Сага о таксисте

Автобус остановился у оазиса. Кафе придорожное торгует, родник. Газировку купить можно, умыться. Но не пойдёшь к прилавку, руками прикрывая причинные места. Более-менее одетые повыпрыгивали из автобуса, а Петровичу пришлось штаны клянчить у товарищей, кто уже сгонял «в свет».

Армию Петрович с любовью вспоминал. Никакой дедовщины. Товарищество… Ему армия, что мне институт…

Есть постоянный клиент, молодой мужчина, в дивизии Дзержинского в Москве служил. Так сказать, стоял на охране всевозможных спортивных и праздничных мероприятий. Вернулся домой с массой благодарностей. Я ему пересказал, как Петрович добирался до части без трусов. Похохотал. Их салаг уже в Омске одели в форму. И порядки в части: синяк под глазом – ЧП, твоё лицо – лицо части, на которое смотрит Москва.

Вот так. А моему Олегу лопатой по голове в армии шарахнули. Юрга не Москва. Приезжаю в часть. Часовой у входа в казарму, весь наутюженный, пряжка блестит, штык… Тридцать секунд общения, он просит:

– Дяденька, дайте десять рублей.

Не жалко. Дал. Но ведь это тоже лицо части и нашей армии. Сын рассказывает, украли у такого же как он бушлат. Командир взвода:

– Где?

– Украли!

– Так что ж ты нюнишь? Встань утром пораньше и укради, какой понравится. Воровство внутри части – воровством не считается.

Сын говорит:

– Папа, ты не понимаешь, чтобы я был уважаемый – я должен шарить. То, что ты привозишь продукты, деньги, а я их раздаю – это не считается, я должен украсть и принести деду. Тогда я уважаемый боец. Именно украсть и принести.

Посылку ему собрали, отправили. Получил извещение, а почта за пределами части, необходим сопровождающий для пресечения дезертирства. Не кто-нибудь, офицер пошёл с Олегом. Старший лейтенант. Олег получил посылку, возвращаются с ней, офицер по-деловому: «Пошли в сквер вскроем». По словам сына, нормальный офицер. Мы положили в посылку две зубные щётки. Офицер располовинил: «Одну тебе, одну мне». Консервы были, тоже по-братски поделил: «Тебе тушёнка, мне сгущёнка…» Свою часть в сумку сложил, домой понёс. Олег не успел в казарму войти – деды забрали, даже зубную щётку не оставили.

Разве нормальная психика должна это выдержать? Если ты воспитывался в нормальной семье, жил в нормальном окружении. Я приехал – ему лопатой по голове шарахнули. Якобы шутили. Такая часть. Она не для людей.

Кто-то привыкает… А если твоя сущность отторгает… Это ведь смерть. В Новосибирске в госпитале с сыном в одной палате лежал Лёша. Деревенский парень, с Кемеровской области. Я принёс пирожные «Орешки», судя по всему, он ел их первый раз в жизни. Но смекалка армейско-деревенская. Сразу прикинул, что куда заныкать: «Это на балконе спрятать, это надо сразу съесть, а то старые отберут…» Через месяц приезжаю в часть, Лёша стоит на тумбе. Для меня он уже как родной, пригласил в гостиницу:

– Приходи, поешь.

Лёша не отказался. Поел хорошо, но скромно, без жадности. Потом Олега я послал в буфет, Лёша сидит:

– Дядя Илья, не могли бы дать пять рублей, Новый год скоро, я бабушке открытку бы отправил.

На столе лежала сдача за гостиницу. Рулей двадцать пять.

– Забирай, – говорю, – какой разговор.

Забрал. Но вечером выясняется: Лёша такую же операцию «бабушка-открытка» провёл с Олегом. При всём тёплом и дружеском отношении лишний раз шкулянуть не грех… По принципу «воровство внутри части – не воровство».

