Старые новые сказки

– Значит, ты умеешь превращаться в ворона? – наигранно спокойно произнесла Лера, изнывая от любопытства. – Летаешь, да?

– Самую малость, – улыбнулась гостья, почти целиком проглотив котлету. – Как вкусно!

– Мама… Мама готовит, – покачала головой Лера, отводя взгляд, что не скрылось от Ним. – Тебя преследовали? В смысле, те вороны, они такой шум подняли. Как тебя не нашли?

– Не задавай вопросы, если не готова услышать ответы, – поучительно потрясла вилкой девушка-ворон. – Спасибо огромное, но мне пора.

– Куда ты отправишься? Твоё плечо… У тебя точно хватит сил? Может, тебе помочь чем?

И действительно, плечо Ним распухло и пульсировало болью, её руки, спина и лицо покрыты глубокими царапинами, которые Лера вызвалась обработать после трапезы.

– Почему ты так рвешься помочь мне? Да, я попросила, но… Почему?

– У нас сеанс психоанализа? – улыбнулась девушка, давая понять, что не собирается об этом говорить. – Я впустила тебя, значит, обязана помочь. Я не позволю тебе уйти в таком виде, просто не могу. Тебе угрожают?

– Не хочу показаться грубой, но…

– Это не моё дело? – понимающе кивнула Лера. – Знаю. Значит, угрожают. Я обработаю твои царапины и уложу спать. Когда отдохнешь, можешь идти, договорились?

– Хорошо, – темные губы Ним изогнулись в едва заметной улыбке. – Почему ты живешь с родителями? Тебе ведь… Сколько?

– Двадцать шесть, – Лера нервно опустила руки вдоль тела и поправила широкую футболку. – Я давно жила отдельно, но потом… – широким взмахом она показала на своё тело. – Долгая история. Это временно. К тому же, маму я вижу редко, она постоянно на работе или своих кулинарных курсах.

– А отец? – внимательная Ним сама поняла, что глава семейства редко появлялся в доме уже много лет..

– Его нет ещё чаще, – пожала покатыми плечами Лера. – Поэтому нас никто не потревожит, – она ковыряла вилкой в тарелке, почему-то не в силах заставить себя съесть хотя бы кусочек. Обычно у нее не было проблем с аппетитом, ей нравилась еда, и она не пыталась это скрывать. Пережив дразнения в детстве и закомплексованность в отрочестве, Лера просто сдалась – она такая, как есть. Но мужчины, которые интересовали её, давно не интересовались ею.

– Чем ты хочешь заниматься в жизни?

– Не знаю, никогда не думала об этом, если честно. У меня нет особых талантов или хобби, нет ничего! – неожиданно для самой себя сорвалась девушка и отвернулась к окну. – Я – пустое место, урод, неудачница и…

– Это не так. Ты помогла мне, хотя могла этого не делать. Ты сделала добро, хотя я легко могла убить тебя и твою мать, – когда Лера испуганно оглянулась, Ним лишь развела руками: – Там, откуда я родом, говорят «Не впускай ворона в дом».

– А можешь каркнуть «Никогда»? – не удержалась от нервной шутки девушка, дрожавшими руками подняв кружку со стола.

– Это из другой книжки, – Ним доела рагу, и, поставив пустую тарелку в раковину, удовлетворенно вздохнула: – Фантастически вкусно, спасибо. Так ты не ответила.

– А мне нечего сказать, – мельком взглянув на худые коленки новой знакомой, она снова отвернулась, чувствуя себя жирной и неповоротливой. – Я и правда пустое место.

– Кто сказал тебе такую глупость, девочка?

– «Девочка»? Да ты меня всего лет на пять старше!

– Внешность обманчива, – обронила Ним, подойдя ближе и остановившись за её спиной. – Кому, как не тебе, знать такое. Ты любишь помогать другим, готова жертвовать ради чужого счастья, забывая о себе, хотя люди в твоей жизни этого не заслуживали. Почему?

