скачать книгу бесплатно
В статье Путина было столько дезинформации, искажений и передергивания фактов, что она подверглась резкой критике ряда историков.[114 - Айбусинов Сырлыбай, 12 ошибок президента. Как Владимир Путин искажает в своей статье историю Второй мировой войны Сырлыбай Айбусинов сообщают «Открытые медиа», 24.06.2020, из https://openmedia.io/news/n3/12-oshibok-prezidenta-kak-vladimir-putin-iskazhaet-v-svoej-state-istoriyu-vtoroj-mirovoj-vojny/],[115 - Властелин мира истории. Для нас статью Владимира Путина прочитал историк Борис Соколов, 20.06.2020, из https://vot-tak.tv/novosti/vlastelin-mira-istorii/] Наконец, сильнейший удар по исторической науке Путин нанёс своим преступным изменением Конституции.
В результате Конституционного переворота и обнуления президентских сроков в июле 2020 года Путин стал пожизненным правителем с диктаторскими полномочиями. Путинская Конституция содержит колоссальное количество вредоносных, антидемократических поправок. Эти поправки подрывают все принципы народовластия. Они попирают права человека и ущемляют свободу слова, также и в исторической области.
Так пункт 1 статьи 67.1 отбрасывает современный исторический дискурс в далёкое прошлое. Объявление Российской Федерации „правопреемником Союза ССР“ на своей территории, а также „правопреемником (правопродолжателем) Союза ССР“ в отношении членства в международных организациях за пределами РФ знаменует возврат к репрессивно-карательному менталитету и геополитическим амбициям советской диктатуры.[116 - Конституция Российской Федерации, стр. 24, из http://publication.pravo.gov.ru/Document/View/0001202007040001?index=23&rangeSize=1]
Не менее опасен и второй пункт статьи 67.1.[117 - Заявление Вольного исторического общества о предполагаемых поправках Конституции Российской Федерации, 10.03. 2020, из https://volistob.ru/statements/zayavlenie-volnogo-istoricheskogo-obshchestva-o-predpolagaemyh-popravkah-konstitucii] Он гласит, что „Российская Федерация, объединенная тысячелетней историей, сохраняя память предков, передавших нам идеалы и веру в Бога, а также преемственность в развитии Российского государства, признаёт исторически сложившееся государственное единство.“[118 - Конституция Российской Федерации, стр. 25, из http://publication.pravo.gov.ru/Document/View/0001202007040001?index=24&rangeSize=1]
Третий пункт той же статьи утверждает: „Российская Федерация чтит память защитников Отечества, обеспечивает защиту исторической правды. Умаление значения подвига народа при защите Отечества не допускается.“[119 - Конституция Российской Федерации, стр. 25, из http://publication.pravo.gov.ru/Document/View/0001202007040001?index=24&rangeSize=1]
Из года в год российские солдафоны, чекисты и тюремщики защищают свою лживую „историческую правду“. „Правопреемники“ СССР свирепо преследуют всех, кто возвышает свой голос против произвола, пропаганды, национализма, репрессивных практик и тоталитарных традиций прошлого.[120 - Константин Добрынин разъяснил самые важные поправки к Конституции, 01.07. 2020, из https://pen-paper.ru/novosti/pressa-o-pen-i-paper/konstantin-dobryinin-razyasnil-samyie-vazhnyie-popravki-k-konstituczii/],[121 - Хапаева Дина, Зачистка памяти Поправка в Конституцию об «исторической правде» окончательно убивает свободомыслие в России: другой точки зрения, кроме официальной, больше не будет, 17 июня 2020, из https://novayagazeta.ru/articles/2020/06/17/85880-zachistka-pamyati]
В УК, КоАП и ФЗ РФ вписывают всё новые статьи для наказания идеологических еретиков. Исследователи, профессора, учителя и любители истории оказываются перед лавиной абсурдных обвинений, административных штрафов, увольнений, уголовных дел и политических процессов. В атмосфере травли доносы, цензура и самоцензура на исторической арене усиливаются с каждым днём.[122 - Лев Лурье: Логическое развитие поправки об исторической правде ведёт к строжайшей цензуре в стране, 04.03.2020, из https://www.fontanka.ru/2020/03/04/69015625/]
Принятие изменений в Федеральный закон „Об образовании в Российской Федерации“ весной 2021 года было осуществлено Госдумой, с одобрения Совфеда и В. В. Путина. Изменения в закон повлекли за собой крупномасштабную атаку на просвещение, образование, науку и свободу слова в России.[123 - Декларация ученых и популяризаторов науки, 12.01. 2021, из https://trv-science.ru/2021/01/declaration/],[124 - ПОЯСНИТЕЛЬНАЯ ЗАПИСКА к проекту федерального закона «О внесении изменений в Федеральный закон «Об образовании в Российской Федерации», из https://sozd.duma.gov.ru/bill/1057895-7]
„Лицензирование“ (удушающий государственный контроль) просветительской деятельности означает сверхбюрократизацию образования, ограничение и запрет на просвещение всех физических лиц и НКО, объявленных „иностранными агентами“.
Этот чиновничий намордник на научно-культурную сферу создан для зажимания рта независимым учёным, лекторам, авторам подкастов и другим популяризаторам науки. Централизованное регулирование просвещения ведёт к криминализации свободомыслия и выхолащиванию знания как такового.[125 - Просветительская деятельность в России: правовые основы и порядок осуществления, из https://www.youtube.com/watch?app=desktop&fbclid=IwAR2Rdag1CADV-JS7ua504sG8mD9goLGTcU75ni7m7_ZELpHoyDxbZ2yORqg&v=BlO8WUjb68Y&feature=youtu.be+],[126 - Против поправок о просветительской деятельности, из https://www.change.org/p/%D0%B3%D0%BE%D1%81%D1%83%D0%B4%D0%B0%D1%80%D1%81%D1%82%D0%B2%D0%B5%D0%BD%D0%BD%D0%B0%D1%8F-%D0%B4%D1%83%D0%BC%D0%B0-%D1%80%D1%84-%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%82%D0%B8%D0%B2-%D0%BF%D0%BE%D0%BF%D1%80%D0%B0%D0%B2%D0%BE%D0%BA-%D0%BE-%D0%BF%D1%80%D0%BE%D1%81%D0%B2%D0%B5%D1%82%D0%B8%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D1%81%D0%BA%D0%BE%D0%B9-%D0%B4%D0%B5%D1%8F%D1%82%D0%B5%D0%BB%D1%8C%D0%BD%D0%BE%D1%81%D1%82%D0%B8-1e6d7a97-a61a-49b9-a7a7-80da49172ccf] Подобный административный колпак грозит погрузить российское общество в интеллектуальную тьму.
