скачать книгу бесплатно
Пустовалов повернул к ней лицо, будто мог что-то увидеть. Ощутил ее тепло и запах, конечно. Эта девчонка слишком сообразительна. Слишком. Но ему это нравилось.
– Кто это болтает?
– Это Олег с Виктором.
– Какой еще Олег?
– Свалился тоже откуда-то. Ему повезло, что встретил нас. Тут в темноте с ума сойти можно.
– Откуда свалился?
Пустовалов обратил внимание, что Даша не собирается оставлять его плечо, и он совсем не возражал.
– Спросите у него сами, – сказала Даша.
Но Пустовалов не стал спрашивать.
Он посмотрел во мрак перед собой.
– Вам не страшно? – спросила девушка.
– Сейчас уже нет.
– Там, наверху, через замочную скважину я видела небольшой кусочек улицы – там все еще была ночь, но я видела снег, уличные фонари, машины, ничего такого… А потом, когда появились эти…
Даша пошевелилась, съехав чуть ниже. Спинами они облокачивались о стену, вдоль которой пробирались до привала последние часа два. Где-то справа храпел Харитонов.
– Может, там уже ничего нет? – прошептала Даша.
– Ты ведь хотела сказать никого?
– Так странно, – произнесла Даша, – а что если место, где мы сидим, окажется единственным безопасным местом на Земле?
Пустовалов вспомнил длинноволосого и металлический шум.
– Гермозатворы… – догадался он.
Даша пошевелилась, как бы ненароком сильнее прижимаясь к его плечу.
– Что это значит?
– Они изолируют метро и не просто метро.
– А что еще?
– Как я теперь понимаю, метро это далеко не только туннели с поездами.
Даша промолчала. Пустовалов тоже замолчал, вслушиваясь в размеренный голос невесть откуда взявшегося Олега.
– Вас кто-нибудь ждет наверху? – спросила Даша.
– Только те, с кем я предпочел бы не встречаться.
– Мне это знакомо.
– Не верю, что все настолько плохо.
– Большинство тех, кого я не хотела терять, уже потеряны. Впрочем, это не важно.
– А твой отец?
– Я боюсь за него, но… если там наверху никого нет, и отец не ищет меня, значит, в этом мире и вовсе некого больше терять. Получается только я сама потеряна в нем. Странно… В детстве я уже испытывала похожее чувство.
Пустовалов достал последнюю влажную салфетку и вытер лицо.
– В детстве?
– Мне было семь лет. Мы ехали с отцом в поезде, и там… мне кое-кто встретился. Одна старуха…
Даша замолчала, очевидно раздумыва, продолжать или нет.
– Она хотела навредить тебе?
– Да, а вернее… Нет, сейчас я понимаю, что дело даже не в ней. Вернее не только в ней. Скорее дело было в обстоятельствах. Мы ехали с отцом в Геленджик, мама и братья раньше нас улетели на самолете. Я упросила отца поехать с ним на поезде – у него были какие-то дела в Москве, и к тому же я любила ездить на поездах и смотреть в окно. Мне нравилось заглядывать во дворы деревенских домиков, которые располагались близко к железной дороге, а если получится – в окна и представлять, как там живут люди…
– То есть ты любишь подглядывать?
– Скорее находиться в тени, так же, как и вы.
– И что случилось в том поезде?
– Отец выходил на каждой станции покурить и купить какую-то еду. Он не брал еду с собой, как мама, а ходил в вагон-ресторан и еще любил покупать пирожки и всякую дрянь на станциях. И там, я помню, на одной станции, где стоянка была всего пять минут, проводница никого не выпускала, но отец упросил ее, и с ним вышли несколько человек из нашего вагона. И я тоже. Там я увидела яркую васильковую поляну за платформой и захотела нарвать цветов. Отец не видел, что я вышла. Просто не заметил. Поляна была рядом, но мне было семь лет, а там на платформе была очень древняя старуха. Там никто ничего не продавал, а старуха все норовила подойти ко мне зачем-то. Она почему-то пугала меня. И вот она идет-идет, а я ее все сторонюсь и отхожу дальше. В семь лет ты не слишком ориентируешься во времени и больше полагаешься на старших. Я не заметила, как все пассажиры вернулись в вагон. Я вдруг увидела, что на платформе никого, а проводница уже опускает эту штуковину…
Пустовалов почувствовал, что Даша вздрогнула, хотя здесь, в подземелье, было не холоднее чем в метро.
– Ну вот в этот момент, когда я увидела этот поезд, у меня внутри опрокинулось что-то…. Я никогда не испытывала подобный страх…
– И что ты сделала?
– Закричала, просто завизжала как бешеная, и весь мой собранный из васильков букет рассыпался под ногами. И в этот момент я увидела, что старуха, стоявшая между мной и поездом, улыбается. Она была седая, просто как Гендальф, и улыбалась. Ты можешь представить, чтобы взрослый человек наслаждался страхом перепуганного ребенка?
Пустовалов невольно вздохнул.
– Наверное, она просто выжила из ума.
– Скорее всего, но это чувство у меня ассоциировалось только с ней. Мне казалось, что она… Я ведь на самом деле не ее испугалась. Я испугалась, что поезд уедет и я останусь одна. Только с этой старухой. И потом я не могла спать из-за этого кошмара.
– Твой отец просто дернул бы стоп-кран, увидев, что тебя нет. Ты зашла бы на станцию, нашла милиционера или еще кого-нибудь.