– Потому что так я хоть ненадолго могу почувствовать себя нужной, – пожала плечами девушка, чувствуя, как к горлу подступает ком. Она знала Ним от силы час, но была готова довериться, раскрыть самые сокровенные тайны. – Потому что только так на меня обращают внимание. Потому что в этой стране я – монстр, ошибка…

– Тихо, – еле слышно выдохнула Ним ей на ухо. Ледяные ладони легли на плечи Леры, она чувствовала холод сквозь ткань футболки. – Думай. Самое сокровенное желание. Что делает тебя счастливой? Ради чего ты готова пойти на что угодно?

– Я не… Я не знаю. Нет такого… – она блуждала рассеянным взглядом по улице, погрузившейся в ночную грязную темень. – Я одно время мечтала стать ветеринарным врачом, – она грустно усмехнулась. – Но для этого нужен диплом, а я…

– У тебя вся жизнь впереди. Было бы желание, – продолжала шептать Ним. – Что еще?

– Я достаточно неплохо рисую… Иллюстрации приносят небольшой, но стабильный доход.

– Вот оно! Вот в чём ты преуспеешь, – она заставила Леру повернуться лицом. – Но тебе нужно серьезно поработать над собой, понимаешь? Нужно очнуться, сбросить оковы неуверенности, страха, чужого мнения!

– Тебе легко говорить, – девушка убрала её руки со своих плеч. – Посмотри на себя: с такой внешностью можно делать что угодно, – в голосе Леры дрожала многолетняя обида на мир. – А я?! Посмотри на меня!

– Смотрю, – серьезно кивнула Ним, затем схватила её за руку и потащила в прихожую к зеркалу на дверце шкафа-купе. – И тебе советую.

Зажегся верхний свет, хотя Лера не была уверена, что кто-то прикасался к выключателям. Отражение снова поглядывало на неё с неодобрением, и девушка отвернулась.

– Нет, смотри! – Ним жуткой тенью маячила позади, её темные губы были словно измазаны запекшейся кровью, в чёрных глазах плясали безумные искры. – Смотри внимательно, потому что нытьем ты делу не поможешь. Ты всегда всех спасала, ставя крест на своих нуждах. Смотри – это то, в чём тебе жить всю жизнь. Ты, твое тело, твоё новое тело – единственное, что останется с тобой до конца. Это твой единственный капитал. И если над образованием, духовностью и прочим ты поработала, то на внешность откровенно наплевала, после того, как столько в него вложила. Так? В чем проблема? В стереотипах?

– Легко тебе говорить, – попыталась оправдаться Лера, за что получила ощутимый щелчок по носу. – Ай!

– Говорим о тебе! – её костлявые пальцы крепко сжали плечи девушки. – Я вижу перед собой растраченные годы. Ты упивалась жалостью к себе, заедала горе и разочарования. За еду не виню – твоя мама божественно готовит. Но… Лера, это не может быть история о грустной толстой девочке, – она сделала паузу, задумавшись. – Лучше расскажу одну интересную историю. Тебе придется поверить в её правдивость.

– Я разговариваю с незнакомкой, которая еще час назад была огромным вороном, который постучался в мое окно. Что-то мне подсказывает, что я тебе поверю.

– Мне довелось видеть рождение и падение империй. Человеческие амбиции и ужасы, к которым они приводят. Мимолетные увлечения и переменчивость людских прихотей. И обтянутых только кожей без нужного жирка девиц стали восхвалять лишь в последние лет тридцать. До этого… – улыбнувшись, она ущипнула Леру за бок. – Любили дам «в теле», а всех худых барышень называли больными и тщедушными. Понимаешь? А еще эта мода на кости лишь в трети стран мира, остальные еще не…

– И чем мне это поможет? Я же не… Ним, я никогда не смогу ходить! – колёса кресла надрывно скрипнули, когда девушка попыталась отъехать от зеркала.

