Дихроя. Дневники тибетских странствий

По уже сложившейся традиции этого дня без неприятностей не обошлось: на въезде в Лхасу нас ждала огромная пробка. Проведя в ней не меньше часа и потратив солидную порцию нервных клеток, мы наконец прибыли в «Интерконтиненталь». Пока шли с парковки, я обратил внимание на Виталика – он показался мне бледнее, чем обычно.

– Все в порядке? – деликатно поинтересовался я.

– В порядке? Да нихрена! – неожиданно взорвался Виталик. – Мы, блядь, должны были ехать на озеро через тот ебучий перевал, зачекиться на высоте, но из-за организаторов-долбо-ебов, которые нихуя не могут решить проблемы со сраной страховкой, мы мотаемся по кругу!

– Ладно, не нервничай, – сказал Ребе, подойдя к нам. – Уже приехали, что ж теперь…

– Куда приехали? В Лхасу?! – В уголках рта Виталика проступила белая пена. – И нахуя мне ваша Лхаса? Я за нее заплатил, или что?! Мне нужны точки, высоты Тибета, а не ваша ебаная Лхаса!

– Если что-то не устраивает, можешь лететь вместе с Димой и Пашей, – понимая, что доводы не остановят эту затянувшуюся истерику, довольно резко осадил его я. – Или прекращай орать и завтра спокойно зачекишься на своем перевале.

Виталик недобро покосился в мою сторону, но ничего не сказал – то ли дошло, что криками ничего не добиться, то ли просто выдохся.

«Главное, что замолчал».

По счастью, цены в «Интерконтинентале» немного примирили нас, злых и измотанных, с реальностью: шикарные номера «5 звезд» стоили здесь всего на 15 баксов дороже, чем те убогие комнатушки, куда нас в первый день поселил доблестный Дава. Могли ли мы в те минуты мечтать о чем-то еще? Разве что о пепельнице в номере… Но эта возможность казалась теперь лишь воспоминанием о какой-то далекой прошлой жизни, когда курить можно было даже в самолетах.

«Ну и еще мечтой о том, чтобы сегодня нас больше никто не трогал».

Однако этой грезе, увы, не суждено было сбыться.

Мы успели принять душ, передохнуть в номерах и собраться на ужин, когда в кафе пришел Олег.

– После ужина подойди, пожалуйста, в лобби, – сказал он Паше.

– Это зачем? – удивился тот.

– Там представители мотопроката приехали, ждут от тебя оплату за разбитый мот.

Паша от неожиданности опешил.

– Если оплаты не будет, они аннулируют аренду мотоциклов, и завтра группа никуда не едет, – добавил Олег.

– Сколько я должен закрыть? – уточнил Паша.

– 5300.

– Не пойдет.

– Что значит – не пойдет?

– Не пойдет – значит я закрою только 3000, о которых мы изначально договаривались, а остальные 2300 платите сами. Это будет честно.

Олег посмотрел на нас, будто ища поддержки.

– Он прав, – сказал Ребе. – Страховой случай или нет, изначально мы договаривались на 3000 долларов франшизы. Наш договор у тебя на руках.

– Если вас что-то не устраивает, давайте разрывать договор, – спокойно добавил я.

Олег растерянно заморгал.

– Разрывать? – одними губами переспросил он.

– Ну да. Сдадим вам мотоциклы прямо сейчас, вы привезете возврат за аренду на все оставшиеся дни.

– И что, вы вот так запросто откажетесь… от оставшихся дней путешествия?

– Ну почему же откажемся? – пожал плечами я. – В Тибете есть масса других контор, у которых мы сможем арендовать байки. Завтрашний день мы, конечно, потеряем, но зато потом докатаем без приключений.

Это был блеф, но блеф оправданный: по приезде в «Интерконтиненталь» я специально созвонился с другой тибетской конторой, где в 2013-м уже брал в аренду несколько «роял энфилдов». Да, это, конечно, не «БМВ», но они имелись в наличии, а значит, пересесть на них мы могли без особых проблем.

Тут Олег натурально завис. Его босс, Дава, судя по всему, с нами встречаться боялся, а гид в одиночку ничего не мог решить. Мы терпеливо ждали.

– Сейчас позвоню еще, переговорю со своими, – наконец выдавил Олег. – Давайте ешьте и подходите в лобби.

– Что думаешь? – поинтересовался Ребе, проводив гида пристальным взглядом.

– Не знаю, – честно сказал я и, повернувшись к Паше, спросил:

– У тебя с собой трешка? Или есть больше?

– У меня с собой только тысяча вообще, – нехотя признался Паша.

Из груди Ребе вырвался нервный смешок.

– Так ты… ты же сначала говорил, что трешку готов заплатить? – хмурясь, уточнил я.

