скачать книгу бесплатно
Не стойте, дети, у входа, садитесь подле меня и поешьте. Нилея, веди всех к столу и накорми детей.
Все это Кирилл сказал таким будничным тоном, что дети опешили еще более: у стар- шей девочки налились слезами глаза, она едва сдерживала их, если и были какие-то со- мнения у нее, то Кирилл только что их развеял, как солнечный свет растворял утренний туман. Она неуверенно шагнула вперед по направлению к Кириллу, а младшие девчонки, как ужаленные, подбежали к нему и уселись по обеим сторонам от него. Только мальчишка, полный мужского достоинства, не спеша подошел к своему отцу и, немного по- колебавшись, сел по правую руку от него.
Нилея села по левую, но к еде никто не прикасался, все чего-то ждали.
Ну давайте кушать, что ли, – с улыбкой сказал Кирилл и потянулся к столу, дети его опередили, они ели и улыбались, младшие старались заглянуть в глаза Кириллу, Скифид улыбался, глядя на все это, а дети, казалось, даже забыли про свою прошлую жизнь, которая закончилась неполный час назад. Потом Скифид разошелся не на шутку: он начал дурачиться за столом, что немало позабавило детей, они смеялись, не стесняясь, громко и весело. Да и как можно не смеяться, когда взрослый мужчина ведет себя, как избалованный ребенок. То он ел так, что еда разлеталась во все стороны, то подбрасывал куски мяса вверх и ловил ртом. Из этого мало что получалось, но когда получалось, то Скифид так причмокивал, как будто он совершил самый героический подвиг. Дети смеялись от души, размахивали руками, и в этот момент кусок мяса из руки Ании вылетел и попал Скифиду на грудь. Мясо осталось лежать на груди замершего Скифида, в шатре воцарилась оглушительная тишина, даже охранники на улице повернули головы в сторону шатра, не зная, чего ожидать.
Ания смотрела на караванщика широко раскрытыми глазами, полными ужаса. Все ждали. Скифид с серьезным видом приподнялся, налил в кубок воды, потом резким движением плеснул в девчонку, от неожиданности происходящего у ребенка захватило дух, и она замерла с открытым ртом и с не менее открытыми глазами. Кирилл тоже налил воды в свой кубок и спокойно подал дочке, та, недоумевая от того, что ей предложили, кубок приняла, немного подумав, глядя на воду в кубке, потом поглядела в лицо отца. Тот ей кивнул, одобряя ее решение, и плеснула воду в лицо Скифида. Тот сделал глубокий вдох и выдох, разбрызгивая воду на всех, делясь ею с каждым, и засмеялся так, как не смеялся, казалось, никогда. Дети взорвались звонким смехом – это была победа над страхом, который сжимал их сердца всю их жизнь. В шатре так смеялись взрослые и дети, что все в караване невольно нет-нет да и посмотрят на шатер, где веселился народ. Веселые и довольные мужчины вышли из шатра и пошли в сторону клеток с рабами. Вслед за ними вышли дети. Кирилл взял младшую Манилу на руки и в окружении своих детей пошел к рабам, они шли вдоль клеток с рабами, и все рабы глядели на них, как на совсем других людей, как будто они только что спустились с небес, а не вышли из клетки для рабов. Никто из рабов не выронил ни слова, просто смотрели, и взгляды эти красноречивее слов были.
Кирилл дал старшей дочке кошель с деньгами и она несла его широко раскрытым, младшие дети раздали медные монеты каждому рабу, вкладывая в руку и желая им доброй судьбы. Рабы принимали их молча, иные плакали, иные просто смотрели на монету, зажимали ее в кулаке, боясь потерять. Шествие остановилось возле клетки с тем самым рабом, что недавно привлек внимание Кирилла.
Его выпусти, пожалуйста, он нужен мне, – Кирилл сказал это и посмотрел Скифиду в глаза.
А что, и выпущу, что мне стоит выпустить какого-то там раба!
Он подозвал жестом охранника, который был неподалеку, и приказал ему вывести из клетки указанного раба.
А это твой дядя, которого ты не видел сто лет, – Скифид говорил с явной издевкой.