Одна картинка вообще была из разряда «шпионские страсти». Я – сивый дядька, в Новосибирске на территории госпиталя закладывал тайники. Штирлиц, Рихард Зорге и агент 007. Сквер в госпитале, и я около него крутился и, соблюдая полную конспирацию, с мордой «я не я и хата не моя» устраивал схованки. Как в дешёвом кино, присел у бордюра и, будто шнурок на башмаке завязываю, а сам сую за бордюрину сотку. В другом месте курил с мечтательно-созерцательным видом рядом с каменюкой, что лежал на газоне. Гранитный булыжник с центнер весом. Я в процессе курения изобразил интерес к нему, словно что-то увидел на поверхности, наклонился и под камень пятьдесят рублей положил. Таким шпионским способом сделал пять схованок. Затем повёл Олега прогулочным шагом, оглядываясь – нет ли чужих ушей – по местам закладки тайников. Собирался даже схему нарисовать с крестиками в местах нахождения кладов. Олег отмахнулся:

– Запомню без карты.

И только по дороге в Омск, в поезде, не по себе стало: до чего мы докатились? В госпитале воспринимал этот идиотизм, как тактическую операцию. В поезде противно сделалось, гадко… Но ведь не зря старался: Олег (кроме одной пятидесятки, кто-то, видимо, раньше обнаружил) все деньги достал и использовал на себя.

Сейчас та острота прошла, а пока Олег служил, если я видел солдата, подходил и давал деньги. Однажды еду, впереди «Урал», крытый брезентом, воины в кузове, на светофоре догнал их, у меня блок сигарет лежал в бардачке, бросил им… Рады:

– Спасибо, отец!

Олег, отслужив пять месяцев, ушёл из части. Не выдержал унижений, издевательств. В первые сутки отловили, вернули в часть, поэтому избежал статьи дезертирства. Приезжаю. Комбат даже не знает об инциденте. Его не интересует такая информация.

– Сейчас, – говорит, – вызову комвзвода.

Останавливаю порыв:

– Комвзвода сам найду.

– Ну, хорошо.

Комвзвода у них «пиджак» – лейтенант после университета. Начал мне рассказывать:

– У вашего сына ярко выраженный суицидальный синдром, в последнее время постоянно просил: «Посадите меня на кичу, я не хочу вас никого видеть».

Кича – гауптвахта, пьяниц туда садят, провинившихся. Довели до точки парня…

Пришёл к Олегу, он лежит и колотится в истерике:

– Не могу, не хочу.

Ужас, когда с твоим сыном такое, а ты бессилен – ничего сделать не можешь. Абсолютно ничего. А вторая мысль, это уже в поезде, когда ехал обратно: «Может и нормально, что он так реагирует, хуже – если бы воспринял эти порядки как родное дерьмо, нырнул бы и плавал…» Я даже не знал, что лучше. Потом добился – ценой своих унижений – его перевели в другую часть, там дослужил более-менее. Такой жизненный опыт приобрёл сын. А нужен ли он? Шаламов, отсидев больше двадцати лет в ГУЛАГе, считал, что лагерный опыт – отрицательный. Я вот до такси тоже не знал наркоманов. Узнал и что – обогатился? Можно было этим дерьмом и не замазаться. Прожить и не подозревать, что такая параллельная жизнь существует. Зачем во всё нырять и познавать?

В такси я отчасти пошёл на разведку, думал: Олег из армии придёт, надо будет как-то обустраиваться на гражданке, в первое время, может, таксистом поработает… Я ему тогда своё место уступлю… К машинам неравнодушен… Олег, демобилизовавшись, загорелся:

– Пойду в такси.

Посидели, поговорили, я пытался объяснить: нет здесь денег, не трать время, тупиковый вариант. Бесполезно. Что может родитель путного знать? Не сказал: «Чё ты, папа, понимаешь?» – промолчал, но тайком от меня выпросил у матери денег на рацию. Через три месяца на своей шкуре понял верность папкиных слов… Ушёл. Потом был период – на полгода возвращался, надо было перекантоваться, но уже твёрдо знал, что и как…

Лысая гора на Ключевой

Первое время в такси кололо, если клиент выражал неудовлетворение моей музыкой. Потом понял: есть масса людей, которые ничего не слушают. Одну «Европу плюс». Или что там плюхает по радио. Всё. Как-то с пацанкой зашёл разговор про музыку, она пальцы гнёт:

– Да вы такую хрень слушаете! Да мы такой отстой не слушаем!