– Лера, – Ним развернула её к себе и подставила ногу под колесо: – Было время, когда я жила в большом красивом замке с большой семьей. И когда пришло время выходить замуж, всех моих сестер и родственниц расхватали. А надо мной смеялась вся деревня, – Ним не уточнила, что не звали её замуж за пристрастие гулять по кладбищам под луной. – Потому что я была худой. Сейчас приоритеты несколько изменились. Но… – заметив скептический взгляд Леры, она подняла ладони вверх. – Ладно, ты слышала это миллионы раз.

– Ним, это очень трогательно, но, если вдруг ты не заметила: я не могу ходить. Дело не только в лишнем весе, который скоро уйдёт. Я останусь безобразным мешком с костями, привязанным к этому дурацкому креслу!

Гостья молча указала на отражение, затем собрала светлые волосы Леры в высокий хвост, убрав пряди с её веснушчатого лица.

– Лера, пойми наконец, тебе пора помириться с самой собой. Тебе не семнадцать лет, поздно играть в закомплексованного подростка. Ты помогла мне, поэтому я помогу тебе. Я останусь всего на день, но, поверь, к завтрашнему закату ты будешь совершенно другим человеком.

Впервые за многие десятки, даже сотни лет Ним открылась смертной, рассказала секреты, за которые любой историк или политик отдал полжизни. Девочка в ответ показывала свои рисунки, завершённые проекты, доверительно шептала о амбициозных планах на будущее, которые раньше казались ей бесплотными мечтами.

Когда Лера заснула, положив голову на колени новой знакомой, Ним тоскливо оглядела инвалидное кресло: что толку ей от такой беспомощной последовательницы? Страна, в которой девушке не повезло лишиться ног, не приспособлена для нормальной жизни даже здоровых людей. Лера месяцами не выходила из дома, ждала редкие выходные, когда отец снисходил до неё и помогал выбраться на улицу.

Ним взяла одну из последних открыток, нарисованных смертной: неплохая техника и никакого таланта. Десятки, сотни набросков и законченных работ в разных стилях – Лера умело копировала чужие работы. Слишком мало, чтобы заручиться благосклонностью богини.

– Я не из тех, кто помогает безнадёжным, – крупный острый коготь сверкнул в тревожном свете гирлянд под потолком. Кровь, глянцево-чёрная в полумраке спальни, горячей волной хлынула на простыни. – Я не ты, сестрица. – Выплюнула Ним отражению в зеркальной дверце шкафа.

Когда Леся придёт после тяжёлой смены в ресторане, то обнаружит свою единственную дочь, бедняжку, прикованную к инвалидному креслу, мёртвой. И вздохнёт с облегчением и за Леру, и за себя. А спустя три месяца после похорон повесится на кухне, полицейские обнаружат бумаги о разводе в мусорном ведре.

Ещё одна бесславная война окончена. Валькириям некого забирать в Вальгаллу.

***

– Нам нужно отказаться от группы? – Бэл похлопал себя по карманам и, не найдя зажигалки, щелкнул пальцами перед сигаретой, которую он сжимал в зубах. Въедливый запах табака пополз по комнате.

– Да ради света, бренчите и дальше на своих гитарках, только сбавьте обороты. Иначе… – наморщил нос Дит: – Хватило нам истерии вокруг “Битлов”, до сих пор не можем отойти.

– Это всё, что тебе нужно? Ты ведь сам сказал…

– Да, Пол, я сказал. А теперь говорю другое. Потому что я очень зол! – его голос сотряс комнату, бокалы на маленьком столике у бюро жалобно зазвенели. – Мне нужно будет… Скажем так, я – не самое большое зло, с которым вам придется столкнуться в дальнейшем.

– К чему ты клонишь?

– Папочка вернулся, – с фальшивым восторгом всплеснул руками старик. – Здорово, а?

– Это невозможно.

– Почему? А тогда, у этих евреев?

– Иудеев, Бэл.

