Повинен, потому что живешь

Дергаясь в руках охранников, мурластый снова подал голос, обращаясь к девушке:

– Кто он такой, что права тут качает?

– Старый знакомый, – отозвалась та из комнаты.

– Посоветуй ему убираться подобру-поздорову! – просипел он.

– Посоветуй сам, меня он не слушает! – фыркнула она.

– По-хорошему говорю: отпусти! – Мурластый повернул лицо, ища глазами Исая. – Пожалеешь, что родился на свет! – Глянул на охранников. – Брысь, мелюзга!

– Вот козел, он еще угрожает! – возмутился один из охранников. – Умолкни! – посоветовал. – Будешь на мозги капать – по шее получишь!

Переведя глаза на Исая, мурластый выпихнул из себя:

– Предупреждаю! Не кобенься передо мной!

– Ты вопрос мой слышал? – спросил Исай. – Ответь и свободен! – Впрочем, он уже не ждал быстрого ответа – было понятно, что расколоть мурластого непросто. А расколоть необходимо, чтобы потянуть за ниточку и найти Везунчика.

– Ты разозлил меня! – ответил мурластый.

– Ты меня – тоже! – сказал Исай.

– А меня вы оба разозлили! – вставила девушка и до хруста сжала пальцы.

За окнами жарило солнце. Духота в квартире давила. Исай раздумывал, как теперь поступить с хозяином квартиры и девушкой. Разумеется, отпускать никого не собирался, поскольку у них была нужная ему информация. Не искать же по городу любовниц Везунчика, у которых его может и не быть, а тут синица уже в руках, осталось только надавить, чтобы узнать, где прячется тот. Исай не сомневался, что сумеет добыть эту информацию. Если не от мурластого, то от девушки. Та была его давнишней подружкой. Татьяна Бузаева. Он удивился, когда увидал ее рядом с уголовником. Прежде у нее были к парням сверхвысокие запросы: чтобы не ниже олигарха. На этой почве произошел разлад с Исаем. Он порвал с нею, отправил на поиски миллиардера. И вдруг – уголовник, квартирка с кислыми запахами, комната с промятым диваном, поцарапанным шкафом, шатающимся столом и шатающимися жесткими стульями. Что это? У разбитого корыта или поиски продолжаются? Но нынче это было не главное. Ее проблемы его не интересовали. Он посмотрел на охранников, распорядился:

– Связать обоих! Спина к спине! Станут нашей наживкой. С ними останутся трое! Подождем здесь, когда появится нужный нам персонаж. Я думаю, он должен появиться.

Связав ноги, мурластого волоком под его ругань затащили в комнату. Заклеили скотчем рот. Подступили к Татьяне. Она стала яростно отбиваться, царапаться, подняла визг. Но ее усадили на пол, связали и тоже заклеили рот. Их злые глаза поедали Исая. Он присел перед ними на корточки:

– Теперь вы наша наживка и страховка одновременно. Не беспокойтесь, скучно не будет – мои парни с вами рядом. Время вспомнить, где Везунчик, у вас есть, но немного. Не рассчитывайте тянуть его! Ваша кривая может мгновенно оборваться, если завтра вы не вспомните. А вспомните – значит, вам повезет, будете очень долго жить!

4

После разговора с Корозовым Акламин утром следующего дня поехал в кафе, где были обстреляны Раев с Глебом. Понятно, что время упущено и увидеть картину, какой она была в момент обстрела, он уже не сможет. Но оставить без внимания место обстрела значило бы потерять отправную точку. Тем более что никак не находилось зацепок для выхода на Шанса. Чутье Аристарха подсказывало, что Шанс – это не просто наезд на Корозова, что развязка, возможно, близко и не исключено, что станет неожиданной. Срок в десять дней, установленный Шансом, способен мгновенно превратиться в блеф, и спусковой крючок нажат в любую секунду, стоит только Шансу окончательно увидеть, что его требование никогда не будет выполнено. Все зависит от того, как скоро он почует это. Получалось, что играть приходилось по правилам преступника или преступников, если к обстрелу Шанс не имел отношения.

