Сахалинский репортаж. Вокруг острова на мотоциклах. 1957 год

В райисполкоме секретарь, вытирая платком потный лоб, кричит в телефонную трубку:

– Приготовьтесь! Сегодня ночью уже помидоры окуривали. Я сам знаю, что плюс двадцать восемь. А ночью метеостанция обещает минус два!

Закончив разговор, он весело сообщает:

– Так вот в августе всегда. В командировку поедешь, днем от жары деваться некуда, а утром встанешь – вся машина инеем покрылась. Еще говорят: «островной климат», «близость к морю». В Сибири мы живем, а не на острове!.. Сейчас только следи за полями да следи.

Кировский район в основном сельскохозяйственный. Он отправляет свою продукцию и на юг, и на север. Картофель, овощи, сметану, мясо из Тымовской долины получают строители Южно-Сахалинска, рыбаки Поронайска и Рыбновска, нефтяники Охи.

Первым хозяйством Кировского района является совхоз «Красная Тымь». Он был создан в 1925 году на месте «государственной опытной фермы» – явно неудачного примера «колонизаторской деятельности» царских властей. За шестнадцать лет своего досоветского существования ферма освоила несколько гектаров земли. В ее распоряжении были четыре домика, два с половиной десятка лошадей да несколько деревянных борон.

Необычайно трудными были первые годы существования совхоза. С 1929 года, когда на поля вышли тракторы, полученные с материка, совхоз пошел в гору, привлек симпатии батраков и беднейшего крестьянства. Кулаки пробовали поднять поденную плату для батраков – не помогло.

Год великого перелома был в Кировском районе годом ожесточенной классовой борьбы. И здесь слышались выстрелы кулацких обрезов. «Крепкие хозяева» боролись до последнего. В селе Андрей-Ивановское кулаки зверски убили и бросили в прорубь председателя комитета крестьянской взаимопомощи батрака Степана Мироненко.

Весь Александровск провожал Мироненко в последний путь. Два трактора, украшенные революционными лозунгами, везли устланные хвоей сани, на которых стоял обитый кумачом гроб. За тракторным поездом в колонне шли сотни людей.

Убийство батрака обнажило звериное лицо сахалинского кулачества. В 1930 году батраки, бедняки и середняки кооперировались повсеместно. Образцом и примером для товариществ по совместной обработке земли был совхоз «Красная Тымь», открывший вскоре два новых отделения.

О переменах, которые произошли в районе, могут поведать тысячи кировчан.

– Как-то для доклада мне пришлось собирать материал о довоенном и послевоенном хозяйственном и культурном строительстве района, – рассказывает инструктор промышленного отдела райкома партии Евгений Иванович Евграфов. – Весьма любопытные получаются сопоставления. Оказывается, в 1936 году в районе было всего 38 тракторов. А сейчас их около ста пятидесяти. Автомашин в том же году насчитывалось 6. Трудно поверить, что многие работы выполнялись на конной тяге: сейчас район имеет более 250 различных машин, легковых и грузовых.

Многое можно рассказать о росте культуры. Совсем недавно, в 1939 году, в районе работало 80 учителей. Сейчас эта цифра увеличилась в четыре раза. Открыта первая в области школа-интернат.

Еще более разительный рост произошел за эти годы в медицинском обслуживании. До войны мы имели 27 врачей, фельдшеров и сестер. Сейчас в больницах и на медицинских пунктах работают 135 специалистов с медицинским образованием.

Вот еще один интересный пример. Вы были в нашей районной библиотеке. Хорошая, верно? У нас сейчас 17 библиотек, которые имеют более 60 тысяч томов. А в 1936 году район имел всего две библиотеки, а книжек – 460…

Интересные, хорошие цифры! Тем более интересные, что район продолжает набирать темпы.

Долина Тыми богата лесом. Здесь расположены основные сахалинские лесные массивы. Преобладают хвойные породы – ель, пихта. Сейчас два леспромхоза – Тымский и Абрамовский – дают области ежегодно до четырехсот тысяч кубометров.

Дальнейшее развитие лесной промышленности связывает транспорт. С продвижением железной дороги на север здесь будут открыты новые леспромхозы.