Нет, это просто человек, который мне нужен, – спокойно произнес Кирилл, не обращая внимания на тон своего друга. Раба вывели под руки два охранника, готовы подавить любой мятеж, поставили перед Кириллом, не отпуская.
Отпустите его, и, пожалуйста, оставьте нас наедине.
Кирилл был непреклонен в своем решении остаться наедине с этим рабом, и это чи- талось в его голосе, поэтому охранники не стали перечить, тем более что они хорошо знали, на что он был способен, да и сам раб тоже имел возможность насладиться зрелищем боя, в котором первой скрипкой был человек, его освободивший.
Дети, пойдемте я вас на коне покатаю, – сказал Скифид и увел детей за собой. Дети явно идти не хотели и постоянно оглядывались, но все же ушли.
Идем, – сказал Кирилл и пошел к реке. Раб пошел за ним, но не как раб за хозяином, а как свободный человек за равным. На берегу Кирилл сел на песок и, дождавшись того, пока его собеседник сел рядом, глядя на воду, сказал:
Рассказывай, только правду, кто ты и за что в рабство угодил.
Нечего мне рассказывать, да и с чего начать даже не знаю, – сказал мужчина явно растерянным голосом.
Начни сначала, – Кирилл продолжал смотреть на воду.
Зовут меня Холгас, я был командиром личной охраны Мандраса, князя пограничных земель Колгании, моей страны. Не всем удается подняться из простых до такого положения, и, естественно, не все мне были рады в высшем обществе. Ну а потом на мою беду мой господин, доверяя мне, наверное, предложил жениться на его дочери, зная мои к ней чувства. Я, естественно, согласился, потому что думал, что дочь моего господина, несравненная Адидель, тоже любит меня. После нашего разговора с Мандрасом я, окрыленный, побежал к своей любимой и рассказал ей о предложении отца, но вот только особой радости не увидел в ее глазах, потом мы даже, не помню из-за чего, рассорились, и я пошел к себе. А на утро меня арестовали мои же солдаты и обвинили в убийстве моего князя. Судили меня быстро, а обвинителем был тот, кто ранее подчинялся мне по службе, за него и вышла замуж моя Адидель, ну вот и все вроде бы, – Холгас говорил спокойно и без эмоций. Видно, все перегорело в его душе, и он перестал по этому пово- ду переживать, во всяком случае, сильно переживать, но Кирилл помнил, как побелели костяшки сжатых в кулак пальцев, когда Скифид рассказывал его историю.
У меня есть предложение, от которого ты можешь отказаться, если захочешь. Ты все равно останешься свободным, поверь, это правда, – говоря эти слова, Кирилл смо- трел в лицо своему собеседнику, он должен был понять: заинтересуется Холгас его предложением или нет.
Они говорили долго, издалека можно было подумать, что они просто сидят и смотрят на реку, изредка поглядывая друг на друга. К каравану Кирилл вышел один, он подошел к Скифиду и, поглядев в его глаза, сказал:
У меня есть к тебе предложение, и ты, думаю, будешь ему рад, – сказал он это с улыбкой прощающегося человека.
Пошли в шатер, поговорим о делах, потом о прощании нашем, – засмеявшись, про- изнес Кирилл. Он положил руку на плечо караванщика, и они пошли к шатру. Кирилл сразу подошел к своему мешку, достал из него прозрачную бутылку и протянул ее караванщику.
Это тебе мой подарок, как я и обещал.
Потом достал десять увесистых мешочков с золотом и положил перед Скифидом, тот развязал один, поглядел внутрь и с широко раскрытыми глазами спросил:
Что это, и за что это, ты знаешь, что здесь на десять таких караванов.
Знаю, но все равно ты должен это золото взять, ты хороший и честный человек, не смотря на то, что работорговец, и заслуживаешь того, чтобы тебе помогли. Но и ты мне поможешь, если сможешь.
Интересно чем? – в голосе караванщика сквозил интерес, и в этот момент в шатер вошел Холгас.
Этот человек будет встречать тебя и твои караваны на этом месте, будет покупать у тебя рабов, которых ты специально для меня будешь отбирать на всевозможных рынках. Меня интересуют только те, кого можно будет брать в армию.
