Капитан и Хранители Души

Когда прадед, воюя за Родину, получил от неё прощение за то, что в эпоху коллективизации имел неосторожность жить чуть богаче основной части крестьянства, семья получила право покинуть ссылку. И дед в начале 50-х не придумал ничего лучшего, как вернуться обратно в Тимофеевку, разграбленную и сожжённую во время войны. Деревня была отстроена заново, а поскольку их двор был раньше в самом центре, там построили администрацию, и ему ничего не осталось, кроме как занять участок своей тётки Анны. Муж и сын её погибли в самом начале войны, то ли от артобстрела, то ли от авиабомбы, а сама она даже подвиг совершила вроде как, расстреляв шедших по деревне карателей. Даже хотели ей памятник поставить, но потом памятник поставили военным, что высоту у деревни обороняли.

И что заставило деда остаться тут и с нуля начинать строить свою жизнь именно здесь, загадкой было для Веры, ну что стоило податься в город, раз уж так жизнь повернулась?

Она вот к своим ещё неполным тридцати считалась в своём окружении состоявшейся женщиной. Любящий муж, хорошая работа и у неё, и у мужа, уже выплаченные кредиты за квартиру и машину. Она всегда с готовностью соглашалась, когда ей говорили, какая она счастливая и как ей повезло. В душе же она знала, что всё это не пришло само, что именно её целеустремлённость и умение расставлять приоритеты стали прочным фундаментом тому чего она добилась. Она получала образование, когда все ринулись зарабатывать шальные деньги, катаясь челноками и осваивая рынки «диких 90-х». Они с мужем прошли голодные годы начала карьеры, когда будущее было таким неопределенным и туманным, но они жили завтрашним днём, отвергнув сиюминутные соблазны.

Зная нелюбовь жены к родной деревне Саша, её муж, немного удивился, когда она засобиралась в деревню к маме.

–Несколько дней? А как же клиника? Что-то случилось?

–Нет, ничего особенного, просто давно обещала маме, а у неё что-то со здоровьем последнее время проблемы. Съезжу, так сказать малую родину повидаю, заодно маму к специалистам свожу, потом у себя проконсультируюсь.

–Мне поехать с тобой? Что-то серьёзное? Могу взять пару дней отпуска, хотя сама знаешь, у нас вечный напряг с этим, обратно уеду, скорее всего, раньше.

–Да нет, не стоит, Саш. Тем более, может, заберу её потом сюда на консультацию, повидаетесь, а там, в деревне, тебе тоскливо будет в первый же вечер.

–Ну, ладно, как скажешь, – с видимым облегчением ответил он, – Но, если что звони. Я подскачу.

–Ага, спасибо. Приветы передам. Ты тут без меня не скучай. Хорошо?

За те несколько лет, что Вера не была у мамы, по большому счёту ничего не изменилось. Местные нувориши перестраивали дома, как им казалось на современный лад. Но Вера только подумала про себя: « Можно забрать человека из деревни, но деревню из человека никогда!» Ну, ещё отреставрированный храм радовал выбеленной новой оградой и благоустроенной дорогой к нему, с ровными газонами по сторонам, отчего пейзаж стал по-западному чистеньким и благоустроенным. С другой стороны он потерял какую-то исконно русскую уютность. Как-то роднее было бы видеть покосившуюся изгородь, с привязанной козой, жующей сочную траву по колено. Вера подумала: « Надо будет зайти потом, посмотреть. Мама писала, отреставрировали там всё по полной программе, теперь абы в чём не зайдёшь».

Мама встретила с радостью.

–Что же ты раньше не предупредила-то, дочка!? Я бы узнала, может, кто свинью закалывал, мяса бы свежего взяла к приезду. Себе-то я редко беру, на Новый год разве что.

–Мам, да не надо, я сама тебе колбаски хорошей привезла, да ещё гостинцев. В вашем сельпо такого нет. Да и я дня на три-четыре. Тебе давно обещала, да и мне отдохнуть. Только сразу мам пока не забыла, если вдруг Саша в разговоре спросит, скажи, что плохо тебе было, приболела.

–Да неужто он тебя к матери родной не отпустит, пока я помирать не соберусь?

–Мам, долго объяснять, но так легче будет. Не забивай голову.

–Ой, да ладно, ладно. Я в ваши дела не лезла никогда, как скажешь. Я так рада, ты приехала, наконец, отдыхай дочка, уставшая ты с дороги, прям совсем, как больная! Утро вечера-то мудренее.

