Торговец дыма

Для первого совместного выхода в никарагуанский гламур Луис купил Джи шикарное вечернее платье, и ему не терпелось посмотреть на нее в нем. А еще больше продавцу дыма хотелось посмотреть на спутницу, в этом шикарном платье входящую в ресторан «Сосьедад», на глаза распределителя Габриэлы, на лица местных официантов и гостей, сидящих в зале. Гости наверняка заметят их, оторвутся от своих омаров и стейков (или чего там будет у них заказано?..) и с интересом посмотрят, кого это на сей раз привел с собой вечный холостяк Луис?

И Санчес очень хотел, чтобы все вокруг поняли: Джи – не его очередное сиюминутное увлечение. Она не растворится, словно сотканная из дыма, в предрассветной неге.

Пусть знают, что завтра утром Луис откроет глаза и увидит изгиб спины спящей Джи, и его губ коснется робкая улыбка.

Смотри, мироздание, я не один!..

Это была своеобразная терапия, и Санчес не знал, чего тут больше – истинного чувства или желания его испытывать. Ему казалось, что он любит Джи, но так ли это было на самом деле.

Кажется, я просто схожу с ума, подумал Луис, стоя у зеркала и повязывая галстук.

– Ты чего тут притих? – спросила Джи. – Что скажешь?

Санчес повернулся к ней и невольно замер от увиденного. Его спутница была прекрасна – черное платье с тонкими бретельками превратило буфетчицу из китайской столовой в настоящую леди. Луис мысленно поблагодарил хозяйку фэшен-бутика в Гранаде за рекомендацию именно этого платья. Другим «дарам» Санчеса тоже нашлось применение: уши китаянки украшали миниатюрные табачные листья – золотые, тончайшей работы – а на шее на невесомой цепочке висел кулон, сделанный на заказ лучшим ювелиром Манагуа.

Джи стояла босая – будто намекая, что неплохо было бы уже достать из коробки черные туфли, купленные Санчесом специально для первого их совместного выхода в свет.

– Ты прекрасна, Джи, – произнес Санчес. – Тебе очень идет это платье.

– Мне тоже так кажется, – улыбнувшись, сказала китаянка.

– Скажи, а мне идет этот галстук? – Луис рефлекторно затянул узел немного потуже. – Я… я не потеряюсь на твоем фоне?

Китаянка смерила его игривым взглядом, ухмыльнулась чему-то и кивнула.

– Я бы сказала, что ты выглядишь отлично. И что я тебя точно не потеряю.

– Это звучит обнадеживающе… но только что это был за смешок?

– Что? Какой смешок?

– Не изображай невинность! – с театральной суровостью, с трудом сдерживая улыбку, потребовал Луис. – Я спросил тебя про галстук, ты усмехнулась. Почему?

Джи приблизилась к нему вплотную и негромко сказала:

– Просто представила, как сорву с тебя его, потом рубашку… и все остальное… а потом поймала себя на этой мысли, и мне стало смешно.

Луис улыбнулся и, поцеловав ее в губы, повернулся к комоду, на котором завибрировал безмятежно спавший мобильник.

– Что там? – спросила Джи.

– А? Да так, надо meta-dot-ы заново прислать, – скользя пальцем по экрану смартфона, тихо ответил Луис. – Габриэла пишет, что у них база легла и все слетело, надо заново проверить, привиты ли мы от всех штаммов ковида.

– Говорят, скоро начнется новая волна, – заметила китаянка. – Страшно…

– Сколько волн уже было и сколько еще будет, – фыркнув, пробормотал Санчес. – А скольких не будет, но нам о них расскажут… Ладно. Сегодня обойдемся без конспирологии.

– Ура, – шутливо порадовалась Джи. – А я уж было решила, что твой компаньон решил отменить ужин!

– Ну, начнем с того, что Уго Наварро мне не компаньон…

– Но ты говорил, у вас с ним планируется какая-то… сделка?

– Планируется. Но мы же еще ничего не согласовали и не подписали. Поэтому пока мы просто старые … друзья.

Называть Уго другом отчего-то оказалось непросто. Слово будто застряло в горле, и Санчес лишь после паузы заставил себя его озвучить для Джи.

Впрочем, она если и заметила что-то странное, то виду не подала.

– Я слышала, в «Сосьедаде» по токен-id заранее составляют твой гастрономический портрет, это так?