– Это все понятно конечно теперь, и даже тогда папа меня именно так и успокоил. Дело в том, что когда мы приехали, то узнали, что самолет с мамой и братьями упал в Черное море.
– Вот, значит, как.
– Это случилось из-за боры, – сказала Даша. – Самолет вылетел на повторный круг, и что-то случилось. В общем, никто не выжил. Упали в море.
– Та самая авария Ту-154… – вспомнил Пустовалов.
– Потом мне еще долго казалось, что старуха знала про эту аварию. Как будто она питалась не только моими страхами, но и страданиями. Предвкушала их.
– Предвкушала… – повторил Пустовалов, и Даша будто почувствовав, что он вкладывает другой смысл в это слово, спросила:
– Ваш страх подземелья – тоже из детства?
Пустовалов не ответил. Прижав затылок к стене, он стал думать о том, каково это – падать в свинцовую бездну моря. Сам он старался не пользоваться самолетами.
Неподалеку невесть откуда свалившийся Олег рассказывал что-то о бомбоубежищах, и Пустовалов вдруг подумал, что этот товарищ слишком осведомлен о всяких подземных делах. А еще он подумал, что где-то уже слышал этот голос. Его снова начало клонить в сон. Должно быть здесь дефицит кислорода.
Даша выдернула его из-под наваливающейся дремы.
– Расскажешь? – спросила она тихо, на этот раз уже совершенно осознанно перейдя на «ты».
– Ну, так чтобы в одиночку оставаться… – сказал Пустовалов. – Меня это не пугало, я рос в детдоме и часто убегал. В основном с друзьями.
– Это, наверное, не так весело на самом деле.
– Нам было весело. И у меня неплохо получалось убегать.
– Я не сомневаюсь. Ты не знал своих родителей?
– Нет.
– Тебя надо было отправить в какую-нибудь секцию. Приложить способности к чему-то полезному.
– Однажды так и случилось. После одного из побегов меня отправили в какой-то лагерь под Оболенском. Для особо одаренных, – Пустовалов усмехнулся. – Я догадался об этом, потому что меня отправили одного. Помню высокие сосны, лето, комаров, и, в общем-то, было неплохо. Нас хорошо кормили, и ребята там были… Другие ребята. Мы проходили какие-то тесты, и взрослые люди задавали нам странные вопросы. Вроде того, сколько например живых существ находится с нами в комнате. Но я их почти не помню, помню только веселых ребят. Они сильно отличались от моих друзей из детского дома.
– Чем отличались?
– Ну, во-первых, они все были старше, а во-вторых… – Пустовалов задумался, – необычные. Вот я помню со мной в комнате жил парень, он был старше меня на три года. Этот парень умел так прятаться в комнате, что его нереально было найти. Ну, просто, даже если комната два на два и нет никакой мебели. Потом я узнал, что он всегда находится за твоей спиной, и звали его при этом почему-то «кабан». Там у всех были такие странные звериные прозвища.
– У всех? И у тебя тоже?
– И у меня.
– И какое у тебя было?
– Я не помню. Что-то мелкое.
– Может, ласка?
– Ха-ха, может быть, – засмеялся Пустовалов, – я не знаю, там был такой мужик в синей форме подполковника авиации. Он мне сказал, чем сильнее твои способности, тем крупнее зверь в твоем прозвище. Видимо мои способности были самые жалкие.
– И что вы там делали?
– Да ничего особенного. Мы играли во что-то похожее на спортивное ориентирование, бродили по лесу и заброшенным домам, составляли какие-то схемы. Я пробыл там всего пару месяцев и потом меня отправили обратно. Меня и еще нескольких ребят. Я думаю, там все закончилось. Это был девяностый первый год. Тогда многое менялось в стране. Думаю, что-то поменялось и там.
– Да, забавно. Может, это какая-то секция для ниндзя?
Пустовалов улыбнулся в темноте. Он заметил, что Олег перестал бубнить, а Харитонов проснулся и, тихо матерясь, поднимался и бренчал оружием.
– Странно, но я почти ничего не помню. Помню только, что был там еще старик. Вот его я запомнил хорошо. Он был… как… Он умел хорошо….
– Успокаивать?
– Да. Тогда меня тоже преследовали кошмары и… он помог мне.
– Что он сделал?
– Я не помню. Но я думаю, ничего особенного. Просто, когда тебе девять лет и ты всю жизнь провел в детдоме, то первый взрослый, который погладил тебя по голове…
– Я сейчас заплачу.
Пустовалов засмеялся.
– Еще этот старик сказал нам однажды странную вещь, что возможно, кому-то из нас когда-нибудь предстоит сделать что-то важное. Что-то очень важное.
– Как же без этого, – хмыкнул Харитонов, отправляясь в темноту, чтобы отлить.
– Что-то, что касается всех. Причем не только здесь, но и…
Харитонов громко протяжно зевнул.
Пустовалов погладил свой рюкзак под рукой. Взгляд его был устремлен вперед – там, где за чередой колонн, в ста тридцати трех метрах находилась точно такая же стена, о чем никто из них не догадывался.
– Где?
Впереди зажурчала струя.
– Мы сами об этом, может быть, никогда не узнаем, только однажды, когда все случится, где-нибудь в толпе, к тебе подойдет незнакомец и скажет…
Пустовалов замолчал.
– Что скажет?
– Я не помню. Все покрыто каким-то туманом. Помню только начало фразы: завтра в полдень родители ждут тебя дома.
– Завтра в полдень… – повторила Даша.
– По-моему это из какой-то книги, – неожиданно подал голос Виктор.