***

Ночью её опять стошнило. Она даже испугалась, успел ли усвоится, принятый вечером, Мифегин. Хотелось бы дня за три закончить с этим. Девчонки, специалистки в клинике по этому профилю, сказали лекарство французское хорошее. Почти без побочек, но надо бы в клинике под наблюдением. Когда она сказала, что не хотела бы, чтобы муж догадался, они переглянулись, но сказали, тогда лучше бы чтобы его дома в этот период не было. Она и сама знала, что лучше бы, да как назло в частых, обычно, командировках, получился длительный перерыв. Только его невнимательность позволила ей скрыть от него утреннюю тошноту. Ну, программисты они ведь такие, возможно, пока она не наблевала бы ему на клавиатуру он бы и не заметил. Она просто стала заказывать суши, чтобы если что списать на их качество свои симптомы, а параллельно искать решение задачи – медицинское образование научило её подставлять нужные слова, чтобы завуалировать этику.

Но утром она столкнулась с ещё одним симптомом беременности – рассеянностью. Как она могла оставить таблетки на видном месте! Да и мама хороша, ну таблетки увидела, спросила бы её, от чего, зачем в аннотации-то было копаться.

–Да что же вы за люди такие, это же грех-то какой! Вам ведь пора уже ребёночка-то завести, ну по всем меркам пора. Оба при работе, всё есть. А если что, как от титьки только отучишь я бы к себе забрала. Это ж что вы удумали?! Это всё умник твой, этот твой Саша. Я всегда говорила он не от мира сего. Они городские все такие, ни бога, ни души! Это он тебя заставляет. Он детей не хочет.

–Нет, мама, не он. Всё сложнее. Тебе не понять.

–Не ври! Ведь ты не такая! Ты не убьёшь ведь дитя невинное, а он потом увидит, ребёночка-то, да и одумается, вот увидишь. Только на руки возьмёт…

–Нет, мам! Не увидит! Он хочет детей, вернее мы хотим. Но не получается. А это не от него – выпалила, словно орудийным залпом Вера.

Обе женщины не сговариваясь, опустились на скамью.

–Это… Это как так-то. Ты ж говорила, любишь его, вы что же, расходитесь? А этот, новый, он что сбежал, ну не хочет жениться, так ведь и ты не с родным отцом росла, может обустроится, как-то всё, а дочка?

–Люблю я его и не расходимся. Только вот командировки эти постоянные, да и дома всё дела допоздна. Он уехал на неделю, а мы отмечали с однокурсницами бывшими в баре. Сама не знаю, как получилось. Сейчас, мам, это нормально, просто стресс сняла.

–Так, а ребёнок-то причём? Ну, если вы не можете, так этого вырастите, он ему как родной будет.

–Мам, ну в баре-то с кем познакомишься!? Южные-то и на подъём полегче, два раза намекать не надо, да и погорячее. Хотя, по правде сказать, этот был просто дьявольски обольстителен, правда сбежал как-то чересчур поспешно, наверно торопился к своей единственной – лечь, как ни в чём не бывало к жене под бок. А потом там и без экспертизы будет видно, чей ребёнок, хорошо, если заговорит без акцента. У Сашки-то все блондины почти, да глаза серые. Нет мам не вариант, я ж тоже не зверь, думала.

***

Говорят, первое шевеление плода появляется уже на седьмой-восьмой неделе беременности, только вот мать начинает ощущать шевеления с двадцатой. Просто плод не касается матери до этого и она не чувствует движений. Однако Вере в церкви, когда она стояла по центру зала, глядя на роспись под потолком, показалось, что она почувствовала, как ребёнок её, которому уже не суждено родится, пошевелился, словно потянувшись ввысь к этой самой картине бога на облаке. Она даже вдруг начала думать, кем бы он мог стать. Может каким-нибудь артистом, или политиком. Она стряхнула с себя это наваждение, когда, также непостижимо, вдруг совершенно ясно почувствовала, что вот именно сейчас он умер.

* * *

– Не угадала, Кудесником он должен был стать, ну, по крайней мере, таков был божий план. Да, какая злая ирония судьбы! Прожить полноценную жизнь в одном времени, заново вернуться в этот мир для выполнения особой миссии и умереть не родившись! – сказал Навигатор.

–Да, даже и не верится, что это не твоих рук дело, порою люди совершают поступки, словно соревнуясь с тобой, Дьявол.

