Сага о таксисте

– Если вы видите потенциально опасного клиента – пьяного, криминального, – чувствуете, поездка с ним может угрожать вашему здоровью, отказывайтесь от заказа. Для нас ваше здоровье ценнее, чем всё остальное. Отъезжаете на безопасное расстояние и докладываете диспетчеру: «Человек пьяный, обколотый, опасный – я его не повезу».

В солидных конторах дурковатые клиенты значительно реже попадаются. Тогда как в небольших таксофирмах этого счастья в процентном содержании больше… А работы меньше. Отсюда подсознательно вырабатывается стереотип: либо ты не будешь зарабатывать, а значит, нечего тебе здесь делать, либо вози дерьмо, мясо и всё такое…

Первый год в «Темпе» работал, утром летит заказ на Рабочие, хватаю, диспетчер просит переключиться каналом выше и говорит:

– Постоянный клиент просит привезти бутылку водки “Мягков”, платит как минимальный заказ.

Беру «Мягкова», как просил, привожу, выходит это чудо похмельное в тапочках, на нём что-то среднее между трусами и шортами, пузень волосатая торчит, мужик лет сорок пять, рассчитался за водку и за услугу. Потом не один раз его возил. Был начальником сбыта на «Электоточприборе», потом торговал сантехникой на оптовке на Рабочих, таксистом пытался крутиться. Наше знакомство закончилось тем, что он меня кинул. По вызову взял его, в одно место попросил заехать, в другое, катались-катались, приехали на Стрельникова, он говорит:

– Ты извини, у меня денег нету, в следующий раз рассчитаюсь.

И что ты ему сделаешь? Морду набьёшь? Тем более, вроде как постоянный клиент.

В советское время пользование такси сводилось в основном к разовым темам: вокзал, багаж, ночь, гости, аэропорт, ресторан. От случая к случаю. Сейчас значительная часть клиентов во всех конторах – постоянные на какой-то период. Ездят, к примеру, на работу. А когда речь касается маленькой таксофирмы, у которой сто, ну, может, двести машин, и круг постоянных клиентов небольшой, часто попадаешь на одних и тех же. Я сделал для себя вывод: такси – это положительный пример сетевого маркетинга. Сеть друг друга знающих людей, и оно всё работает. Когда контора пару тысяч машин, как в «Ладье», вероятность попадания на одного и того же клиента гораздо меньше по статистике. Если машин мало в конторе, ты, хочешь или не хочешь, быстро географию изучишь, где какие клиенты живут, где наркоманы, проститутки, нормальные люди…

В «Темпе» утром я выезжал и знал: в восемь пятнадцать с Масленникова на Рабиновича поедет бухгалтер риэлтерской фирмы, обязательно по дороге остановится сигарет взять, курила через пять минут, и эта остановка стоила десять рублей сверху (таксиста всегда просила сходить за сигаретами), а в восемь тридцать с Хмельницкого на Октябрьскую отправляется облитая сладковатыми духами громкая дамочка из страховой конторы… В радиусе пяти километров от моего дома в час пик было с десяток постоянных клиентов… Среди их заказов случайных разовых случалась парочка, не больше, а в основном – чёткое расписание. Одно время я даже как делал, домой на обед заскочу с прицелом: в четыре часа из Чкаловска девицы, проститутки, поедут. В Чкаловском машин, как правило, нет. Если ничего подходящего не клюнет, в половине четвёртого на Космический проспект выезжаю, диспетчер прокукарекает заказ, а я уже, как пионер – «всегда готов» – кричу:

– Я в Чкаловском.

