнув, я пыталась вновь наполнить легкие воздухом, и эти секунды казались минутами. В комнате было настолько тихо, что я могла слышать биение своего сердца. Воспоминания о недавних событиях острым лезвием разрезали мои мысли, не давая возможности собрать их воедино. Казалось, кто-то проткнул раскаленным кинжалом мою грудь.

Время; когда оно стало такой проблемой?

Открыв глаза, я не сразу сообразила, где оказалась. Из-за отсутствия сна у меня кружилась голова. Я ощущала себя рыбой, выброшенной на поверхность; дав себе время немного прийти в себя, я попробовала встать с постели. Помимо того что мне и так было плохо, я к тому же отравилась.

По прошествии двадцати четырех часов, когда я все же не выдержала и прикрыла глаза, тошнота подступила к горлу, и я еле успела добежать до уборной, где меня начало рвать. Опустошая желудок от всего, что я успела съесть, я мысленно надеялась, что это просто из-за стресса. Но, к сожалению, надежды не оправдались, потому что готовая курица, которую я съела, оказалась просроченной. Это была полностью моя вина; когда мне захотелось курицы, Ариф тут же исполнил мою просьбу.

Я так и знал, что твой голод доведет нас до беды.

Каран провел рядом со мной все то время, пока меня рвало, а потом поставил на уши весь персонал больницы, но после мы вели себя так, словно того инцидента с футболкой и не было. Но, пока они с Омером ждали, когда же закончится период наблюдения, Каран избегал смотреть мне в глаза, что подтверждало его смущение, и я его понимала. Мне нравилось, что они были так внимательны ко мне, а потому их отсутствие сейчас меня сильно тяготило.

Прошло уже больше половины дня с того момента, как Омер и Каран ушли. Это случилось после отравления. Хоть они и признались, что сожалеют о том, что не смогут быть рядом, меня не покидало внезапное чувство одиночества, которое я ощутила после их ухода. Даже если бы я сама попросила их уйти, я не смогла бы избежать ощущения пустоты, как будто меня покинул весь мир. Я не осознавала, как важно, чтобы хоть кто-то был рядом, и это напомнило мне об одном важном жизненном уроке: что имеем – не храним, потерявши – плачем.

Я понимала, что им пришлось уйти в силу обстоятельств, но все равно расстроилась. Я даже не знала их толком, но все равно не могла заставить девочку-подростка внутри себя замолчать и перестать ныть. Казалось неразумным, что я прикипела к этим незнакомцам за такой короткий срок и что их отсутствие так сильно выбило меня из колеи. Я привыкла быть одна, но они разбередили рану в сердце, и сейчас я вновь погружалась в пустоту, возникшую после их ухода. Наверное, любой другой человек на моем месте ощутил бы то же самое. Да и нахождение в больнице только усугубляло ситуацию.

Эта привязанность превратилась для меня в проблему.

Я никогда так легко не привязывалась к людям, но в моем уязвимом состоянии это все же случилось. И дело было не конкретно в Омере или Каране. На их месте могли быть совершенно другие люди. Я боялась снова остаться одна.

Разве мы не привыкли к одиночеству? Хотя лучше бы не привыкали.

Омер предупредил, что Ариф останется ждать у палаты и я могу позвать его, если мне что-нибудь понадобится. Он также оставил визитку со своим номером и заверил, что я могу позвонить ему в любое время, если захочу. У них уже был мой номер, и Омер сказал напоследок:

– Если мы позвоним, пожалуйста, ответь.

Наверное, они узнали номер у брата, но я все равно не стала бы отвечать; ни на обычные входящие, ни на их звонки. Я даже не знала, куда дела свой телефон.

Ты же видела его вчера в тумбочке, Ляль!

Я пожала плечами в ответ на внутренний голос. Какой смысл в моей жизни, если я даже себе солгать не могу?

Возможно, мое поведение могло показаться по-детски наивным. Даже так: это определенно было ребячеством. Но меня ранило, что они помогали мне только из-за просьбы брата. Может, я и привязалась к этим двум незнакомцам из-за того, что провела три последних месяца совершенно одна. Меня поняли бы те, кого тоже бросали: я казалась себе робкой газелью с трепещущим сердцем.

Я не ждала, что мои новые знакомые поймут меня. Но я надеялась, что найдут причины остаться, если им не все равно. Может, стоит все же позвонить им?

Они уже сказали тебе, что им пришлось уйти, твое мнение никто не спрашивал, Ляль. Они ничего тебе не должны.

Может, я и правда их не очень волновала; они могли уже забыть обо мне. Тогда я тоже перестану о них волноваться.

Ох, дорогая, так мы и поверили.

Однако вскоре Омер и Каран несколько раз пытались связаться со мной через Арифа. Наверное, они звонили и мне, но мой телефон все еще лежал где-то, полностью разряженный. И каждый раз я придумывала нелепые причины не общаться с ними, потому что держала на них обиду.

В первый раз Ариф протянул мне телефон со словами:

– Мой брат хочет поговорить с тобой.

– Твой брат? – удивилась я.

– Да, – ответил Ариф.

– Я не знаю твоего брата[3], поэтому не буду с ним разговаривать, – заключила я и отвернулась.

Ни стыда, ни совести у тебя.