–Вот это, кстати, обидно. Все дети, умирая, становятся ангелами, он был под сенью Аккумулятора, так что технически его смерть идёт в твой актив. Я должен был быть на его стороне, бороться за его жизнь, но его мать действовала так разумно и решительно!

–Жаль, что, вопреки человеческим представлениям, у тебя на самом деле нет ада. Для подобных случаев я бы помог тебе создать в нём особое отделение.

* * *

Никогда они с мамой особо не ругались. Спорили, да. И в этот раз не было громких тонов. Когда сели они, по привычке скорее, а не по традиции, перед отъездом «на дорожку», мама сказала:

–Ты ведь знаешь, фашисты в войну выжгли всю нашу деревню. Я помню, мама моя рассказывала, как она сидела в землянке с учительницей их, тоже Верой, кстати. Ну, ты же знаешь, школу нашу потом её именем назвали. Она этих детей тогда спасла, как матерь человеческая. Немцы рыскали по всем окрестностям в поисках спрятавшихся, а от них словно Бог их отвёл. Пятеро детей со всей деревни выжили. Но деревню отстроили и мы выжили. А вот теперь мне действительно за вас страшно. Эти ваши «сначала квартира, машина, карьера, отпуска на курорты»… Скажи мне, от чего вы отдыхаете-то там? Что вы такого делаете, что так устаёте? Мы ведь и учились, и работали и детей успевали рожать, растить и воспитывать.

–Ой, мама. В том-то и дело, что вы рожали, растили, воспитывали, но не жили! Ну что ты видела? Деду такой шанс выпал, когда он клад нашёл! Ладно, в город не хватило ума перебраться, так хоть бы дом построил нормальный. Он и с ума-то сошёл наверно оттого, что жить в вашей деревне невозможно. Ты, стала матерью одиночкой. Хорошо повезло, ты отчима нашла. Так и он от этой вашей так называемой жизни до пятидесяти не дожил. Ты на себя посмотри, тебе сорок шесть, а ты выглядишь реально, как бабка! Не думала я что ты и мне такого желаешь. А мне ведь всего пришлось самой добиваться. Вы мне ничего не дали. Я даже, чтобы шмотки купить себе в медучилище пока училась, санитаркой подрабатывала. А мои ровесницы сразу в институтах учились, да им родители не гостинцы, картошку да сало в общагу посылали, а денег больше, чем я санитаркой получала, я знаю, мы практику вместе проходили.

–Береги вас бог, дочка. Кого он хочет погубить, того лишает разума. Только вот есть он ещё на Руси, бог-то? Похоже, отвернулся он от нас окончательно, раз вы у нас такие выросли.

Глава 17. Хранитель Души.

Как вы, сэр? – Что ж, я умираю, Эндрю. В остальном – прекрасно(c).

Айзек Азимов.

Албор Двааут знал, что, когда люди узнавали о его странной прихоти, за его спиной начиналось удивлённое перешёптывание.

–Ты шутишь? 26 век и натуральное сердце на второй сотне лет от роду? Как такое возможно! И зачем?

И вправду операция по замене сердце занимала от силы 10 минут. Многие делали её сразу по завершении формирования организма, к совершеннолетию, вместе с извлечением чипа автоматического самосохранения и формирователя базы знаний. Сам Албор отшучивался на вопросы недоумевающих коллег: «Пока во мне сердце, данное мне при рождении, я по старинке могу сослаться на него, мол, люблю всем сердцем, сердце подсказало, а то и свалить на него, мол, ой, что-то сердце прихватило или чует моё сердце, что-то тут нечисто».

Сердце и вправду иногда прихватывало, и он с грустью думал, что когда-нибудь настанет день, и его прооперируют экстренно какой-нибудь мобильный Центр здоровья и благополучия, и на его возражения не посмотрит. Хотя с другой стороны, ведь позаменял же он суставы, хрусталики, барабанные перепонки и ещё что-то, что уж и сам не помнил. И только удобнее стало.

Работал он в практическом центре экстра-событийной археологии. С тех пор, как было открыто поле исторической напряжённости, люди перестали копать наугад или по наводкам из древнейших, не всегда правдивых летописей. Находя возмущения этого поля, этакий слепок человеческих страстей и эмоций, можно было с практически стопроцентной точностью сказать, что в данной конкретной точке имело место важное для истории событие. Сканирование на месте, конечно, могло показать достаточно точно временной диапазон события, а могло и не показать. И тогда, порою, даже после грандиозных событий, найти вещественные свидетельства было невозможно, время могло безвозвратно стереть следы, бумага испепелится, ткань истлеть, даже камень рассыпаться. И тогда учёные уходили ни с чем после дней и недель раскопок. Албор даже немного завидовал своим коллегам из отдела практической геологии отыскивающих свалки полимеров. Вот уж чьи экспонаты не боялись ни сотен, ни тысяч лет.

