скачать книгу бесплатно
Зарево над кельей.Чёрные фигуры на белом поле
Ладья скользила по белой реке до тех пор, пока её нос не взлетел на гребень. Зачерпнула кормой и, накренившись, она стала вертикально уходить под воду. Та хлынула в ладью и оказалась не водой, а снегом, который большими, холодными хлопьями слепил глаза, холодил щеки и шею. Епифаний силился поднять веки, но не мог. Белая река вновь подхватила его и стремительно понесла по своим снежным волнам…
Кирилл оглянулся: раненый снова сполз с кожуха, приспособленного вместо волокуши. Сбросил с себя тулуп и взвалил Епифания на плечи. Два кожуха остались лежать на снегу, как не успевшие уйти от погони звери…
Не прошло и двух часов, как трудник вышел на поиски Епифания, а протоптанную им же самим тропу уже замело, но не успел подумать, что дом уже рядом, как вдруг закашлялся от горечи.
Заснеженные ели расступились, и трудник застыл на месте: пустынька догорала. Хлопья гари оседали на подтаявший снег, оранжевое зарево лениво угасало в вечерней синеве.
Присмотрелся – в сгустившихся сумерках смутно угадывались удаляющиеся всадники.
Кирилл уже хотел их окликнуть, но что-то его словно толкнуло в грудь, и он, отступая, втащил Епифания в сомкнувшийся за ними ельник. («Думай, Кирюша, думай… Нести Епифания в монастырь? А если не хватит сил? Остаться на пепелище? А если раненый окоченеет от холода? И почему он оказался в лесу с проломленной головой? Разве падают сами собой срубленные деревья? Почему сгорела келья? Почему всё случилось в одночасье? И что я, непутёвый, посреди всего этого делаю, Господи?!»)
8
Великое княжество Тверское,
р. Орша, лесной тракт, в 50 саженях от обители,
в год 6917 месяца студеня в 7-й день,
шестой час
Охота за скарбом.Горчайший из источников
Сатана хмуро наблюдал, как покачиваются за сёдлами лантухи с книгами, как ёрзает Зосима, пытаясь быть полезным. Всё шло наперекосяк!
– Др-р-ровосек! – Сатана смерил суровым взглядом Зосиму.
Поручение, которое брат Анджей получил от епископа Леонарда в Вильне, было расплывчатым: «Идущих на смерть переживают их вещи. Разве не осталось после Стефана грамот, карт, какого-нибудь духовного завещания? Разве не доверил он все это своему духовному брату Епифанию?»
Витиеватость епископа Леонарда раздражала. Привыкший к тому, что ему, как на ладони, были открыты тайны и литовцев, и москвитян, и новгородцев, и ордынцев, и тевтонских рыцарей, Анджей-Андрей катался, как сыр в масле, от одного секретного поручения к другому. Но он всегда понимал скрытые пружины, заставлявшие к нему обращаться его многочисленных хозяев, разницы между которыми не делал, только бы платили, да был бы азарт, без которого жизнь, как снедь без соли…
И на сей раз выданные казначеем епископа золотые яснее всего намекали на то, что задание следует исполнить. Но если всё же Его преосвященство прав и покойников переживают их вещи, то, пожалуй, чёрная книга, спрятанная им у пожарища, послужит подсказкой. («Только, Ваше Преосвященство, я сначала сам на неё взгляну, а потом уж решу, передать секрет вам или найти покупателя побогаче да пощедрее…»)
9
Великое княжество Тверское,
р. Орша, лесная пустынь,
в год 6917 месяца декабря в 7-й день,
вечерня
Живые помогают мёртвым.В поисках огня.
Опустив голову, трудник сидел, уронив руки на колени. Впереди – головешки на пожарище, позади – лесная чаща, справа – река подо льдом, слева… Кирилл вскочил на ноги. Да как же он забыл! Слева – пустынька Окула. Подхватив Епифания под мышки, потащил по снегу..
У землянки крыша плоская, на трёх поперечных слегах, и без того с землей срослась, а сейчас ещё и под снежным покровом спряталась. Еле нашёл, налёг на просевшую дверцу плечом и втащил внутрь Епифания.
Похлопал себя по бокам – огонь развести нечем. Как слепец, принялся обшаривать всё, что попадалось на расстоянии вытянутой руки. По углам и вдоль стен землянки – столбы с развилками. Три стены землянки сплетены из хвороста, четвертая – из вбитых в землю жердей, под ногами – глинобитный пол. Наткнулся на оконце с плетёной задвижкой. («Вытяжка! Значит, в углу и печка-каменка…») Пальцы не слушались, засунул себе под подмышки – дыхание перехватило. («Если я так продрог, то каково Епифанию?») Приказал себе начать всё с начала – от двери…
Под притолокой нащупал кожаный мешочек. Развязал зубами – там кремень, кресало и трут. Перекрестился благодарно – и к печке. В очаге на застарелых угольях растопка лежит. «Помирать собираешься, а хлеб сей», – вспомнил любимую поговорку Окула. Вот так мёртвые помогают живым.
