скачать книгу бесплатно
Река витиеватой дорогой вела ушкуи вглубь пармы. Сгустившееся в непроглядных дебрях безмолвие с прожорливостью большеротой рыбы проглатывало и всплеск волны, и краткий возглас, и внезапный удар о борт вынырнувшего из воды сухорукого чёрного дерева.
– Что за река? – Кирилл проводил взглядом цеплявшуюся за корму ветвь.
– Знамо дело – Вычегда! Кому ж тут ещё быть…
Кирилл, уставившись на воду отсутствующим взглядом, начал перебирать в памяти путеводительство Епифания. «Одна река, ей имя Вымь, обходя всю землю Пермскую, впадает в Вычегду. Другая река, именем Вычегда, исходя из земли Пермской и шествуя к северной стороне, своим устьем впадает в Двину ниже города Устюга на четырнадцать поприщ. Третья же река, нарицаемая Вятка, течёт в другую сторону Перми и впадает в Каму. Четвёртая же река и есть Кама, обходящая и проходящая сквозь всю землю Пермскую, по ней многие народы и племена живут; река эта, устремляясь прямо к югу, своим устьем впадает в Волгу поблизости от города, называемого Болгар. Незнаемо как, но из одной стороны вытекают две реки, Вычегда и Кама, воды одной текут к северу, а другой к югу. Для всякого, желающего отправиться в Пермскую землю, удобен путь от города Устюга рекой Вычегдой вверх, пока она не войдет в самую Пермь…»
– Мы плывем на север? – решил проверить точность сведений.
– Да не на юг же, встречь солнцу.
На переднем ушкуе убрали парус, приглядываясь к высокому лесистому берегу: подмытый рекой холм ощетинился хитросплетеньем корней.
– Здесь нам не пристать, – покачал головой один.
– Так ведь и дальше не лучше, – откликнулся другой.
В подтверждение их слов ушкуй со скрипом вполз на мель и замер.
– Что там у вас? – окликнули с соседнего ушкуя.
«У вас!.. У вас!.. У вас!..» – подхватило эхо, притаившееся в верхушках елей.
– Сели на мель!
«Ель!.. Ель!.. Ель!..» – уточнило причину эхо и затихло, укрывшись мохнатой зелёной лапой.
– Вот здесь ничего себе, твёрдое, – поругиваясь, свесились за борт, промеряя вёслами дно и, скидывая рубахи и порты, по одному полезли за борт.
– Не толпитесь, черти! Ушкуй потопите!
– И то лучше, чем с мели его стаскивать! Аа-а! Зарраза-а! – пустомеля получил тычок в спину.
Взбаламученная голыми телами река приняла их с прохладцей.
– Ничего себе лето! Как лёд вода!
«Да!.. Да!.. Да!..» – подтвердило, посмеиваясь, эхо.
Кирилл, помедлив, снял пояс и уж наклонился, чтобы стащить с себя рясу, но его остановил Иван Кочерин:
– Погоди, отче! Это их работа! Они за тебя утреню служить не станут!
Ушкуй, вволю поупорствовав, медленно поддался и уже через мгновение как ни в чем не бывало закачался на речной глади.
– Бечёвку давай! – закричали из воды.
«Ай!.. Ай!.. Ай!..» – завопило эхо, проскакав по верхушкам елей.
Свесившись за борт, Иван с Кириллом принялись помогать ушкуйникам взбираться на судно. Вскоре палуба наполнилась посиневшими от холода людьми. Приплясывая на ходу, каждый пытался как можно скорее натянуть на себя одежду.
– Куда цапаешь?! Это моя рубашка!
– Да на уж, на! А порты мои кто взял?!
Власий озадаченно поскрёб в затылке:
– А ведь неспроста они сели на мель! Хошь не хошь, а к берегу пристать надобно.. Суши весла!
Первый ушкуй, лавируя среди препон, известных одному Власию, уверенно подкрадывался к берегу, в песчаном чреве которого змеиным клубком сплелись корни деревьев. Судёнышко рыскало вокруг, пока якорь не упрочился на дне.
– А мы? Нам куда деваться? – закричали со второго ушкуя.
– К нашей корме чальтесь!
Кирилл полез через борт следом за другими на соседний ушкуй, а оттуда уже по хлипким сходням – на землю. Власий шёл, не оглядываясь. Почти вровень с ним шагала Анка, ловко перехватывая у него из руки ветви. Ушкуйники, топоча, ломанулись следом.
– Куда все?
Иван сконфуженно махнул рукой и пропал в дебрях. Лохматая ель, за которой скрылся Кочерин, сокрушенно покачав лапами, замерла. И в этот самый миг Кирилл почувствовал на себе взгляд..