– Неважно. Они же… – музыкант нахмурился и начал размахивать сигаретой, пепел так и сыпался на ковер и обивку дивана. – Тогда он действительно снова вернулся, только вот за высшее существо приняли не его, а несчастного плотника. Человечество страдает две тысячи лет из-за какой-то глупой ошибки!

– Я бы не сказал, что они прям страдают… – попытался возразить Пол.

– Я тебя умоляю! – прыснул Бэл. – Окей, я в деле, старик. Но сначала ты гарантируешь, что я и мой брат останемся живы после всего.

– После чего «всего», Бэл? Ты хоть знаешь, на что подписываешься?! – не сдержался Пол, снова вскочил на ноги, и свет в комнате заморгал.

– Если папаня действительно вернулся, то нам всем не поздоровится. Помнишь, чем закончилось в прошлый раз?

– Да, но с ним, – Пол ткнул пальцем в сторону загадочно ухмылявшегося Дита, – я работать не буду!

– Я верну тебе твою деву, если только успокоишься и выслушаешь, – закатил глаза к потолку старик. – Немного потрепанную, конечно, но тебе не привыкать, – не удержался он от колкости.

– Я б тебе горло перерезал, если б знал – как, – произнес Пол, присаживаясь на диван рядом с Бэлом.

– Не сомневаюсь. Я против вашей группы, потому что вы привлекаете слишком много внимания. И тут дело не в количестве поклонников, а в том, как вы влияете на уже имеющихся.

– Это типа комплимент? – Бэл издал победный клич и хрипло рассмеялся, засыпав пеплом еще больше ковра.

– Хуже всего повела себя Мор, и… – Он повернулся к Джарету, который неслышно просочился в двери и, подойдя, что-то начал быстро шептать ему на ухо. – Да? Ага, интересно. Вот моя девочка. Так и знал, – когда Джон покинул комнату, хитро подмигнув Бэлу, Дит еще долго молчал, размышляя над услышанным.

– Что такое? Это ведь про Мор? – Пол снова собирался встать с дивана, но брат крепко схватил его за локоть. – Дит!

– Радуйся, она сбежала и снова в деле. Вам нужно за ней, пока она не натворила бед.

– Каких бед? Она всегда была осмотрительнее всех нас.

– Это Мор-то? Надеюсь, ты не учитываешь последние столетий… тридцать? – глухой хохот Дита покатился по комнате. – На выход, мальчики. Вам нужно вернуться в Россию. Пока наша обожаемая девочка не испортила весь мой план по спасению ваших задниц.

– Как мы можем тебе верить? Ты ведь убил…

– Слушай, Пол, – мужчина подошел к нему и положил тяжелую ладонь ему на плечо. – Признайся, ты же никогда не любил ту рыжую, ну? Она всегда была против вашей… Связи. Самая проблемная из всех троих. Я просто избавился от балласта. К моему искреннему сожалению она всё равно вернётся. Так что давайте, собирайте монатки, и дуйте обратно в Петербург.

– Почему туда?

– Это последнее место, где мы виделись, – ответил Пол и кивнул после недолгого раздумья. – Если после того, как всё кончится, ты продолжишь нас преследовать… Поверь, я не стану церемониться.

– Ой, дрожу от предвкушения, – Дит расплылся в довольной улыбке Чеширского Кота. – Всё, мальчики, чао! Увидимся через три дня в Брюгге.

Огромный океан метался и стонал, кидался на острые камни, бросая свои сапфировые капли к подножию гор. Его необъемная масса волновалась и тревожилась, не давая рыбам заснуть. Что-то глубоко внутри, где-то в самом сердце у мертвенно-холодного слоя песка просыпалось, тянулось из-под толщи к пронизывающему ветру и палящему солнцу. Отец вернется, осталось совсем немного.

6.

– И как мы объясним наш внезапный отъезд? Пол, что делать с туром? – Бэл понуро следовал за другом вниз по старинной лестнице и дальше – на ночную улицу Пловдива.