Овощи и картофель, молоко и мясо, лес – главное богатство плодородной долины. Нельзя не упомянуть и о таком промысле, как охота. Ежегодно в Тымовское из разных поселков съезжаются десятки сахалинских охотников-промысловиков. Они привозят с собой связки шкурок драгоценного соболя, лисицы, выдры, белки. Богаты «мягким золотом» сахалинские леса, настоящее приволье в них для хорошего охотника. А таких в долине Тыми немало. В Воскресеновке, неподалеку от районного центра, живет семья известных охотников Малыгиных. Под Онорами добывают зверя участники ВСХВ братья Илларион и Арсентий Юрковы. Знатный добытчик Василий Белоусов обосновался в дальнем поселке Катангли.

Многих притягивает хлебородная долина. В таких вот районах Сахалина, по словам Антона Павловича Чехова, «богатство воды, разнообразный строевой лес, баснословное изобилие рыбы… предполагают сытое и довольное существование целого миллиона людей». Растет и районный центр. За год на жилищное строительство здесь израсходовано почти два миллиона рублей, только ремонтно-строительная контора сдала полторы тысячи квадратных метров жилья.

На плане поселка появились новые улицы, где ведут строительство индивидуальные застройщики. Мы прошли по одной из них – широкой, залитой полдневным зноем.

– Как называется эта новая улица? – спросили мы.

– Так и называется, – ответили нам, – «Новая»!

Проехать из Тымовского в Александровск совсем не трудно. Извивающейся лентой пролегло через отроги Камышевого хребта хорошее шоссе. Оно напоминает дороги Крыма или Кавказа. Крутые виражи, буйная зелень, небо голубое до синевы.

Жара. Навстречу потоком движутся грузовые машины и автоцистерны, доставляющие грузы из Александровского порта в соседние районы.

За каждой из машин тянется пыльный хвост, похожий на добрую дымовую завесу. В Нижнем Армудане, сверкая зубами на прокопченных лицах, шофера пьют у ларька ледяную воду с сиропом.

Жарким полднем с перевала открывается панорама Александровска, мыс Жонкьер, серебристые полосы крыш, сопки под лоскутным одеялом огородов, синий, как небо, пролив. Отчетливо, словно нарисованная, видна окала «Три брата» – своеобразный символ Сахалина.

«Так начинается Сахалин: бухта, затопленный в 1905 году военный транспорт «Михаил Архангел» и скала «Три брата», – писал когда-то журнал «СССР на стройке».

Да, долгие десятилетия Сахалин начинался именно здесь. До 1905 года сюда приходили морские транспорты с измученными каторжанами. На площади у бревенчатой тюрьмы, называемой «кандальной», тюремные кузнецы «венчали» людей с тачками. «Велика изобретательность человеческая по части преступлений, – писал известный фельетонист В. Дорошевич, – но до сих пор не изобретено такого преступления, которое заслужило бы такой каторги, как Сахалинская».

В Александровске есть старый деревянный одноэтажный домик. Не сразу заметишь на его фасаде небольшую мемориальную доску:

«В этом доме в июле 1890 года жил великий русский писатель-патриот Антон Павлович Чехов 1860–1904 гг.».

В городе сохранились с каторжных времен некоторые здания. Есть в Александровке и живые свидетели каторжной старины.

– Познакомьтесь с Губиным Георгием Ивановичем, – посоветовал нам секретарь горкома. – Интересный старик. У нас его все зовут «дедушкой Губиным». Забивает он ваших метеорологов, по части прогнозов…

Познакомиться же было очень просто: съездить в колхоз «Труд». Георгия Ивановича мы повстречали на полпути с главной усадьбы в колхозный сад.

– Верно, – согласился крепкий седобородый человек. – Меня «дедушкой Губиным» кличут… Да как не знать! Вся жизнь наша здесь прошла…

Георгий Иванович приехал на Сахалин в 1889 году четырехлетним мальчиком вместе с отцом-каторжанином. В юности «вольный поселенец» был свидетелем всех ужасов «острова слез».

Но Губин гораздо охотнее вспоминает о других временах. Он гордится тем, что является старейшим колхозником на острове. В 1930 году он вместе с шестью товарищами организовал в Корсаковке товарищество по совместной обработке земли. В 1931 году на базе этого товарищества был создан первый сахалинский колхоз «Труд».

Четверть века трудится в этом колхозе Георгий Иванович. Тринадцать лет он работал животноводом. В довоенные годы на Всесоюзной сельскохозяйственной выставке был награжден золотой медалью. С годами перешел на более спокойную работу, был кладовщиком, приемщиком. После войны колхоз установил Георгию Ивановичу пенсию.