Разбуженный криками, Пашутка подхватился с мехового ложа, каким служила ему вытертая малица
. Увидел ушкуй – обмяк, словно некто невидимый схватил его всесильной рукой и зашвырнул в реку времени, бурно бегущую вспять.
2
Воспоминания
пошлого купца Павла Васильевича Дуркуя
о событиях 6893 года
Раздался треск, рухнула мачта, хлынули ливнем стрелы… Выросший на Волхове, я умел отменно плавать, поэтому как только на ушкуйников напали, то тут же решил щучонком юркнуть в воду, но поскользнулся и едва не упал на растянувшегося на палубе отца Иоанна. Батюшка лежал, в ужасе прикрыв руками голову, а на него капала кровь.
И вот тут я увидел Бориску, навалившегося на вывернутое из уключины весло. Он был ранен, но жив.
В голове набатом ударили слова молодого ушкуйника, высказанные им в запале час назад: «Батя сказывал, что ему его дед говорил, будто Золотая баба где-то тут неподалеку, за Железными Вратами Вычегды. Он там, где был, затесы на деревьях оставил с метками особыми». Отец от деда узнал и сыну передал! Я подхватил под мышки обмякшего Бориску и перевалил за борт. Ежели что, скажу – спасал…
3
Московское великое княжество,
р. Клязьма, Троицкий монастырь,
в год 6918 месяца страдника в 20-й день,
первый час
Предавший раз, предаст и во второй? Любовь не хоронят. Тягостность неведения
Епифаний, усадив нежданных гостей, примостился на узкой лавке напротив, как грузный ворон на ветке. Едва сел – Зосима вскочил, скуфейку в кулаке смял и зачастил покаянной речью, которую уже едва не выучил наизусть: мол, умом худ, душой слаб, потому оказался втянут в охоту на Епифания…
Книжник слушал, не перебивая, и чувствовал то же, что и сам Зосима, – говорит, как по заученному. Андроник смотрел на происходящее отрешённым взглядом. В считанных десятках верст лежала Москва, где покоилась его Любушка. Похоронив любимую, он не похоронил любовь к ней. И спустя четверть века она по-прежнему жива в нем.
Зосима умолк…
– Что скажешь, отец Епифаний? – нарушил тишину Андроник.
Тот, задумчиво положив ладонь на стопку лежавших рядом с книг, похлопывал по ним…
– А зачем ты всё-таки в Ростов обратно пришёл? Хотел раскаяться? Ну так и каялся бы где-нибудь в отшельничестве…
Когда меня из погреба Сатана вытащил, я в ту же ночь от него и сбежал… Мне, батюшка, ты снился. Глаза закрою, ты тут же являешься, смотришь на меня печально и повторяешь: «Нет, это не Зосима меня убить хотел. Он бы не смог…» Я вот так почти до рассвета промаялся и сберёг…
– Мгм, – промычал Епифаний, – я ещё и во всем виноват оказался. – Если ты сразу в бега пустился, то что-то долго до затвора добирался…
– Так я ведь в Ростов не сразу пошёл, – Зосима, шмыгнув носом, утёрся рукавом, – я поначалу, как ты сказывал сейчас, в пустыньке заброшенной поселился, на другой стороне Неро-озера в глухомани нашёл. Стал там жить. Не смог! Извёлся я воспоминаниями про то, как ты на дороге стоишь, а я топором машу, как Сатана, из Оршина монастыря вернувшись, свой топор об снег чистит, как дым из книгохранилища в затворе валит, как епископ Григорий грех мой по неведению отпускает… Не смог я в одиночку, вот и пришёл… Прогоните?
4
Московское великое княжество,
в устье Вычегды,
в год 6918 месяца страдника в 20-й день,
после утрени
Три вершины одной сосны. Неприкасаемые
Широкая переносица переходила в грубо вырубленный нос. Насупленные брови скрывали суровый взгляд. Ушкуйники остановились. Деревянный идол и два его собрата преграждали подступы к старой сосне, которая как иссохшая трёхпалая рука подпирала своими вершинами грозовое небо. Под ним кровлей нависли лохматые ветви. А внизу, насколько хватало глаза, сосна ощетинилась косо обрубленными сучьями. У подножья лежало отёсанное древо. На нём среди истлевших шкур и крохотных серебряных слитков, похожих на иссохшие шляпки грибов, возвышался топор, едва ли не по обух ушедший в бревно.
– Ты глянь! Настоящий щучий
, всегда хотел иметь такой, – Иван хлопнул ладонью по длиннющей берёзовой рукоятке.
– Не касайся! – срывающимся голосом прохрипел Власий.