И эти деньги для того мне и вручены, да? – некое легкое разочарование было в голосе Скифида. Нет, деньги эти только для тебя, Холгас будет приезжать со своими деньгами, он будет отбирать тех, кого посчитает нужным купить, и дать тем самым свободу.
Кирилл говорил спокойно, без тени иронии, и Скифид сразу понял, что его новоявленный друг не шутит.
Потом был прощальный ужин. За столом сидел счастливый отец, счастливые дети, бывший раб, переодетый и совсем не похожий на раба своими повадками, и расстро- енный караванщик, горечь расставания которого не имела границ, и он не пытался это скрыть. Даже внезапно свалившееся на него богатство не могло его успокоить, настолько он прикипел душой к этому странному путнику. После ужина Кирилл сел на коня, дети устроились в повозке, приготовленной для дальних путешествий, Холгас правил лошадьми, и все они тронулись в свой путь.
Рабы долго глядели в след покачивающейся на неровной дороге повозке, в которой уезжали дети-рабы, нашедшие своего отца, и бывший военачальник, ставший по воле судьбы рабом, и вновь, по воле все той же судьбы, обретший свободу. Там, в повозке, ехали те, о ком еще долго будут рассказывать истории на перевалах, и в услужении своим новым хозяевам, и благодаря кому легенда о счастливом конце, даже у раба в судьбе, будет жить вечно.
Глава 3.
Путь домой
Они ехали долго настолько, насколько позволяла весенняя теплая ночь, луна светила так ярко, что было видно на многие метры вперед. Повозка тихо покачивалась и, как мать, убаюкивающая свое дитя, укачивала детей, которые были внутри ее. Они спали впервые спокойным детским сном. Самая маленькая улыбалась во сне и прижимала к себе руку Кирилла, словно боясь, что он может уйти и не вернуться. Она все время, как Кирилл сел в повозку, была рядом с ним, то пристально рассматривая, то просто обняв, сидела молча и смотрела, как дорога уводила их прочь от этой страшной жизни в неволе. Две старшие дочери спали, обняв друг друга и укутавшись в одеяло так, что видны были только их макушки. Парень, как подобает настоящему мужчине, спал отдельно от девчонок, но так, чтобы при необходимости видеть их. Холгас сидел на облучке, не сводя глаз с дороги, при любом повороте дороги направлял лошадей так, чтобы повозка не раскачивалась слишком сильно. Видна была многолетняя военная закалка, он нес служ- бу, как будто его собственная жизнь зависела от результата их поездки. Не один Кирилл не спал, он сидел в повозке и смотрел на то человеческое счастье, которое мирно спало рядом с ним, и понимал: его жизнь и дальнейшие планы теперь зависят от того, как он будет жить со своей семьей. Он очень осторожно освободил руку от объятий дочери и пробрался на облучок, сел рядом с Холгасам, взял у него поводья и тихо сказал:
Иди поспи, я все равно не могу уснуть, и посижу за тебя.
Холгас не стал упрямиться, просто максимально тихо перебрался в повозку, лег с самого края и, не укрываясь, уснул быстро, как ребенок.
Кирилл правил лошадьми еще пару часов, пока не выехал на довольно милую поляну. Она сразу ему приглянулась, и он решил, что можно устроить привал. Распряг лошадей, стреножил и пустил пастись на поляне. Глядя на коней, мирно пасущихся в ночи, Кирилл вспомнил себя в детстве, когда ходил с отцом и дедом пасти колхозных лошадей и целую ночь просиживал у костра со взрослыми мужиками, слушая их рассказы и наблюдая за тихо фыркающими в ночной тишине лошадьми. Теперь он сам со своим сыном будет ходить на ночные выпасы, и это его радовало. Он не спал до рассвета, просто сидел и думал, что стало его новым миром и новой жизнью. Было немного обидно, что не мог раскрыть всей правды, хотя бы детям, но успокаивался, что со временем его домочадцы все узнают и между ним и детьми не будет никаких тайн и недомолвок. Когда стало просыпаться улыбчивое солнце, которое стремилось обогреть всех и сразу, Кирилла стало клонить в сон, и, почувствовав это, Холгас присел с ним рядом и, глядя на лошадей, сказал: Идите поспите, господин, я посторожу вас. Не волнуйтесь, не сбегу и не предам ни вас, ни ваших детей.