Идея книги „Народная история России“ родилась у меня как антитеза тому лженаучному оффициозу, который насаждается в умы населения. Эта книга является ответом на бесконечную мифологию, пропаганду и фабрикации Кремля. Второй том моего исследования является хронологическим продолжением первого. С помощью многочисленных воспоминаний и записок современников я описываю послереволюционное положение в стране при власти РКП(б), без прикрас и умолчаний.
„Народная история России. Устои советской диктатуры“ включает в себя шесть глав: „О жилье, быте и холоде“, „Непрекращающаяся страда“, „Госбанк: политика легализованного грабежа“, „Привилегии правящего класса“, „В царстве бюрократии“ и „Спираль рабочего протеста“.
Глава „О жилье, быте и холоде“ описывает последовательный развал городской инфраструктуры с Первой мировой войны до начала 1920-х. Попустительская политика самодержавия, нерациональные методы управления Временного правительства и некомпетентность большевиков привели к коллапсу жилищной сферы.
Глава „Непрекращающаяся страда“ рассматривает продуктовый кризис, товарный дефицит и голод в РСФСР. Используя сотни документов, я подробно анализирую то, как население адаптировалось к жизни в первые годы правления коммунистов.
Глава „Госбанк: политика легализованного грабежа“ даёт необходимый экскурс в финансовую политику Российской империи. Она объясняет связь банковского сектора с капитализмом, Крепостным правом и захватнической колониальной экспансией. Далее я подробно освещаю, как после Октября большевики провели массовую конфискацию финансовых средств у миллионов граждан. Национализация банков и захват Госбанка отняли накопленные сбережения у огромного числа житетей страны и поставили население на грань нищеты.
Глава „Привилегии правящего класса“ проливает свет на то, как жила коммунистическая элита в РСФСР. Короткий период вынужденного воздержания быстро сменился административными льготами и прерогативами для наркомов, членов РКП(б), ВЧК и попутчиков режима. Сытные, вкусные блюда, деликатесы, обеды в ресторанах, высокие зарплаты, пайки, автомобили, квартиры и дачи партийцев находились в кричащем противоречии с разорением масс. Практика привилегий указывала на то, что равноправие в советской России было преимущественно декларативным.
Глава „В царстве бюрократии“ исследует роль чиновничества в советской России. После Октября бумажная волокита, канцелярщина, коррупция, повальный дефицит и редкостный бюрократизм стали неотъемлемыми элементами коммунистического правления.
Наконец, последняя глава „Спираль рабочего протеста“ разрушает пропагандистский миф о том, что советская власть якобы держалась на власти пролетариата, который поддерживал её во всём. Используя обилие свидетельств и документов, я показываю, что РКП(б) делала всё для подавления независимого рабочего движения в стране. Большевики расстреливали рабочие демонстрации, арестовывали и запугивали активистов и организаторов. Они разгоняли рабочие Союзы и конференции, увольняли протестующих с заводов и насильственно загоняли рабочих в казённые профсоюзы.
В заключение следует сказать несколько слов о государственнической трактовке прошлого в настоящем. Путинская власть сознательно продвигает идеологизированную версию истории. В ней протест всегда маргинализован, а сопротивление властям тщетно. Согласно этой версии, государство – это всё, а человек – ничто. Однако многовековая история России доказывает обратное. Лучшими достижениями страна обязана именно борьбе отдельных людей за свои и чужие права, их мужеству, организации и взаимопомощи.
Культ государства, напротив, чрезвычайно опасен. Он неизбежно ведёт к бесчисленным злоупотреблениям. Достаточно вспомнить тёмные времена опричнины, кровавое наследие российского империализма, десятилетия коммунистического диктата и сталинский тоталитаризм. Пропаганда сильного, авторитарного государства – это завуалированная пропаганда презрения к демократическим ценностям, правам человека и народовластию.[127 - Ферретти Мария, Обретенная идентичность. Новая «официальная история» путинской России, 27 сентября 2004, из https://polit.ru/article/2004/09/27/ferretti/]
Результатами академического изоляционизма, политической конфронтации и травли в России стала запуганность. Писать правду и приводить очевидные, документированные факты стало чревато последствиями. Тем важнее становится защита исторического наследия от провластных коррупционеров, пропагандистских демагогов и карьеристов от науки.
Воссоздание живой памяти о прошлом становится долгом каждого. Василий Ключевский отметил в начале XX века, что „каждый из нас должен быть хоть немного историком, чтобы стать сознательно и добросовестно действующим гражданином.“[128 - Ключевский В. О. Сочинения в девяти томах. Курс русской истории, Том 1, Мысль, Москва, 1987, стр. 62] Это поистине так. Понимание проблем прошлого и динамики перемен всегда постулирует критический анализ, выбор и личную ответственность. А вместе с ними – прерогативу на инакомыслие и активное сопротивление угнетению в настоящем. Если историческое наследие, всеобщие права и свободы не защитить совместными усилиями сегодня, то завтра защищать будет просто нечего.
О жилье, быте и холоде
В постреволюционной России отношение к дому, очагу и уюту претерпело коренные изменения. Почти всё, что до революции считалось само собой разумеющимся, после Февраля 1917 года было всерьёз поставленно под сомнение, пересмотрено или отброшено в сторону. Изменения в обществе носили социальный, политический, экономический, культурный, этически-религиозный и хозяйственно-коммунальный характер.