– Да, это уже довольно давно, – подтвердил Луис, неотрывно глядя на экран телефона. – Столик в центре зала, ты не против?

– Нет, почему я должна быть против? – поправив бретельку платья, ответила Джи.

– Ну, может, ты любишь ужинать за столиком у окна?

– Я люблю ужинать дома. – Китаянка посмотрела на него снизу вверх. – Но сегодня же у нас цель не просто приятно провести время, правда?

– Не только, – признал Луис. – Но… черт, неужели тебе правда нисколько не интересно поужинать в «Сосьедаде»?

– Интересно. Было бы совсем неинтересно, не спрашивала бы про гастрономический паспорт. Или предложила бы дома тебя дождаться.

Джи подошла, обняла его за шею, преданно посмотрела в глаза.

– Я с тобой, куда ты, туда я, – сказала она. – Но если ты бы сказал, что хочешь поговорить с глазу на глаз, я бы поняла. Ты же у нас… бизнесмен.

Она одернула ворот его пиджака и отступила к зеркалу, чтобы оправить платье. Оно ей явно понравилось, и это грело Санчесу душу.

– Я, разумеется, уточнил у Наварро, не против ли он, что я буду с тобой, – честно сказал Луис.

– И что он ответил? – полюбопытствовала Джи.

Санчес лукаво улыбнулся.

– Догадайся – если мы все-таки идем вместе.

Стук в дверь прервал их милый словесный пинг-понг.

– А вот и виновник торжества, – сказал Луис и отправился к двери.

Майор Уго постепенно привыкал к беззаботной жизни в Никарагуа – Луис уже не чувствовал в его образе былой напряженности, с которой он переступал через порог, впервые появившись в отеле. По крайней мере, Санчес уже не пытался дорисовать поверх гавайской рубахи Наварро полицейский мундир.

Взгляд Луиса зацепился за коричневый кожаный портфель, который майор держал в левой руке. Что там? Документы по сделке?

Хоть Санчес не грезил о работе с испанцами, ему было искренне интересно, что они могут предложить.

Однако Наварро явно не горел желанием сразу переходить к делу.

– Продавец дыма! – Белозубо улыбаясь, Уго крепко пожал Луису руку. – Рад видеть. А это, вероятно, и есть твоя чудесная…

– Моя чудесная Джи. Да, это она.

Китаяна подошла, и Наварро учтиво поцеловал ей руку.

– Мое почтение, сеньерита. Признаться, вы еще красивей, чем Луис вас описывал!

В подобных жестах было нечто пошлое, отдающее доковидной стариной, но Санчес решил не заострять на этом внимания. В конце концов, он и считал Уго динозавром из прошлого, который плохо понимал, как стать аутентичным времени нынешнему.

Впрочем, Джи грубоватую галантность майора оценила – зарделась, украдкой похихикала, сдержанно произнесла:

– Вы мне льстите, сеньор Наварро, но спасибо. Всегда приятно, когда столь видный мужчина подмечает твою красоту!

Уго криво улыбнулся китаянке, потом с явной неохотой перевел взгляд на Луиса, спросил:

– Ты уже вызвал такси?

– Еще днем, майор. Расслабься, мы не на службе.

– Не бывает бывших службистов, ты же знаешь. – Наварро украдкой улыбнулся Джи. – А такси, как обычно, для курящих?..

…Они снова курили, любуясь полями через тонированное окно автомобиля. Уго с интересом наблюдал за тем, как Джи управляется с сигарой.

– Узнаю твою школу, – хохотнул Наварро, искоса посмотрев на Санчеса. – Уже успел прочесть ей пару лекций?

– А то, – с улыбкой ответил Луис. – Ты, я смотрю, тоже в профессора заделался?

– Ты про портфель? Ну да, можно и так сказать. Там лежит кое-что любопытное, тут ты не ошибся, это точно. Но всему свое время. Давайте пока наслаждаться сигарами, да?

Уго хлопнул Санчеса по плечу и подмигнул Джи, после чего крепко затянулся сигарой.

– А Луис говорил, что сильно затягиваться не стоит, иначе можно в реанимацию угодить, – заметила китаянка.

– К счастью, не Луису решать, как сильно я могу затягиваться, – ответил на это Наварро и рассмеялся, явно довольный собственной шуткой.

– И все же ты бы поберег себя, – заметил Санчес.

