скачать книгу бесплатно
, оказалась запертой в городе.
Повзрослевший на войне Карл XII предвкушал викторию, хотя и понимал, что вряд ли она превзойдет по значимости Нарвскую битву. Тогдашняя победа оставила Россию в Северной войне без союзников, Дания и Речь Посполитая отказались от притязаний на Балтию. «Русские будут пытаться прорвать кольцу и уйти к Бресту, – Карл XII ткнул тростью в карту, – нам придется гнаться за ними вплоть до Киева, и тогда на чужой земле будем воевать уже мы».
Городские ворота приоткрылись, выпустив горстку лазутчиков, захлестывавших коней. Те, поднимая снежную пыль, понесли своих седоков. Вдогонку грянули залпы. Одно ядро угодило в самую гущу, калеча людей и лошадей. Из месива выскочил один всадник и устремился прочь, но и его коня догнал меткий выстрел. Рекрут вывалился из седла и покатился с крутого обрыва вниз. Упав, он зажмурился, приготовившись катиться дальше. Но вместо этого ударился спиной о камень, который не дал ему сорваться в овраг. Боль в позвоночнике, вспыхнув, погасла. Драгун почувствовал на себе чей-то отрешённый взгляд…
2
Речь Посполитая,
между Белостоком и Гродно,
Супрасльский монастырь,
в год 1706 месяца февраля в 7-й день,
вечеря
Рекрут открыл глаза: перед ним сидел дряхлый монах. Его серая домашняя ряса была усыпана белесой пылью. В скрюченных пальцах он держал резную пластину. Старец разглядывал её сквозь круглое стеклышко, которое само по себе держалось в его левом глазу. Рядом, прислонённый к окну, стоял посох.
– Пить! – прохрипел рекрут, отвыкший от звука собственного голоса. Монах поднял голову. Стеклышко, выскользнув из-под лохматой брови, повисло на веревочке, которая была на шее вместе с крестом.
– Вот и очнулся, – старец поднес к его губам ковш. – Как тебя звать?
– Никитой, – рекрут попробовал приподняться, опершись на локти. Он чувствовал, как напряженно бьётся на шее жилка, как торопливо стучит в груди сердце, но нисколько не чувствовал своих ног. Вода текла ручейком за ворот.
– Где мой полк? Наша армия прорвала осаду?
– Да, и отступила к Киеву. Шведы последовали за ней.
– А как же я?
– Быть может, тебя Бог сберёг для большего.
– Сделав меня калекой!?
– Возможно, иначе ты бы, сын мой, не оказался там, где оказался…
3
Речь Посполитая,
между Белостоком и Гродно,
Супрасльский монастырь,
в год 1706 месяца марта в 19-й день,
перед утреней
Никита проснулся от топота. Десятки пар ног попирали каменный пол, спускаясь по ступенькам. С пятки на носок, с носка на пятку.. Монахи спешили на утреню, привычно переставляя ноги. Люди ходят, как дышат, – не задумываясь над тем, как они это делают. Ведь это так естественно и просто.
Никита попытался укрыться с головой. С одеяла соскользнула книга. Из сочинения Симеона Солунского выпала закладка, с умыслом вложенная отцом Василием: «У монаха.. свободна.. только голова, устремленная к Богу..» («А моя голова разбухла от мыслей о моих непослушных ногах. Возможно, потому что я не монах? Но и голова старца Василия тоже не свободна. Она сокрушается о его немощных руках, из-за которых он не может починить посох..»)
4
Речь Посполитая, между Белостоком и Гродно,
Супрасльский монастырь,
в год 1706 месяца апреля в 26-й день,
после утрени
Монахи подхватили больного под мышки и за ноги, посадили на широкий стул с подлокотниками и скамеечкой для непослушных ног. Никита заёрзал – сооружение, скрипнув, медленно тронулось с места.
– Да за тобой теперь не угнаться, – старец Василий закашлялся смехом. – Ты не против небольшой прогулки?
Никита только успевал крутить головой: закрытые двери, распятия на белых стенах… Сзади одышливо пыхтел отец Василий.
– Брат Вацлав, я ведь говорил о прогулке, а не о пробежке, – укорил он.
– Я хочу увидеть церковь, – отрывисто потребовал Никита.
Старец посмотрел на желваки на его скулах и осторожно заметил:
– Я думал начать с печатного двора. Его у нас называют типографией.