Искра пробежала по камышовому труту. Зачатки огня переметнулись на бересту: та, корчась, зашипела. Метнулся наружу за хворостом. Осторожно подкормил огонь. Пламя высветило глиняную утварь, грубо оструганный стол, широкую лавку, лежанку с истлевшими шкурами, и хитрую «подземельку», под которой должен проходить дым и тёплый воздух. Ещё сам толком не понимая почему, Кирилл ей обрадовался больше всего: длинная канавка, вырытая в земной толще, соединяясь с дымоходом, выходила наружу далеко от жилища, не давая по дыму отыскать уединенное пристанище.
Устроил на лежанке Епифания, подложив под голову свою шапку. Пальцы тут же наткнулись на что-то тёплое и липкое. «Кровь!» – понял Кирилл. Разорвал свою рубаху на полосы, оттаял снег, промыл рану, приложил к затылку паутину, которой в избытке было по углам, плотно завязал. Епифаний в ответ тихо застонал. Кирилл с облегчением перекрестился: «Жив!».
10
Великое княжество Тверское,
р. Орша, Вознесенский Оршин монастырь,
в год 6917 месяца студеня в 8-й день,
утреня
Рассеянная молитва. Зря никого не ищут
Монахи вторили друг другу. Их голоса, сплетаясь, уносились ввысь и таяли под церковными сводами. Антоний мыслями был далёко: с ночи одолевали тревожные думы. Он прикрыл глаза и приказал себе сосредоточиться на молитве.
«От сна востав, благодарю Тя, Святая Троице, яко многия ради Твоея благости и долготерпения не прогневался еси на мя, лениваго и грешнаго, ниже погубил мя еси со беззаконьми моими; но человеколюбствовал еси обычно и в нечаянии лежащаго воздвигл мя еси…»
Настоятеля беспокоило то, что Епифаний, которого он пригласил к себе, вчера так и не появился. («От пустыньки рукой подать, вряд ли ему в тягость проделать такой путь. Занемог или?..») Вот это «или» тревожило более всего.
С одной стороны, он чувствовал вину за то, что ничего не сказал Епифанию о том, что про него спрашивали монахи-всадники. С другой стороны, он ведь спрятал Епифания от чужих глаз в надёжное место. А ведь зря никого не ищут. Значит, было что скрывать Епифанию. Вот это-то и рассчитывал Антоний прояснить для себя, встретившись с ним с глазу на глаз за трапезой. Он даже распорядился ради этого случая приготовить «монастырскую курицу», которой хотел напомнить о событиях шестнадцатилетней давности.
11
Великое княжество Тверское,
р. Орша, лесная пустынь,
в год 6917 месяца студеня в 8-й день,
после утрени
Тяжёлая находка. Горят ли дотла книги?
Едва открыв веки, Кирилл метнулся к Епифанию. Склонился, прислушиваясь: грудь вздымалась слабо, но мерно. Ёжась от холода и от покалывавшей тело полуистлевшей власяницы, которую нашёл тут же, в землянке, выскочил на мороз за хворостом, в который раз пожалев о брошенном кожухе. Истопил печь и выступил в путь…
Мороз подгонял. Едва ли не бегом трудник добрался до своей бывшей кельи и замер. Среди серых сугробов, покрытых хлопьями золы, торчала чёрная пятистенка. Кирилл огляделся вокруг. На закопчённом, просевшем снегу искать было совершенно нечего. Вытянув шею, попробовал осмотреться на дальних подступах, и, поскользнувшись, растянулся во весь рост. Власяница больно уколола живот. Кряхтя и вздыхая, стал медленно подниматься. Взгляд упёрся сначала в ствол поваленного дерева, а затем – в чёрный переплет притаившейся под ним книги. Взял в руки – и чуть не упустил. Тяжёлая! Смахнул снег с дублёной кожи – на обложке проступило тиснение. Мокрыми пальцами расстегнул застёжки, наугад открыл:
«…любите врагов ваших, благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящих вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас…»[11 - Евангелие от Матфея, 5:44.]
Кирилл прижал к себе увесистый том. («Да это же Евангелие Епифания!») Запомнил, потому что очень удивился, когда однажды застал книжника за странным занятием: вместо того, чтобы читать книгу, он писал в неё! Толстые страницы норовили перелистнуться, Епифаний придерживал их, а перо так и летало, вновь и вновь оставляя над строкой титло
. («Неужто правил Святое писание?!»). Теперь он знал, что надо искать. Вот топор без топорища, вот обуглившаяся лавка, вот глиняные черепки, но где же все те книги, которые привёз Епифаний? Ведь не могли сгореть дотла, железные застёжки уцелели бы…
12
Пустыня, в одном дне пешего пути
от Оршина монастыря,
в год 6917 месяца студеня в 8-й день,
третий час
Тайник опустел.На каждую руку да по тулупу
На пепелище стояла тишь. Изредка постреливали сучки на морозе. Оглаживая лысую голову, Анджей-Андрей осмотрелся вокруг: вот пожарище, вот самая высокая сосна, вот поваленное дерево… Разгрёб снег в поисках тайника… Ошибки быть не могло, но где же книга? Вскочил в седло – и туда, где вчера бросили Епифания. Метель взгромоздила один перемёт за другим. Жеребец, увязая по брюхо, рыхлил снег. Из сугроба выглядывало что-то тёмное. Копнул глубже… Так и стоял посреди дороги – в каждой руке по овчине…
13
Великое княжество Тверское,
р. Орша, лесная пустынь,
в год 6917 месяца студеня в 11-й день,
утреня
Над книгой.Все дороги ведут к наместнику
В печи, шипя, постреливали дрова. У стола сидел трудник и читал при лучине книгу.