И вся она продвинутая, а я тёмный, я на десять рядов отсталый. Живу в лесу, молюсь на колбасу. Пацанка, вчера как с горшка, ростом два вершка, но гонору. Спрашиваю:

– Ладно, у меня мохом поросший отстой! А чё вы-то слушаете?

В ответ тык-мык. Но меня уже завело.

– Ну, ты можешь сказать в конце-концов: чё вы слушаете?

Она как пионер на сборе: «102 и 5FM».

– Девочка, – говорю, – это не композитор! Это радиостанция!

Она что-то побухтела, но больше не заводила бубнёшь про отстой.

Такого же поля ягодку однажды с колеса взял, у меня стояла Патрисия Каас. Отъехали метров сто, она на истерике:

– Выключите эту тягомотину!

Вроде не пьяная, не обколотая. В другой раз везу молодую бабёнку. Не запало, какая из себя. Стояли Никитины. Есть у них милый диск, все песни вокруг зимы, на стихи Пастернака, Самойлова, Шекспира… И как раз звучало:

– Что происходит на свете? – А просто зима.

– Просто зима, полагаете вы? – Полагаю.

Я ведь и сам, как умею, следы пролагаю

в ваши уснувшие ранней порою дома.

Нежная, человечная песня. И погода под стать, декабрь, снег накануне выпал, бело в городе, светло…

Эта особа сзади сидела, минуты полторы прошло, она на срыве:

– Ну, так нельзя издеваться! Ну, это невозможно! Выключите!

Не стал уточнять её музыкальные пристрастия, искать музыку на её вкус…

Вообще-то подстраиваюсь под клиентов, блатнячок не завёл, а вот рэп, к которому был всегда холоден, имеется. Как-то идёт вызов на Набережную. Выходят две девицы, лет по двадцать, разукрашенные, как бойцовские петухи. Садятся в машину, Ключевая, 37. Хитрый адрес. Там спорткомплекс, административное здание и «Тойота-центр», так называемая «Планета 357». Я-то думал, учредитель фирмы, несмотря на бизнес, любитель астрономии, ему чем-то дорога малая планета под номером 357. В честь её дал имя своей фирме. Ни фига подобного. Никакой лирики и романтики. Прямолинейная фантазия – у них телефон заканчивается на 357. И там кабак, бар. Одно время регулярно возил туда официантку и бармена. Садятся на Набережной девчонки. Хорошо одетые, продвинутые. Но макияж несколько не тот. Дай-ка, думаю, рэп поставлю. Ух, попал в точку. Всю дорогу орали, пританцовывая. Которая рядом со мной сидела, какую-то кожаную шапку надела и орёт. У меня мысль проскочила: раз они с деньгами, зачем в богадельню на край света, в Кировск, в эту Тмутаракань заштатную ехать в субботу вечером, в центре сколько душа с желудком и ногами желает злачного? Привёз, а там пустота, ни одной машины… Странные, думаю, девочки…

После них ещё какой-то заказ, наконец, возвращаюсь домой. Уже в двенадцатом часу и вдруг хоп – вызов: Маяковского, 48. Как отказаться, мимо еду, а у диспетчера машин нет. Беру заказ, подъезжаю к дому, выходит пацан лет двадцати. Мефистофель. На шее татуировка, мощная, понятно, что смываемая. Лицо в гриме «а-ля Отелло». Кофе с молоком. Мавр. Одет в трико. Как кипарис стройный. Без плаща. Говорит:

– Подождите шесть секунд. И тон такой, если бы не с девушкой, я бы подумал – гомик. Девица вышла в нормальном пальто. Называют:

– Ключевая, 37.