Но старейший колхозник не ушел на покой. Когда в 1960 году в колхозе были посажены первые яблони, Георгий Иванович стал садоводом. Сейчас на его попечении 150 яблонь, 400 кустов крыжовника, 175 – черной смородины.

– Близкое это мне дело, – задумчиво говорит Губин. – Вот и синоптиком поэтому зовут. Мальчишкой еще, когда грамоте научился, наблюдать стал, погоду записывать. Много лет до сих пор веду записи. Поэтому мне и перемены погоды угадывать легче.

Интересный человек Георгий Иванович! Его память хранит много воспоминаний из истории Александровска – города сахалинской революционной славы.

Вот некоторые странички истории. Начало марта 1917 года. На Сахалин пришла весть о февральской революции. Власть вице-губернатора фон Бунге свергнута. Создан комитет общественной безопасности, а затем Совет рабочих и солдатских депутатов, Советы крестьянских депутатов.

В стране победила Великая Октябрьская социалистическая революция. На северном Сахалине трудящиеся под руководством большевиков самоотверженно борются за победу Советской власти, преодолевая ожесточенное сопротивление буржуазии, меньшевиков, эсеров, колчаковцев. В январе 1920 года в Александровске колчаковцы были разгромлены, власть перешла в руки ревкома. Вскоре состоялся островной съезд Советов, он вынес решение о передаче всей власти на северном Сахалине в руки Советов. Избранный на съезде исполком телеграфировал Совнаркому РСФСР об установлении на севере Сахалина Советской власти и своей готовности выполнять директивы Советского правительства.

А на северный Сахалин уже рвутся японские захватчики. В апреле на рейде встали японские военные корабли, в Александровск высадился десант. Начался тяжелый пятилетний период японской оккупации.

Японская военщина зверски расправлялась с революционерами. Были схвачены Цапко, Кондрашин, Чумаков и другие. Арестованных увезли на крейсер и там замучили.

Но сахалинцы верили, что освобождение придет. И весной 1925 года японцы были вынуждены начать эвакуацию своих войск с северного Сахалина. 19 марта на собачьих упряжках с материка прибыла специальная комиссия, созданная Советским правительством. 14 мая северный Сахалин покинул последний японский солдат, а 15 мая на бывшей Кандальной площади состоялся торжественный митинг.

На северном Сахалине началась пора обновления, освоения, строительства. Остров, богатый нефтью, углем, лесом, рыбой, после неудавшейся каторжной «колонизации», после пятилетней «экспортной» деятельности интервентов был дик, лишен промышленности, почти безлюден. Необходима была большая сила, энергия неслыханной концентрации, чтобы вдохнуть жизнь в суровый и богатый край.

Этой силой была коммунистическая партия и ее верный помощник – комсомол. В 1929–1930 годах по призыву краевой комсомольской организации, по мобилизации ЦК ВЛКСМ двинулись на Восток молодые москвичи, ленинградцы, харьковчане, ставропольцы, волжане, хабаровчане – «100», «1200», «500».

В Александровске живет Петр Иосифович Подвысоцкий, седоголовый и веселый человек с порывистыми движениями – старый комсомолец из «1200». Нам довелось присутствовать при встрече Петра Иосифовича с Михаилом Михайловичем Малагаджи – «тысячедвухсотником». Пожилые люди хлопали друг друга по плечу, называли «Петькой» и «Мишкой» и без устали повторяли:

– А помнишь…

… Штормуя до месяца в море, пробивались на Сахалин будущие лесорубы. Больше всего молодежь раззадорило постановление окружкома: «Комсомол должен взяться за совершенно неосвоенный участок и тем самым предупредить возможные толкования, что пришли на готовенькое».

На пустынном берегу Татарского пролива родился Агневский комсомольский комбинат имени 16 МЮДа, где от директора до лесоруба все были комсомольцами. Борясь с бушующим морем, девственной тайгой, они строили балочные и ледовые дороги, бараки и конюшни, добывали лес. Весной 1931 года подвели первые итоги – леспромхоз заготовил и сплавил 36000 кубометров первосортной древесины.