Один из первых моих постоянных клиентов наркоманов был Витя, звал его про себя Витя Джинсовый. На нём в любое время года всегда джинса: джинсовые штаны, куртки, рубашка, кепочка… Жил в Чкаловском на Пархоменко. Много раз его возил, в последний, как и должно быть, кинул и пропал. И вот я в «Ладье» уже работал, вызов на 20-ю Линию. Ба, какие лица! Выходит Витя Джинсовый. Но без джинсов. Имидж в корне поменял. Брюки, пиджак, водолазка, в руках папочка, на носу стильные очки. Деловой мэн. Официоз держит:

– Шеф, сначала заедем на Лермонтова.

Я ему:

– Витя, чё ты гонишь? Чё выделываешься?

Он вроде как слегка смутился, дескать, сразу не признал. Заехали ещё за двумя его корешами. По ходу поездки понимаю: ребята занимаются мелкими афёрами. Тема такая: по безналу на бензозаправочных получают небольшие партии бензина. У тебя на руках накладные, оплаченный в банке счёт, по этим документам берёшь литров сто или сто пятьдесят. Подгоняется «Волга» или «Газель», затаривается бак под завязку, канистры… Одна маленькая деталь во всём этом – печати на накладных и счёте липовые… Крупной компании, типа «Сибнефть», проще списать эти потери, чем искать концы. Безнаказанное мошенничество. Меня Витя Джинсовый не посвящал, для чего ему понадобился официозный вид, я сам по обрывкам разговоров понял. Приехали мы в Амур, и там с час тыкались по каким-то базам, похоже, они искали, кому бензин толкнуть. Но день выдался у Вити не из удачных – желающих не находилось. А у меня поджимает время за женой ехать. Говорю:

– Витя, у меня свои дела назревают, больше возить не могу, и понимаю: денег мне сегодня, похоже, не будет.

Витя деловой тон держит, из образа не выходит, с некоторой претензией отвечает:

– Ты же видишь, мотаемся-мотаемся, а ничего не получается!

Будто я виноват.

– Ладно, – говорю, – мне через полчаса надо на Левый. Поворачиваю туда, выбирай, где будешь выходить. Не надо шифроваться и выделываться. Я понимаю – ты меня кидаешь.

Он тут же:

– Дай позвонить.

Берёт мой сотовый, звонит в другое такси:

– День добрый, машина к ”Жемчужине” сейчас нужна.

– Ваш телефон? – спрашивает диспетчер.

Витя называет номер, но не мой. Тут же набирает ещё один и говорит:

– Вася, ты дома?

– Дома.

– Я заказал такси на твой телефон, когда позвонят, что машина подошла, ты им скажи: хорошо, выходим.

Во реакция! Я ему только сказал, он сразу: «Дай телефон». И начал другой таксофирме пудрить мозги. Со мной, само собой, не рассчитался.

Такси на Большую Морскую

Утром звонок, Саня Гребельский из США. К тому времени я в «Темпе» полтора года отработал, ветераном фирмы стал. Саня звонил не просто так, предложил:

– Давай встретимся семьями в Питере.

В 1983-м он эмигрировал, увёз родителей. Перед отъездом позвал меня в Питер. И я поехал прощаться с другом. Именно прощаться. Тогда эмигрировали навечно. С той поры Саня, хоть ворота и открылись, ни разу не приезжал в Питер, собственно, меня тоже туда не заносило. И мы с женой поехали.

Мы с Саней договорились поселиться не в гостинице, а где-нибудь в центре на съёмной квартире. Пожить три-четыре дня без гостиничной суеты, камерно. Он из США заказал квартиру на Большой Морской. Нормальная четырёхкомнатная квартира. Но подъезд совковый, запахи не парфюмерные. Ну, да ладно.

Поселились, в первый вечер хорошо посидели, утром я думаю: дай-ка позабавлюсь. Проснулся по-омски в шесть, а в Питере только три часа. Все спят. Пошёл тихонько на кухню и звоню по сотовому в Омск, в нашу таксоконтору, спрашиваю:

– Можно такси заказать?

Диспетчер, Катя сидела:

– Можно. Какой адрес?

– Большая Морская, – давлюсь от смеха, – дом номер три.