Звонил либо Омер, либо Каран, но я все еще была зла на них, поэтому сделала вид, что не поняла. Почему они не ушли сразу, когда я просила их, и дождались момента, когда я к ним привыкла? Если бы они ушли сразу после моего пробуждения, ничего бы не случилось. Это все они виноваты. Конечно, я не должна была расстраиваться из-за таких мелочей, но сейчас, в моем текущем состоянии, именно это терзало меня больше всего. Я осознавала, что в таком поведении нет ничего нормального, и это еще больше меня расстраивало.

Ариф очень удивился моему ответу и произнес в трубку:

– Она говорит, что не знакома с тобой, брат.

Я мрачно усмехнулась про себя, слушая, как он оправдывался.

– Она так сама сказала, я здесь ни при чем, – продолжал Ариф торопливо, а меня продолжала забавлять эта ситуация.

Собеседник на том конце, кажется, давил на Арифа, потому что тот снова попробовал передать мне смартфон.

– Госпожа Эфляль… Госпожа Эфляль… Брат, она, наверное, уснула. Хорошо, да.

Так и не получив от меня ответа, Ариф вышел из палаты.

Ты забавлялась с ним как с игрушкой, но мне понравилось, давай потом еще раз так сделаем.

Ариф, конечно же, понимал, что я не сплю, но не сказал ни слова. Я еле сдерживалась, чтобы не рассмеяться, и молилась, чтобы он меня не услышал. Но во второй раз Ариф снова зашел в палату и протянул свой смартфон:

– Госпожа Эфляль, мой брат Каран хочет поговорить с вами, – он особо подчеркнул имя Карана.

У парня из-за тебя уже пар из ушей идет, скоро начнет подгорать кое-что другое.

Я не знала, что бы мне сказать, чтобы не брать трубку, поэтому схватила с тумбочки бутылку воды.

– Ты не видишь, Ариф, что я пью воду? – спросила я раздраженно.

В глазах Арифа читалось, что «я ненормальная», и я не смогла держать серьезное лицо, губы непроизвольно изогнулись в улыбке.

– Она воду пьет, – ответил собеседнику Ариф, но на этот раз он тоже улыбался, хотя после его лицо сразу стало серьезным.

– Если ты и так это слышал, то зачем спрашиваешь?

Надеюсь, теперь им тоже плохо.

– Ну извини, – наконец Ариф повесил трубку и вышел из палаты.

Третий раз произошел как раз перед тем, когда Ариф окончательно на меня разозлился. Я лежала в кровати и предавалась размышлениям о своей жизни, когда в дверь постучали.

– Можешь войти, – ответила я.

Ариф зашел внутрь. В руках у него опять был смартфон, но звонили по видеосвязи.

В этот раз тебе придется поговорить, Ляль.

Нет, я не буду разговаривать.

Ариф подошел и, не говоря ни слова, направил на меня фронтальную камеру, и у меня от удивления чуть не отвисла челюсть.

Посмотри, Ляль, до чего ты их довела.

Секунду я смотрела на человека на экране и тут же быстро закрыла глаза, притворившись, будто сплю, но успела заметить, что на связи был Омер. Еще я увидела белую стену на заднем фоне, поэтому сложно было сказать, откуда он звонил. Омер точно понял, что я специально закрыла глаза, хотя это была уже не моя забота. Не надо было оставлять меня одну. Ох! Мне нужно срочно что-то сделать, чтобы выйти из этого инфантильного состояния. Для начала побыстрее покинуть стены больницы.

Я чувствовала, что Ариф все так же стоял на одном месте, поэтому я продолжала держать глаза закрытыми. Собеседник по видеосвязи тоже молчал. Наверное, Арифу приходилось держать надо мной телефон, показывая, что именно происходит. Никакого уважения к спящим людям!

Шакалы.

Наконец из динамиков раздался звук.

– Хорошо, Ариф. Видимо, она действительно спит, – услышала я голос Карана. – Тогда позже поговорим.

А он как там оказался?

Ляль, они все трое смотрят на тебя.

Вскоре все трое рассмеялись. Ха, очень смешно! Хотя мне было приятно, что я смогла их позабавить даже в такой нелепой ситуации.

Ариф, кажется, получил какое-то сообщение, потому что тут же вышел из палаты. Я с облегчением выдохнула и открыла глаза. Кто знает, что они теперь обо мне думают.

Только не оправдывайся, что тебя не заботит их мнение, не нужно меня нервировать.

Но зато какое облегчение!

Тот нелепый видеозвонок произошел несколько часов назад. И кажется, они наконец-то поняли, что я обиделась, потому что больше не предпринимали попыток до меня достучаться.

– Есть ли у вас еще жалобы? – спросил доктор. Я помотала головой. – В таком случае, госпожа Эфляль, все в порядке. Мы выпишем вас в самое ближайшее время.

Я ликовала, услышав эти слова. Говорят, в гостях хорошо, а дома лучше. Так что давайте уже поскорее меня отпустим.

– Вы можете покинуть больницу завтра утром, но помните, что вам все еще нужно внимательно следить за своим состоянием, – произнес доктор с улыбкой. – Обо всем этом мы поговорим завтра перед выпиской. А сейчас отдыхайте. И скорейшего выздоровления.

Я поблагодарила доктора, и он вышел из палаты.

Мне не терпелось оказаться вне стен больницы. До этого я три месяца провела в своем доме в одиночестве, под присмотром полиции. И долгое время ощущала себя в ловушке. А уже на второй день долгожданной свободы меня избили, и теперь я оказалась здесь. Как только выйду, принесу в жертву барана[4].

Если завтра меня уже выпишут, у меня возникнет новая проблема, а именно – куда я пойду после того, как покину стены больницы?