– Разберусь, мой друг, не волнуйся, – буркнул Уго и тут же крепко затянулся вновь.

По прибытию в ресторан их усадили за центральный столик, и майор тут же остроумно прокомментировал это:

– Я смотрю, с вашим появлением, Джи, Луис наконец выбрался из тени?

– Что вы имеете в виду? – удивилась китаянка.

– Прежде он брал столик у окна или в углу. – Уго посмотрел на Санчеса. – Но теперь он не прочь оказаться в центре внимания. Да, мой друг?

– Давайте уже закажем что-нибудь, – выдавив улыбку, предложил Луис. – Я жутко голоден.

– О, надеюсь, я смогу удовлетворить твой непомерный аппетит!

Майор похлопал по кожаному портфелю и первым опустился на стул. Луис галантно отодвинул стул для Джи, и та, тихо поблагодарив кавалера, опустилась на мягкую обивку. Усевшись рядом, продавец дыма погрузился в изучение меню. Странно, но строчки в нем плясали перед глазами. Луис снова нервничал. Но почему? Что именно его смущало?

Уго. Наверное, дело было в нем. Майор вел себя слишком уж раскованно. Луис почему-то думал, что присутствие Джи немного повлияет на Наварро, но это оказалось не так. Желая хоть немного снизить градус ожидания, Санчес после заказа основных блюд предложил:

– Может, пока мы ждем, наконец поделишься новостями?

– Нетерпеливый Луис. – Уго осклабился и, положив портфель на колени, щелкнул его блестящей застежкой. – Все куда-то спешишь…

Он достал стопочку исписанных машинным текстом листов и через Джи передал Санчесу.

– Взгляни. Надеюсь, тебе это будет интересно.

Луис положил документы на стол и углубился в чтение. Чем больше он, однако, читал, тем сложней было скрыть удивление. В конце концов Уго без обиняков спросил:

– Что это у тебя с лицом, продавец дыма? Может, есть какие-то вопросы, которые ты хотел бы мне задать?

– Д… да, вопросы точно есть, – признался Санчес. – И главный из них, наверное… ты что, предлагаешь мне передать управление моим бизнесом твоим испанским толстосумам?

Джи удивленно воззрилась на майора, ожидая, видимо, что он поправит Луиса, но тот лишь усмехнулся и сказал:

– Я предлагаю тебе заняться собой и не переживать о судьбе твоего дела. Нежиться на пляже, греть пузо под лучами никарагуанского солнца. Курить свои любимые сигары, которые у тебя никто никогда не отберет.

– Нет, идея праздного ничегонеделания мне нравится, но…

– Но – что? – нетерпеливо спросил Уго. – Пойми, мой друг, я выжал из них все, что мог. Глянь на расценки. Глянь на объемы. Лучшего предложения мы не получим.

– Но табак – это вся моя жизнь, – неуверенно выговорил Санчес.

И тут же смолк и скосил глаза на Джи – как отреагирует? Но она если и обиделась на его слова, то не подала виду.

– Табак и останется твоей жизнью, Луис, – терпеливо объяснил майор. – Никто его не заберет, повторю… Но, в конце концов, сигары это лишь сигары. Это не конец света.

– Лишь сигары? – переспросил Санчес, не поверив своим ушам. – Лишь сигары? Да ты хоть представляешь, насколько сложно производство сигар?

– Луис, пожалуйста…

– Сигары по сей день остаются единственным представителем премиальных творений с таким содержанием ручного труда, – перебил майора Луис. – Требуется около 2000 дней и 200 пар рук, прежде чем сигара завершит свою Одиссею, пройдя путь от семечка до заботливых рук афисионадо.

– Это что… больше пяти лет? – ошарашено переспросила Джи.

– Да! Ну ты сама подумай. – Луис повернулся к очаровательной спутнице. – Сигарная семечка крошечная, меньше, чем маковое зерно. Для облегчения работы с сигарными семечками их приходится гранулировать, покрывая слоем глины, которая растворяется при поливе. Табаководы специально оставляют только сильные растения табака давай сформироваться семенам из цветов на верхушке растения, у остальных растений плантации бутоны табачных цветков удаляют, чтобы все силы растения шли на рост табачных листьев.

– Зато благодаря микроскопическому размеру семян их легко провозить контрабандой, – ухмыльнулся Уго.