Комсомольцы жили голодно, но кормили лошадей последним хлебом, а когда из Пильво прибыли быки на мясо, единогласно постановили «двадцать быков не колоть, сохранить и приспособить для возки леса в помощь лошадям». В этих условиях «закалялась сталь», и неудивительно, что многие из бригад отличались железной дисциплиной.

Через два года Агнево имело электростанцию, свои тракторы, огороды, лошадей и давало стране десятки тысяч кубометров леса. «Агневский комсомол в суровых условиях выдержал большевистский экзамен», – писала 4 сентября 1932 года газета «Советский Сахалин».

Широко разбежались дороги сахалинской комсомолии. Обком направлял закаленные агневские кадры на самые различные участки, туда, куда нужно.

Когда-то комсомольцы, чтобы добраться из порта в город, должны были преодолеть километра три ржавого болота. Сейчас Александровск вплотную подступил к порту.

На море – шторм. Семь баллов. Ветер гонит по улицам облака пыли и песка. В ковше трется о стенку белоснежный морской трамвай из Углегорска.

Портовики приехали подвести итоги соревнования, обменяться опытом, остались очень довольны, считают, что им нужно подтянуться.

За пирсом качаются на рейде суда. Ушли штормовать в море «иностранцы» – угольщики из Японии. Теперь они тут частые гости: японские компании охотно покупают сахалинский уголь.

На шахте «Мгачи» молодежь устроила встречу с японскими моряками. Один из комсомольцев, участников и организаторов встречи, рассказывает:

– Задумали встретиться, а как это сделать, не знаем, никогда такого не было… Пришли в город посоветоваться. А нам говорят: «Что ж, приглашайте. Только знаете японский обычай: позвал гостя – обязательно к столу веди. Смотрите, не подкачайте!». Ну, мы честь честью на пароход. Пригласили. Человек двадцать съехали на берег. Почти все – молодежь. Познакомились через переводчика. Устроили соревнования по волейболу. Выиграли. Потом японцы нам свою игру показали, в мяч. Погуляли – пригласили в ресторан. Японцам больше всего печенье понравилось, хворост, знаете? Так наши шахтеры тут сразу соорудили несколько пакетов хворосту и отправили вместе с моряками на пароход.

Собравшись в дальнейший путь, останавливаемся на площади им. 15 мая. Много перевидела она: каторгу, революционные бои, оккупацию, провозглашение Советской власти. Сейчас она вся в лесах. Идет реконструкция. Площадь окружат новые двухэтажные жилые дома, универмаг, интернат для детей народов Севера. А посредине будет разбит сквер шириной в 65 метров, с клумбами, фонтаном и асфальтовыми дорожками.

Снова – перевал. Снова – Кировский район. Сворачиваем на север. По обеим сторонам проселка поднимается лес, какого не увидишь на юге.

Под вечер любуемся новым предприятием лесной промышленности района – лесоучастком «Горки», раскинувшимся на гигантской вырубке.

В поселке мы познакомились с девочкой Галочкой. Она родилась четыре года назад в палаточном городке. Ее родители, как и все, кто в это время жил здесь, были первыми строителями леспромхоза.

Девочка и поселок росли вместе. Когда в «Горках» прокладывали первую улицу, Галочка училась ходить. А сейчас вместе с другими ребятишками она бегает по поселку. На месте тайги поднялось более двухсот жилых домов. Бульдозеры продолжают расчистку улиц, которые еще не получили имен. Их называют просто: «Первая», «Вторая», «Третья»…

В поселке продолжается интенсивное строительство. Здесь есть гидроэлектростанция, клуб, три магазина, спортивные площадки. Приходят телеграммы по новому адресу: «Кировский район, почтовое отделение «Горки». Строится двухэтажная школа-десятилетка, в которую через три года пойдет учиться и Галочка.

Уже два года работает в «Горках» лесоучасток Адо-Тымовского леспромхоза. Нынче лесники отправили вниз по Тыми девять тысяч и дали строителям поселка шесть тысяч кубометров древесины. Но это только почин. Экономисты подсчитали, что запасов леса здесь хватит даже при усиленных разработках по крайней мере на двадцать пять лет. С решением транспортной проблемы поблизости от «Горок» будут выстроены новые крупные леспромхозы.

Интересно, в какой из них придет работать, лет через пятнадцать ровесница поселка Галина Васильевна Кислицына?