С большевистским переворотом переоценка ценностей приняла ещё более радикальный характер. В первые годы Октябрьской диктатуры сам общественный быт, а вместе с ним внешний и внутренний вид городов, резко изменился, порой до неузнаваемости.[129 - Окнинский А. Л. Два года среди крестьян, Русский путь, Москва, 1998, стр. 8]
Этот феномен основывался на целом ряде факторов. Во-первых, за годы Первой мировой и Гражданской войн жилищное хозяйство городов Российского государства пришло в сильное запустение. Ряд посёлков, деревень и селений на западе и на Кавказских рубежах Российской империи был стёрт с лица земли. Огромное количество мостов, туннелей, дорог, больниц и других объектов инфраструктуры было разрушено.[130 - Павлович М. П. Итоги мировой войны, Московский рабочий, Москва, 1924, стр. 15-16]
Во-вторых, городские власти столкнулись с ощутимой нехваткой денежных средств. Форсированная милитаризация экономики 1914–1918-х годов и резкие сокращения в бюджете свели строительные расходы до минимума. При падении стоимости рубля и невозможности долгосрочных займов городским администрациям страны приходилось отсрочивать строительные работы по канализации, водопроводу и мощению улиц на неопределённый срок.[131 - Вопросы мировой войны: сборник статей / под редакцией профессора Туган-Барановского, Издание Юридического книжного склада „Право“, Петроград, 1915, стр. 455-457]
Помимо этого с 1915 года цены на товары непрерывно росли. Квартирная плата, напротив, практически не менялась. Домовладельческое хозяйство, жившее за счет квартирной платы, напрямую от этого страдало. При снижении доходов домовладельцев домовладение становилось убыточным. Поскольку население было не в состоянии платить повышенную квартирную плату, а самодержавие было заинтересовано в продолжении войны, царскому правительству поневоле пришлось впервые встать на сторону жильцов, а не домовладельцев.[132 - Красная Москва. 1917–1920 гг., Издание московского Совета Р. К. и КР Д., Москва, 1920, стр. 331-332],[133 - Октябрьский переворот и диктатура пролетариата: Сборник статей, Госиздат, Москва, 1919, стр. 121],[134 - XX век: хроника московской жизни. 1911–1920 / Составители С. Г. Муранов и другие, Мосгорархив, Москва, 2002, стр. 347]
В 1915 году был издан запрет на повышение цен на квартиры. В 1916-м – запрет на выселение жильцов. Домовладельцы ответили на „твёрдые цены“ сокращением расходов на ремонт. Дома разрушались, а жилищное хозяйство приходило в негодность.[135 - Красная Москва. 1917–1920 гг., Издание московского Совета Р. К. и КР Д., Москва, 1920, стр. 331–332; XX век: хроника московской жизни. 1911–1920 / Составители С. Г. Муранов и другие, Мосгорархив, Москва, 2002, стр. 347] Домовладельцы старались выжать максимальный доход из своей собственности. Как справедливо резюмировало одно советское исследование, домовладельцы начали жить за счёт разрушения жилищ.[136 - Октябрьский переворот и диктатура пролетариата: Сборник статей, Госиздат, Москва, 1919, стр. 121]
Историк М. М. Богословский заметил в своём дневнике, какое грустное впечатление производила Москва в августе 1916 года. По словам очевидца, летом ремонта домов не было: „Всё как-то потемнело, облезло, облупилось, обломалось, загрязнилось; всё стало какое-то драное. Неприятно.“[137 - Богословский М. М. Дневники. 1913–1919: Из собрания Государственного Исторического музея / Ответственный редактор С. О. Шмидт, Время, Москва, 2011, стр. 228]
Улицы городов Российской империи стали убирать всё реже.[138 - Голицын В. М. Дневник 1917–1918 годов, Захаров, Москва, 2008, стр. 273] Мостовые стали зарастать травой, а трубы домов не очищались годами.[139 - Записки Ольги Ивановны Вендрых // Русское зарубежье и славянский мир. Сборник трудов, Составитель Петр Буняк, Славистическое общество Сербии, Белград, 2013, стр. 80, 82] Водопровод и канализация приходили в упадок. С начала Первой мировой до конца Гражданской войны новое жильё не строилось, а старое не ремонтировалось.[140 - Октябрьский переворот и диктатура пролетариата: Сборник статей, Госиздат, Москва, 1919, стр. 121; Окнинский А. Л. Два года среди крестьян, Русский путь, Москва, 1998, стр. 8]
По данным советской историографии, за годы империалистической войны и интервенции жилищный фонд республики сократился более чем на 350 000 домов.[141 - Вестник статистики: орган ЦСУ СССР. 1970. № 3. Москва. стр. 8] Стихийные бедствия ухудшили положение отдельных городов и посёлков ещё больше. В ночь с 16 (29) на 17 (30) ноября 1917 года в Петрограде свирепствовала буря, которая подняла уровень воды в Неве, Фонтанке, Мойке и каналах. В результате наводнения многие жилые дома и подвальные этажи Петрограда были затоплены.[142 - Петроградский листок. 1917, № 268 (18 нояб. (1 дек.)). стр. 4]
Особенно пострадали жители районов и островов, расположенных в низменности. Многим пришлось оставить свои квартиры и переселиться в другое место. Ряд крыш сорвало, заборы были повалены, а деревья – вырваны.[143 - Новая жизнь. 18 нояб. (1 дек.) 1917, № 184(178). стр. 3] Были и другие примеры, вроде небывалого наводнения в Якутии в июле 1918 года. Это наводнение особенно затронуло Верхоянский уезд.
Ещё больший вред городской инфраструктуре нанесли пожары. Январские взрывы и пожар 1917 года в порту Архангельска причинили городу огромный ущерб.[144 - Архангельск. 22 января 1917 г. № 18. стр. 3],[145 - Окунев Н. П. Дневник москвича 1917–1920, Т.1, Военное издательство, Москва, 1997, стр. 9] 2 (15) мая 1917 года пожар в Барнауле стал одним из самых опустошительных пожаров в истории России. Барнаульский пожар уничтожил 60 кварталов города. Он оставил около 20 из 56 тысяч барнаульцев без жилья.[146 - Гусельникова Маргарита, Барнаул. Путеводитель, Маматов, СПб., 2010, стр. 20-21]
В ходе большевистского переворота в октябре-ноябре 1917 года Москва пострадала от сильного артобстрела и нескольких пожаров. Позже, в Иркутске многодневные декабрьские бои 1917 года между большевиками и их противниками нанесли городу громадные повреждения. Масса домов Иркутска попала под обстрел артиллерии и сгорела в результате пожаров.