– Ну, а потом сказал, что из Москвы погашу, по прилете, – пожал плечами Паша. – У вас, если что, можно подзанять пару тысяч? Я верну сразу, как долечу.

«Я не слишком громко хрущу попкорном?» – хмыкнул голос.

– У меня тысяча найдется, – сказал Ребе.

– И у меня тоже, – нехотя кивнул я.

Покончив с ужином, мы отправились за деньгами, а потом спустились в лобби, где уже ждали Олег и мотопрокатчики – двое молчаливых китайцев с каменными лицами. Поздоровавшись, мы уселись на диванчик, и Ребе спросил у гида:

– Ну, что твои сказали?

– Согласились, – нехотя сказал Олег. – Но только при условии, что Паша сейчас оплатит 3000 наличкой.

– Оплачу, – хрипло сказал Паша.

– Отлично, – кивнул Олег.

На подписание всех нужных бумаг о передаче денег и отсутствии претензий ушло около пятнадцати минут. Мотопрокатчики уже собирались уйти, когда Саша, понимая, что блеф с возвратом байков прошел, решил выжать максимум из этой благоприятной для нас ситуации и спросил:

– А что насчет наших страховок? Нужно решить вопрос сейчас.

Китайцы посмотрели на Олега, тот под нашими хмурыми взглядами нехотя перевел. Мотопрокатчики сели обратно, и весь следующий час мы потратили на то, чтобы превратить «невозможно сделать страховку» в «полис за 400 баксов с минимальной франшизой». Когда прощались, так и хотелось сказать: «Только без фокусов», но я сдержался, хоть и с большим трудом.

– Завтра в 7 утра полисы будут в лобби, – пообещал Олег и убыл вместе с прокатчиками, а мы отправились по номерам.

– Скажем остальным? – спросил Ребе, когда мы уже шли по коридору, ища двери с нужными цифрами.

– Давай лучше дождемся полисов, а то опять что-то отменится… ну его, Саш.

– Согласен, – кивнул он.

Оказавшись в номере, я рухнул на кровать и бессильно раскинул руки.

«Какой же… долгий адовый день».

«А я предупреждал тебя: будь зрителем. Но нет, тебе зачем-то надо в гущу событий», – тут же ухмыльнулся мой незримый собеседник.

«Если бы дело не касалось Ребе, я бы не влезал».

«Правила создания дееспособной организации, освоенные мной за 150 лет, тупы до неприличия: на первом этапе греби всех, кто попадется под руку, на втором избавляйся от умеренных, на третьем мочи радикалов и так далее, а вся эта привязчивость… скучно пиздец».

Он стих, а я запоздало подумал, что уже слышал прежде про 150 лет совсем недавно…

«Андрей?» – вдруг осенило меня.

И снова мне почудился его смешок, очень далекий и тихий, как будто доносящийся из самого Санкт-Петербурга.

•••

Июль 1901 года

Монастыри Брайбун и Сэра. Ампил. Дихроя

– Ты, кажется, чем-то расстроен, Гомбожаб? – спросил слуга Жаргал, нанятый Цыбиковым в Галдане взамен провинившегося Ионданя.

Востоковед покосился в его сторону и нехотя сказал:

– Не обращай внимания, просто задумался.

– Как скажешь, – легко согласился Жаргал.

С ним было довольно просто: пусть порой слуга мог задать неожиданный вопрос, но по первому же намеку отставал и больше не тревожил.

«Хотя сейчас он, конечно же, прав», – подумал Цыбиков про себя.

Покинув Галдан несколько дней назад, путешественники отправились прямиком в Брайбун. Дорога туда вела славная, особенно в сравнении с многими другими в Центральном Тибете, однако вскорости грунт закончился и начался песок. Впереди показались лачуги, стоящие на самом солнцепеке. В них жили бедняки, которые питались подаянием на этой дороге.

– Сурово у них тут все, – заметил востоковед, и Жаргал молча кивнул, соглашаясь с хозяином.

Дальше, перейдя через канал по каменному мосту, Цыбиков лишь убедился в справедливости своих слов: в двух с небольшим верстах от крохотного поселка бедняков на болотах простолюдины жали траву, очень похожую на камыш. За работой бдительно наблюдали надзиратели с палками, которые следили, чтобы люд не стоял без дела.

– Снопы этой травы потом относятся ими же в Лхасу и там продаются, – сказал Жаргал, проследив взгляд хозяина. – Часть денег жнецы оставляют себе, часть отдают.

– Кому?

– Тем, кто с палками, – был ответ.

– Как и везде, – вздохнул Цыбиков.

Он вспомнил о недавней драке Ионданя с другим слугой.

«Они, конечно, знатно сглупили… но стоит ли карать подобную возню отрезанным ухом? Не слишком ли это жестоко?»

