Индексация

Но ближе к обеду, позвонила зарёванная Полина и сообщила страшную весть.

Ей позвонили из Питера, не то МЧС, не то из какого-то штаба и уточнив данные, предложили прилететь в Санкт-Петербург третьего ноября для опознания и проведения экспертизы ДНК, когда будут доставлены все тела и фрагменты тел погибших.

Макса долго била мелкая нервная дрожь, переходящая по возрастающей амплитуде в конвульсии. Потом конвульсии резко прекращались и снова подступала новая волна мелкой дрожи.

Это был шок – отупляющий и обезболивающий, не дающий реагировать ни на что, не дающий думать ни о чём, кроме одной мысли: «Мамы, папы – НЕТ!».

Сколько это продлилось – час или 3 часа, Макс не помнил, но, когда немного пришёл в себя, то позвонил директору и сообщил о произошедшем.

Владимир Адамович, также разволновавшись, говорил в трубку слова поддержки и приносил соболезнования. Голос его тоже срывался и видно было, что дыхание перехватывало, ведь отец был и его другом. Наконец, чуть успокоившись он произнёс:

– Сколько надо дней, столько и бери. О работе на время забудь, тебе и так предстоит сейчас быть собранным и заниматься этими тягостными делами. Если что надо, звони. Я всегда на связи.

В Санкт-Петербург, Максим полетел с сестрой 3 ноября.

Крематорий Санкт-Петербурга находился на северо-восточной окраине города по адресу: Шафировский проезд, дом 12. Именно там происходило опознание тел погибших и забор крови для ДНК.

Здание крематория представляло из себя двухэтажное здание из серых блочных плит, и напоминало характерную архитектуру домов культуры небольших городов в поздний советский период. Перед главным входом имелась довольно просторная площадка, выложенная серой плиткой, по периметру которой располагались бетонные клумбы с редкими, но живыми цветами и скамейки.

Единственное напоминание о современном времени – это окна и двери корпуса здания были сплошь из стеклопакетов.

В большом холле их встретила сотрудница МЧС, и сверив со списками, сначала поинтересовалась нужна ли помощь психолога, а затем, получив отрицательный ответ, указала на кабинет отбора крови для анализа ДНК.

Затем к ним подошёл страховой агент, который сделал копии с их паспортов и свидетельств о рождении, а также платёжные реквизиты для перечисления средств компенсации. Он рассказал, что все ближайшие родственники погибших, прошедших процедуру идентификации личности, получат по 2 миллиона рублей страховых выплат.

Компенсации… Как неуместно слышится это слово и по факту не означает его. Компенсировать кого или что? Жизнь отца или матери? Разве что-то может их заменить? Конечно, от денег никто не отказался, но это, наверное, единственный случай, когда их приход не радует.

Людей было много, они прибывали с каждым часом. В тёмной одежде, сгорбленные, убитые горем. Кого-то вели под руки, кто-то где-то рыдал навзрыд и туда на звук моментально устремлялись психолог и врач с медицинским чемоданчиком. По холлу носились запахи корвалола и нашатыря. На большом плоском экране телевизора, ежеминутно отражалась информация по спискам: кто, откуда, год рождения, стадия процедуры идентификации.

После отбора биоматериала, всё та же сотрудница МЧС поинтересовалась будут ли они ожидать результатов здесь, находясь в Санкт-Петербурге, есть ли у них где остановиться или уедут домой, поскольку процедура идентификации может занять от 2–х дней до 3 недель.

Макс с сестрой решили остаться.

Но остановились они в гостинице «Москва» на площади Александра Невского. Им невыносимо было заселяться в предложенном МЧС отеле, где размещались другие иногородние родственники погибших. Подальше от боли, от скорби, от тяжёлой атмосферы.

По молчаливому согласию, в дни их пребывания в Санкт-Петербурге и ожидания результатов идентификации личностей родителей, ежедневные маршруты с сестрой были разными.

Макс бесцельно бродил по Невскому и Владимирскому проспектам, улице Миллионной, Марата, Восстания, Петровской набережной и реки Фонтанки. Он везде представлял, что не будь трагедии, его родители могли бы пройтись здесь и насладиться видами Казанского и Исаакиевского соборов, Зимнего дворца и дворцовой площади. Полюбовались бы видами дворцов: Мариинского, Воронцовского, Мраморного, Аничкова, Михайловского, Строгановского…

Теперь всю эту красоту они не увидят, да и он видел её лишь через пелену, застилавших глаза слёз.