– Нет! Это потом.
– Хорошо, так даже лучше. Я тоже с отрицания начинал, – и, не оглядываясь, направился к каменному собору.
Свечи уже потушили, и Благовещенский собор погрузился в полумрак, скрадывая странное сочетание пышной причудливости с отрешённой простотой.
– Этот иконостас работы гданьского мастера Андрея Модзелевского.. А вот список чудотворной иконы Божией Материи Смоленской, её ещё называют Супрасльской. Она тут два столетия. В новосозданный храм её привез митрополит Иосиф. А фрески спустя полвека писали под началом Нектария, сербского иконописца. Бог един, но свою любовь к Нему мы выражаем по-разному.
– Нет! Если бы было так, то моего отца не били бы батогами за то, что в его стрелецком полку толковали, как бы восстановить старую веру. Ему ещё повезло, иных – на плаху или в горящий сруб.
– Значит, не зря я прибег к тайнописи, – задумчиво сказал старец. – Никона осудили, а книжная справа его ещё не раз для расправы послужит.
– Ты о чём? – не понял Никита.
– Нас ждут в типографии, – уклонился от прямого ответа отец Василий.
Под сводами палаты стояли деревянные столбы с перекладиной. Сквозь неё проходил винт, на нём была укреплена доска.
– Это пиан, – указал на неё монах у станка. – А это кука. – Выпачканный краской палец нацелился на рукоятку. – Она заставляет пиан опускаться.
– И что тогда? – Никита окинул взглядом длинные столы с ящичками и задрал голову вверх – там на веревках сохли как простыни книжные страницы.
Отец Василий кивнул – печатник наколол чистый лист на иголки:
– Эта доска, которая крутится, куда хочешь, называется тимпан. Чтобы было всё аккуратно, бумагу закрывают фрашкетом.
Он прикрепил рамку и взялся за шнур, намотанный на рукоять вала.
– Здесь именно то, что я просил? Но старец остановил его вопросом: Печатник кивнул. Никита, вытянув шею, наблюдал, как ковчег на подвижном столе, повинуясь шнуру, занял место под бумагой.
– Там то, с чего будет оттиск, – волнуясь, пояснил старец. – На ней абур. Это азбука Стефана Пермского, тебе предстоит о ней узнать. Если захочешь.
Белый лист мягко ударился об отливавший черной краской ковчег…
.
К с. 87—89.
5
Речь Посполитая,
между Белостоком и Гродно,
Супрасльский монастырь,
в год 1706 месяца сентября в 13-й день,
утреня
Бывший рекрут, наклонившись, крутанул колеса – стул со скрипом повёз его вдоль длинного стола. Никита смотрел на лежавшие там резные пластины и чувствовал, как в груди разрастается смятение: ему было не ведомо, в какой последовательности костяные накладки должны быть на посохе. Он стоял тут же, прислоненный к лежаку, на котором лежал отец Василий. Старец умер во сне, но вид имел такой, будто знал, что уснёт навеки: веки сомкнуты, морщины разглажены, руки сложены на груди.
Никита потянулся к посоху – стул опасно накренился, но выровнялся, как только выпрямился хозяин. Лицо его осветилось улыбкой, неуместной из-за смерти учителя, но объяснимой с точки зрения одержанной победы – в руке бывший рекрут зажал посох!
Никита смотрел на надпись, а видел живого отца Василия: узловатые пальцы лежат на рукояти, сам он, покашливая, посмеивается:
– К кому бы ни попал посох, все будут читать начало не иначе как се есть деяние епископа Стефана Пермского. Это покажется очевидным даже для гонителей старой веры. Присмотрись, Никитушка, что здесь не так?
– Ну… Буква N у тебя неверная.
– Так ведь издревле H означала иже, а N – наш. С течением времени первая буква исчезла, а вторая поменяла свое начертание. Тот, который вырезал на посохе до меня, чудак большой был: N писал по-старому, а Т по-новому, как III.
– Но это в кириллице, а в греческом ведь тоже есть N?
– Да, – морщины на лице старца разбежались улыбкой, – именно это помогло мне скрыть имя Никона. И «старит» надпись, и указывает ключ.
– Сееть.. То есть сеять? Ты нарочно так написал?
Ответом была лукавая улыбка. Никита снова вернулся к посоху.