Подъехав к кафе, Аристарх осмотрелся. С двух сторон улицы и разновысотные жилые дома. С одной стороны широкая дорога в четыре полосы, с другой – с односторонним движением. Стрелять могли откуда угодно: из окна дома, с крыши и даже из машины. Акламин выбрал свободный пластмассовый стол, сел на пластмассовый стул. Под открытым небом на солнце долго не усидишь. Сиденье стула горячее, столешница – тоже, солнце печет голову. Посетители в таких обстоятельствах быстро размаривались, и внимание их рассеивалось. Поэтому Глеб толком не мог сказать, даже предположить, с какой стороны стреляли. Не успел Аристарх расстегнуть пиджак и выложить записную книжку, как от барной стойки, за которой разомлела улыбающаяся барменша, оторвался тоже разморенный официант и подошел к Акламину. Аристарх открыл меню, но, прежде чем сделать заказ, спросил:

– Вы вчера работали, молодой человек?

– Работал, – услужливо отозвался тот.

Показав удостоверение, Акламин задал новый вопрос:

– Видели, откуда стреляли по вашим посетителям? За каким столом они сидели?

– Сидели они как раз за столом, где вы сейчас сидите, – ответил официант, аккуратно присаживаясь на край стула. – Вот тут один, а напротив другой. Но вот откуда стреляли, не видел. – Сконфуженно пожал плечами. – Я тогда обслуживал других посетителей вон за тем столом и к этому столу стоял спиной. Услышал только звон разбитого стекла – подумал, посетители разбили что-то. Оглянулся – и тут бутылка вдребезги. А следом охранники положили на пол посетителей. И тут я понял, что стреляют. А затем другие посетители повскакивали с мест и начали разбегаться. Из-за этой стрельбы вчера одни убытки были. Никто из посетителей уже не вернулся, чтобы расплатиться. – Он с грустью замолчал.

Внимательно выслушав официанта, Аристарх вновь поинтересовался:

– Когда уборку потом делали, нигде не заметили следов от пуль?

Отрицательно покрутив головой, официант пожал плечами, а потом посоветовал:

– А вы спросите у барменши. Она могла видеть.

Отправив официанта, Аристарх пригласил к столу барменшу – высокую девушку с короткой прической, улыбчивыми глазами, в белой блузке, черной юбке и белом фартуке с кармашком.

Стал задавать ей те же вопросы, что и официанту. Она отказалась сесть на стул, отвечала стоя. Сразу ответила утвердительно:

– Все произошло неожиданно, но я, кажется, видела. Не уверена окончательно, но мне показалось, что на парковке в одной из машин после выстрелов прикрылось тонированное стекло. Машина после всего стояла на месте недолго. Из нее никто не выходил. Уехала вслед за автомобилями посетителей, по которым стреляли.

– Ствол за стеклом не видели? – спросил Акламин.

– Нет, – ответила девушка, – чего не видела, того не видела. Просто почудилось, что стреляли оттуда.

– На номер машины не обратили внимания? Модель, цвет?

– Как же не обратила? Обратила. На номере три одинаковых цифры. Три четверки. Модель – «форд»-седан. Цвет белый. – Вы так хорошо разбираетесь?

– Конечно. Я же сама за рулем.

Записав все, Аристарх поблагодарил барменшу. Поднялся из-за стола, чтобы осмотреть кафе в надежде обнаружить следы от пуль. Сразу заметил срезанную пулей ветку у куста посреди кафе. Взгляд пошел по направлению к барной стойке. Оперативник подошел к ней и увидал застрявшую пулю. Аккуратно ковырнул. Пуля была из пистолета. Направление полета показывало на парковку. Не попасть с такого расстояния в человека было нереально. Следовательно, предположение Корозова оправдывалось: попасть не хотели – запугивали. Кого? Глеба или Раева? Известный адвокат. Занимается крупными сделками. Правда, криминала за Раевым не наблюдалось, но почему-то он по данному происшествию в полицию не обратился. Это вызывает вопросы. И Аристарх прямо отсюда решил поехать в адвокатскую контору, где работал Раев. Того на месте не оказалось. Акламин хотел оставить свою визитку с просьбой, чтобы адвокат позвонил ему, но в последний момент передумал. Узнав, что тот отлучился ненадолго, решил подождать. Вышел на улицу, присел на скамейку в тени деревьев. Позвонил в ГИБДД. Сделал запрос по автомобилю, о котором говорила барменша.