В конце мая 1918 года в Москве снова вспыхнул пожар. Больше месяца спустя, в начале июля 1918 года, в Москве разгорелся очередной пожар на станции Симоново.[147 - Драбкина Елизавета, Чёрные сухари, Советский писатель, Москва, 1976, стр. 178-179],[148 - Окунев Н. П. Дневник москвича 1917–1920, Т.1, Военное издательство, Москва, 1997, стр. 183] Февральский пожар 1919 года на Даниловской мануфактуре также нанёс столице сильный ущерб.[149 - XX век: хроника московской жизни. 1911–1920 / Составители С. Г. Муранов и другие, Мосгорархив, Москва, 2002, стр. 484]
В августе 1920 года в Вологде также произошёл сильнейший пожар. Он чуть не испепелил весь город дотла.[150 - Амфитеатров А. В. Собрание сочинений в 10 томах. Т.10, Книга 2, Интелвак / РЛТВО, Москва, 2003, стр. 530] В результате пожара была уничтожена треть Вологды.[151 - Шаламов В. Т. Новая книга: Воспоминания. Записные книжки. Переписка. Следственные дела, Эксмо, Москва, 2004, стр. 20] После революции пожары были также отмечены в Ораниенбауме, Иваново-Вознесенске и многих других населённых пунктах страны.[152 - Вечернее слово. 10 июня (28 мая) 1918, № 53. стр. 2],[153 - Окунев Н. П. Дневник москвича 1917–1920, Т.1, Военное издательство, Москва, 1997, стр. 64]
Были в России и города вроде Пскова, который дважды подвергся оккупации и разграблению – в 1918 и в 1919 году. Вдобавок к этому 31 июля 1920 года над Псковом пронёсся небывалый ураган, нанесший городу огромные повреждения.[154 - Филимонов А. В. Псков в 1920–1930-е годы: очерки социально-культурной жизни, Псковская областная типография, Псков, 2005, стр. 169, 297]
Таким образом, ещё при власти самодержавия, а позже Временного правительства и Совнаркома, городская инфраструктура неуклонно приходила в запустение. Как ответ на апатию власти в организациях Союза Городов родилась идея созыва Всероссийского Съезда по оздоровлению городов. Съезд по вопросам оздоровления городов России должен был стать спасительным явлением. Идея проведения съезда оформилась в ноябре 1915 года, на состоявшемся в Москве Совещании врачей и техников областных и губернских комитетов Союза Городов. Цель заключалась в подготовке организации технической и санитарно-технической помощи по возрождению разорённых городов.[155 - Всероссийский союз городов. Главный комитет. Доклад IV-му Съезду представителей Всероссийского союза городов о созыве при Главном комитете Всероссийского съезда по оздоровлению городов, Москва, 1916, стр. 5]
В 1916 году была утверждена программа и положение о Съезде. Был создан и организационный Комитет будущего Съезда.[156 - Блюменфельд М. Л. О предстоящем Всероссийском Съезде по оздоровлению городов // Вестник Иркутского городского общественного управления. № 7–9. 1916. Иркутск. стр. 12-14] Однако из-за чиновничьего бюрократизма самодержавия проведение Всероссийского Съезда по оздоровлению городов постоянно откладывалось. Не удалось созвать Съезд и после Февральской революции.
Между тем ситуация заметно ухудшалась. В Кронштадте анархо-синдикалисты призывали к расширению деятельности домовых комитетов и их объединению. Посредством создания подобной организации они стремились осуществить равенство в распределении жилищ. Слушатели собраний жаловались на разрушение домов и порчу водопроводов. Они рисовали картины того, как сквозь дырявые крышы в комнаты просачивается дождь. В подвальных квартирах царила постоянная сырость, отчего гибли дети, а хозяева не делали ремонта с довоенного времени. Анархо-синдикалисты требовали взяться за дело общими силами.[157 - Ярчук Е. Кронштадт в русской революции, Издание Исполнительного Комитета Профессиональных Союзов, Нью-Йорк, 1923, стр. 23]
С Октябрьским переворотом и началом Гражданской войны долгожданные преобразования пришлось отложить. Обстановка в жилищно-коммунальной сфере приняла поистине бедственный характер. С приходом зимы улицы и проспекты городов были завалены сугробами снега, которые лежали неубранными.[158 - Орешников А. В. Дневник. 1915–1933. В 2 книгах. Книга 1, Наука, Москва, 2010, стр. 144]
Пешеходы были вынуждены протаптывать тропинки в середине улиц и ходить по трамвайным путям. Один свидетель отметил в декабре 1917 года: „На улицах не чистят, ходить очень сложно. Рельсы трамваев оказались в каких-то снежных канавах – того и гляди попадёшь под трамвай.“[159 - Ростковский Ф. Я. Дневник для записывания… (1917-й: революция глаза ми отставного генерала), Росспэн, Москва, 2001, стр. 427]
К началу февраля 1918 года обстановка в российских городах ухудшилась ещё больше. По признанию британского дипломата Брюса Локкарта, тот Петроград, в который он вернулся, был совсем непохож на оставленный им несколько месяцев тому назад: „Улицы были в ужасном состоянии. Снег не сгребали неделями, и путешествие на санках с Финляндского вокзала до посольства было похоже на катание по театральной железной дороге, только гораздо менее безопасное.“[160 - Локкарт Р. Б. История изнутри: мемуары британского агента, под ред. Л. М. Суриса, Директ-Медиа, Москва-Берлин, 2017, стр. 242]
В апреле 1918 года на русско-финской границе, в поселке Ваммельсуу (впоследствии Серово) прозаик Леонид Андреев заметил, что его дом уже несколько лет был болен и вызывал тягостное чувство. Андреев добавил: „Кривые линии, кое-где гниль, облупилось, выцвело, грязно, башня с наклоном. Не люблю. Чтобы держать в порядке, надо очень много денег, постоянный ремонт и постоянная внимательная любовь.“[161 - Андреев Л. Н. S.O.S.: Дневник (1914–1919). Письма (1917–1919). Статьи и интервью (1919). Воспоминания современников (1918–1919) / Под редакцией и со вступительной статьёй Ричарда Дэвиса и Бена Хеллмана, Atheneum-Феникс, Москва-СПб, 1994, стр. 37] Ни денег, ни ремонта, ни постоянной любви у населения к тому времени не осталось.