– Именно так кубинские семена совершили свою эмиграцию с Острова Свободы в Никарагуа и Доминиканскую Республику, – согласился Луис. – Чтобы обезопасить свой бизнес, табаководы держат семена в сейфах и для продажи на сторону выращивают стерильные растения. Это гарантирует, что конкуренты не смогут украсть результат их многолетней селекции.

Официант принес вино и бокалы. Уго взялся наполнить бокалы себе и спутникам.

– С ума сойти, неужели все настолько сложно? – глядя на то, как вино льется из темного стеклянного горлышка, спросила Джи.

– И даже еще сложней, чем может показаться. Важен не только тип семян, важна почва и микроклимат, именно они формируют настоящий аромат табака. Это называется терруаром, то есть факторами окружающей среды, влияющими на характеристики урожая. В зависимости от содержания минералов в почве выбирается сорт семян, которые лучше всего высаживать на конкретном терруаре. Азот, например, определяет крепость сигары: чем выше его содержание, тем выше содержание никотина в листьях. Соотношение кальция и магния в почве определяет кислотность табака. Низкая кислотность приводит к более продолжительному послевкусию табака при курении. В Никарагуанских табачных районах Эстели, Халапа, Гранада можно встретить около четырнадцати различных микроклиматов. Удивительно, но одни и те же семена, выращенные в разных микроклиматах, могут давать совершенно разные вкусы.

– Мне кажется, ты несколько… преувеличиваешь, – заметил Уго, правда, без особой уверенности.

– Нисколько. С понимания вида семян будущего растения в определенном терруаре начинается процесс выращивания табака. Потом семена высаживают на специальных грядках для создания рассады. Их аккуратно рассыпают по поверхности обильно пролитой водой почвы, не присыпая их сверху землей, так как для прорастания им нужен свет. Спустя пару недель, когда у ростка сформировались первые листья, грядки прореживают, чтобы дать возможность самым сильным растениям продолжить рост.

Луису показалось, что сидящая за соседним столиком компания стала коситься в их сторону, но продавца дыма уже было не остановить.

– При формировании четырех листьев на четвертой недели происходит процесс подрезки листьев, – продолжал Санчес. – Это нужно, чтобы сформировалась сильная корневая система. Лишь спустя два месяца рассада готова для высадки на табачные поля. Притом пересадка – это крайне травматичный для табака процесс, во время которого может погибнуть большое количество саженцев.

– Рисково, – сказал Уго.

– Еще как! Поэтому пересадкой занимаются лучшие и самые опытные работники. Следующие два месяца происходит взросление и созревание табачных листьев. Время не является константным и зависит от погодных условий, терруара и сорта табака. В течении этого времени грядки рыхлят, добавляют удобрения, следят за уровнем влажности почвы и анализируют созревание табака и определяют начала сбора урожая. На втором месяце жизни растение растет полным ходом. Жаркие летние ночи могут быть адом для спящих, но они рай для табака.

– Значит ли это, что табак – изобретение дьявола? – спросил Уго и, покосившись на Джи, довольно хохотнул.

Она неуверенно улыбнулась, а Луис и вовсе проигнорировал шутку майора и продолжил рассказ:

– Примерно через четыре месяца приходит время пожинать первые плоды – собирать табачные листья. Сборщики вручную ощипывают их, из-за чего сбор урожая растягивается на несколько дней. После этого зеленые листья вручную собирают в связки по 15-20 штук и развешивают на многоярусных реях в сушильных сараях, где они сушатся более месяца…

– И меняют цвет из зеленого в насыщенный коричневый, – вставил майор. – После чего можно курить. Верно, мой друг?

– Неверно, – покачал головой Луис. – Высушенный табак выглядит привлекательно, но он полон аммиака и других примесей, от которых даже у самых заядлых курильщиков кружится голова, режет глаза и аммиачное послевкусие во рту будет напоминать кошачьи экскременты, если они будут курить такой лист.

Улыбка на лице Уго застыла. Он явно не ожидал, что Санчес так его осадит.

– И что же нужно, чтобы убрать эти примеси? – едко осведомился майор.

– Ферментация. Именно здесь начинается развилка фейковых «сигар» на кубе с их фабричными собратьями.

– В смысле? – нахмурилась Джи.