– Кирилл! – позвал Епифаний, не узнав собственного голоса.
– Ты как, отче? – трудник едва не опрокинул лавку.
– Да вроде ничего, – Епифаний потрогал лоб и опять погрузился в сон.
«Во сне выздоравливают», – успокоил себя Кирилл и вновь окунулся в чтение. Он уже три вечера сидел над сборником, но тут, недоумевая, замер..
Многое и другое сотворил Исус: но если бы писать о том подробно, то, думаю, и самому миру не вместить бы написанных книг. Аминь
.
Кирилл твёрдо знал: этими словами Святое Благовествование от Иоанна заканчивается – аминь. По крайней мере, во всех других служебниках, но только не в том, что сейчас лежал перед ним. Перелистнул…
Увиденное вернее услышанного, но достоверен и многократно услышанный слух, если рассказываемое истинно
…
Этого здесь быть не должно! Кирилл посмотрел на Епифания. Тот тихо постанывал во сне. («Почему сборник лежал под поваленным деревом?») Не сводя глаз со скорописи, Кирилл размышлял, забыв о погасшей лучине. («Монахи-всадники спрашивали у настоятеля про книжника и у пожарища тоже были всадники…») Трое ли, четверо ли их было – трудник вспомнить не мог. Да, впрочем, и не больно-то старался. Отец Антоний – вот кто занимал его мысли. («Настоятель разговаривал со всадниками. Он же послал Епифания в пустыньку…») Тут Кирилл даже привстал с места от волнения: «Настоятель в тот день позвал Епифания к себе! Рано или поздно он вспомнит о лесной пустыни Окула!».
14
Великое княжество Тверское,
р. Волга, скит, в двух днях пешего пути
от Оршина монастыря,
в год 6917 месяца студеня в 13-й день,
вечерня
Лихоимцы не воруют книги.Не чужие, но и не свои
Монахини высыпали на крыльцо, обступили Епифания, лежащего на волокуше (её кое-как соорудил Кирилл из двух жердей), и, ничего не спрашивая, понесли в келью. Кирилл, пошатываясь, шёл следом, готовясь ко встрече с Параскевой. Та по обыкновению полулежала под образами и тихо постанывала.
Год назад она стала настоятельницей по предсмертному завещанию матушки Переславы, основательницы скита. Почувствовав приближение последнего часа, та остановила свой выбор на самой стойкой – по здравости рассудка и силе характера. Ею оказалась Параскева, едва державшаяся на ногах.
– Здравствуй, матушка! – окликнул Кирилл бывшую супругу.
– Кирюша? Не ждала я тебя. Сегодня опять плохо, ноги совсем отнялись, а Бог никак забрать меня не хочет.
Личико её сморщилось не то от боли, не то от обиды. Она лежала, перебирая истончавшими руками чётки. Послушница с безмолвной заботой подоткнула покрывало. Розовощёкая, она стыдилась своего пышущего здоровья и, как все, побаивалась настоятельницу. Параскева закрыла глаза, чётки скатились на пол. Послушница проворно вложила их ей в руки. Кириллу показалось, что Параскева позабыла о нём, но тут его настиг властный вопрос:
– Зачем пришёл?
– Влип я, матушка, – просто ответил Кирилл. – Пустыньку нашу лихие люди спалили, товарища моего едва не убили.
– Анисья, ступай, – отпустила Параскева послушницу.
– Лихоимцы напали? – цепко приступила к опросу настоятельница.
– Всё много хуже. Монахи, думаю, нас сожгли.
– Мона-а-хи? Может, разбойники иноков побили да в их рясы нарядились?
– А лихоимцы книжки бы воровать стали?!
– Кни-и-жки… – задумчиво протянула Параскева, не умевшая читать даже по слогам. – Ты с товарищем своим нашему скиту беды не натвори!
– Что ж, уйти нам, что ли? – попытался улыбнуться трудник.
– Спрячем, подлечим, подкормим, – устыдилась настоятельница. – Но ни с кем не говорить, никуда не ходить, еду вам Анисьин сынишка носить станет. Чай, не чужие.
Глаза матушки Параскевы неожиданно увлажнились, и за этими слезами смутно угадывалась прежняя Глафира.
– У черницы – сын? – смутившись, брякнул Кирилл.
Настоятельница поджала губы.