Один из надсмотрщиков что-то громко вскрикнул и ударил палкой стоящего рядом жнеца, отчего тот согнулся и долго стоял в такой позе, приходя в себя.

«Хотя о чем это я? Тут, в Тибете, то же самое «крепостное право», только с пытками и казнями…»

Вероятно, озвучь Цыбиков свои мысли кому-то из охранников Галдана, и ему самому бы отрезали ухо.

Путешественники прошли еще пару верст, когда впереди наконец показались ворота монастыря Балдан-Брайбун18. Согласно легендам, его основал в 1416 году ученик и последователь Цзонхавы по имени Даший-балдан. Монастырь был построен амфитеатром, достаточно высоко, по обеим сторонам его находились сады, ныне цветущие, что в совокупности придавало Брайбуну вид самый благостный. Впрочем, так казалось только издали; чем ближе путешественники подходили к воротам, тем менее привлекательным казался вид стен, из-за которых торчали макушки серых многоэтажных домов. Пройдя же через ворота, Цыбиков и его слуга оказались на узких, устланных камнем улицах, зажатых с обеих сторон в тиски вышеупомянутых невзрачных построек. Отыскать среди столь похожих зданий гостиницу оказалось достаточно проблематично – понадобилось не меньше получаса, чтобы все-таки это сделать.

Подкрепившись рисовыми лепешками на местном рынке, Цыбиков вместе с Жаргалом отправился в Цокчэн-дуган19. Там они обнаружили довольно скромную по тибетским меркам (всего в аршин высотой) статую Майтреи, которую изготовили и установили по настоянию Даший-балдана непальские мастера. Зал пустовал, и Гомбожаб пожалел, что не взял с собой худре.

«Получился бы хороший снимок… хотя это, по сути, тот же самый Майтрея, которого я уже фотографировал раньше, только в другом монастыре…»

Из Цокчэн-дугана Гомбожаб и слуга отправились в здание тарнистического факультета Агпа, где находилась куда более нетипичная для здешних мест статуя «Страшного» Ямантаки, которую освятил в свое время не только основатель Брайбуна, но и его учитель – сам Цзонхава.

– А ты знаешь, что эта статуя – копия настоящей? – вдруг сказал слуга.

Цыбиков покачал головой.

– Согласно легенде, был такой монах Лоцзава. Он годами созерцал эту статую и достиг того, что сам Ямантака вселился в него, отчего на лбу Лоцзавы выросли рога. Статуя время спустя сгорела при странных обстоятельствах, а пока изготавливали новую, Лоцзава скончался. По решению настоятеля Брайбуна в новую статую заключили тело покойного монаха.

– Надо же, – без особого интереса сказал Цыбиков.

Обилие тибетских легенд приводило его в смятение. Гомбожабу казалось, что у каждого камня, дерева или здания есть красивая история, нужная лишь для того, чтобы отвлечь внимание от царящей вокруг грязи и нищеты.

После путешественники наведались также к субурганам трех Далай-лам – Второго, Третьего и Четвертого Перерожденцев, посетили Даший-кансар, построенный шестым Далай-ламой для светской жизни, но даже подобные священные места не смогли отвлечь Цыбикова от навязчивой мысли. Встретив рядом со входом во дворец Галдан-побран, что на юго-западном краю монастыря, двух монахов, востоковед тут же, как и в Галдане, осведомился, нельзя ли где-то на территории Брайбуна приобрести сбор дихрои?

– Нет, – ответил один из них, поправив желтую шапку, сползшую на глаза. – Возможно, в Ебре вы найдете что-то…

– А в Сэре? – устало вздохнув, спросил Цыбиков.

– В Сэре вряд ли, – сказал второй монах. – Но попробуйте, конечно.

Востоковед поблагодарил богомольцев и продолжил исследование Брайбуна, твердо решив в ближайшие пару дней покинуть его и все-таки отправиться в монастырь Сэра.

«Если и там удача мне не улыбнется, буду считать, что мироздание водит меня за нос»,

– тем же вечером написал Цыбиков в личном дневнике.

Уехать из Брайбуна быстро не вышло – уж слишком он был велик. Местные говорили, что число богомольцев в нем составляет не менее десяти тысяч, но Цыбикову показалась эта цифра слишком великой. Сказав слуге заниматься покупками еды и книг, сам Гомбожаб следующие три дня потратил на снимки самых значимых зданий монастыря. Случалось Цыбикову видеть и произвол, и нищету, но, памятуя о своей миссии, он избегал тратить пластины на подобное.

«Кому из ученых Санкт-Петербурга есть дело до того, что на самом деле творится на здешних улицах? Их интересуют лишь памятники культуры, статуи да обряды…»

К слову, число пластин неумолимо сокращалось – как, впрочем, и количество денег, и объем последнего мешка с травяным сбором.