– Сам как думаешь? – мрачно отозвался второй. – Я не могу оставить её одну, зная, что произошло.

– Такое случалось несколько раз, – неопределенно пожал плечами Бэл, садясь за руль. – И ничего, Мор оправилась.

– Да, а ты помнишь, какой ценой? – криво усмехнулся его друг, откидывая спинку своего сиденья назад. – В одном Дит прав: её нестабильность опасна. Возвращаемся в Софию, а там первым же рейсом в Петербург. – он закрыл глаза в надежде, что ему удастся немного восстановить силы.

– А ты же в курсе, что нам лететь с пересадкой несколько часов? – вопрос повис в холодном воздухе: Пол мгновенно провалился в сон. Бэл что-то пробормотал, покачав головой, открыл окно, прикурил и завел двигатель.

Всю дорогу до Софии он поглядывал на спавшего друга и хмурился, с трудом представляя их дальнейший план действий. Крохотную машину потряхивало на дороге, от “Sisters Of Mercy”, шумевших из расстроенных динамиков, закладывало в ушах. Но Пол спал беспробудно, впрок запасаясь энергией, которую успел растратить во время концерта.

Просто так отменить добрую половину тура группа не могла, нужно нечто из ряда вон выходящее. Уже в отеле, глядя на сонную Линду, которая отчитывала их за долгое отсутствие, Бэл, проклиная всё их божественное семейство, принял решение.

И утром «Sandman Black» объявили о неожиданной болезни своей барабанщицы, которая не позволяет продолжить их концертную деятельность. Извинения, соболезнования и все прочее. Линда возвращается в Америку, а двое мужчин в черных потрепанных кожанках уже на полпути в Петербург.

Темноволосая девушка в черном шла по Невскому проспекту, не обращая внимания на моросивший дождь и толкавшихся пешеходов. Её не тревожил гул машин, говор людей, ничто на свете. Она лишь следовала какому-то неясному инстинкту, который вел прямо и прямо. Из пронесшейся мимо машины плеснули строчки «Mother Russia rain down down down» группы «Sisters Of Mercy», и девушка на секунду остановилась. Это было послание, случайное, беглое, но весьма четкое: за ней идут.

Вот уже и набережная реки Мойки, и резкий поворот на Большую Морскую, и арка Главного Штаба, грозно нависающая над прохожими. Несмотря на откровенно отвратительную погоду и поздний час буднего вечера, Дворцовая площадь была многолюдна. Люди, кутаясь в куртки и шарфы, глазели на подсвеченные фасады Штаба и Зимнего Дворца, фотографировались и фотографировали. Самое подходящее место.

С одежды Ним, тяжелой от сырости, начали сыпаться сотни перышек и пушинок и исчезать в дождевых каплях. Постепенно темный ком начал разрастаться, захватывая себе все больше брусчатки. Люди были слишком увлечены собой и фотографированием всего вокруг, чтобы заметить подобное у себя под носом. Идеально.

Ним пробралась за двойное ограждение и, ловко перескочив две ступеньки, подошла вплотную к Александровской колонне. Прикоснувшись к холодному сырому граниту, девушка шумно втянула воздух и прикрыла глаза, её ноздри затрепетали. Несуществующий ветер растрепал волосы, которые в вечернем сумраке были похожи на водоросли под водой. Она прижалась к колонне всем телом, растворилась в воздухе, дожде и камне, взмыла над площадью и опала с каплями на брусчатку вместе с перьями, походившими на хлопья черного снега.

За ней скоро придут и отберут возможность вновь почувствовать себя такой Живой. А ей нужны все эти люди, все до единого в этом угрюмом и самонадеянном городе. Все его обожатели и ненавистники, жители и туристы, коренные и приезжие, дети и взрослые. Этим вечером Ним коснется каждого сердца, черные перья укроют город на Неве невесомым покрывалом, тончайшим и прочнейшим на свете. Она всколыхнет в каждом самые глубочайшие чувства, тайны и страхи. Пробудит город от многолетнего сна, вернёт в строй ради давно забытой битвы.