В регионах городские земельные отделы принимали окружающие хутора с живым и мёртвым инвентарём от разогнанных городских самоуправлений. Порой никакой передачи инвентаря вообще не происходило. В Ельце, во второй половине 1918 года приёмку пришлось проводить по наличию. Никаких описей и сведений о положении городского хозяйства советской власти предоставлено не было.[162 - Юбилейный сборник. Годовщина Октябрьской революции / Издание Комиссии по устройству празднеств при Елецкой организации РКП (большевиков), Елец, 1918, стр. 43]
В ряде населённых пунктов подобных описей вообще не велось. Городские земли зачастую находились в аренде у зажиточных крестьян, которые переуступали их беднейшим гражданам. Таким образом система хозяйства вконец запускалась. В елецком отчёте о деятельности городского земельного отдела с 1 апреля по 20 октября 1918 года сторонник большевиков с раздражением описал положение вещей: „Постройки полуразрушены, помещения для служащих и рабочих – грязные, вонючие, сырые, холодные, с первого же взгляда резко характеризующие на сколько отцы города заботились о благосостоянии рабочих, обработывающих городские земли.“[163 - Юбилейный сборник. Годовщина Октябрьской революции / Издание Комиссии по устройству празднеств при Елецкой организации РКП (большевиков), Елец, 1918, стр. 43]
Весь 1918 год городской быт был отмечен процессом последовательной детериорации. Процесс этот затронул всю страну, вплоть до Дальнего Востока. К лету 1918 года положение квартирного хозяйства во Владивостоке было совершенно неудовлетворительным. Горсовет Владивостока издал обязательное постановления для домовладельцев города о производстве ремонта во всех жилых помещениях, сдаваемых в наём. Совет постановил, чтобы ремонт был произведен во всёх домах не позже 15 октября 1918 года.[164 - Голос Приморья. 29 мая 1918 г. № 223. стр. 2]
Это означало, что весь мелкий ремонт в квартирах, исправление дымовых труб, дымоходов, плит и всего остального переходили под ответственность домохозяина. Необходимость ремонта, сопряженного с длительной, серьезной работой, устанавливалась жилищной инспекцией. При необходимости ремонта, домохозяин или лицо, заменяющее его, был обязан произвести его в срок, указанный инпекцией.[165 - Голос Приморья. 29 мая 1918 г. № 223. стр. 2]
Если домовладелец отказывался сделать ремонт, или замедлял его, нанимателю предоставлялось право произвести необходимый ремонт за счет владельца дома. Стоимость ремонта могла быть не выше двухмесячной арендной платы, при удержании расходов по счетам из платы за квартиру. Виновные в неисполнении обязательного постановления подверглись штрафу от 25 до 1000 рублей в административном порядке.[166 - Голос Приморья. 29 мая 1918 г. № 223. стр. 2]
Никакие постановления не работали. К 1919 году коммунальный сектор был запущен как никогда раньше. Снег с крыш не счищали, и он свешивался вниз здоровыми глыбами. Управляющий делами Совнаркома В. Д. Бонч-Бруевич писал, что огромные ледяные сосульки никто не сбивал, и они, как сталактиты лепились по карнизам и по водосточным трубам, угрожая прохожим падением, так что от домов старались отходить подальше.[167 - Бонч-Бруевич В. Д. Воспоминания о Ленине, Наука, Москва, 1969, стр. 368]
Состояние дорог в республике было также чрезвычайно критично. По свидетельству очевидцев, в 1920 году из ям провалившихся мостовых Петрограда торчали кузова автомобилей. Некоторые ямы в целях безопасности были огорожены ржавыми железными кроватями, поставленными на ребро.[168 - Ходасевич В. М. Портреты словами: Очерки, Бослен, Москва, 2009, стр. 174]
В значительной мере коллапс городской инфраструктуры усилила деструктивная жилищная политика большевиков. Советская власть отменила право частной собственности на землю.[169 - Декреты Советской власти. Т.I. 25 октября 1917 г. – 16 марта 1918 г., Политиздат, Москва, 1957, стр. 18] Коммунисты также издали постановление „О правах городских самоуправлений в деле регулирования жилищного вопроса“ и ряд других контрпродуктивных декретов.[170 - Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1917–1918 гг., Москва, 1942, стр. 15]
С аннулированием частного владения всё жильё в стране, включая его возведение и эксплуатацию, перешло в руки государства.[171 - Меерович М. Г. Наказание жилищем: жилищная политика в СССР как средство управления людьми (1917–1937 годы), РОССПЭН, Москва, 2008, стр. 14] Однако советская власть оказалась не в состоянии привести городскую инфраструктуру в надлежащий вид.
Меры Совнаркома имели для городского населения далекоидущие последствия. Городские самоуправления получили право секвестировать все пустующие помещения, пригодные для жилья. Им было дано право вселять в помещения граждан, нуждающихся в жилье, или живущих в перенаселённых или опасных для здоровья квартирах. Городские структуры также получили право учреждать жилищные суды.[172 - Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1917–1918 гг., Москва, 1942, стр. 15]
Впоследствии права частной собственности на недвижимость отменили на все участки, как принадлежащие частным лицам и промышленным предприятиям, так и ведомствам и учреждениям. Бывших собственников недвижимости уравняли в правах с прочими нанимателями. Их обязали вносить наёмную плату за занимаемые ими помещения на одинаковых основаниях со всеми остальными.[173 - Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1917–1918 гг., Москва, 1942, стр. 833-834]
Предоставление адекватного жилья тем, у кого его не было, было важным шагом социальной политики. Оно помогло многим обитателям грязных, сырых подвалов и пыльных каморок на чердаках.[174 - Ярчук Е. Кронштадт в русской революции, Издание Исполнительного Комитета Профессиональных Союзов, Нью-Йорк, 1923, стр. 39] Однако перераспределение жилой площади в советской России имело административно-репрессивный характер. Оно было пропитано классовым антагонизмом.[175 - Бухарин Н. И. Азбука коммунизма, Алгоритм, Москва, 2018, стр. 284-285]
Жилищный передел сопровождался массовыми реквизициями, уплотнениями, конфискациями собственности „буржуев“ и другими фактами произвола.[176 - Осоргин Михаил, Времена. Происшествия зеленого мира, Интелвак, Москва, 2005, стр. 133]
Тысячи жильцов стали насильственно вышвыривать из их домов. Прозаик Леонид Пантелеев вспоминал, как после того, как его семью выгнали из их собственной квартиры, он, его маленький брат и их мать были вынуждены переехать к тётке. Пантелееву запомнилась беспросветная нищета, обмороженные руки, лютый мороз в квартире и то, как ему с братом приходилось спать на полу в прихожей.[177 - Пантелеев Леонид, Верую! Автобиографическая повесть, Издательство Сретенского монастыря, Москва, 2008, стр. 40]
В ходе массовых конфискаций жилья, в пустующие квартиры стали вселять новых жильцов. Главным образом это были представители рабочей бедноты, красногвардейцы и солдаты. Однако насаждаемое правительством популистское перераспределение жилищного фонда работало лишь в краткосрочной перспективе. В долгосрочной перспективе оно лишь усугубляло жилищный крах. Как верно заметил экономист С. Н. Прокопович, для власти решающее значение имели политические, а не народнохозяйственные соображения.[178 - Прокопович С. Н. Народное хозяйство СССР, Т.1, Издательство имени Чехова, Нью-Йорк, 1952, стр. 123]
Под влиянием пропаганды Совнаркома вселявшиеся незнакомцы рассматривали дарованное им жильё как военную добычу, отобранную у „буржуев“.[179 - Дети русской эмиграции. Книга, которую мечтали и не смогли издать изгнанники, Составление и предисловие Л. И. Петрушевой, Терра, Москва, 1997, стр. 39] Новые жильцы смотрели на своё пристанище не как на дом, а как на отчужденный, временный приют, о котором не было нужды заботиться.[180 - Дети русской эмиграции. Книга, которую мечтали и не смогли издать изгнанники, Составление и предисловие Л. И. Петрушевой, Терра, Москва, 1997, стр. 39]
Социальная поляризация и классовое соперничество привели к тому, что многие дома загаживали до неузнаваемости.[181 - Аничков В. П. Екатеринбург – Владивосток (1917–1922), Русский путь, Москва, 1998, стр. 63] Засорение и осквернение шли полным ходом. Многие особняки, в которых находились солдатские клубы, были испакощены до такой степени, что их приходилось покидать и перебираться в другое место.[182 - Финдейзен Н. Ф. Дневники. 1915–1920 / Расшифровка рукописи, исследование, комментирование, подготовка к публикации. М. Л. Космовской, Дмитрий Буланин, СПб., 2016, стр. 260]
В истории постреволюционной России небрежное отношение к жилью закрепилось. Оно санкционировалось государством сверху. Ненависть к „хоромам“ и „дворцам“ буржуев и богачей неустанно разжигалась в советской печати. Накопившаяся злоба перерастала в бытовую месть на уровне мелкого хулиганства и вандализма.