Полина же, каждый вечер рассказывала о том, какие церкви и соборы посетила и где поставила свечи за упокой родительских душ. География её посещений также была обширна – это Троицкий собор Александро-Невской лавры, Казанский кафедральный собор, Смольный собор, Собор Спаса Нерукотворного, Спас на Крови, Спасо-Преображенский собор, Собор Владимирской иконы Божией матери.

Через несколько дней, а именно восьмого ноября, им позвонили и сообщили об идентификации останков их родителей.

Две урны с прахом родителей они привезли в родной Белогорск, где и замуровали их за мраморной плитой в колумбарии городского кладбища.

После поминального обеда Макс пришёл домой, вернее в родительскую квартиру, где жил вместе с ними после своего развода. Впервые за всё время, дом был пуст и холоден. Исчезли запахи, готовящихся на кухне маминых блюд, звуки спортивных телевизионных трансляций из родительской комнаты, где отец неистово болел за кого-то, то и дело выкрикивая характерное «балбесы». Увядшие цветы на подоконниках отражали общую мрачную атмосферу в доме. Полив их, Макс прилёг на софу в гостиной и отключился.

Ему впервые со дня гибели родителей приснился сон.

Они играют с отцом в футбол, а мама стоит в воротах, как заправский голкипер. Отец пасует ему мяч, а он замахивается и не может попасть – у него нет ног. Тогда он, со всего маха падает на землю и начинает плакать от того, что у него нет ног и от того, что он промахнулся – он неудачник, он калека! А мама, сбросив вратарские перчатки, подбегает к нему и говорит:

– Сынок, жизнь ещё будет тебя бить и швырять оземь, но ты всегда поднимайся и пой, ведь с песней легче по жизни идти! Надо только выучить сольфеджио!

Обычно, сны очень быстро забываются. Этот же сон, Максим запомнил на всю жизнь. Это был последний родительский совет, данный ему пусть и не наяву, а во сне. Они и «оттуда» проявляли о нём заботу.

Какими бы тяжелыми не были обстоятельства, нужно всегда находить в себе силы, чтобы их преодолеть. Не надо отдаваться чужой воле, а нужно надеяться только на себя, как только на себя в жизни надеялись родители Максима – Сергей и Лилия Пахомовы.

Глава 2. Запах пороха

Во мне то булькает кипение,

то прямо в порох брызжет искра;

пошли мне, Господи, терпение,

но только очень, очень быстро.

И. М. Губерман

Среда, 03 января 2018 года

Вот и прошёл год с момента назначения Максима генеральным директором ЗАО «Промышленная изоляция».

На предновогоднем корпоративе 29 декабря 2016 года Владимир Адамович Сикорский – главный акционер и конечный бенефициар, объявил о своём решении об уходе на заслуженный отдых, ему было уже 72 года.

Почти 40 лет он возглавлял и руководил своим детищем. Образованное, ещё в далёком советском 1976 году строительно-монтажное управление, имело в разные годы разную организационно-правовую форму.

Во времена плановой экономики предприятие было государственным, то есть ничьим. Оно создавалось на народные деньги и призвано было оказывать услуги для промышленной изоляции трубопроводов: водных, воздушных, газовых, химических и нефтяных, поскольку экономика Южноуральской области активно развивалась в советский период. Помимо традиционного обслуживания местных металлургических заводов, услуги предприятия по изоляции трубопроводов были востребованы на западе – в Башкирии и на востоке – в Западной Сибири, с их месторождениями нефти и газа.

С развалом Союза и переходом к рыночной экономике, Владимир Адамович, активно участвовал в приватизации, возглавляемого им монтажного управления. Всё делалось по закону. Сначала было создано открытое акционерное общество, где каждый монтажник являлся акционером и чувствовал свою значимость, владея определённым количеством акций.

Но акции и голоса – две разные вещи, поэтому все решения принимались лицами, являющимися крупнейшими акционерами общества, обеспечивающими кворум голосов.