Несколько последних недель Албор работал в институте и даже немного заскучал, как вдруг пришло сообщение, что совсем недалеко найдено место потенциально интересное в нескольких исторических эпохах, с отпечатками очень сильной активности индивидуумов, что редко имело место. Обычно такое происходит в местах притягивающих людей, центрах цивилизации в то или иное время. Но здесь и сейчас-то был маленький провинциальный городок с населением всего в несколько сотен миллионов, и насколько успел Албор выудить информации из базы знаний, здесь никогда не было сколько-нибудь исторически значимых населённых пунктов. Ладно, появилась возможность покинуть опостылевший офис, надо ехать. Разомну старые кости.

Правда, ехать пришлось в одиночку, никто не выявил желания лететь на столь малоперспективное место. Тут и лёту-то 2000 километров, от силы минут пятнадцать, совсем разленились вы, друзья-коллеги. На месте он определился с районом поиска. Слава богу, никаких строений тут не было. Обширная парковая зона под изоклиматическим колпаком, с редкими посетителями, приезжающими поглазеть на дикорастущую природу. Возвратившись, домой в мегаполисы с нарезанными чёткими, как клумбы, внутренними лесозонами, они будут взахлёб рассказывать о своих приключениях в местах где "не ступала нога человека".

Усмехнувшись своим мыслям, Албор пошёл к отметке на картвизоре.

Наибольший скачок поля находился на возвышенности, густо поросшей травой, но при этом не имеющий ни одного деревца. Как будто неуютно они себя здесь чувствовали. Албор тоже почувствовал неясный толчок, ощущение, что внутри запустился какой-то метроном. Он невольно прислушался к своему пульсу. Только не сейчас, пробежала мысль, сглазили-таки! И он отогнал от себя опасения. Надо занять себя работой!

***

А в это время в каком-то полукилометре от земли две высших субстанции с интересом наблюдали за происходящим.

–Ох и понастроили твои подопечные всякой ерунды, к чему все эти купола, экраны, от чего они отделяются, ведь они сами часть этой природы!?

–Ладно тебе бухтеть, ты вообще должен быть в предвкушении, ведь счёт 2:2, и этот прожил почти 200 лет, прежде чем получил вызов. Он и дожил-то чудом, вот-вот сердце откажет.

–Постой, ты что подглядывал!?

–Нет, конечно, ты сам посмотри, его сердце на исходе, еле дышит, бедолага.

–Помнится, один твой прошёл через истязания, провисел на кресте, получил удар копья в печень и ничего, ходил ещё потом, тебя восхвалял.

–Я устал тебе повторять, он дотянулся до Аккумулятора.

–Опять ты про своё, я ему про Фому, он мне про Ерёму.

Надо сказать, что Первые всё больше пропитывались человеческой культурой, и Навигатора это уже даже перестало беспокоить, он охотно вворачивал заимствованные высказывания.

–Ладно, давай смотреть. Он уже близко. Ты и так растянул испытание на тысячу с лишним лет! Уже и церкви-то нет лет сто с лишним.

–Технически фундамент церкви – камень закладной на месте, и артефакт тоже. Ты же знаешь, что запрятано там, и вся эта внешняя атрибутика, всего лишь ширма.

–Ты тоже знаешь моё особое отношение к России и почему. Они постоянно в движении, они производят столько боли, страданий, душевных метаний, перемен и революций, они как настоящий генератор постоянно крутятся. И Аккумулятору, я уверен, ещё нигде не было так хорошо.

***

А в это время Албор развернул сканер и начал анализировать поступающую 3D проекцию. Сканер метр за метром, слой за слоем углублялся в землю. Несомненно, земля скрывала какое-то здание, точнее останки, практически фундамент. Редкими блёстками сканер автоматически отмечал монетки, предметы быта и прочую ерунду, конечно имеющую ценность для какого-нибудь вновь открывающегося краеведческого музея, но никак не претендующего на научную сенсацию. Вдруг сканер будто споткнулся, отъехал назад ещё раз дёрнулся, словно не в силах что-то прочесть, ещё движение, урчание, и замер. Да что ж за день-то такой, сердце, будь оно неладно, теперь сканер забарахлил. А может, уже и мобильный Центр здоровья и благополучия получил автоматический вызов. Интересно кто приедет первым, техподдержка к сканеру или робот-хирург ко мне, подумал Албор, почти теряя сознание. Холодок пробежал по спине и вдруг он вспомнил себя совсем маленьким.