Я знаю, Холгас, я все это понял давно и не сомневаюсь в тебе, – сказал Кирилл, поднимаясь с земли и направляясь к повозке.
Пробуждение было внезапным, Кирилл вскочил, как ошпаренный, и, схватившись за нож, занес руку для удара и тут же остолбенел: он чуть не набросился на собственную дочь, а она отпрянула и в ее глазах застыл ужас. Кирилл понял, что невольно напугал ребенка лишь потому, что тот пощекотал его травинкой за ухом. Тихо обнял ее и прошептал на ушко:
Прости, пожалуйста, своего глупого отца. Забыл, что ты, милая, рядом. Манила, прости меня, прошу.
Девочка оправилась от шока и также тихо сказала:
Прощаю тебя, папочка, ты ведь не нарочно это сделал, и ты меня прости, что тебя разбудила, я больше так не буду делать.
Нет, не извиняйся, дочка, и впредь буди меня тогда, когда захочешь, я не буду злиться, ведь ты моя доченька, и я тебя очень, очень люблю.
После этих слов Манила посмотрела в глаза отцу, словно хотела убедиться, что он не шутит, и с улыбкой сказала:
Ну, тогда пойдем к столу, буду тебя кормить, а потом ты покатаешь меня на коне, хорошо?
Конечно, покатаю, но только, если будешь кормить вкусно, а если мне не понравится, то я тебя съем, и ты никогда не сможешь кататься на лошади.
Кирилл схватил девчонку, заливающуюся звонким детским смехом, и, буквально выпрыгнул из повозки, как огромный кот с мышью из хозяйского амбара. Он подошел к разложенному на земле покрывалу, на котором стояли блюда с едой, а на краях покрывала сидели все его дети и ждали главу семейства. Только Холгас был поодаль и возился с лошадьми, готовя их к долгой дороге. Кирилл уселся на покрывало, усадил дочь на колени и, обращаясь к Холгасу, сказал:
Оставь лошадей и иди к столу. Сейчас мы будем есть, а потом будем думать, как нам быть дальше, и не сторонись нас: мы все вместе уехали и все вместе будем дальше, пока не придет время расстаться.
Да, господин, иду, – в голосе Холгаса чувствовалось некое облегчение, он не знал, как ему себя вести, а сейчас все стало на свои места. После еды Кирилл почувствовал себя намного лучше, и ему захотелось заняться делами.
Пока старшая дочь собирала посуду, он в сопровождении Холгаса шел по поляне, рассматривая ее так внимательно, как будто до сих пор не видел. Холгас шел рядом, не задавая никаких вопросов, понимал, что господин сам расскажет, если нужно будет рассказать. И не ошибся, Кирилл начал разговор сам и сразу с главного:
Эта поляна послужит хорошим местом для твоего лагеря, и от караванной тропы не далеко, а от цели порядком. Как считаешь, генерал? Думаю, не стоит искать другого места, хочу, чтобы ты тренировал своих людей и как следует тренировал. Сперва ты подготовишь много хороших лучников. Они должны уметь поражать цель на сто шагов, не меньше, я имею в виду – точно поражать цель в любую погоду, потом мечники и копейщики. Их ты будешь набирать поровну и готовить почти одинаково, разница только в том, что копейщики берутся за мечи только после того, как выронят копье, а мечники берутся за копье, если выронили меч, и нет возможности его вернуть. Ну, конечно, в самом начале с тобой придут строители и начнут здесь все обустраивать. Как думаешь, осилишь?
Кирилл поглядел Холгасу прямо в глаза и не торопил с ответом, просто ждал его.
Думаю, справлюсь, но трудно готовить людей к войне, как я понял, и не говорить им, в какой войне они будут гибнуть, да и разбойники здесь водятся, как бы не помешали нам они, – он говорил спокойно и хотел, чтобы к нему прислушались, ведь он не новичок, и это было видно.