Вскоре появился Раев. Легко выпрыгнул из машины. Одернул полы пиджака, поправил галстук, пальцами стряхнул что-то с брюк, на которых четко вырисовывались острые стрелки. Увидел Акламина, сделал удивленным лицо. Но по тому, как он это сделал, Аристарх понял, что адвокат уже знал о его присутствии здесь. Наверняка ему сообщили, кто его ждет. Оставив в машине охранника, Раев сразу направился к оперативнику, протягивая руку для пожатия:

– Чем вас заинтересовала моя скромная персона? – спросил натянуто.

– По скромным персонам не стреляют средь бела дня, – серьезно сказал опер.

– Значит, Корозов уже проболтался? Так это, скорее, по нему палили!

– Возможно, исключать ничего нельзя, – согласился Аристарх. – Но наша обязанность – защищать всех добропорядочных граждан. Ведь пуля могла угодить и в вас.

– Увы, исключать ничего нельзя, – подтвердил Раев.

Они сели на скамейку, и между ними начался разговор в вопросах и ответах.

– Что вы думаете об этом случае? – спросил Акламин. – Почему так бесшабашно отнеслись к случившемуся, не обратился в полицию? Вы же юрист, адвокат – хорошо знаете, чем подобные происшествия могут заканчиваться. Такое легкомыслие непростительно для вас.

– Да все очень просто, – сразу решительно отрубил Раев. – Я уже сказал вам, что уверен: стреляли не по мне, да и не по Корозову даже. Это походит на предупреждение – обычное дело в среде бизнесменов. Я в своей практике с аналогичным сталкивался много раз. Похоже на то, что кто-то прессует Корозова. Со мной сводить счеты сейчас ни у кого нет оснований. Дел громких у меня нет. Так, по мелочи. Если в таких делах возникают вопросы, то стрельбу не устраивают – проводят переговоры. Не могу отрицать, что иногда с пристрастием, но без стрельбы. У меня нет врагов и нет клиентов, недовольных моей работой. Я стараюсь никого не подводить и никому не ставить палки в колеса. Жить мирно выгоднее для собственного здоровья. Посему не имею тех, кого мог бы подозревать. Стало быть, не имею повода для обращения в полицию. Это не легкомыслие или бесшабашность, это трезвое взвешивание всех за и против.

– А вы не думаете, что причиной может быть продажа торгового центра? – Аристарх сбоку пристально посмотрел на Раева. – Насколько мне известно, желающих приобрести его было немало. Но все уперлось в цену. Зачастую, когда цена становится препятствием, тогда в ход идут другие рычаги. Например, устрашение. А почему, собственно, так долго идут переговоры по его продаже? Что мешает? При наличии покупателей, как правило, сделки совершаются быстро.

– Сомневаюсь, что причина в продаже центра, – пожал плечами Раев, словно его удивила такая версия. – Чтобы так было, надо иметь жесткое противостояние среди покупателей, но такого нет – все идет мирно, без спешки. Поэтому и переговоры без гонки. Куда гнать? Обычная коммерция. Каждая из сторон пытается произвести сделку наиболее выгодно для себя. Ищется баланс интересов. Это не всегда удается просто. То, что устраивает одну сторону, подчас не устраивает другую. И наоборот. Отсюда и затяжка.

Неожиданно Акламин задал вопрос, который на короткое время поставил Раева в тупик:

– Что собой представлял бывший владелец торгового центра? По моим сведениям, вы хорошо его знали. Как будто крепкий человек был – и вдруг скоропостижно скончался? Нет ли в его смерти какой-то загадки?

Пауза после вопроса несколько затянулась. Раева определенно что-то смутило, но он взял себя в руки и ответил:

– Разумеется, я знал бывшего владельца. Что он собой представлял? Нормальный был человек, закрытый, конфликтов за ним я не припомню, если и было что-нибудь, то доподлинно об этом мне ничего не известно. Он все варил в себе. А скоропостижная смерть? Ну, знаете, с виду мы все здоровые, но копни глубже – многие, особенно в пожилом возрасте, сидят на таблетках да на уколах. Какие здесь могут быть загадки? Есть заключение врачей. Вот и всё.

Итак, из ответов адвоката у Акламина ничего не прибавилось. Он с внутренним неудовлетворением поднялся со скамьи. Раев тоже вскочил. Они распрощались. Адвокат проводил Аристарха задумчивым взглядом до угла, сел опять на скамейку.