Я не выдержал:

– У вас гнездо там?

Парень:

– А что?

– Да вожу целый вечер на Ключевую клиентов.

– А как они были одеты?

– Под ваш маскарад, – говорю, – вполне.

Парень пояснил, что хеллоуин все празднуют.

Вот, оказывается, где объяснение зарыто странному макияжу первых девиц. Когда в двенадцать часов приехали в «Планету 357», площадка была забита кучей машин. Народное гулянье. Русский люд широко справляет праздник хеллоуин. Жеманный парень с девушкой тоже по дороге под рэп на заднем сиденье балдели. Я на развороте что-то ловлю дном. Удар. Музыку вырубаю. Парень:

– А что, праздник кончился?

И опять жеманный тон голубого.

– Да нет, – говорю, – сейчас послушаю машину. Если всё путём – праздник продолжим…

На Ключевой, 37 Лысая гора в тот хеллоуин была, ведьмы и другая нечисть слетались на тусню…

Само собой, что-то знать в музыке, воспринимать её надо, имея время, воспитание какое-то, иначе получается композитор «102 и 5 FM». Со знатоками редко сталкивался. Не забуду гегемона, что хором с Фрэнком Синатрой пел. После этого всего один раз подобное имело место. Вёз зам. начальника колонии. Подполковник. Стоял сборник звёзд рока. Кстати, с умом подобран. Дивидишный диск, устанешь слушать – сколько композиций, но набрано не по принципу: кидай до горы, скушают лохи. Специалист составлял. Клиент, садясь в машину, отреагировал комплиментарно:

– Ну, шеф, у тебя музыка! Класс!

Ничего себе, думаю, вояка. Он как посыпал именами рокеров, названиями ансамблей. Живо с ним беседуем. Зацепились мы за «Deep Purple», обсуждаем Ричи Блэкмора, его уход в фольклор… Тут зазвучал «Soldier Of Fortune». Полковник вскинулся:

– Сделай погромче.

И начал петь балладу вместе с «Deep Purple»… Потом с «Eagles» пел «Hotel California»… Не знаю, заливал или правда, специально летал в Москву, на концерт «Eagles» в «Олимпийском». Лучшего, говорит, в жизни ничего не слушал… Рассчитался строго по счётчику…

Была постоянная клиентка – Рая, любила певцов французов, итальянцев: Шарля Азнавура, Андреано Челентано… Лет сорок. Ухоженная женщина. Парикмахер у неё на Степной, массажистка на Лермонтова, корректирующее лечение тренажёрами на Космическом. Каждую неделю бассейн с сауной. «Вода для меня лучший фитнесс». Торговала шмотками. Один бутик в бывшем центральном универмаге, второй в «Каскаде». Как-то села, зная её пристрастия, поставил Бочелли – сам недавно его открыл. Она запала:

– Что это?

– Из Москвы, – говорю, – с Горбушки друг привёз, в Омске пока редкость.

Она:

– Завтра лечу в Италию, куплю обязательно.

– Там дорого, – говорю, – здесь можно поискать. А хотите – перекатаю в подарок?

– Зачем, куплю.

Первого января выхожу на работу. Чем, думаю, без дела дома от бутылке к бутылке слоняться, лучше, пока пацаны отходят от новогодней ночи, потаксовать. Только успел диспетчера поставить в известность о трудовом энтузиазме, летит заказ в Красноярку. Хватаю, как с голодухи, пру и начинаю по дороге соображать: вот дурилка в голове опилки, зачем еду. Сорок километров отмотаю, а ведь может выйти пьяный мужик, сказать: пошёл вон, мы не догуляли. Не впервой такое. И ничего не сделаешь, утрёшься и назад попрёшься. Полтора часа плюс бензин вычитай из актива дня. Без особого настроения подъезжаю к «Коммунальнику», и вот те раз – выходит Рая. В шикарной шубе до пят, с собачкой. Дама с собачкой, но не в Крыму, а в Красноярке, и не в бархатный сезон, а в Новый год. Рая в потрёпанных чувствах. Сзади садится и рыдает. Не в кайф прошла новогодняя ночь. Я Раин любимый музон подогнал. Она всхлипывает и благодарит, всхлипывает и благодарит:

– Какой вы хороший! Какой понимающий! Боже, как я устала от этого всего…

Обычно мы с ней активно общались, на этот раз, чувствую, не до меня… Не лезу с разговорами…

Доставил к дому, она рассчиталась, ушла, я решил прибраться в салоне. Думаю, собачка, то да сё… Сунулся на заднее сиденье, а там навороченный сотовый телефон валяется. Тысяч восемнадцать тире двадцать стоит. Повезло, затеял уборку. Посадил бы клиентов – телефон мог уйти и доказывай, что в глаза не видел. Звоню диспетчеру. Объясняю, кого вёз, забыла крутой телефон. Диспетчер созвонилась с ней… Потом по связи мне: квартира такая-то, набери по домофону…

Поднимаюсь к Рае. Она телефон взяла:

– Спасибо, спасибо.

Настроение у неё в корне поменялось. Родные стены вернули уверенность. Что было, то было, забыть и растереть неудавшийся праздник. Рая вся прежняя, энергичная, громкая… Не зафиксированные бюстгальтером маленькие груди на каждое движение рук задорно прыгают под тканью оранжевой футболки. Сиреневые брючки-бриджики, как и положено, чуть ниже колен. Тренажёрами и массажом тонизируемые икры пикантно загорелые, следит за этим хозяйка и в зимний период. И на руках ровный загар. Значит, и на остальной площади лёгкая шоколадность…

Квартира в старом доме, отделана на каждом миллиметре… Большая арка из коридора в зал. На окне водопад штор – небесно-голубое с золотом – от пола до потолка и от стены до стены. Диван с массой подушечек – что-то массивное и чуть кондитерское: зеркальность металла изогнутых ножек, кремовый крупный вельвет обивки… Картины на стенах… Комната не без акцентика: вот как у нас…

Рая взяла у меня сотовый и… кроме «спасибо» начала приглашать:

– Останьтесь.

Не из вежливости, активно:

– Вы просто обязательно должны пройти…

Нахваливает коллекцию дисков:

– Послушаем, к Новому году сделала себе подарок – купила хороший проигрыватель. Давно мечтала. Вы меня в машине музыкой угощали, теперь моя очередь. Кое-что по вашей наводке брала…

Достаёт диск Бочелли, мне даёт коробку – посмотреть, а сама по-девичьи порывисто крутнулась к дивидишнику, поставила диск… Бочелли цунами из высоких, круглых, будто огромные початки кукурузы, колонок ворвался в комнату. Звук сочный, омывающий…

Я стою в растерянности. Машину приткнул посреди дороги, рассчитывал на пару минут. В голове этот гвоздь ворочается… Рая вплотную подошла:

– Столько раз была гостьей в вашей машине, побудьте хотя бы полчасика моим гостем.

У меня с языка срывается:

– Заказ уже взял, ехать надо, чтобы успеть.

Не будешь про машину, дурацки поставленную, говорить женщине. И туда-сюда бегать.

– Откажитесь! Кофе попьём. Из Италии удивительного вкуса привезла, знакомая насоветовала, слегка зёрна поджарить…

И вся Рая обещающая, и вся надеющаяся…

Долго потом в голове сидело неудавшееся свидание…

Больше с Раей не сталкивались, наверное, поменяла таксофирму…

А мысль о том её приглашении греет по сей день… Может, когда и столкнёмся… Для неё ещё одного итальянца приготовил…

Проститутка для Димона

Июнь, вызов на Кордный. Садятся трое парней, лет по двадцать. Впоследствии двоих несколько раз возил. Женатики. У одного ребёнок. Третьего они звали Димоном. Все трое крепкие в плечах и кулаках. Димон, как выясняется по дороге, регулярный качок. Но не спортивные достижения в тот вечер стояли во главе программы развлечений троицы. Первостепенная тема того вечера была связана с невинностью Димона. Он был девственником. Что и почему, может, в связи со спортивными увлечениями не до девушек было хлопцу, столь долгое время наивным оставался в постельном познании противоположного пола. Друзья с каких-то щей постановили покончить с физиологическим несовершенством Димона. Напились и везут лишать девственности. Сидели за столом мальчишником, вдруг ударило в голову: погнали… Возбуждённые:

– Димон, главное не тушуйся, вперёд и в бой!