От колонны по городу прошлась волна, всколыхнувшая воду в многочисленных реках и каналах, сбила птиц и разбудила бездомных кошек. Все живое почувствовало этот призыв, это волнение. Пульсация энергии из центра города наращивала обороты. Если и были в Петербурге потусторонние существа, те, что ходили по свету задолго до его постройки, то убрались оттуда за считанные часы. Утром всё будет по-другому. Они вспомнят, как это – чувствовать.

– Ты ощутил это? – Пол не спал, начиная с первого взлета в Софии и последующей пересадки в Мюнхене. Покрасневшие глаза с залегшими под ними темными кругами выдали его с потрохами, но он старательно изображал бодрость. Хотя растерянность во взгляде не скрылась от Бэла, то, как он затравленно оглядывался и теребил лямки рюкзака.

– Что именно? – первым делом Бэл направился к автомату с кофе, не в силах терпеть, пока они доберутся до нормальной кофейни.

– Еще во время перелета в Мюнхен, где-то около полуночи. Что-то… Словно сигнал, – Пол взъерошил и без того растрепанные волосы. – Он исходил отсюда.

– Понял, – издал горестный вздох его спутник, когда попробовал обжигающий напиток, лишь отдаленно напоминавший кофе. – Опять твоя подружка безобразничает.

– Прекрати.

– Я так справляюсь со стрессом, чего и тебе советую, приятель. Так что это было? Она опять начала собирать свою армию клонов? – они вышли из здания аэропорта, и Бэл, по привычке потянувшийся к сигаретам, недовольно поморщился: ему навстречу шел тот самый охранник, которого они видели в предыдущий раз.

– Боюсь, в этот раз хуже… – Пол остановился и начал внимательно приглядываться к окружающим. – Что-то не так.

– А? – музыкант был занят поиском такси, поэтому не сразу обратил внимание на странности.

Если прибывавшие люди выглядели как обычно: раздраженные, с видимым облегчением в глазах и усталые, то со встречающими и служащими аэропорта творилось что-то неладное. Обычно сдержанные жители города в этот раз вели себя вызывающе: шумно разговаривали, не стеснялись в выражениях, кто пританцовывал, кто подпевал музыке из собственных наушников.

– Люди радуются, что долетели живыми, – пожав плечами, Бэл уселся на заднее сиденье подъехавшего такси. – Садись.

Помешкав, он сел в машину, но продолжал смотреть по сторонам, с каждой минутой хмурясь все больше. Смутное подозрение вперемешку с паникой зародились в центре груди. Она снова это сделала. Помнится, Мор была в Петербурге и в январе 1905 года, и почти за сто лет до этого, в конце 1825 года.

– Эй, не делай поспешных выводов, может, у них сезонное помешательство. Я б тоже сошел с ума, если бы пришлось жить в таком климате.

– В том же Лондоне не лучше, – отмахнулся Пол, боль начала пульсировать в висках, мешая трезво размышлять. – Это всё она, я уверен.

– Что именно? – Бэл откинулся на сиденье и широко зевнул. – Давай найдем её и выясним.

– Нужно быть готов… – внезапно перед ними со встречной полосы вылетела машина, чуть в них не врезалась, протаранила внедорожник, ехавший по правому ряду, и врезалась в ограждение. Поднялся хаос, послышался визг покрышек и многочисленные звуки ударов по металлу. Их такси, чудом уцелев, помчалось дальше, и лишь на ближайшем перекрестке водитель позволил себе выдохнуть и наконец отпустить руль. Такой выдержке позавидовали даже пассажиры: они переглянулись и принялись дружно подбадривать мужчину, чтобы хоть как-то привести того в чувство.