Он был у своей прапрабабушки, и та повела его на могилку к прадеду, некоторые люди тогда ещё хоронили усопших в земле. Старушка объяснила, что прадед лежит в земле и ей давно бы уже пора к нему. И он в своей детской непосредственности спросил, а как ты, бабушка, когда умрёшь, попадёшь в землю?

–А так внучок. Придёт время, обниму я землю-мать и пройду прямо в неё, а она примет меня, она всех принимает, и грешников, и праведников, Богу все едины.

Так ясно Албор увидел это всё, как будто и не два века прошло с той поры, а только вот вчера было. И когда силы даже думать не осталось, он так и сделал, как прабабка велела, падая, обнял землю с просьбой принять его и пропустить в себя.

Как в калейдоскопе неслись мимо него события, люди, неясные картинки со времён ему незнакомых. Какие-то сражения, толпы людей идущих, бегущих, а иногда и скачущих верхом на, какого-то вида, животных и покрытые шкурами зверей.

Вот горит, какое-то странное строение, похоже, из стволов деревьев, а вот словно сама земля горит, покрывая черным смогом какие-то машины, грохочущие и выплёвывающие языки пламени.

Иногда картинка будто очищалась, и он видел лишь пару – тройку людей, вот мужик в рубахе и штанах из древних времён глянул, будто прямо на него, опухшими, черными, словно обожжёнными, глазницами. Вот другой бесстрашно сиганул вниз с округлой крыши с крестом её венчавшим, и, расправив непонятные крылья, сделав крутой вираж у самой земли, полетел к деревне, а следом бежали, улюлюкая ему мальчишки. И внезапно Албор начал наполнятся знаниями, невесть как пришедшими к нему. И вот он уже знал всех и каждого кого он видел сейчас или когда-либо. Более того, он и был всеми и каждым, прожил с ними отведённое им время.

И когда это знание пришло, он оказался в невесомости, а прямо перед ним маленький шарик, не больше теннисного, но с такой мощной аурой, что волосы на руках встали как от электрического заряда. Албор протянул ладонь, и шарик привычно лёг в неё.

–Ну, здравствуй, Светоч жизни. Я искал тебя многие тысячи лет, произнёс, а точнее промыслила проекция человека, известного нам ранее как Албор, а теперь Душа.

–Он что, правда видит его, он с ним контактирует!? – воскликнул ошеломлённый Навигатор.

–Он не просто вошёл в контакт, они знали друг друга ещё до нашего существования – усмехнувшись, ответил прозревший Бог.

–И я по тебе скучал, Хранитель Душ! – ответил известный Первым, теперь уже видимо незаслуженно так называемыми, как Аккумулятор, Светоч жизни. Он переместился в известное нам измерение и, превратившись в маленькое светящееся облачко, влился в, уже остановившееся было, сердце Албора, разошёлся сначала по его крови, а затем и по крови всех Людей Земли, не Богов, но всего лишь людей.

Глава заключительная. Писатель.

Вопрос не в том, с кем я говорю, а в том, кто слушает (с).

Наши дни. Наша реальность. Почти… Вера Петровна Тимофеева была широко известным в узких кругах литераторов редактором. Тёплым апрельским утром она отложила в сторону распечатку полученного на мыло очередного произведения. Она по старинке распечатывала присланные рукописи, естественно не все, а те, что после пары прочитанных страниц в электронном виде хоть сколько-нибудь её заинтересовывали. Приложив душку очков к уголку рта, привычка с доредакторских ещё времён, она задумчиво посмотрела в окно.

Определённо прочитанное затронуло её. Она даже вспомнила деревню, где она гостила у бабушки в детстве. Церквушка там была в срубе и практически не отличалась от обычных домов. Это были застойные времена 80-х. Вспомнила она, как бабуля повела её туда в первый раз. Ей было немного страшно, тем более за церковью простиралось кладбище, с голубыми крашеными оградками и памятниками, уже еле видимыми за разросшейся растительностью. Мама как-то вскользь объясняла ей, что такое церковь, но во времена СССР, и мамы того поколения толком не знали, что да зачем. «Пережиток самодержавия». «Опиум для народа». И кто на самом деле Бог, Иисус Христос или тот из «Божественной комедии»? А потом узнавали с удивлением: « Как сын божий? Правда. То есть не он Бог? Ну, ясно, я как-то не вдавалась в историю религии, в основном всё как-то история КПСС».