– Дело в том, что на Кубе крестьяне обязаны сдавать табак государству, где на специальных фабриках его ферментируют. Но табаководы удерживают часть урожая производя сигары для продажи. Они дешевые, но для курильщиков опасные. Поэтому грубо можно сказать, что ферментация – это такое… волшебство превращения «сельского табака» в настоящий сигарный. Хотя, конечно, по факту это, скорей, сочетание искусства и науки.

– И как проходит ферментация? – осведомился Уго.

– Рабочие берут связки табачных листьев и кладут их на платформу, сооружая стога высотой по пояс, известные как пилоны, которые могут вмещать тысячи листьев. В листьях после сушки, благодаря климату, еще много влаги, поэтому под давлением тяжеленного – до 5000 фунтов – пилона создается тепло, которое изменяет химические свойства листа, формируя вкусовую палитру и выпаривая аммиак.

– Там, наверное, очень жарко, – пробормотала Джи.

– Не столько жарко, сколько зловонно. Если войти в помещение, где ферментируется табак, может стать дурно, а в глазах появится жжение.

– Из-за аммиака, – вставил Уго.

Луис кивнул и сказал:

– Ферментация тоже бывает разная по длительности. Все зависит от типа обрабатываемого листа. Тонкие, мягкие листья проходят через этот процесс в течение 40-50 дней. Толстые и грубые требуют более длительной ферментации.

– А табак не может… загореться сам? – спросила Джи.

– Может. Поэтому за температурой постоянно и бдительно следят. Увы, регулировать ее можно лишь ручным перекладыванием пилонов, когда внутренние связки перемещают наружу… и наоборот. Вообще секретов ферментации великое множество, и каждый из них тоже влияет на вкус конечного продукта…

К столу подошел официант и поставил перед гостями тарелки с закусками.

– Черт возьми, а я думал, здесь кормят только историями! – хохотнул Уго и набросился на угощение.

Джи вопросительно посмотрела на Луиса, но он лишь пожал плечами. Старый вояка и манеры – не то, чтобы вещи несовместимые, но все же достаточно далекие друг от друга.

Мимоходом Санчес отметил, что компания за соседним столиком уже откровенно глазеет в их сторону. Кажется, им не терпелось узнать продолжение истории табачной семечки.

– А после ферментации что происходит? – прикончив с полдюжины канапе, напомнил о себе майор. – Можно уже курить?

– Еще нет. Может статься, одного этапа ферментации вообще окажется недостаточно, и тогда для достижения идеального качества этот процесс повторяют, дав табаку «отдохнуть» несколько месяцев. Например, премиальные табаки практически всегда используют два цикла.

– А бывают те, что проходят через три или четыре?

– Да, но, хоть табак после такой выдержи получается безупречным, немногие осмеливаются применять такой подход – это все слишком долго и дорого. После ферментации необходим еще как минимум один этап взросления табака – выдержка или старение. Этот процесс происходит при гораздо более низком уровне влажности и в упаковках меньшего размера, что сводит к минимуму тепло, создаваемое сочетанием влаги и давления.

Уго коснулся локтя Джи и, мотнув головой в сторону Луиса, сказал:

– Давно говорю ему – становись преподавателем и вещай для благодарной публике! У него же талант!

Луис с трудом сдержал улыбку и продолжил:

– После ферментации – или между её циклами – табак упаковывают в тюки из картона, дерева или пальмового листа весом около 200 фунтов каждый.  Тюки маркируется с указанием вида табака, года урожая и наименованием терруара. Табак в этот момент довольно сухой, что останавливает процесс ферментации. Внутри тюка табак будет стареть, медленно созревая, чтобы еще больше округлить ароматы.  С этого момента время работает на вкус и стоимость.

– И какой же минимальный срок выдержки? – прищурился Уго.

– Три года, однако производители великих сигар предпочитают выдержку не менее пяти лет. Лично мне доводилось делать сигарные бленды с табаками 10,12 и 14 лет выдержки. И поверьте, такой табак заслуживает того, чтобы курить его соло, не смешивая с другими собратьями. Но, к сожалению, в силу конструктивных особенностей сигарной витолы это невозможно.

– То есть у тебя дважды великие сигары. Ладно, мы выдержали их 10… черт с ним – 14 лет. Все, табак готов?

– Табак готов… но это еще не сигара. – Луис виновато улыбнулся. – Процесс создания сигары сложнее и требует большего труда, чем процесс создания сигарного табака.