Ну, разбойники – это как раз и хорошо, будет практика у ребят, – Холгас улыбнул- ся этим словам. – Недостаток информации объясню так: если солдат ничего не знает о планах начальства, то и под пытками ничего не скажет, вот так и объяснять будешь. Не обижайся на то, что и ты не все знаешь, так надо, никто не должен знать, для чего здесь, в глухих местах, вдали от людских глаз, строится учебная база. Одно могу сказать, если пойдешь со мной до самого конца, то либо погибнешь, либо прославишься. Но и в том и в другом случае геройскую судьбу, и вместе с ней смерть или жизнь, я тебе гарантирую. Все дальнейшие инструкции ты получишь позже и письменно, а теперь, когда ты кое- что знаешь, подумай и приходи ко мне после полудня. Либо ты клятвенно присягнешь мне верой и правдой, не щадя жизни своей, служить, либо мы распрощаемся с тобой по мирному, и ты пойдешь своей дорогой. Не стану тебя ни в чем винить и осуждать.
Кирилл посмотрел Холгасу в глаза и пошел к повозке. Он не оборачивался, знал, что его новоиспеченный генерал простоит так еще минут пять.
Холгас, действительно, стоял неподвижно еще некоторое время, а по истечении его отправился на другой край просторнейшей поляны и просидел там почти до вечера. Девочки, причем все вместе, отнесли ему обед и, ничего не говоря, удалились. Только Манила по дороге к повозке часто оборачивалась в сторону задумчивого мужчины, который не стал даже прикасаться к еде, а только поблагодарил и остался на своем месте. Но этот интерес прошел, когда Кирилл усадил ее в седло и стал катать по поляне. Потом к нему подошли Нилея с Анией и неуверенно попросили их покатать тоже.
Кирилл посмотрел на своих дочерей и, как можно мягче, сказал:
Не бойтесь, дети, отца просить, но на коня сядут только двое из вас троих.
Ну, тогда, может, Ания покатается, а я потом как-нибудь, – разочарованно произ- несла Нилея.
Вы мои дети, и я не могу обделить кого бы то ни было из вас. Манила немного покаталась, и теперь могут другие покататься.
Он ссадил младшую дочь с лошади, усадил потом на коня двух старших, после это- го младшую посадил себе на плечи и с общим смехом, держа коня под уздцы, побежал по поляне, подпрыгивая и изображая конское ржание. После пробежки, которая заняла продолжительное время, весь мокрый от пота и уставший, но счастливый Кирилл доставил девчонок к повозке, а сам разлегся на густой и мягкой, как персидский ковер, траве. Он поднялся на локте и посмотрел на Стартуса, своего сына, который все это время был возле повозки и вел себя, как часовой на посту.
Сынок, сел бы на коня, да проехал по дороге вперед, посмотрел, как там путь или развилка есть неподалеку, может, люди какие есть, но к ним не лезь, а сразу назад, хоро- шо?
Хорошо, отец, так и поступлю, – сказал Стартус и пошел к лошади отца, вскочил в седло и, как заправский казак, поскакал по дороге.
Он у старого хозяина при конюхе был, – сказала Ания, видя удивление Кирилла.
Ну, тогда все понятно, – выдохнул Кирилл, снова улегся на траве и стал рассматривать облака. Девочки легли рядом с ним и тоже устремили свои взгляды к небесам.
Через час приехал Стартус и, судя по внешнему виду коня, он ехал не шагом. Лихо спрыгнув с лошади, парень стал снимать с него седло и на ходу рассказывать, что видел. Впереди дорога прямая километров на десять, как понял Кирилл, и людей по ней ездит немного, скорее всего по ней ездили раньше, но почему-то перестали.
Уставшее солнце намекало на то, что скоро будет вечер, и оно собирается покинуть небосвод. Кирилл почувствовал слабый голод и предложил девчонкам приготовить ужин, пока они с сыном принесут дров на ночь. Когда ужин был готов, и костер горел, радостно потрескивая и жадно поедая дрова, к общему столу подошел Холгас. Положив посуду, в которой днем ему приносили обед, он обратился к Кириллу:
Господин, я принял решение и хочу тебе об это рассказать.
Кирилл встал, отошел от покрывала, на котором стояла посуда со свежей едой, стал напротив Холгаса и немигающим взглядом уперся в него.
Говори о своем решении и не бойся быть непонятым, мы не осудим и не прогоним тебя в любом случае.