Но зайдя с бабушкой в церковь, она словно окунулась в этот полузатенённый мирок, с резкими, но почему-то от этого не ставшими неприятными запахами. Кто-то что-то бубнил нараспев в уголке, лампадки выхватывали с изображений на потрескавшихся иконах чей-то понимающий и одобряющий взгляд. И она поняла, здесь есть любовь и покой. Она присела на грубо струганную скамью, пока бабушка пристраивала, запаливая принесённые с дома свечки, тонкие как карандаши, мягкие и податливые как пластилин.

Она не стала верующей ни тогда, ни после, когда все в едином порыве потянулись в храмы и начали истово молиться. Когда знакомые удивлённо начинали округлять глаза, как, вы своих не покрестили? Нет, ну мы своих у того самого батюшки. Вы что не знаете, кого он крестил? Да к нему, знаете, Кто приезжает за советом?!

Да, кто сейчас задумывается о Боге. Ставят всерьёз себе вопрос, а есть ли он на самом деле, и что я ему могу рассказать о своей жизни?

Отвлёкшись от этих мыслей, она, пробежав глазами по анкете, выцепила телефон [phone]. Автоматом отметила про себя – «Мегафоновский». Она всегда относилась к гуманитариям, впрочем, и редкий технарь или математик просчитал бы, что, набирая цифры на клавиатуре, она напечатала «Я бог землян».

Трубку на другом конце подняли моментально ещё до гудка. Вера даже чуть вздрогнула от неожиданности.

–Да, слушаю, – бодро ответил энергичный голос мужчины лет пятидесяти, может чуть старше.

–Алло, добрый день, вас беспокоят из редакции. Вы прислали рукопись на отбор.

–Да, да, слушаю вас, – опять без малейшей задержки ответил её собеседник. Было даже ощущение, что он опережал её мысли. Вера даже отодвинула трубку и посмотрела на неё, словно пытаясь увидеть человека на том конце. Кивнув сама себе удивлённо – утвердительно, как бы соглашаясь сама с собой, что делает она всё правильно, она спросила: « А вы раньше что-нибудь писали? Я не слышала о вас, хотя вы видимо, уж извините, не подходите под определение молодой писатель».

–Я как-то написал сборник афоризмов, но из них после отсеивания осталось буквально десяток, да и те опубликовал другой писатель под своим именем.

–Да? Любопытно. И где он издал такое нарушение авторских прав. Вы так спокойно это оставили? – скорее иронично спросила редактор, давно уже не удивлявшаяся таким историям.

–К сожалению, он уже умер. К тому же, он был иммигрантом и после нескольких десятков лет скитаний доживал свой век в Израиле. Ну, и нас связывала старая дружба и он, кстати, в Израиле был очень уважаемым человеком.

–Соболезную. К сожалению, хотя много наших соотечественников-писателей туда уехало, я как-то совсем не знакома с русскоязычным сообществом писателей там.

–Нет, нет, он издался на иврите.

–А ну это совсем другое дело. Всё-таки перевод. А то я уж подумала, что опять наше интеллектуальное достояние вывезли за границу, выкрав и присвоив. У нашего щедрого народа это не редкость.

Вера слегка перевела дыхание и, собравшись, сказала:

–Что касается вашего произведения, я нахожу его, несомненно, заслуживающим интереса, но он не нашего формата. К тому же, редакционный совет вряд ли оценит столь смелые суждения, ведь некоторые из них могут оскорбить чувства верующих. Сами посудите, если название вашего произведения интерпретировать, согласно вторым именам героев, то называется оно ни много не мало «Бог и люди». Амбициозно, не кажется вам? И при этом, в конце концов, оказывается, что люди превыше бога. Ну и столь фривольное упоминание религиозных и известных исторических персонажей и событий, это, конечно, определённый жанр с заявкой на скандальность. Скорее это формат интернет издательств, ну или возможно некоторых журналов. Сейчас есть у определённой публики спрос на фикшен вокруг исторических событий. Вы, кстати, проводили исторические исследования? Некоторые факты вами преподносятся как неоспоримые, но я не помню, правда ли это на самом деле.