Надо отдать должное Владимиру Адамовичу, он не наглел. Никого силой не заставлял продавать свои акции, а если и скупал их у тех же монтажников, то давал хорошую цену, устраивающую обе стороны.

Постепенно, акции многих аккумулировались в руках немногих и как следствие, актуальность открытого акционерного общества отпала. Предприятие стало ЗАО, а фактически стало принадлежать одному лицу – акционеру Сикорскому В. А.

Владимир Адамович был хорошим не только экономистом и управленцем, но и психологом.

Внешний антураж на предприятии не претерпел практически никаких изменений, хотя перемена рыночных условий хозяйствования и собственника, произошла. Так же перед административным корпусом росли ели, также оформлялась доска почёта с огромными портретами передовиков, также развевались на флагштоках знамёна (России, города и предприятия), также на огромном стенде перечислялись промышленные показатели фирмы, выведенные через трафарет.

Внешне всё выглядело как в советские времена.

Ещё положительным моментом, характеризующим Сикорского, как хорошего менеджера, явилось то, что даже в самые тяжёлые и кризисные времена, сокращений и увольнений работников по инициативе предприятия не производилось. Политика сохранения кадров велась во все времена. Доверие работников к стабильности и надёжности фирмы, как работодателя, была незыблемой.

От банковских, драконовских кредитов, Адамыч отказывался принципиально. Он говорил:

– Зачем нам кормить ещё кого-то? Мы люди труда, всё делаем своими руками, нам финансисты-нахлебники не нужны.

ЗАО «Промышленная изоляция» было довольно крупным предприятием. Для города Белогорска – точно. Расположенное в промышленной зоне города, оно владело участком в 4 гектара, на котором разместились: 2-х этажный административно-управленческий корпус, производственный цех, где ранее производился изоляционный материал, три капитальных складских ангара. Многочисленные строительные вагончики были разбросаны по не менее многочисленным объектам подряда. Также имелись погрузчики, подъёмная спецтехника для работы на высоте и около десяти служебных легковых автомобилей. Годовой оборот фирмы исчислялся в 100 миллионов рублей при среднесписочной численности работающих сто человек.

Вот такое хозяйство досталось Максиму Сергеевичу Пахомову по приказу о назначении генеральным директором от 03.01.2017г.

Тогда, на корпоративе, Сикорский сказал:

– Пришло время передать бразды правления молодым, энергичным менеджерам, – у директора подрагивал от волнения голос. – Мой выбор пал на человека, отлично знающего все участки работы, человека честного и открытого, образованного и делового – это мой заместитель, а теперь и ваш руководитель Пахомов Максим Сергеевич.

Надо сказать, эта новость была не такой уж новостью, поскольку все уже догадывались о будущем приемнике – последний год зам тянул всё.

Наедине же, Владимир Адамович сказал Максиму:

– Максим, ты знаешь мою ситуацию. Сыну предприятие я доверить не могу. Игроман со стажем – всё спустит в трубу. А дочь? Что дочь, она в другом городе, да и дети у неё подростки. Некогда ей. А ты мне не чужой – мы с твоим отцом были добрыми друзьями.

Максиму было жаль Адамыча, поскольку хуже нет, когда родители разочарованы в своих детях, а труд всей жизни некому передать по наследству.

– Я, конечно, не отойду окончательно от дел, – произнёс Сикорский. – Буду приглядывать, если что помогать советом, но ты уж постарайся сохранить и коллектив, и предприятие в целом.

Тогда, Максим не стал напоминать старику, что последние 2 года были не совсем удачными для фирмы. Работа в «ноль» – признак смены восходящего тренда, за которым может последовать спад. Предполагалось, что это временные трудности и всё наладится. Но, как говорится, «мы предполагаем, а господь располагает».

Прошедший год принёс Максиму достаточно неприятных сюрпризов.

Первым, как поначалу считал Макс, был приход на проверку налоговиков. Он помнил этот день, поскольку совпал с его Днём рождения.