Бывший владелец торгового центра Бертинский, умерший от сердечного приступа, был человеком жестким. Притираться к нему было трудно, общий язык находить еще сложнее. Между тем дочь свою любил настоящей отеческой любовью. Это может показаться странным, если судить по его характеру. Но если знать, что жена у него умерла при родах, а он больше не женился и воспитывал дочь с пеленок, тогда в отеческой любви ничего странного нет. Что касается дочери, то в девушке он воспитал твердость, настойчивость и высокое мнение о себе. То, что разглядел в ней Корозов, было только частью ее натуры, которую она не выпячивала, тщательно скрывая за красивой внешностью и скромным поведением. Непонятным образом уживались рядом два непростых характера – отца и дочери. За год до своей смерти, празднуя день рождения дочери, Бертинский во всеуслышание объявил, что дарит ей торговый центр. Дочь и гости восприняли это как обещание сделать из нее предпринимателя, замену себе. И уже на следующий день он стал настаивать, чтобы дочь мало-помалу начинала осваивать торговый бизнес. Она была далека от этого и не хотела вникать. Но постоянное давление отца сделало свое дело. Ей пришлось уступать. Без особого усердия стала помогать отцу. Он был доволен. Обещал переоформить торговый центр на нее, как только увидит, что она готова к самостоятельной работе. Одновременно отец стал погружаться в какой-то новый проект и постепенно отходить от торговли. Эта идея фикс все больше и больше овладевала им. Когда дочь интересовалась новым проектом, он загадочно потирал руки и обещал преподнести ей большой сюрприз. Ей ничего не оставалось, как ждать. Но прошло время, и произошло то, к чему она совсем не была готова. Сюрприз, который он преподнес, ошеломил ее. Будь на ее месте девушка с иным характером – более покладистым, более терпимым, менее самолюбивым, – она, возможно, восприняла бы эту новость иначе, но его дочь была другая. Все произошло тихим обычным вечером. Она сидела в комнате, листала журнал. Включила телевизор. Что-то замаячило на экране, но она смотрела рассеянно. Ее клонило в сон. Как в квартиру вошел отец, не слышала. Но обратила внимание, что он непривычно тихо, будто старался быть неприметным, ступил через порог. Со стопкой бумаг в руке. Он не был похож на себя. Лицо серое, виноватое. Она поняла: что-то случилось, но не спрашивала ни о чем – видела, что сейчас он приходил в себя, настраивался на разговор. Ждала. Сон улетучился. Наконец дождалась. И не поверила собственным ушам, когда отец объявил, что потерпел полный крах со своим проектом. Его обманули. Он доверился основному кредитору, у которого взял деньги под залог торгового центра. Но кредитор бессовестно обманул. Взял за горло и потребовал немедленно вернуть деньги или передать ему торговый центр. Так крепко взял, что отец вынужден был дать согласие на оформление документов о передаче центра. Дочь возмутилась. Как он мог кому-то обещать торговый центр, брать под его залог деньги, когда уже пообещал подарить ей? И кто этот ужасный кредитор?

– Я идиот, – ответил отец. – Я сломал и свою, и твою жизнь. Все уже решено, мне только нужно подготовить необходимые документы, и у центра появится новый владелец.

Потрясение было сильным. Все, что она смогла сделать после услышанного, – это медленно подняться на ноги, чувствуя, как исчезает в них твердость, и выйти в спальню. Упасть на кровать без слов, без слез, без мыслей. Мысли пришли позже. Она делала попытку за попыткой, старалась переубедить отца, заставить отказаться от обещания передать центр, придумать что-нибудь другое. Но отец был неумолим, только твердил в ответ:

– Ты ничего не понимаешь, ничего не знаешь, я ничего изменить не в состоянии.

Переубедить его было невозможно. Он явно был сильно встревожен. Она не узнавала его. Ее слова, ее призывы, ее увещевания уходили в пустоту. Все было напрасно. Казалось, он был не в себе. Не слушал дочь. Даже не то что не слушал – просто не слышал ее. На следующий день ему кто-то постоянно звонил, и он дергался от этих звонков.

А еще через день отец неожиданно для всех скоропостижно скончался от сердечного приступа. Знакомые между собой отмечали, как во время его похорон и после них дочь была растеряна, даже испугана. Прошло немного времени, и ее адвокат объявил, что торговый центр выставлен на продажу. Но почему-то среди знакомых сразу поползли слухи, что есть обстоятельства, которые вынуждают наследницу продавать центр. Но какие обстоятельства, никто не знал. Лишь она знала истинную причину этих событий. Да еще ее адвокат, очевидно.