Неприязнь к представителям имущих классов выражалась в разгроме их собственности. Нередко, выезжая из барских домов, жильцы-пролетарии не оставляли предполагаемым „врагам“ ничего. Они срывали электропроводку, вывинчивали лампочки и ломали всё, что только можно.[183 - Угримов А. А. Из Москвы в Москву через Париж и Воркуту / сост., предисл. и коммент. Т. А. Угримовой, Издательствово „RA“, 2004, стр. 454-455]
Один владелец дома в Кинешме Костромской области писал, что его дом был реквизирован Совдепом для какого-то клуба молодёжи-пролетариата. Свидетель отметил, что молодёжь эта вела себя в их доме до того гнусно, что вызвала ропот среди соседей, главным образом, простонародья. Очевидец заключил: „Не пощажена мебель, пианино, и представляю себе, что и не всё уцелело.“[184 - Письма во власть. 1917–1928. Завления, жалобы, доносы, письма в государственные структуры и большевистским вождям, Сост. А. Я. Лившин, И. Б. Орлов, Росспэн, Москва, 1998, стр. 76-77]
Дополнительным фактором разрушения жилья стал прогрессирующий топливный коллапс в стране. Из-за отключения отопления, плохой вентиляции и употребления печей-буржуек и самоваров дым в помещениях стоял столбом. Стены, потолки и окна квартир были закопчены. Большинство прачечных при советской власти приостановило работу.[185 - Панина С. В. На петербургской окраине. Война // Новый журнал. 1957. Книга 49. стр. 194] В итоге мокрое бельё сушили дома на диванах, стульях и дверях. Мебель и обстановку стали ломать на дрова.[186 - Бьёркелунд Б. В. Воспоминания, Алетейя, СПб, 2013, стр. 90]
В первые постреволюционные годы запустение в домах приняло настолько устрашающий характер, что в мае 1920 года Совнарком был вынужден издать особый декрет. В нём правительство грозило административным наказанием лицам, портящим свои жилища и содержащим их в антисанитарном состоянии. Виновным грозило лишение свободы сроком до одного месяца и принудительные работы сроком до трёх месяцев.[187 - Собрание узаконений и распоряжений правительства за 1920 г. Управление делами Совнаркома СССР, Москва, 1943, стр. 340]
На практике подобные угрозы нисколько не помогали. Внешний и внутренний вид городского жилья носил печать глубокого вырождения. В феврале 1921 года писатель К. И. Чуковский пришёл к выводу, что городской быт „сломался“.[188 - Чуковский Корней, Дневник в 3 томах. Том 1. 1901–1921, ПРОЗАиК, Москва, 2012, стр. 323]
Немалую роль в разрушении жилья сыграло откровенное невежество и бескультурье переселяемых людей. Масса не имеющей опыта проживания в городских квартирах необразованной бедноты в одночасье переехала из городских трущоб, бараков, грязных углов и подвалов окраин в ухоженные и чистые жилища.
Городские „низы“ и деревенские жители к такой трансформации были совершенно не готовы. После столетий классовой маргинализации и жилищной дискриминации переселение в комфортабельные квартиры, дома, особняки и хозяйские усадьбы стало для миллионов рабочих и крестьян культурным шоком.
Пертурбации в жилищной сфере походили на сейсмический сдвиг. Характерной иллюстрацией происходящего процесса стало дополнение В. И. Ленина к проекту декрета Петросовета „О реквизиции квартир богатых для облегчения нужды бедных“. Оно стало одним из первых шагов режима в жилищной политике.[189 - Ленинский сборник XXI, Партийное издательство, Москва, 1933, стр. 104]
Неясным оставалось только, что именно представляла из себя богатая квартира. Ленин с готовностью предоставил определение: „Богатой квартирой считается также всякая квартира, в которой число комнат равняется или превышает число душ населения, постоянно живущего в этой квартире.“[190 - Ленин В. И. Полное собрание сочинений, Том 54, Издательство политической литературы, Москва, 1975. стр. 380]
Согласно логике Ленина, если в квартире из трёх комнат жила семья из трёх человек, то она была „богатой“. А если семья из четырёх человек жила в трёхкомнатной квартире, то „богатой“ она уже не была. И, значит, выселять необходимости не было.
Подобная формула была совершенно произвольна. Тем не менее, большевистские структуры стали беспрекословно претворять ленинскую формулу в жизнь. Системы в выселениях не было практически никакой. Ключевыми словами у представителей РСДРП(б) и их временных союзников левых эсеров были „уплотнение“ и „выселение“. О вселении выселяемых куда бы то ни было речи часто вообще не шло.