В тот день, после утреннего поздравления коллектива, к нему в кабинет постучалась и вошла, запыхавшийся главный бухгалтер – Антонина Васильевна, 55-летняя хрупкая женщина, имеющая двойной дефект речи: заикание и шепелявость. Притом заикание у неё особо сильно проявлялось, когда она начинала предложение после какой-нибудь паузы. Поэтому она старалась говорить, не останавливаясь и на вдохе, и на выдохе. Начало речи обычно у неё начиналось с тройным кивком головы, но не вниз, а вверх:

– П-п-позвонили из налоговой, етут к нам на проферку. Что телать бутем?

Вопрос был нелогичный и ставящий в тупик, поэтому Макс ответил не менее изысканно:

– В смысле?..

Главбух опять повторила первое предложение, но уже без дурацкого вопроса. При этом было видно, что у неё скакнуло давление, а шея и лицо покрылось красными пятнами.

– Будем проверяться, что ещё скажешь, – ответил Максим. – Предоставлять документы и давать пояснения, а также не волноваться и показывать всем своим видом страх перед ревизорами.

Последнее замечание как-то отрезвило главбухшу. Трижды кивнув перед словом «Х-х-х-орофо», она выпорхнула из кабинета.

Бригада налоговиков, приехавших на фирму на служебном авто, представляла из себя двух молодых девчонок и того же возраста худощавого парня, скорее всего вчерашних студентов. Выйдя из машины, которая, развернувшись уехала, они остались на площадке перед входом в административный корпус и начали весело друг с другом болтать.

Глядя в окно своего кабинета, Максим подумал, что данные «желторотики» не повод для беспокойства. Опыта и стажа у них «кот наплакал», поэтому всё может обойтись «малой кровью». Но почему они не поднимаются? Ждут ещё кого-то?

Ответом на его вопрос, явился степенный подъезд красного Nissan Juke, из которого неспешно вышла симпатичная блондинка невысокого роста и тяжёлой грудью.

Во всех её движениях чувствовалась отточенная уверенность и превосходство. И хотя она была невысокого роста, шла так размеренно, как будто имела «ноги от ушей» и рост не менее 177 сантиметров. Она прошла мимо «желторотиков», которые сразу же устремились за ней.

Максим предупредил секретаршу о подходе «гостей», а сам метнулся за свой рабочий стол, поправил бумаги, лежащие на столе, зачем-то коснулся монитора компьютера и картинно взял в руку листок какой-то сметы, якобы изучая её.

После «робкого» стука в дверь его кабинета, появилась секретарша и официально произнесла:

– Максим Сергеевич, к вам представители из налоговой. Им подождать?

– Нет-нет пусть заходят, – сказал Максим, придавая своему голосу уверенности и спокойствия.

Только после того, как они вошли в его кабинет, Максим отложил в сторону листок, держащий в руке и сложив ладони домиком, произнёс:

– Здравствуйте. Не сказать, что рад, но добро пожаловать.

Нужно было показать ревизорам, что их не боятся, но и не особо рады, что для них, собственно, никогда не являлось новостью. Но в то же время, для проверки предприятие открыто и готово сотрудничать.

За всех говорила и всех представляла бригадир проверяющей группы, та самая уверенная в себе блондинка – Светлана Викторовна Рассадова, советник государственной гражданской службы РФ III класса.

Её тон был более чем официальным. Про такой тон обычно говорят, что он не сулит ничего хорошего, особенно недобросовестным налогоплательщикам или тем, кто что-то знает и что-то скрывает. Дистанция была обозначена сразу.

В глазах её Максим увидел холодную уверенность, но также не мог не отметить, что единожды в них промелькнул оценивающий и чуть игривый блеск.

Светлана Викторовна, как заправский переговорщик, обозначила условия, при которых должны работать инспекторы: отдельный кабинет с телефоном, компьютер с выходом в интернет, стол и 4 стула, а также было бы неплохо иметь в кабинете МФУ – многофункциональное устройство для сканирования и ксерокопирования документов. Также выразила пожелание о наличии чайника и посуды. Последнее больше смахивало на обязательное условие и притом, чтобы к нему прилагались чай, кофе, конфеты и печенье.

Этот вывод для себя Максим Сергеевич сделал, когда Светлана Викторовна, в общих чертах обрисовала, как их «встречали» на предыдущей проверке.