Подобное повторялось на всем пути, к центру города движение на дорогах стало просто невыносимым. Кое-как объяснив музыкантам на ломаном английском, таксист заехал в один из дворов в районе Сенной площади и выбрался из машины на негнущихся ногах. Им ничего не оставалось, как последовать его совету, Бэл перед уходом перекинулся с ним несколькими словами.

– И… Что теперь? – Пол, мрачнее самой черной тучи, вышел из переулка на Садовую улицу, и на него тут же обрушился шквал городских звуков. Помотав головой по сторонам, наугад выбрал направление и двинулся вперед, даже не глядя на друга.

– Эй, что за дела? – Бэл нагнал его и, схватив за рукав, заставил остановиться и повернуться: – Это она на тебя так действует, да? Она снова сделала это, во имя света! – он громко, от души, выругался на языке, недоступном для людского понимания.

– Не говори о том, чего не понимаешь! – прошипел другой в ответ и отдернул руку. – Я сам справлюсь, можешь валить ко всем чертям! Я сыт по горло тем, что приходится вечно с тобой таскаться! Мне нужна свобода! – он все больше распалялся и перешел на крик. – Мне нужен воздух! – неожиданно прохрипел Пол и припал на одно колено.

– Эй, приятель! – Бэл помог ему подняться. – О чем я и говорю. Давай, найдем твою подружку и поскорее отсюда уберемся, – они направились к центру города, чуя, что именно оттуда и исходит это Нечто.

Люди кругом сходили с ума: если человек был ближе к свету, то он погружался с головой в творчество, забывал есть, пить, спать, только творил, не щадя сил. Если в душе его перевесил мрак, то тогда несчастное создание бесчинствовало и уничтожало, просто потому, что могло. Обычно Мор действовала куда деликатнее, подталкивая смертных к искусствам, взамен… Впрочем, каждый раз условия сделки были разными. Люди ведь такие индивидуальности.

Пол с трудом шел вперед, чувствуя, как внутренности сжимаются и растягиваются, кровь густеет и кристаллизуется. Он не мог вынести столько боли, столько откровений, столько тьмы, что сгущалась вокруг. Это противоречило самой его сути, и если Бэл еще как-то справлялся, то он был готов сдаться и поддаться влиянию.

– Как мы найдем её?

– Просто, – с трудом выдохнул Пол и сплюнул на асфальт кровь. – Если я не смогу идти, значит, она рядом.

– Обнадеживает. Сэр, я в восторге от вашего оптимизма! – продолжал балагурить Бэл, нервно покусывая фильтр сигареты. – Слушай, ну вот дальше что? Найдем мы её, всю в перьях, черную, как те готы, которых в Новом Орлеане на концерте. И? Поцелуй вечной любви, или как вы это называете?

– Бэл! – превозмогая боль, его друг коротко рассмеялся и отвел взгляд. Он все еще опирался на плечо товарища, но шёл бодрее. – Может, и так. Не знаю. Импровизирую каждый раз, с ней невозможно ничего распланировать.

– А ты пробовал? – скептически отозвался Бэл, еле увернувшись от сумасшедшего скейтера, который пронесся на красный свет.

– Обижаешь. Конечно! Правда, я тогда случайно поднял Первый Крестовый поход.

– Моя школа! – Бэл одобряюще потрепал его по плечу. – Скажи, ты же с ней сч…

– Не-не-не, мы не будем говорить по душам, вот уж точно не сейчас!

– Прости, приятель.

Они шли вдоль красивой ограды, за которой скрывался ухоженный двор и старинный особняк, использованный под корпус университета. Что творилось внутри, оставалось догадываться по крикам, звукам ломаемой мебели и хаотичному топоту. По мере продвижения мужчин к Невскому, безумие людей возрастало. К собственному разочарованию, Пол был вынужден отметить, что слишком много смертных подпали под влияние тьмы, отсюда эти преступления, аварии и вандализм. Было много и тех, кто почувствовал вдохновение полной силой, но и в их полном отречении от реальной жизни в пользу искусства не было ничего хорошего.