– Деяне.. То есть деяние? Сеять деяние Епископа Стефана Пермского.. отымает.. Я правильно понял – отнимает, препятствует.. Выи?. Шеи?
– Когда не можешь разуметь слово, нужно читать по буквам…
– В… еры… – перечислил первые две буквы и словно споткнулся, посмотрел на отца Василия: – Неужто, отче, веры? Так просто…
– Для тех, кто разумеет по-русски, – улыбнулся старец, забавляясь. – Сейчас узнаем, насколько ты преуспел в греческом.
– Еон, – Никита пожал плечами. – Это ж что же такое может быть?. Отец Василий терпеливо улыбался, положив руки на рукоять посоха. Никита развёл руками. Тогда старец обмакнул перо и вывел по-гречески: ????
.
– Господи, ну конечно же! ??????, ?????.. Веки вечные.. Еон!. Вера века!?
– О.. отец? Па.. патриарх.. Отец патриарх Никон? А что же предыдущая буква I перед ео?
– А ты разве не помнишь, в написании каких слов употребляется, к примеру, та же буква i вопреки всем нашим правилам?
Никита сидел, опустив голову, думал. Старец с нежностью наблюдал за своим учеником, но как только тот поднял глаза, снова посуровел.
– Супротив правил? Так в греческих! І??о??????! Значит, иерусалимский отец патриарх Никон?! Не наш, не московский и не всея Руси, а иерусалимский?
Повернув посох и пропустив первую треть, глаз нашёл уже знакомое буквосочетание икоN. опа. Да и дальше все было предельно ясно: и.. явися.. явился? Емоу.. ему? Бесъ.. в.. ризах.. и.. ре.. рек? Ему..
– Отче, но я не могу прочесть начало..
– Сын мой, если не обозначены титлы, это не значит, что их нет, не так ли? Никита окунулся в поиски пропущенных букв. Опьст.. По наитию нашел окончание – еся.. опасайтеся? Так, теперь надо вернуться и разделить оставшиеся буквы на предполагаемые слова: бо.. ибо, потому что? и.. ва.. оп.. му..
– Отче, тут подмена букв? Я не нахожу подсказку..
– Ты уверен, что в каждой букве должен быть сокрыт смысл?
До сих пор Никита считал самым страшным в своей жизни тот день, когда понял, что никогда не будет ходить. Оказалось, нет. Самый страшный день наступил сегодня: учитель оставил его. И теперь ему одному предстояла завершить предпринятое старцем – вернуть после починки костяные накладки на посох. Взамен утраченных отец Василий вырезал свои.
Восседающий на троне патриарх (тщательно вырезанный узор на мантии прямо указывал на это) на фоне островерхих башен, напоминающие те, что поставлены по четырем углам Софии после того, как турки-османы превратили её в мечеть. Пала Византия, падёт и власть никонианства. Но еще красноречивее была надпись про I. ИКОNОПА..БЕСЪ.
Пришли монахи снарядить усопшего. Налегая на скрипучие колёса, Никита покатил к Супрасльскому образу. «Бог един, – вспомнил он, – но свою любовь к Нему мы выражаем по-разному..»
Думать мешал странный, шаркающий звук за спиной. Никита с трудом развернулся, очертив полукруг. На шатких лесах стояли два маляра. Со стены на них смотрели святые в венцах («праведницы в руце Божией»). В руках у маляров были длинные, лохматые кисти. Они их макали в вёдра с извёсткой и размашисто шлёпали по росписям. Белые разводы метелью ложились на лица. Капли срывались со стены и звучно плюхались на пол. Ещё взмах – и под белой известью исчезли ангелы, сзывающие трубами сонмы праведников..
– Не смейте! Эти фрески века уже тут, а вы..
– Не ори! Чай, не сами вздумали.
– Это я им приказал, а мне – митрополит, – подошедший на крики наместник говорил тихо и вкрадчиво: – Бывший король Речи Посполитой герцог Саксонский Август II разорвал отношения с Россией и отказался от польской короны в пользу Станислава Лещинского, ставленника Карла XII. Бог един и Он всем воздаст.
Наместник сверху вниз взглянул на сидевшего Никиту, ожидая, что тот скажет. Но тот уже катил к выходу. Побелевшие пальцы срывались с ободов колёс.
Часть пятая.
Олан-вылан, Перм!