Димон и не думает нервничать:

– А чё мне бояться! Раз-раз и жопой на матрас!

Почти по Чехову, у Антона Павловича в «Припадке» друзья решают устроить праздник тела отставшему от сладостей жизни товарищу…

Подъезжаем к банкомату, Димон снимает деньги, и едем в «Полонез». В известно бордельное место. В советские времена – знатоки пикантной истории города рассказывают – на стрелке Омки и Иртыша в сквере можно было легко девушку непритязательного поведения найти, сейчас через Омку от того сквера на широкую ногу поставлен половой бизнес. Подъезжаем туда, парни сговариваются с мамкой, заказывают троих проституток.

Первая половина программы выполнена, теперь «вперёд и в бой» вместе с Димоном. Проститутки садятся в «Тойоту», у них свой транспорт, и мы двумя машинами едем в баню. По дороге мои затейники начинают анализировать свою финансовую состоятельность. Цена проститутки пятьсот рублей в час, но меньше двух часов заказы не принимаются. Только на закрытие главной статьи вечера выложи три тысячи рублей. Плюс баня, плюс водки с собой взять, плюс, что немаловажно для меня – рассчитаться с таксистом… У ребят на круг всего три тысячи рублей с копейками… Не вписываются в ценник половых развлечений… Неувязочка не останавливает порыв. Командуют: шеф, снимаем ещё денег… Звонят в транспорт с проститутками, сообщают об изменениях в маршруте, и мы хором двумя машинами лихо подкатываем к банкомату… А вечер-то непростой – День конституции. И перед этим два выходных отгулял народ. В банкомате шаром покати. Ко второму едем. Там тоже результат не для бани с девушками – до нас выгребли из закромов до рубля последнего. По выходным не заряжают банкоматы. Едем дальше. И в третьем нулевая картина – не выдаёт аппарат Димону денег на переход в мужское качество… Водила «Тойоты» звонит: «Вы мне надоели, мы в баню, найдёте денег – приезжайте». Устал от финансовых зигзагов по городу.

Парни упёртые, раззадорились – танком не остановить. Готовы весь Омск объехать, а выполнить намеченное. Я не выдерживаю:

– Пацаны, – говорю, – чтоб не смыкать по городу, едем, где сразу снимали – на Кордный. Там деньги наверняка есть.

Баня, куда отправилась «Тойота», на 5-й Линии, в «Китайской стене», недалеко от Кордного.

Парни соглашаются с моей логикой. Мчим на Кордный и проверяем попутные банкоматы. На проходной завода имени Баранова – пусто, на проходной «Полета» – пусто. Доезжаем до центральных проходных шинного завода. Димон-девственник побежал проверять. Друзья в нетерпении до половых утех кричат в спину:

– Если бабки есть, махни рукой, мы в баню позвоним.

Детектив да и только. Димон забегает и счастливый машет: есть! Друзья хором: «Yes!» Победа! Звонят в баню, и полный облом – девок уже продали. Не стали ждать результатов метаний клиентов от банкомата к банкомату.

Мы разворачиваемся и по новой в «Полонез». Выходит мамка – когда не везёт, так во всём непруха – выясняется, что всех проституток разобрали, осталось всего две. Мои клиенты скисли, мамка предлагает:

– Ребята, возьмите двух на троих, третью подгоню через час-другой.

Чё смеяться – «подгоню через час-другой» – когда всего на два часа заказ.