После ознакомления с решением о проведении проверки и вручением под роспись требования о предоставлении документов, инспекторы не появлялись на предприятии пару недель, выдерживая регламентные сроки.

За это время, Антонина Васильевна похудела ещё больше, хотя откуда в столь тщедушном тельце взяться запасу жира?

Она с утра и до вечера носилась с какими-то папками, сверяла и «крыжила» отчёты, давала указания своим девочкам из бухгалтерии, распечатывала и ксерокопировала документы, заверяла копии.

Как-то вечером, с сокрушённым видом, она постучалась в кабинет к Максиму и сказала:

– Т-т-токументы по требованиям я п-потготовила, но у меня всё-зе есть опасения по некоторым насим субпотрятчикам.

Максим знал, что главбух имела ввиду.

За последние три года, а именно их проверяли налоговики, у ЗАО «Промышленная изоляция», как подрядчика Заказчиков, были свои подрядчики, которые уже для Заказчиков выступали в качестве субподрядчиков, или «субчиков» как их называли на строительном сленге.

Некоторые такие «субчики» были не совсем благонадёжными. Но в своё время, через них, вернее их услуги, можно было возместить НДС из бюджета и уменьшить, причитающийся к уплате в бюджет налог на прибыль.

Обычно такие субподрядчики работали за нал, либо безнал, который потом обналичивали, поскольку привлекали в качестве рабсилы мигрантов – таджиков, молдаван или иных незадекларированных элементов и не имели на балансе ни основных средств, ни официальной среднесписочной численности.

Такие фирмы обычно существовали недолго – год-два, затем бросались или «продавались» подставным лицам.

Поэтому-то у Антонины Васильевны и было вполне обоснованное опасение, что данные фирмы не подтвердят своих взаимоотношений с ЗАО «Промышленная изоляция», а налоговики смогут убрать из затрат предприятия расходы по данным сделкам и доначислить в бюджет налог на прибыль, не говоря уже об НДС, приходящимся на эти хозяйственные операции.

– Антонина Васильевна, я думаю, как бухгалтер, вы уже ничего с этим сделать не сможете, – сказал Максим. – Тем более, в своё время, это было волевым решением руководства.

Он посмотрел, на еле сдерживавшую слёзы женщину.

– Война план покажет, а мы с Вами не юнцы, не нюхавшие пороху, – он пытался успокоить сотрудницу, хотя у самого на душе скребли кошки. – Придумается что-нибудь.

В своё второе пришествие пред очи Макса, Светлана Викторовна была чуть менее официальной и более раскрепощённой.

В подготовленный для проверяющих кабинет, она разместила инспекторов за общим круглым столом, сама же сидела за отдельным. Каждый проверял определённый налог: кто налог на добавленную стоимость, кто налог на прибыль, кто налог на доходы физических лиц. Светлана Викторовна контролировала их работу и одновременно штудировала папки с договорами.

Надо сказать, что если вопросы к главному бухгалтеру со стороны «желторотиков», так мысленно для себя Максим обозначил молодых налоговиков, носили поверхностный характер, не сулящие фирме серьёзными осложнениями, то вопросы, поставленные Светланой Викторовной перед несчастной Антониной Васильевной, вызывали в последней неподдельный ужас.

Бедный главбух в такие минуты, чтобы скрыть от усилившегося волнения свои речевые недостатки, отвечала полным тупым молчанием. Только ей известно, какой стресс она переживала в те моменты.

Как ответственный работник, она душой радела за свой участок работы – бухгалтерию: следила за своевременным обновлением справочно-информационной системы «Специалист+», календари бухгалтера висели на всех четырёх стенах кабинета бухгалтерии, как обереги от лиха, папки со стеллажами скоросшивателей стояли, как на параде на Красной площади: все они были прошиты и пронумерованы, аккуратно подписаны. Во всём чувствовался порядок, вытекающий от любви главбуха к своей работе. Она просто купалась в своих первичных документах и наслаждалась работой за компьютерной бухгалтерской программой «1-Ц». На любой вопрос могла ответить в течение нескольких минут, независимо от времени проведения хозяйственной операции… Она была в своей стихии.