На Тыми

Полноводная Тымь. – Парашютисты идут на цель. – Чудесные старики. – Птицеводство – большое дело! – Москвичи в «Ныше». – Археологические находки.

Блестит сквозь зелень серебро. Река сверкнет на мгновенье ослепительным отблеском солнца и снова спрячется за деревья. Нужно долго ехать вдоль нее, среди пышного кустарника, прежде чем откроется вольный речной простор.

Тымь!

Это самая крупная река Сахалина. Она начинается высоко в сопках, бурным горным потоком низвергается на равнину и плавно несет свои воды к Охотскому морю через сотни километров.

Необычайно красивы тымские берега, с синими пойменными лесами, скалистыми обрывами, плавными излучинами. Красота бывает коварной: от Кировского до устья – около ста порогов и перекатов.

На берегу реки в селенье Потово живут люди, которые могут считать себя самыми исконными сахалинцами, представителями небольшой северной народности – нивхи.

Об этом необычайно гостеприимном, мирном народе опубликовано немало этнографических трудов. Создалась даже теория о «загадочном» характере нивхов – «детей тайги».

«Нынешние хозяйственные формы гиляков требуют сохранения природы в неприкосновенности, и всякое энергичное культурное вторжение наносит им ущерб, заставляет отодвигаться в менее тронутые места», – эти непродуманные слова написаны одним исследователем в двадцатых годах. Он посетил тогда Потово, увидел жалкие землянки, пропахшие сыростью и дымом, летники на сваях, юкольники, кишащие червями. Он не увидел ростков нового, а только записал свои поверхностные впечатления. Бегло упомянул о необычном для него эпизоде: гиляки на общем собрании постановили просить ревком построить школу. Решение было вызвано тем, что единственный грамотный гиляк на Тыми забастовал. Протокол собрания председатель районного Сонета Пларгин попросил написать русскую учительницу из соседнего села.

Этнограф оказался неправ. Эпизод, показавшийся ему курьезным, не остался без последствий. Это было началом быстрого возрождения нивхов в советские годы.

Нивхи из Потово чтут светлую память пламенного коммуниста Елисея Матирного – организатора и парторга первого на острове нивхского сельскохозяйственного колхоза «Чир-Унвд». Он учил их сажать картофель и доить коров, объяснял преимущество русской бани, боролся со знахарями-шаманами и прививал доверие к врачу.

Ломка шла не без борьбы и эксцессов. Но религиозные верования и многовековая сила привычки, которые еще по сей день сохраняют амулеты и могилы – с кучками дров, бересты, фаянсовыми чайниками, – были подорваны.

Маленькие нивхи пришли в школу. Им, нивхским детям Сахалина, отвечал в 1933 году из далекой Италии Алексей Максимович Горький.

«Вы очень хорошо сделали, написав мне. Ваше письмо – подарок, которым я горжусь, как орденом. Я получал письма от детей европейцев, конечно, их письма тоже радовали меня, но не так глубоко, как ваше письмо, дети гиляков, тунгусов, орочен. Ведь неудивительно, что дети европейцев грамотны, удивительно и печально, что среди них есть безграмотные. А вы – дети племен, у которых не было грамоты, ваших отцов избивали, грабили русские и японские купцы, двуногие звери, ваших отцов обманывали и держали в темноте шаманы.

…Желаю вам, дети, бодрости духа и неутомимости в труде постижения грамоты!».

Жизнь создала в «Чир-Унвде» своих героев. Один из них – Борис Тамайка – повел первый трактор по целине. Нивх-тракторист! – это стало символом возрождения народа.

Умер от тяжелой болезни Елисей Матирный. Он погиб как солдат, на боевом посту. Лучшим памятником коммунисту осталось новое Потово, раскинувшееся на берегах Тыми,

Наверное, одни старики помнят о тех временах, когда в стойбище не было ни одного русского дома. Вдоль прямых улиц выстроились рубленые избы, у самой дороги поднялась большая школа.

В садике у школы – детская площадка: качели, грибки, горки песка. С утра до вечера возятся здесь малыши под присмотром няни.

Кто-то из старших очеркистов, кажется Дорошевич, удачно сравнил сахалинскую тайгу в среднем течении Тыми с храмом. Молча стоят на огромных пространствах деревья-великаны, бурелом не дает ходу охотнику, ни зверя, ни птицы вокруг…

Когда-то так и было. А в наши дни «храм» непрерывно оглашается ревом лесовозов. Могучие «мазы» Адо-Тымовского леспромхоза тащат на прицепах хлысты необычайных размеров. Медленно ползут они по лежневым дорогам, доставляя лес с участков на склады. Нашей мотоколонне то и дело приходится замедлять движение, уступая им путь.