– Ждите, – говорит.

Минут через пять звонит мне:

– Не могу по атласу найти вашу улицу. Где Большая Морская?

– В районе набережной, – говорю, сам на измене сижу, чтоб не расхохотаться в трубку раньше времени.

– Сейчас, сейчас, – обрадовалась Катя, – у цирка как раз машина свободная стоит.

И слышу, тот схватил заказ, поеду, мол. Обрадовался. Время самое что ни на есть гнилое на заказы. Через пару минут снова Катин звонок:

– Да где она ваша Большая Морская?

Тут мои нервы не выдержали, захохотал и сдался:

– В Питере, – кричу, – в Питере она, Катенька! В Питер подавай машину!

У неё глаз выпал. Потом с месяц ехидничала:

– Семь ноль восемь, – тебе заказ на Большую Морскую, три. Через пятнадцать минут быть на месте.

Прокатил мой прикол.

В такой солидной таксоконторе, как «Ладья», мой юмор не прошёл бы. У диспетчера компьютер, на мониторе карта города, махом определит – есть такая улица или нет. А когда диспетчер записывает заказы в тетрадку, сама город не знает…

Саня из еврейской семьи. На США нацелился в конце семидесятых. Но не выпускали. Подал документы на выезд. Работал после окончания строительного в проектном институте. Как было заведено, лишь заявил о выезде, сразу с работы попёрли. Живи, как хочешь. Содержи семью, как знаешь. Несколько таких мужчин, готовящихся к выезду, организовали еврейскую строительную бригаду. Строили финские арочные склады, ангары. Освоили технологию и собирали. Саня приехал в Америку, а там тоже подобные финские сооружения возводят. Поначалу взяли чернорабочим на крышу. Самая низовая «должность». Потом поставили бригадиром. Затем – инженером. Дальше больше – стал главным инженером проекта. Свой офис, прочее и прочее.

Кроме того занялся недвижимостью. Схема следующая. Берёт кредит, покупает плохонький дом. Разбитый, разваленный. Живёт в нём, ремонтирует. Выводит на приличный уровень и сдаёт в аренду. Тут же на новый кредит покупает следующий убитый дом. Опять доводит до ума. Что-то делает сам, где-то нанимает специалистов. И так последовательно наковырял девять домов. На девятом решил: всё, хватит. И здоровье не то, и кураж поугас. Вся его кредитно-арендная линия покрывает банковские проценты. Как сам Саня говорил: «Прибыль от неё, только на сигареты». Зарабатывает на этом гораздо меньше, чем зарплата. Но когда через двадцать пять лет выплатит, дети получат девять собственных домов. А это уже немало.

Не знаю, как финансовый кризис сказался на его схеме, но была у Сани задумка: отремонтировать последний дом и поехать строителем в Австралию или Новую Зеландию. «Мне, – говорит, – надоело в США». Я в пятьдесят лет в поисках альтернативного куска хлеба, новых ощущений, расширения кругозора в жизни иду в такси. Он в пятьдесят в поисках того же самого решает ехать в Новую Зеландию работать строителем. Меня уговаривал поехать с ним. Накопал в Интернете, что в Австралии нужны инженеры по ракетно-космической тематике. Что значит разный уровень жизни… Прагматизм еврейско-американский гораздо выше нашего. Говорит:

– Разводишься с женой, оформляешь фиктивный брак, уезжаешь, а потом снова объединяетесь. Квартиру детям оставите…

Он и раньше был прагматичнее меня, Америка этот прагматизм укрепила.

Какую-то копейку делает ещё и с хобби. Уезжая из Советского Союза, деньги вкладывал в нумизматику. Увёз в Америку отличную коллекцию монет и продолжает дальше собирать. Что-то пытается на этом зарабатывать. Как успешно – не знаю. Его специфика – русские дореволюционные монеты. Попросил меня посмотреть в Омске. Дескать купи, а я у тебя возьму на пятьдесят процентов дороже, обоим выгода. Я набрал каталогов. Несколько раз ходил на омскую тусовку нумизматов. И выяснил: навара не получится. У нас цены выше, чем за океаном.