А тут эта, грудастая Горгона, ковыряет своими вопросами самые больные точки, о которых она и так прекрасно знает, но ничего поделать не может. Обидно становилось до тошноты, поэтому-то Антонина Васильевна и уходила в себя, в своё негодующее и презрительное молчание.

Светлана Викторовна, молчание главбуха расценивала по-другому, а именно, как однозначное признание ошибки и, соответственно, вины.

Понимая, что от главбуха ей не добиться каких-либо пояснений, тем более она видела в её взгляде непоколебимую решимость молчать, Светлана Викторовна решила предстать перед симпатичным генеральным директором, тем более козыри на руках уже имелись.

– Максим Сергеевич, – Рассадова жеманно взяла себя за локти: во-первых, это выглядело по-деловому, во-вторых, женственно и в-третьих, на языке жестов означало не полную изоляцию. – Боюсь, у Антонины Васильевны, отсутствуют ответы на мои вопросы, поэтому я обращаюсь к вам за разъяснениями, как к руководителю.

– Безусловно постараюсь прояснить все вопросы и помочь вам сформировать в отношении нашего предприятия правильное мнение, – Максим старался говорить уверенно хотя понимал, что время «Ч» пришло.

Светлана Викторовна выдержала небольшую паузу, давая тем самым понять, что вопросы серьёзные и требуют обязательных объяснений.

– В ходе проверки, мною было установлено, что ваша фирма имела хозяйственные операции с недобросовестными контрагентами. – Рассадова снова выдержала паузу, давая переварить эту неприятную информацию директору, который с непроницаемым лицом смотрел на неё своими голубыми глазами. – В ходе предпроверочного анализа, а также согласно наших электронных баз данных, эти ваши подрядчики не уплачивают налоги, не имеют постоянного местонахождения, не имеют основных средств и какой-либо численности работающих в штате. Также, неизвестными лицами по доверенностям, снимаются наличные денежные средства в банках этих организаций.

Перечисление признаков недобросовестности контрагентов было долгим и каждый фактор ударом молотка отдавался в голове Максима.

«Да, фактура у тебя убийственная!» – подумал Максим, глядя на чётко подведённые контурным карандашом губы бригадирши, сам же вслух задал следующий вопрос:

– Я вижу, Светлана Викторовна, что вы, специалист высокой квалификации и имеете за плечами большой опыт. – Макс считал, что лесть, никогда не была во вред, если только её не хотели слушать. По виду Рассадовой он понял, что ей приятно её слышать, но этого было недостаточно. – Скажите, чем это грозит предприятию?

– Для предприятия это не есть хорошо, – Светлана Викторовна любила эту часть разговоров с директорами. – Я, конечно, не имею права обсуждать с вами предварительные итоги проверки до официального документа – акта, но учитывая ваше доброе отношение к проверяющим и условия, вами созданные для нас, поделюсь этой информацией. Ведь все мы – люди.

Эта тирада Светланы Викторовны была подготовленной, направленной на доверительное общение.

– Учитывая, что таких контрагентов у вас порядка десяти, то в суммовом выражении доначисления по налогу на прибыль и НДС составят около 10 миллионов рублей, – в спокойной констатации этого факта, крылось нечто большее, а именно ожидание реакции директора, по которой Рассадова могла определить перспективу состоявшегося разговора.

Максим старался изо всех сил, чтобы не присвистнуть. Чтобы скрыть волнение, он сложил руки на груди и уставился задумчивым взором на монитор своего компьютера. Он знал, что за ним наблюдает пара зорких ревизорских глаз, поэтому любое движение, любое слово в данный момент могло значить многое.

Светлану Викторовну Рассадову, как позже узнал Макс, за глаза сослуживцы называли «СВР», что соответствовало известной аббревиатуре разведывательного управления. Её характер и методы проверки в полной мере отвечали имиджу разведчика.

Прежде, чем идти на проверку Светлана Викторовна, дотошно изучала резюме предприятия, его отчётность, сравнивала различные показатели, сверялась с базами данных. Затем она, придя на проверку проводила как бы разведку боем, задавая неудобные вопросы и вынуждая капитулировать налогоплательщика ещё на ранних стадиях. Достигнув определённых договорённостей, она также тихо и незаметно сворачивала свою активную деятельность и просто руководила инспекторским составом, направляя его усилия в нужное русло.