Холгас опустился на одно колено и торжественным тоном произнес:
Господин мой, присягаю тебе в верности и клянусь служить тебе верой и правдой до самой моей смерти, когда бы ни пришла она, клянусь быть рядом и не предам тебя ни за деньги, ни за блага земные, обещаемые врагами твоими и врагами дел твоих. Если я нарушу свою клятву, пусть твоя рука покарает меня, и не будет мне в том пощады, пусть душа моя не знает покоя, если я предам тебя и удалюсь прочь от расправы твоей. Он оставался коленопреклоненным и со склоненной головой перед Кириллом, который от произнесенной клятвы превратился в статую. Вокруг на поляне воцарилась та- кая тишина, что, казалось, мухи висят в воздухе и боятся жужжать, чтобы не нарушить торжественность обстановки. Кирилл быстро пришел в себя и сказал следующие слова:
Я принимаю твою клятву, желание служить и нарекаю тебя ГЕНЕРАЛОМ ХОЛГА- СОМ, рукой моей правой, помощником и соратником во всех делах моих, – тон его был не менее торжественный, и это подтвердило эхо, которое затаилось и подслушивало раз- говор людей, ожидая своего часа рассказать всем о том, что оно услышало.
Ну, ладно, давай будем есть, а то остынет все, – совсем буднично сказал Кирилл и пошел к своему месту у стола. Холгас улыбнулся и пошел за ним. После ужина Кирилл и Холгас отошли в сторону, и Кирилл вновь заговорил о самом главном:
Хочу, что бы ты знал, для кого это все готовится, но знай, тебя примут за безумца, если ты скажешь это где-нибудь среди людей. Ты слышал легенду о БЕЛОМ СТРАННИ- КЕ, и что ты об этом знаешь?
Да, я слышал, что придет БЕЛЫЙ СТРАННИК и поможет юной принцессе спасти королевство, но это всего лишь красивая сказка и только, – Холгас говорил и пристально всматривался в лицо Кирилла, будто хотел там что-то разглядеть.
Кирилл же спокойно продолжил:
Скоро придет тот день, когда ты сам будешь стоять подле БЕЛОГО СТРАННИКА и вершить судьбу обозначенного королевства, ибо очень скоро придет тот, кого зовут БЕ- ЛЫЙ СТРАННИК, и вся эта армия присягнет ему в верности и пойдет за ним до конца самого. И все это будет так, потому что сказание о БЕЛОМ СТРАННИКЕ свершается, и он пришел, но только никто не знает его.
Кирилл закончил свою речь и ждал реакции генерала, а тот, в свою очередь, стоял, как громом пораженный, просто стоял и глядел Кириллу в глаза, и его лицо ничего не выражало, кроме глубокого изумления.
Я вижу, ты мне не совсем веришь, друг мой? – с улыбкой спросил Кирилл и поло- жил руку на плечо Холгасу. Не сразу, но тот ответил:
Я понял одно, что тебе нет смысла меня обманывать, и то, что вокруг тебя, господин, одни загадки. Хотя я знаю тебя только несколько дней, но я тебе верю и понимаю, что легенда не врала, теперь понимаю: просто она очень старая, и все к ней слишком привыкли.
Ну вот и хорошо, теперь ты знаешь то, что должен знать, дальше будет больше, – Кирилл говорил спокойно и непринужденно, как будто он об этом говорил каждый день. Холгас выглядел очень озадаченным и задумчивым, казалось, он старался вспомнить что-то, и ему это трудно давалось, даже пот выступил на лбу, и он произнес для себя:
Куда уж больше, я и представить себе не могу больше, чем это, а еще больше, боюсь, меня добьет окончательно.
Ничего страшного не произойдет. К этому просто надо привыкнуть и все, – успо- каивающим тоном сказал Кирилл и пошел спать, а Холгас еще долго бродил по поляне, осмысливая полученную информацию.