– Саня, – звоню в США, – ты мне должен монеты покупать. В Омске мужики тоже базар знают.

В детстве на моём примере его воспитывали, говорили: вот какой мальчик умный. Я хорошо учился. Сдавал лучше экзамены, оценки выше получал. У Сани мать учительница младших классов. Для неё тройки единственного сына были больной темой. Чувствовал себя страшно неудобно, когда при мне Сане выговаривала мать:

– Посмотри, какой Илья умный мальчик. Отлично учится.

Но прошло сорок лет. Я на базаре и таксист, а он главный инженер проекта в городе Колумбус, штат Огайо. Саня вывез туда стариков. У матери был тяжелейший инфаркт перед этим. Родителям по восемьдесят пять лет. И живы. Мать вшила стимулятор от аритмии… Если бесплатно – пятьдесят долларов, а так раз в тысячу дороже. Ей – бесплатно…

Он уехал в более цивилизованную страну. Это как из деревни, где ты пас стада, ты перебрался в город, стал инженером, ведущим инженером, начальником сектора. Пропасть между тем, что было и что стало. Саня с женой говорят: мы уехали от хамства. Пусть в США искусственные улыбки, наигранная доброжелательность, но это лучше, чем наше искреннее хамство. Иногда думаю: мы живём в рабстве. Рабы возрастающего хамства, невежества, тупого пьянства, наркотиков, ненасытной алчности власть предержащих, развращённого, наглого в своей безнаказанности чиновничества…

Двое на Рабиновича с колеса садятся. В своё время пассажиры подсказали формулу, если останавливают с колеса, с бордюра – не диспетчер наводит на клиента, можно ломить цену хоть тысячу рублей, даже если через дорогу переехать. С колеса договорной тариф. Тормозят мужчина с девушкой, просят:

– Речной вокзал через Детский мир.

Он – комильфо. Костюм дорогой, галстук, туфли блестят. Девушка под стать кавалеру, духами благоухает… Я говорю:

– Сто рублей.

Там максимум шестьдесят. Он:

– Без проблем.

Подъезжаем к Детскому миру. Не за пелёнками с распашонками – валютные менялы интересовали мужика. Они у Детского мира тусовались. Тут же налетели, поняли – зачем машина подъехала. Мой комильфо, не выходя из машины, через чуть опущенное стекло поторговался, суёт в щёлку сто баксов, взял рубли. Я полушутя, полусерьёзно:

– Могли и со мной баксами рассчитаться, чем круг давать. Какие проблемы, я бы сдачу рублями дал. Евро, конечно, предпочтительнее, но баксы тоже пойдут.

У него голос бархатный, размеренный. Спокойно так повествует:

– Я госчиновником работаю, в чём взятки приносят, в том и беру, сейчас в баксах принесли.

До безобразия просто и обыденно. Удивил откровенностью. Назвался помощником одной из первых должностей города. Фамилию свою озвучил, хотя я, само собой, не спрашивал. По его тону, понял: ждал отзыва на свою откровенность, на сто процентов был уверен: одобрю его действия, а я промолчал. Он вызвонил свою машину, пересел, я девушку доставил на Волховстроя.

Вечером клиента взял, вдоль его девятиэтажки еду, глядь, у крайнего подъезда мужик другого пинает, потом схватил бетонную урну и поднимает над головой бросить на лежащего. Я высунулся:

– Озверел что ли – убьёшь!

Он разворачивается и тумбу в машину швыряет. В метре от дверцы упала. А бугай конкретный. Клиент кричит:

– Поехали – убьёт!