Отправляясь на встречу с наследницей Бертинской, Раев вспоминал разговор с Акламиным. Он был недоволен собой, потому что понимал, как опытный юрист, что должен был заявить в полицию о происшествии, чтобы отвести от себя всякие подозрения. Но не сделал этого. Корозов оказался умнее. Это особенно приводило адвоката в состояние раздражения. Мучила мысль, что он может оказаться под пристальным вниманием полиции при расследовании обстоятельств обстрела в кафе, – этого как раз не хотелось. Акламина Раев знал неплохо. Всегда старался не выступать в суде защитником по делам, которыми занимался Аристарх. Очень часто это было бесперспективно. Проигрывать Ефим не любил. Посему старался держать нос по ветру. Акламин был хорошим оперативником. Найти изъяны в его действиях редко удавалось. Попасть к нему на крючок тем более нежелательно. Адвокату всегда проще работать там, где до него потрудились плохие специалисты. Легче добиться триумфа. Плохие специалисты приносили хорошие доходы, а такие, как Аристарх, их снижали, подрывали его авторитет. Он знал, что слухи о нем ходили разные. Что он нечистоплотен, что беспринципен, что стремится получать деньги любой ценой. Но все они уравновешивались другими слухами. О порядочности. О старательности. О профессионализме. О заслуженно дорогостоящем адвокате. С другой стороны, а о ком, собственно, не бывает слухов? Жизнь человеческая не может проистекать без слухов и сплетен. Даже если вы никому не известны, то именно поэтому сплетни о вас могут бежать далеко впереди вас. Всегда есть те, кто сочиняет, есть те, кто разносит, но еще больше тех, кто слушает. Желающих позлословить – море разливанное. Слово не воробей, говорит пословица. И потому люди обильно заполняют словами пространство вокруг себя. Однако, в конце концов, тех, кто нанимал Раева, интересовала не болтовня о нем, а результаты его работы. А результаты говорили сами за себя. Если он брался за дело, то вылезал из шкуры, чтобы его подзащитные были в выигрыше.

Перед поездкой к Бертинской Ефим заехал домой, переоделся в свежевыглаженную рубашку и другой костюм. Жил один, хотя до этого уже не раз был женат. В кругу знакомых всегда загадочно усмехался, когда его спрашивали, не думает ли он завести новую семью. Любопытные оставались неудовлетворенными, не понимая, что означали его усмешки. Три раза в неделю в квартире у него появлялась домработница – успешно управлялась с наведением порядка там и приведением в нормальное состояние одежды адвоката. Домработница, женщина среднего возраста, никогда не задавала ему никаких вопросов о девушках, но всегда советовала быть осторожным в выборе женщин. «Нашей сестре, – приговаривала она, – протяни только палец – она быстро всю руку откусит». Раев улыбался в ответ, и она не понимала, как он воспринимал ее совет. Он, разумеется, не страдал аскетизмом, но никогда не афишировал свои связи с женщинами. Адвокатскую привычку сохранять тайну клиента Раев переносил и на бытовые отношения. С Бертинской у него были только деловые серьезные отношения. С одной стороны, он как будто видел в ее лице умную девушку, которой взялся помочь разрубить гордиев узел, завязавшийся в ее судьбе, а с другой стороны – возможность срубить большие деньги. Наняв его для решения своих проблем, Бертинская поторапливала, а он не любил, когда его понукали. Раев твердил, что всякое дело должно выкристаллизоваться, а не мастериться впопыхах. Она, в принципе, соглашалась с этим, но, как все женщины, хотела быстро увидеть положительный результат. Он утверждал, что тоже хотел этого, но, как говорится, с чувством, с толком, с расстановкой. Жила Бертинская в загородном доме с колоннами, высоким крыльцом и большими окнами. Во дворе охрана, две собаки. И хоть Раев бывал здесь еще при прежнем владельце и чаще последнее время появлялся у наследницы, охранники все равно придерживали собак, пропуская его в дом. А те по-прежнему не признавали его своим. Рычали, брызгали слюной и рвались из крепких рук охранников. Проходя мимо них, Раев с дрожью в теле представил, что́ эти псы могут сделать с ним, если вдруг им удастся вырваться из рук парней. Невольно ускорил шаг, направляясь к дому. Бертинская ждала в передней. На ней были легкая просторная блузка и джинсы. Сидела в глубоком кресле напротив камина, скромно держала руки на коленях. Огонь в камине не горел. И без него было жарко. Окно было открыто настежь. Солнце лилось потоком. Легкий ветерок с улицы шевелил цветной узорный тюль. Бертинская показала адвокату на второе кресло, стоявшее рядом. Раев сел в него, глубоко провалившись в пышную мягкость. Подчиняясь правилам этикета, не стал первым задавать вопросы, выдержал паузу, ожидая, когда начнет она сама. Чуть изогнув длинную шею, откинув назад длинные вьющиеся волосы, девушка внимательно посмотрела на гостя и задала первый дежурный вопрос:

– Как продвигаются дела? – и, не дожидаясь ответа, сказала: – Обстоятельства изменились. Я пригласила вас, чтобы сообщить об этом. Изменение состоит в том, что ко мне пошли телефонные звонки незнакомых голосов с требованием возвратить долг отца, о котором я, признаться, толком ничего не знаю. И не представляю, о какой сумме идет речь. Мне угрожают. Кто угрожает, не имею понятия. И как поступить в данных обстоятельствах, также не знаю. – Говорила она ровным голосом, без лишних эмоций, как будто все, что она только что рассказала, ее не очень волновало. На самом же деле изнутри она была напряжена. Поднялась из кресла, прошлась по передней, подошла к открытому окну, посмотрела во двор.

По двору лениво прохаживались собаки, высунув языки и роняя слюни себе под ноги, а охранники, улавливая в открытом окне взгляды хозяйки, зашевелились на своих местах. Раев не отрывал глаз от девушки. Бертинская повернулась к нему и стала говорить твердо и требовательно, и он, в который раз уже, поймал себя на мысли, что становится послушен ее тону, как дворовая собака, и подчиняется ей без какого-либо внутреннего сопротивления. Всегда, после разговора с нею, Ефиму требовалось некоторое время для того, чтобы прийти в себя, отдышаться, как будто перед этим он тащил в гору тяжелую поклажу. Бертинская не диктовала Раеву порядок действий и не облекала в конкретные формы свои требования – она обладала умом, с помощью которого умела иносказательно добиваться необходимого исполнения.

– Я бы не хотела, чтобы у этих звонков было продолжение! – говорила девушка. – Не хотела бы, чтобы была нарушена формула: дети за отцов не отвечают. Не исключаю, что отец мог что-то кому-то задолжать. А также не исключаю, что, может быть, никакого долга нет. Я не хочу с этим разбираться. Мне это не нужно. Что бы там ни было написано в законах, для меня сейчас есть один закон: я никому ничего не должна! Потому что попросту сама не успела никому задолжать. И не хочу оглядываться назад, ковыряться в долгах отца! Для меня их нет! – Я вас понимаю, – вставил он, шевельнув редкими усиками на верхней губе.

– Вот и хорошо, – продолжила она. – Значит, вы должны выстроить линию моей защиты от этих нападок.

– Я вас понял, – повторил он, приветливо улыбаясь. Обычная его манера говорить много не по делу, чтобы запутать собеседника, увести его в сторону от проблемы, с Бертинской не срабатывала. Он чувствовал себя с нею несколько скованно и подчиненно.

– Я ни в чем вас не ограничиваю, – сказала она. – Так постарайтесь же!

Ему не надо было напоминать, что у него полная свобода в выборе действий, – он сам избирал пути для выполнения поручений, сам оценивал обстоятельства и нес ответственность за порученное дело. Это было нелегко. Но в любом деле, утверждал он, интересы клиента для него были первостепенны. Бертинская была молодой, однако ему казалось, что она видит его насквозь. Такое странное чувство тревожило, потому что никто не должен понимать его мыслей, чтобы его действия были для всех неожиданными и выигрышными для него. Ее решительность и бескомпромиссность нравились ему, но безоглядность при достижении своих целей поражала. Все это Раев списывал на ее молодость. И он видел при этом, что в ее характере было много такого, что было у покойного отца. Ну что ж, плоть от плоти, кровь от крови, яблоко от яблони. Ничего нового в этом нет. Однако в отличие от отца, она, безусловно обладая лидерскими качествами, всегда внимательно выслушивала предложения адвоката. И если принимала их, чувствуя невозможность что-либо противопоставить, то подчинялась юристу без сопротивления. Сейчас ее беспокойство было объяснимо. Звонки. Угрозы. Они выбили ее из привычного ритма жизни.