Утро наступило так тихо, как кошка подкрадывается к мышонку. Все дети катего- рически отказались спать в повозке и теперь прятались от первых солнечных лучей под одеялами. Они давно не спали, прошлая жизнь научила их рано вставать и поздно ложиться, просто так хорошо было поваляться в постели и не спешить вставать. Кирилл встал рано и вместе с Холгасом, отойдя подальше от спящих детей, пробовал силы своего генерала в рукопашном бою. Холгас оказался очень хорошим воином, они вырезали палки,
напоминающие мечи и ножи, используя этот спортивный инвентарь, двое мужчин вертелись по поляне, вытаптывая траву и пытаясь победить друг друга. Кирилл действо- вал по всем правилам, которые в него вложили его учителя, и те правила позволяли ему довольно спокойно выигрывать схватку за схваткой, он действовал на опережение сво- его соперника, и это выглядело так, как будто он заранее знал, что тот будет делать. Но Холгас быстро учился, и вскоре стал доставлять некоторые неудобства своему господину, хоть Кирилл и продолжал побеждать, ему это стоила больших усилий, чем в начале их поединка. Холгас, защищаясь от удара ножом в грудь, ушел с линии атаки в сторону и сразу нанес удар своим мечом. Кирилл парировал этот удар, подставив под него свой меч, но Холгас, воспользовавшись неустойчивым положением Кирилла, опрокинул его на спину, ударив своей ногой в опорную ногу Кирилла, занес свой меч для решающего и, казалось, последнего в этом, хоть и учебном, бою, удара. Но Кирилл не просто упал, он, как кот, отпрыгнул в сторону, перекатился через голову и подпрыгнул высоко, чтобы в прыжке нанести удар ногой в грудь противника. Холгас не смог устоять на ногах, но не упал, как тюк сена, он тоже кое-что понимал в военном деле. И это было видно в каждом его движении: он откатился назад и вскочил на ноги, но прежде чем он принял боевую стойку, Кирилл был перед ним и нанес сперва удары ножом в живот, в грудь, в шею и под правую руку, потом завершающий удар мечом поперек всего тела, который говорил о том, что тот, против кого это все будет применено, умрет до того, как его тело упадет на землю. Холгас развел руки в стороны и произнес:
Я не представляю, как вам противостоять и что, кроме бегства, меня спасло бы, с таким умением трудно будет найти себе равных .
От такого воина, как ты, слышать подобное лестно потому, что ты сам очень дорого стоишь в бою, и это видно любому, кто может видеть, но в настоящем бою все решает не то, какой ты воин был вчера, а то, как ты готов к бою сегодня. Но мы должны продолжить, мой друг, но несколько по-другому.
Кирилл отбросил свое оружие, а Холгас напал на него вооруженный.
Холгас наносил удары мечом и ножом слева и справа, то его меч взлетал снизу вверх, а нож, наоборот, летел в грудь сверху, то он бил ногой и тут же с разворота наносил удар мечом и ножом одновременно, но всегда на мгновение до того Кирилл уходил от удара каким-то непостижимым движением, почти не прикасаясь к противнику, потом он, в очередной раз уйдя в сторону от занесенного для удара меча, перехватил руку Холгаса, за запястье и вывернул ее таким образом, что рука получилась согнута неестественным образом, а сам Хоргал встал на цыпочки и боялся пошевелиться, чтобы не порвать связки. Кирилл спокойно взял меч из руки Холгаса и, развернувшись спиной к нему, нанес колющий удар в грудь.
Ну, на сегодня хватит, потом как-нибудь доиграем, – сказал Кирилл, и они пошли к повозке, уставшие, но довольные.
Возле повозки суетились девочки, собирая завтрак, а сын подошел и спросил, глядя в глаза:
А смогу я научится такому искусству боя?
Ну конечно сможешь, сынок, только дай до дома доехать, там и учиться станешь, хорошо?! – ответил Кирилл сыну, и они втроем пошли к остальным домочадцам. Увидев приближающихся мужчин, две младшие дочери бросились бежать навстречу с раскину- тыми в стороны, словно крылья, руками, смеясь от радости встречи.
А где наш дом, отец, и когда мы туда приедем?
Вопрос сына несколько озадачил Кирилла, ведь он и сам не имел ни малейшего пред- ставления о местонахождении их дома, и он ответил правду:
А где нам понравиться, там и дом наш будет, теперь мы сами вправе решать, где нам жить и как нам жить, согласен, сынок, со мной?
Да, отец, я согласен, просто я еще не привык к этой жизни, где ты сам можешь решать, – глядя себе под ноги, произнес мальчик, стесняясь своего непонимания происходящего с ним.