Я по газам, но в милицию позвонил. Через месяц опять вызов в этот дом. И тот же заказчик. Я напомнил ему полную драматизма бытовую картинку с летающей урной. Оказывается, бугай не одну урну бросал, он тогда выбросил кореша в стельку пьяного с третьего этажа, и я-таки помешал ему кончить дружка. Живым остался, даже без переломов. Но бугай через пару дней выскочил с ножом на улицу и двоих первых попавшихся зарезал… А до этого уже отсидел один срок…

На границе тучи ходят хмуро

Есть немало стоянок, где кучкуются таксисты в ожидании вызовов: развлекательный центр «Атлантида», СКК, то бишь Спортивно-концертный комплекс, Торговый центр… Я нашёл для себя «карманчик» в районе Дома печати, ближе к улице Маршала Жукова, на Бульварной, рядом со стадионом. Классное место. Быстрый выезд на Московку, на СКК, Казачий рынок, на «Трудовые резервы», в Чкаловский по Лизе Чайкиной, вокзал рядом, Набережная. И плюс ко всему – тенёк. Летом в пекло – немаловажный фактор. Пирамидальные тополя до вечера тень дают. Можно покемарить в мёртвое по вызовам время, книжку почитать… Днём час пик с утра, вечером с пяти до семи, потом ближе к одиннадцати. В остальное время ни шатко, ни валко…

Частенько на Бульварную нырял. Сначала один обычно стоял, потом Петрович на меня наткнулся, понравилось, стал присоседиваться. Петрович в пенсионном возрасте. Но мужик крепкий. Пограничник в прошлом. Однажды стою на Бульварной, подъезжает.

– Я тебе, – говорит, – сегодня не конкурент. Посплю часа два. С похмелья.

Накануне мать поминал – сороковины. А винил себя в её смерти.

Поздно вечером вёз наркоманов. Один сзади, второй на переднем сиденье. Сначала дёргались в поисках дозы. Свозил в Нефтяники, потом на 10 лет Октября поехали, свернули на Линии, в частный сектор. Попросили остановиться, место глухое, Петрович слышит: сухой щелчок. Как курок взводят, или нож откидной срабатывает. Получилось последнее, с заднего сиденья с ножом прыгнул, Петрович увернулся – в скулу по скользящей ударил… А метил в горло… Петрович схватил руку с ножом. И того, что рядом сидел, ногой к дверце прижал, не давая ввязаться в помощь подельнику. Из скулы кровь хлещет… Петрович, продолжая борьбу за жизнь, нашарил ручку на дверце, вывалился, газовый пистолет выхватил. Эти бежать…

Домой приехал и напугал мать до паралича… Каялся:

– Мне бы дураку сначала вымыться где-нибудь. А я в возбуждённом состоянии – всего колотит, башка не соображает – завалился домой, морда, грудь в кровище, на скуле кожа развалена, лохмотья висят… Она как увидела… Постоянно умоляла: «Сашенька, по темноте не езди, Христом Богом прошу…» А было-то всего девять вечера…»

У Петровича больная тема – китайцы. Служил на границе:

– Я три года не пускал их в Советский Союз, а теперь полдома узкоглазых.

Петрович на Левом живёт, рядом с оптовкой, китайцы облюбовали их девятиэтажку. Кто-то купил квартиру, кто-то снимает. У внука Петровича в школе четверть класса китайцы. Мы с Петровичем частенько сталкиваемся, я, грешен, не могу не наступить на его любимую мозоль, спрашиваю:

– На границе тучи ходят хмуро?