Остановка. В тишине слышится нарастающее комариное пение. Поднимаем головы – над тайгой, поблескивая на солнце крыльями, летит маленький биплан «АН-2» со знакомым номером на борту.

Этот самолет часто можно видеть на аэродроме в Южно-Сахалинске. Он принадлежит «лесным пожарным» – парашютистам лесной авиации.

Пожары пока еще остаются одним из самых страшных бичей островной тайги. Поэтому трудно переоценить роль экипажа этого маленького самолета: они тушат более половины всех очагов огня в лесу.

Под самолетом разворачивается гигантский лесной ковер, усеянный голубыми зеркальцами озер, пересеченный ленточками дорог. Сопки расцвечены желтыми, красными, малиновыми пятнами. Среди них потерялись отметины лесных пожаров – рыжие подпалины, усеянные обгоревшими стволами.

Наметанный глаз «лесного пожарного» различает их без труда. Наблюдение за землей ведут одновременно летчик-наблюдатель Николай Беловицкий и командир корабля Иван Нестратов.

В пассажирской кабине, откинувшись на дюралевых сидениях, отдыхают парашютисты. Свободное пространство занято грузовым парашютом, ранцевыми лесными опрыскивателями, продуктовыми мешками, пачками листовок.

Самолет держит курс на северо-запад, к тем местам, где четверке парашютистов уже пришлось провести много дней в тайге.

Тогда в Южно-Сахалинск тревожный радиосигнал пришел из Кировского от летчика-наблюдателя Валентины Кабановой: «Обнаружен крупный очаг пожара, срочно требуются парашютисты».

Через три с половиной часа после взлета «АН-2» вышел к месту пожара.

На много километров вокруг леса затянуты синеватой дымкой. Над самым очагом застыли желтые облака, словно над устьем вулкана. Самолет лег в вираж. В восьми километрах обнаружили еще один очаг пожара.

Разведка показала: удобной площадки для приземления парашютистов нет. Придется прыгать на лес. Выбрали большую марь, покрытую сухостоем. После сигнала сирены первым от самолета отделяется рослый Алексей Сысоев. Вслед за ним покидают кабину Иван Яковец, Василий Сотников и Владимир Шубин.

Летчик и командир корабля волнуются, как в первый раз: все ли сумеют удачно приземлиться? Сверху видно, что два парашютиста повисли на деревьях.

Наконец, купола вытягиваются на земле в белые стрелы. На языке «лесных пожарных» это значит: «Приземлились благополучно». Вниз летят мешки с продовольствием, бочка с химикатами. Вспыхивает в воздухе оранжевый купол грузового парашюта. Самолет покачивает крыльями и разворачивается на юг. «АН-2» уходит, а парашютисты остаются там, где никогда раньше не были и где, может быть, уже давно не ступала нога человека.

В минуту поставлена палатка. Около нее остается только дежурный, остальные уходят на несколько километров в тайгу, навстречу стене огня и дыма. Парашютисты снимают травяной покров, обливают землю раствором химикалиев, копают канавы, пускают встречные палы, сражаются с языками пламени на самой кромке пожара.

Не раз и не два прилетает самолет в тайгу, сбрасывает снаряжение и продовольствие, прежде чем дым над лесом рассеивается. Но вот все приведено к точной формулировке задания: «…до полной ликвидации пожара». Можно разогнуть усталые спины, перекурить, собираться домой… А до ближайшего селения, между прочим, восемьдесят километров, долгих километров по топям, марям, бурелому, через болота и реки…

К северу от Альбы и Иркира, за Дремучей тайгой и «Чертовым логом», долина Тыми разом меняет свой характер.

В синей дымке застыли кругом леса, бледное небо – в размыве облаков. Даже в разгаре лета долина дышит холодом. Здесь начинается территория Восточно-Сахалинского района. Здесь расположены земли самого северного сельскохозяйственного совхоза «Ныш».

Узкая песчаная дорога вывела нас из густого подлеска на вольный простор. Леса расступились в стороны, дав место долине, по которой струится полноводная Тымь.