Парни соглашаются, берут, что осталось. К бане подъехали, я не выдержал:

– Дети, говорю, вы дети. Даже проституток снять не можете. Спросили бы, я сразу сказал, сколько денег надо. Не колесили зазря по банкоматам.

Смех. Но хихикал, честно говоря, потом. Не до веселухи, когда метались по городу. Хоть и лето на дворе, но в половине двенадцатого уже не светло. Парни подпитые, шутят плоско, на уровне ниже пояса, с деньгами напряг, вдруг скажут:

– Отец, у нас на проституток не хватает, извини, в другой раз рассчитаемся.

И ничего не сделаешь.

Но зря напрягался, даже тридцатку сверху дали. И пошли втроём с двумя девицами в баню лишать друга невинности.

Проститутки статья особая. Одну девочку возил, в соседнем от нас квадрате жила. Коль рядом, часто её заказ хватал. Чёрненькая, субтильная, Ритой звали. Один глаз косой конкретно. Это не милое косоглазие на уровне лёгкого шарма, пикантной индивидуальности, с Ритой не сразу поймёшь: то ли в упор тебя разглядывает, то ли в упор не замечает. В первый раз её везу. Для поддержания разговора обронил:

– В следующие выходные День города, у нас, таксистов, работы немерено будет. Салют, гулянье…

Она:

– У нас тоже работы навалом ожидается.

Я – дурак старый, наивняк полный – не въехал с пол-оборота в тему:

– Кем вы работаете?

Она уклончиво:

– Вообще мне моя работа не нравится.

Хотя не спрашивал о симпатиях и антипатиях. И мог бы уже догадаться. Нет, затупил – самому противно, в одну точку твержу:

– Да кем вы работаете?

– Ну, как вам сказать, ну, обслуживаем людей.

Только тогда понял. Отчасти, конечно, косоглазие сбило. Не думал, что с таким дефектом в проститутки берут. Не в глазах, получается, дело. Но сразу доложила: «Мне моя работа не нравится». У неё подруги на Рабочих жили, туда часто возил…

Историю Риты не знаю. Хотя про работу сразу сказала, о себе не откровенничала ни разу: кто и откуда. С другими приходилось сталкиваться, когда приезжает девчонка из спивающейся деревни, мать и отец алкаши. Убежала из этого болота, заявилась в Омск, ни образования, ни денег. Раньше сколько таких девчонок шло на заводы в вохрушки – ВОХР-бойцами. Устраивались, получали общагу, кто-то учился на вечернем отделении техникума или института при заводе. Сейчас с работой напряг. Глядишь, и попадёт такая к мамкам и сутенёрам. Но кому-то нравится… Читал, что среди них процент немалый тех, кого привлекает калейдоскопический образ жизни: постоянная тусовка, приключения, новые люди… Есть издержки, но тем не менее…

Среди таксистов тоже немало таких, кому по нраву сам образ жизни. Смена декораций, возможность общения с разными людьми. Узнаёшь что-то интересное. Однажды возил мужика, таксист в прошлом, ещё при социализме работал. Глаза горят, когда начинает рассказывать. И всё-то ему любопытно, как и что сейчас…

Вот и проститутки есть с интересом к своему делу… Не все как Рита: «Мне моя работа не нравится»…

Возил сутенёра с беременной проституткой. Просит:

– Вася купи мне сок.

Вася отмахивается, не при деньгах.

– Десять рублей, – говорит, – в кармане, только на маршрутку от тебя уехать.

Я не выдержал:

– Можно куплю вашей даме сок.

Вася хмыкнул:

– Да-да она дама, но не бесплатно, ещё и беременная.

Всю дорогу жаловалась сутенёру на товарок. Живёт в общаге с такими же проститутками. Забеременела, началась бешеная интоксикация. Не до работы, когда тебя выворачивает. Начались простои и пропуски выходов на панель. Товарки – дружба дружбой, а табачок врозь – перестали давать сигареты, еду. Гонят на аборт, на работу…