– Когда я там служил, – скажет, – им веселиться не приходилось: не проскочишь! А сейчас проходной двор из страны устроили, скоро клиенты юанями начнут рассчитываться. По вызову вёз молодых ребят. Сели, девушка заявляет: «Мы с вами можем не рассчитываться?» У меня глаз выпал – заявочки. Такого в моей практике ещё не было. Они хохочут. Это, говорят, если следовать китайским правилам. Китайские таксисты обязаны ездить в белых перчатках, машина должна иметь разделительную перегородку между водителем и пассажирами. Нет того или другого – пассажир в праве не платить. Вот так. Ребята интересные попались. Её папа-бизнесмен отправил сразу после свадьбы молодую семью в Шанхай. Не в свадебное путешествие – язык изучать. В перспективу родитель смотрит: Китай – вот площадка для бизнеса. Полгода ребята обучаются языку. Ещё, говорят, года два надо бы поучиться…

У нас в фирме были постоянные клиенты китайцы, два брата. Старший сильно болел и слепой. Ослеп в России. Ездили они в больницу. Лет сорок слепому. Сносно говорит по-русски. В Омске с начала девяностых. Он меня жизни учил. Дескать, вот мы приезжаем к вам и тем самым помогаем своей перенаселённой стране – освобождаем от себя, от забот о себе. Кроме того – посылаем туда деньги своим родным и тоже помогаем стране. А вы, мол, что сидите, если плохо у вас, надо ехать в Европу, работать там. Себя в пример ставил: сам выучил русский язык, работал программистом, пока не заболел. У них с братом какой-то бизнес. Надо ехать, настойчиво советовал, русским в Европу, зарабатывать там. Петровичу рассказал, он:

– Ага, загнул узкоглазый: русские езжайте в Европу, а мы тем временем займём всю землю от Дальнего Востока до Урала, а то и дальше.

Однажды по вызову китаянку-интеллигентку возил часа два. Эта китаянка по-русски шпарила запросто. Преподаёт в Омске. Разговорились. Даже заспорили. Она Китай свой нахваливает. Древнейшая цивилизация, многотысячелетняя культура, бурно развивается в настоящее время. Разве сравнить Омск и её любимый Харбин, который за последние двадцать лет изменился до неузнаваемости. Показала пару открыток. Суперсовременная архитектура, огромный мегаполис… Расхваливает Харбин, Китай… Отчаянный патриот… Узнала, что я занимался ракетно-космической техникой, стала восторгаться успехами Китая в космосе. Я ей прямым текстом: зачем здесь прозябаете, раз у вас там так хорошо? Она ответила тоже почти прямым текстом. Короче сказала: на вас лохах так хорошо деньги зарабатывать. Лохов я сам добавил, но смысл был таков…

Китайцев-торговцев с базара, кстати, ни разу не возил, они на такси не ездят. Деньги экономят…

В боевой песне про границу, что пел я Петровичу, тучи ходили хмуро над Амуром. Но Петрович служил в горах. И не самураи, как в песне, кровь на границе портили – китайцы три года житья не давали. Есть за что не любить.

Однажды с Петровичем на Бульварной зависли, как раз после Дня пограничника. Петрович во взвешенном состоянии, накануне возил компанию погранцов, не удержался, приложился к бутылке. Приехав на Бульварную, доложил диспетчеру, что обломался. Надо было прийти в себя после вчерашнего. Реанимировался чаем из термоса, а как я подъехал, его пробило на воспоминания:

– Законы советские гуманные были, китаец тебя за грудки хватает или с лошади стаскивает, ты не поддавайся, но оружие не моги применить. Он знает, гад узкоглазый, и пользуется, что у меня руки гуманностью связаны, а сами, было дело, стреляли в наших.

Китайцы обнаглели под предводительством Мао Цзэдуна. Требуют: Советский Союз должен Китаю чуть не до Урала землю отдать. И устраивают провокации. Мирных жителей гонят, дескать, вон ваши исконные земли, идите и владейте. Те прут, знают, пограничникам стрелять нельзя. Днём провокации устраивали, ночью досаждали. Спал, не спал – «в ружьё». Застава в горах, никаких деревень рядом, ближайший населённый пункт в сорока километрах. Электричество в лампочки в казарму, в прожектора на заставе дизель вырабатывает. К нему приставлен пограничник. Для экономии горючего, особенно зимой, когда не так-то просто проехать в горы, дизель на ночь отключали.