Реквизиции квартир и выселения вчерашней буржуазии показали этические стандарты власти во всей красе. Всего через два месяца после Октябрьского переворота офицер-артиллерист В. Ф. Климентьев наблюдал за тем, как несколько семейств выселяли из их квартир. Выселяемым позволили взять с собой только самое необходимое, то, что они сами могли унести. Климентьев заметил: „Если кто-нибудь сопротивлялся, того – очень часто – выволакивали во двор и убивали. И это не грабители делали, а представители так называемой рабоче-крестьянско-солдатской власти.“[191 - Клементьев. В. Ф., В большевицкой Москве (1918–1920), Русский путь, Москва, 1998, стр. 5]
Представители демократической общественности были крайне обеспокоены происходящим. Историк и публицист С. М. Дубнов отметил в своём дневнике от 11 марта 1918 года, что вышел декрет о принудительном водворении („вселении“) красногвардейцев и рабочих в буржуазные квартиры. Он заключил: „Я, например, должен очистить свой кабинет для какого-нибудь грабителя с казённой винтовкой. Всё это делается для подкупа черни.“[192 - Дубнов С. М., Книга жизни. Материалы для истории моего времени, Гешарим / Мосты культуры, Иерусалим/Москва, 2004, стр. 432]
Дубнов подметил важную деталь. Советские структуры именно подкупали „низы“, стараясь завоевать их симпатию. При этом далеко не всем выселяемым разрешали брать с собой личные вещи. К примеру, поэта и публициста Фёдора Сологуба с женой, живших на родном Василевском острове, даже уплотнять не стали. Их попросту вышвырнули из квартиры, забрав все их вещи, мебель и книги. В результате, паре пришлось ютиться в павильоне, там же, на острове. Внутри павильона было настолько холодно, что за ночь на полу нарастала ледяная кора.[193 - Зинаида Гиппиус, Воспоминания, Захаров, Москва, 2001, стр. 172]
О том, какими варварскими методами осуществлялись выселения в советской республике весной 1918 года, повествует и случай Р. Донского. Донской работал профессором медицины в одном из столичных университетов. Семья его детей жила в Москве в районе Тверского бульвара. Молодая семья занимала одну комнату. В ней ютилось четыре человека: отец, мать, их новорожденный сын Всеволод и его няня Мариша. К этим людям среди ночи ворвались солдаты с винтовками. Они перевернули всё вверх дном и перепугали насмерть няню, у которой случилось нервное расстройство.[194 - Донской. Р. От Москвы до Берлина в 1920 г. // Архив русской революции, т.1, Терра, Политиздат, Москва 1991, стр. 192]
Ночной визит был не более чем разминкой. Через два месяца семью, все взрослые члены которой работали, выставили на улицу. Дом, в котором они жили, реквизировали. Всем жильцам дали три дня на то, чтобы найти себе новую квартиру. Разумеется, ничего подходящего за это время найти было нельзя. По словам Доского, дяде Шуре пришлось „уплотниться“ и семья переехала к нему.[195 - Донской. Р. От Москвы до Берлина в 1920 г. // Архив русской революции, т.1, Терра, Политиздат, Москва 1991, стр. 192]
Примерно через месяц семье Донских удалось снять жильё у беженцев из Варшавы, которые уехали вскоре после этого. Квартира осталась в распоряжении семьи, но ненадолго. По „стратегическим соображениям“ всех жильцов верхних этажей их дома снова вышвырнули – опять в трёхдневный срок. На этот раз семью Донских приютили знакомые, у которых они прожили около месяца. И лишь тогда семье повезло. В том доме, где жили родители, а Донской работал председателем домового комитета, освободилась квартира. Донскому удалось её отвоевать для родных. Это был четвёртый переезд семьи за одну зиму.[196 - Донской. Р. От Москвы до Берлина в 1920 г. // Архив русской революции, т.1, Терра, Политиздат, Москва 1991, стр. 192]
Случай этот был далеко не исключительный. Он был ярким подтверждением того, как власть относилась к простым людям. Никаких даже приблизительных „буржуев“ в семье Донских не было. Отец бегал по службам с девяти утра до половины третьего ночи, а мать, несмотря на болезнь почек, работала в двух больницах. Как иронично заметил Донской, в РСФСР это называлось восьмичасовым рабочим днём.[197 - Донской. Р. От Москвы до Берлина в 1920 г. //Архив русской революции, т.1, Терра, Политиздат, Москва 1991, стр. 192]
Между тем коммунистическая власть последовательно ужесточала жилищный регламент. 3 августа 1918 года Совнарком предписал местным Советам приступить к реквизиции и конфискации мебели в частных квартирах нетрудовых элементов и в частных конторах в случае заявлений от советских учреждений о недостатке мебели.[198 - Декреты Советской власти. Т. III. 11 июля – 9 ноября 1918 г., Политиздат, Москва, 1964, стр. 570]
Формально мебель предполагалось конфисковывать у нетрудовых элементов. Но в действительности никто ни в чём не разбирался. Мебель конфисковывали у кого попало, в угоду совучреждениям. Как обнаружил один современник, самые громкие победы в Совдепии происходили в войне пролетариата с буржуазией.[199 - Окунев Н. П., Дневник москвича 1917–1920, Военное издательство, Москва, 1997, стр. 216-217]
Очередной этап стихийного переселения в республике начался с конца августа 1918 года, после агрессивных призывов в правительственной прессе. Покушение на Ленина послужило сигналом к „выбиванию буржуазии из её гнёзд“.[200 - Красная Москва. 1917–1920 гг., Издание московского Совета Р. К. и КР Д., Москва, 1920, стр. 347] Власть стала разбивать население России на категории. По словам очевидцев, если до осени 1918 вселения и выселения в стране происходили бессистемно, то теперь жилищные комиссии производили это по всем правилам искусства, разбивая квартирующих на шесть категорий, подразделённых на параграфы.[201 - Окунев Н. П. Дневник москвича 1917–1920, Военное издательство, Москва, 1997, стр. 216]
Москвич Н. П. Окунев объяснил, что, к примеру, 6-я категория, литер „В“ имела в виду буржуа, ликвидировавших свои дела и живущих спрятанными капиталами, или имеющих собственность: фабрики, заводы, дома, торговли и прочее: „У них отбирается всё, и выдается только 'походный паек': пара белья, подушка, одеяло, т. е. то, что полагается красноармейцу, уезжающему на фронт.“[202 - Окунев Н. П. Дневник москвича 1917–1920, Военное издательство, Москва, 1997, стр. 216-217]
Подобное выдворение жильцов из дома вело к глубочайшему нервному потрясению. Людей не только публично очерняли в прессе. Их насильственно вышвыривали из привычной колеи. Музыковед Н. Ф. Финдейзен вспоминал, как его знакомый, муж покойной певицы В. И. Рааб, изнервничался и плакал. Квартиру Рааба, ввиду отъезда уже сданную знакомым, заняли совершенно чужие люди и занесли туда всякий хлам, грязь и тараканов.[203 - Финдейзен Н. Ф. Дневники. 1915–1920 / Расшифровка рукописи, исследование, комментирование, подготовка к публикации. М. Л. Космовской, Дмитрий Буланин, СПб., 2016, стр. 261-262]
Жилищные комиссии мгновенно научились притеснять „вредные“ категории населения со всей изощрённостью. В этом отношении типичен пример бывшего коллежского регистратора О. М. Меньшикова. Меньшиков жил в Новгородской губернии. После конфискации царскосельского дома у его семьи и вынужденного переезда Меньшиковых на дачу на Валдае, Меньшиков получил объявление о конфискации дачи.[204 - Меньшиков М. О., Материалы к биографии // Российский архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв, Вып. 4., Москва, 1993, стр. 220]
При этом Меньшиковы с детьми сильно нуждались и недоедали. Многодетный отец попытался опротестовать несправедливое решение властей. 12 сентября 1918 года отдел Городского хозяйства прислал ответ на прошение Меньшикова, что никакие его резоны не принимались. Дача его должна была отойти в „народное достояние“.[205 - Меньшиков М. О., Материалы к биографии // Российский архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв, Вып. 4., Москва, 1993, стр. 220]
Меньшикова особенно злило то, что местные власти сами указывали статью декрета, которая говорила нечто совершенно отличное от того, чему они пытались подвергнуть его семью. И даже тогда власти упорно настаивали на своем. Из статуса владельцев дачи Меньшиковых перевели в „квартиронаниматели“. Чиновники нисколько не заботились о том, что родителям было нечем заплатить за хлеб детям, не говоря уже о плате за жильё.[206 - Меньшиков М. О., Материалы к биографии // Российский архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв, Вып. 4., Москва, 1993, стр. 220]
Как заметил сам Меньшиков, остатки правовых понятий обтрепались, как гнилая ветошь. Губернская администрация не слушалась даже центральных властей и толковала декреты Совнаркома вкривь и вкось. Меньшиков записал в своём дневнике от 13 сентября, что будет пытаться еще раз поговорить с ними, но, очевидно, без всякого результата: „Отнимают последний угол и последний клочок земли, заставляют платить за право жить в моем же доме, а чем платить? Чем кормить детей? Об этом ни малейшей заботы. До чего одеревенело сердце людей, до чего иссякла совесть!“[207 - Меньшиков М. О., Материалы к биографии // Российский архив: История Отечества в свидетельствах и документах XVIII–XX вв, Вып. 4., Москва, 1993, стр. 220]
По всей стране насчитывались миллионы подобных примеров. Власть сознательно использовала деклассированные элементы в качестве тарана против интеллигенции. Подселяемым „пролетариям“ негласно разрешалось травить и оскорблять „соседей-буржуев“ из числа бывших хозяев квартиры.