– Ты чего орёшь как кошка на пожаре? – Кочерин отдёрнул руку.
– А то, – насупился Власий, – не знаешь разве, что тому, кто дотронется до кумира или возьмёт что-либо из жертвенного, добычи не видать?
– Господи боже мой, да я взамен положу что-нибудь другое..
– Еще раз коснёшься, далее иди без меня!
Иван, не отвечая, сплюнул сквозь зубы. Ушкуйники, наступая друг другу на пятки, привычно понесли немудрёные подношения: кожаные браслеты, медные перстеньки, каменные бусы, литые фигурки бородатого Велеса, амулеты-змеевики, двусторонние иконки.. Предстояло задобрить местных духов, чтобы поняли: добыча мехов, серебра и злата – это промысел пришедших, но из-за пустого озорства никто из них кумирниц не коснётся.
Кирилл стёр со лба испарину – пара глаз, следившая за ним из ельника, пропала также внезапно, как и появилась. («Надо быть поближе к людям…») Ломанулся в чащу и прямо тут же наткнулся на багрового от возмущения Кочерина.
– Иван, ты чего это? Вот-вот закипишь, остынь..
– А-а! – безнадежно махнул рукой купец. – Ты мне лучше скажи – Стефан кумирницы крушил, идолов жёг, так? И ему за это ничего не было, так?!
Кирилл открыл рот, но за него ответил Власий, нагнавший Кочерина:
– А у тебя вера такой же силы, как у него?! Нет, ты мне скажи! Такая? Хоть в полынью, хоть на костёр, да? Да и вообще, где он теперь?!
Кочерин, не отвечая, шёл вперёд. Острог снова нагнал его и преградил путь:
– Я так скажу: у тебя купеческие обычаи есть? Деньги из рук в руки не передавать, первую заработанную гривну с почётом хранить… Есть?! – и, не дожидаясь ответа, окликнул немца: – Отто, ты морские обычаи знаешь? Что моряку хорошо, а что плохо, что можно, а что нельзя?
Не зная как сказать это по-русски, немец заложил пальцы в рот и бесшумно изобразил свист, а потом замахал руками себе в лицо.
– Точно, – поддакнул кто-то из ватаги, – свистеть – дурная примета, бурю накликать можно.
– Sehr schlecht… – истина требовала полного перечня, но о себе тоже помнить нужно, поэтому он счёл возможным продолжить по-немецки, – eine Frau und ein himmlisch Lotse[4 - И очень плохо… женщина и небесный лоцман, т.е. священник (нем.).].
Отто глупо улыбнулся, глядя на озадаченные лица ушкуйников, и как ни в чём не бывало продолжил уже по-русски:
– Также плохо начинать плаванье.. am Freitag.. в пятницу.
– Мы в среду вышли!
– Vortrefflich! И очень хорошо zum Opfer bringen[5 - Превосходно! [И очень хорошо] приносить жертву (нем.).], – Отто прижал руки к груди, а потом, что-то от себя отрывая, простёр длани в направлении святилища.
– Вот! – поднял палец вверх Власий. – У них тоже без приношений не обходится. Только что он там бормотал: фрау, лостэ… Кто-нибудь понял?
Кочерин, не первый год имевший дела с немецким торговым домом, только вздохнул…
5
Московское великое княжество,
в устье Вычегды,
в год 6918 месяца страдника в 20-й день,
после утрени
Полуправда или полуложь? Мена на капище
Пашутка отпустил колючую лапу, и она хлестнула его по глазам. Проморгавшись, он продолжил наблюдение за капищем. Сам он побывал там ещё вчера, повинуясь многолетней привычке проверять кумирницы. У него для этого была свои извороты, благодаря которым он отводил от себя гнев духов. Он вёл себя с ними, как с людьми: полуправдой прикрывал ложь. Вот и вчера, приблизившись к идолу, торжественно вытянул вперёд руки, словно девица с караваем. Только вместо ковриги Пашутка преподнёс духам заплесневелую корочку. «Совсем изголодался, ни крошки не осталось», – плаксиво запричитал он, оправдывая свое подношение. (Пашутка не лгал. Он действительно приправлял еду просфорками, прихваченными ещё при бегстве из Григорьевского затвора, запас уже подходил к концу.)
Перешерстив взглядом жертвенник, он в показушном отчаянии втиснул корочку между двух невзрачных зеленовато-коричневых камушков. Догадку подтвердили кончики пальцев, отозвавшиеся лихорадочной дрожью.
– Совсем из головы выскочило! У меня ведь есть подношение побогаче! – Он достал из-за пазухи одну из последних просфорок и притворно спохватился: – Да что ж я?! Сейчас уберу эту плесень.