– Был у нас такой Деркач, – вспоминал Петрович. – Хохол. В наряды не ходил. Только если по охране заставы задействуют. Вся застава службу на границе несёт, а он обленился. Как тревога, ему бы первому вскакивать – дизель запускать, чтоб не по темноте заставала срывались китайцев усмирять. Он наоборот – неторопливо сапоги и штаны надевает. Мог бы и в трусах выскочить, кнопку нажать. Начальник заставы пытался воздействовать, но Деркач выкручивался: он бы со всей душой, но дизель старый, пока запустишь…

Надоело товарищам «в ружьё» по темноте скакать, взяли дизелисту в сапоге туалет устроили, по серьёзному наложили Он сунул ногу, а там вонючая субстанция… Обиделся в пух и прах. Посчитал унижением собственного человеческого достоинства. Но не в тряпочку обиделся, побежал к начальнику заставы с жалобой, чтоб разнос туалетным обидчикам устроил и дал шутникам дрозда с высоты майорского звания. Начальник выстроил всех, получилось как богатырей в сказке – тридцать три человека. И вызвал кинолога для экспертизы. Тот закочевряжился: нельзя-де подвергать собачье чутьё столь грубым воздействиям, нежный нюх поискового пса может атрофироваться, а ему нарушителей границы ловить. Кинолог был уверен: пёс выполнит задачу, но сам страдал от лени Деркача, был полностью солидарен с инициаторами воспитательной солдатской акции. Однако начальник неумолим, должен соблюсти порядок и провести расследование ЧП на заставе.

– У нас был пёс Уран! Ух, сила! – с восхищением характеризовал Петрович четвероногого погранца.

Дали Урану понюхать сапог. Без преступной субстанции вещдок к тому времени был, а всё одно Уран сморщился – такое дерьмовое задание поручили бойцу-пограничнику. Но делать нечего, начал обнюхивать строй. Одного осквернителя сапога облаял, второго – но кинолог пса дальше вдоль строя ведёт. Пёс догадался: надо быть заодно с друзьями-пограничниками и каждого облаял, дескать, – все поголовно приложились.

После чего начальник заставы наградил Урана своим коронным:

– Молодец, боец!

Это была высшая степень его похвалы. Затем повернулся к обиженному Деркачу и произнёс одно единственное:

– Ты понял, уважаемый?

Никто на заставе не хотел нарваться на его «уважаемый».

С той поры дневальный не успеет «застава, в ружьё!» проорать, дизель уже тарахтит на выработку электричества.

Призвали Петровича в армию в 1963 году. Повезли в Казахстан. На станции Аягуз, где располагалась центральная база снабжения пограничных войск восточного пограничного отряда, высадили призывников. И повезли дальше по шикарной дороге Дружба, что в горы к так называемым Джунгарским воротам идёт. За ними Китай. Гравийная автотрасса, покрытая гудроном. Чуть ни при Сталине строили для торговли с Поднебесной империей. По ней предстояло триста пятьдесят километров на юго-восток будущим пограничникам проехать. Дорога по плато проложена, слева и справа каменная пустыня, а сверху солнце несусветное. Жара в пятьдесят градусов. И пустота: что в пустыне, что на дороге никакого движения. Китаю не до торговли, они Культурной революцией занята, а местных жителей ноль целых ноль десятых на квадратный километр. Призывники, одолеваемые жарой, пребывая в промежуточном состоянии, когда уже не гражданские, но ещё не военные, стали снимать с себя одежду и через окна автобуса выбрасывать. Кое-кто не только штаны с рубашками – трусы отправил на обочину. Зачем лишнее барахло – солдату казённое выдадут. Петрович тоже оголился до нудистского вида.

– Вот дурак был, – рассказывал, – поддался общему пофигисткому настроению.