– Куда еще сложнее? – удивилась Джи.

– Сейчас все узнаешь, – с кривой ухмылкой заверил майор. – Он же теперь уже не успокоится! Но прежде давайте выпьем. У нашего лектора, думаю, тоже в горле пересохло!

Луис смерил Уго обеспокоенным взглядом. Кажется, хмель и неосмотрительные затяжки сигарного дыма сыграли с майором злую шутку. Он все еще продолжал изображать непринужденную веселость, но по слегка заторможенной мимике, бледности и испарине, проступившей на высоком лбу, Санчес понял, что Уго накрывает никотиновый шторм.

Лучший антидот для таких состояний – стакан сладкой газировки или кусочек тростникового сахара.

Майор поднял бокал:

– Что же, за встречу?

Все выпили вина. Сладко причмокнув, Уго лихо затянулся сигарой и выпустил в потолок плотную струю дыма, после чего откинулся на спинку стула и расплылся в улыбке. Видя это, Луис подозвал официанта.

– Будьте добры, бутылочку «колы» и… Уго, старина, рекомендую. Мне кажется, тебе не повредит.

– Я в порядке, – упрямо проскрипел Уго. – Лучше продолжай про табак.

Луис вздохнул украдкой и, отпустив официанта, сказал:

– Все начинается с блендинга – то есть создания букета из разных табачных листьев для рождения уникального вкусового профиля. Этим занимается бленд-мастер. Конструкция витолы, как правило содержит от четырех до восьми разных по свойствам и вкусу табачных листов. Центральный лист – лихеро – горит медленно и отвечает за крепость, затем идут листы секо и воладо, отвечающие за вкусовую палитру. Эта начинка обматывается одним или двумя связующими листами, а в финале, словно дорогим камзолом, украшается покровным листом.

– Пока звучит не супер-сложно, – заметил майор.

– Да, но этот этап является самым творческим и магическим. Сигарный бленд в моем понимании – это… симфонический оркестр. Но собрать виртуозных музыкантов вместе не означает, что они смогут доставить слушателю удовольствие. Нужна партитура, распределяющая участие музыкантов в произведении. Нужен дирижер, определяющий канву звучания. С блендом ситуация похожая. Необходимо учитывать пропорции (доли) каждого листа, их совместимость по вкусовой палитре, интенсивность горения.

Судя по обрывкам фраз, которые доносились до ушей Санчеса от соседнего столика, там уже вовсю обсуждали его «лекцию».

– При этом в отличии от виртуозов музыкантов, – продолжал Луис, – где их умение извлекать звуки по нотам задано в процессе набора оркестра, сигарный табак является сельскохозяйственным продуктом и зависит от капризов природы. В результате различных погодных условий два растения одного и того же типа семян, посаженные на одном и том же участке земли и обработанные одинаково, могут заметно различаться по вкусу из года в год. Более сильный дождь может сделать табак тоньше, в то время как более сильный ветер может подвергнуть растение стрессу и сделать его сильнее. Ферментация и выдержка табака также вносит постоянные изменения в способность листьев формировать нужный баланс вкусовой палитры. Все это должен учитывать бленд-мастер, составляя бленд.

– А это подбирается для каждой партии сигар, или как? – озадачилась Джи.

– Есть разовый релиз лимитированной серии. Но обычно речь идет о табачном букете, который планируется производить несколько лет. Поэтому продавец дыма должен быть уверен, что у вас есть достаточное количество нужного табака на это время.

– Что дальше, продавец дыма? – нетерпеливо, но вяло вопросил Уго.

– Прежде чем я продолжу, прошу тебя – выпей газировки, – с долей раздражения в голосе сказал Луис. – Поверь, иначе никотиновый шторм не остановить, а я не хочу потерять… внимательного слушателя и собеседника.

Уго нахмурился. Слова Луиса его явно задели, но ответить что-то майор не успел – его опередила Джи:

– А что такое никотиновый шторм?

– Это то, что делает афисионадо похожим на ковидного больного, – продолжая сверлить Уго взглядом, сухо ответил Санчес. – Симптомы те же.

– Я в порядке, – упрямо повторил майор. – Но если тебе станет легче, я выпью проклятой газировки.

Он дрожащей рукой взял бутылку и, налив себе прямо в бокал из-под вина на три пальца «колы», залпом ее выпил.