Известный анархист А. М. Атабекян, разгневанный действиями большевиков, доходчиво объяснил смысл происходящего. Он писал: „Если завтра жилец вас оберёт, обидит членов вашей семьи, обесчестит вашу дочь, то власть тут ни при чем: она управляет вещами, а не свободными людьми.“[208 - Атабекян А. М. Против власти / Составление, предисловие и комментарии А. В. Бирюкова, Либроком, Москва, 2013, стр. 142]
Защиты от нападок искать было не у кого. В своём эссе „Где мой дом?“ поэт К. Д. Бальмонт вспоминал о собственной жилищной несправедливости. Жизнь Бальмонта после насильственного заселения незнакомцев в его квартиру изменилась до неузнаваемости. Поэт писал: „Жители соседних комнат, наглые жильцы, самовольно поселившиеся в моей квартире, люди весьма вульгарные, подняли свой гвалт и как будто нарочно стараются быть тем более громкими, чем менее они имеют на это какие-нибудь логические основания.“[209 - Марина Цветаева в воспоминаниях современников. Мгновенный след / Издание подготовлено Л. А. Мнухиным; Предисловие Е. Толкачёвой, Вагриус, Москва, 2006, стр. 90]
Организованный психологический террор интелигенции исходил не только от новых соседей, но прежде всего от жилищно-хозяйственных органов диктатуры.
Один из свидетелей того времени описал в своих воспоминаниях сцену лета 1918 года, когда пришёл в московский жилищный отдел к заведующей.[210 - Донской. Р. От Москвы до Берлина в 1920 г. // Архив русской революции, т.1, Терра, Политиздат, Москва 1991, стр. 193] На дверях большого зала заседаний висела табличка: „Посторонним вход воспрещается“. Мемуарист заглянул внутрь и увидел огромный зал, заставленный столами, за которыми работало несколько сот человек. Все сотрудники принимали посетителей. Большинство посетителей было выселяемыми интеллигентами, которые просили либо о предоставлении новых помещений, либо об оставлении их в старых.[211 - Донской. Р. От Москвы до Берлина в 1920 г. // Архив русской революции, т.1, Терра, Политиздат, Москва 1991, стр. 193]
По воспоминанию Донского, приём вела девица-коммунистка, из числа тех, кого ученик его пожилой жены метко прозвал „большевистскими валькириями“ за решительность нрава. Приём шёл быстро: два, три громких окрика валькирии, и проситель вылетал бомбой.[212 - Донской. Р. От Москвы до Берлина в 1920 г. // Архив русской революции, т.1, Терра, Политиздат, Москва 1991, стр. 193]
Донской отметил, как перед ним стоял проситель комитета уплотняемого дома. По словам мемуариста, тот с цифрами в руках, иллюстрирующими кубическое содержание воздуха в доме, количество жильцов и прочее, начал доказывать невозможность уплотнения. Его даже не стали слушать: „Я давно знаю наизусть всё, что вы собираетесь мне сказать, перебила валькирия его первую же фразу. Выбросте в сарай все ваши гостинные-ампиры и прочий хлам и вы увидите, сколько у вас места освободится!“[213 - Донской. Р. От Москвы до Берлина в 1920 г. // Архив русской революции, т.1, Терра, Политиздат, Москва 1991, стр. 193]
Многое об атмосфере выселений в советской России говорит и ситуация в Пскове. Там 15 января 1919 года редакция местной газеты „Псковский набат“ опубликовала обращение „Буржуазия, потеснись!“ В нём официальный печатный орган самодовольно объявил читателям о вселении пролетариата в буржуазные квартиры. Рабочим объясняли, как они смогут расстаться с „проклятыми подвалами“, как их ждёт тепло и свет, как их дети будут расти в сухих и светлых квартирах, как сильными и крепенькими они войдут в жизнь и будут продолжать борьбу отцов. Буржуазию же требовали потесниться.[214 - Филимонов А. В. Псков в 1920–1930-е годы: очерки социально-культурной жизни, Псковская областная типография, Псков, 2005, стр. 169]
Далее авторы обращения в издевательском тоне обращались к тем, кого предстояло выселить. Жильцов информировали, что указанный день был первым днём вселения рабочих в буржуазные квартиры. Автор заметки со злорадством пояснил, что за недостатком места буржуазия будет вселяться в рабочие квартиры: „Буржуа, не забудьте на новоселье одеть калоши, открыть зонтик, – там холодно, там сыро и тесно, в рабочих подвалах. Там жутко: хирели дети в темных конурах и умирали без света; чахли отцы и матери – там пахнет смертью и страданием. Но… в калошах, с зонтиком… там можно жить.“[215 - Филимонов А. В. Псков в 1920–1930-е годы: очерки социально-культурной жизни, Псковская областная типография, Псков, 2005, стр. 169]
Так советский строй сменил одну вопиющую несправедливость на другую. Вызволяя одни слои населения из грязных трущоб, бараков и подвалов, коммунисты загоняли новые слои отверженных в те же самые трущобы. Этот бесчеловечный процесс жилищной рокировки преподносился с претензией на социальную справедливость.