«На сколько еще мне хватит? На полгода? Возможно, чуть дольше… В любом случае, надо быть экономнее», – размышлял Цыбиков.

На четвертый день они с Жаргалом наконец покинули Брайбун и отправились в Сэру, где Гомбожаб надеялся все-таки отыскать таинственную дихрою, ставшую его «идеей фикс». Если поначалу Цыбиков с интересом вникал в жизнь очередного монастыря, то теперь все они казались чрезмерно похожими друг на друга.

«Везде одно и то же…»

Когда они достигли ворот монастыря Сэра, находящегося между гор Гжяб-ри и Дуг-ри, солнце уже начало медленно клониться к закату. В отличие от Брайбуна, здешний монастырь и издали, и вблизи производил практически одинаковое впечатление – постройки его не были так уж громоздки, а из крыш позолоченными были всего три, что не позволяло взгляду расплываться.

Легенда этого места отличалась от легенды Брайбуна лишь в деталях: в 1419 году Цзонхава предложил своему ученику Шакчжя-ешею построить особенный монастырь, в котором изучались бы «заклятия против злых духов». Ученик, разумеется, ответил согласием и в тот же год заложил основу Сэра-тэг-чэн-лин20. Шакчжя-ешей пробыл здесь десять лет, после уехал в Пекин по приглашению императора Сюань-дэ и из того путешествия уже не вернулся. Умер он в 1425 году.

– Куда желаешь отправиться? – спросил Жаргал, когда они подыскали место для ночлега, – в Сэре не было гостиниц, но один из монахов, Октай, милостиво приютил путников у себя. Он жил на юго-восточном краю монастыря.

– Уже поздно, – сказал Цыбиков. – Отдохнем до утра, а потом сходим к статуе Чжян-рай-сига.

Жаргал медленно кивнул. Помянутая Гомбожабом статуя Одиннадцатиликого появилась в монастыре интересным образом: предание гласит, что в стародавние времена монахиня Балмо выкрала ее у Манджушри и спрятала в одной из пещер в местности Пабон-ха. Годы спустя, когда в Сэре настоятелем был некий Чжялцань-санбо, к нему явился молодой пастух и сообщил о диковинной находке. По рассказу неожиданного гостя, одна из его коз забрела в пещеру, а он бросил ей вдогонку камень, чтобы выгнать обратно, и вдруг услышал металлический звон. Настороженный, пастух отправился внутрь и там обнаружил статую Чжян-рай-сига, о чем поспешил донести настоятелю монастыря. Чжялцань-санбо взял с собой несколько монахов и лично отправился в пещеру, откуда забрал находку и принес в Сэру. С той поры статуя находится здесь.

«И, разумеется, никто даже не задумывался, как одна несчастная монахиня смогла перенести статую в какую-то там пещеру, – грустно усмехнулся Цыбиков про себя. – Явно же не она сама это делала, явно были другие люди, которые тащили статую на себе, рвали жилы… но им в легенде места не нашлось».

Пока слуга возился с вещами, Гомбожаб предложил радушному хозяину отведать его отвара, и тот охотно согласился.

– Ну как тебе? – спросил гость, когда Октай сделал первый глоток из чашки.

– Превосходно, – сказал монах с вежливой улыбкой.

Цыбиков улыбнулся в ответ и осторожно спросил:

– А не подскажешь, могу ли я где-то в монастыре раздобыть отвар дихрои?

Октай нахмурился.

– Сказать по правде, я нечасто пью ее отвар… – медленно протянул он.

«Нечасто – это уже гораздо интересней, чем никогда!» – тут же оживился Цыбиков.

– Но могу тебе сказать, где живет человек, у которого иногда покупаю мешочек с ее сбором.

«Наконец-то!» – внутренне возликовал Гомбожаб.

Стараясь не показывать собеседнику всей палитры эмоций, востоковед сказал:

– Буду безмерно благодарен.

Октай смерил его взглядом:

– Ты хочешь пойти утром?

– Нет… не знаю… я бы сходил прямо сейчас, если честно, – признался Цыбиков.

– Ну, пойдем тогда наружу, постараюсь объяснить, как попасть к его дому.

Улыбка все-таки расцвела на лице Гомбожаба, подобно цветку дихрои, который он так настойчиво искал последний год.

Вслед за Октаем Цыбиков вышел из дома и остановился на пороге.

– Значит, сейчас пройдешь три дома в эту сторону, – принялся рассказывать хозяин, – потом свернешь направо, еще три дома – и ты увидишь небольшой желтый дом с такой покатой коричневой крышей… это дом Ампила…

Слова Октая Гомбожаб повторял про себя до той поры, пока не остановился у нужного ему здания. Оно и вправду оказалось совсем крохотным.

«Ну что же, остался последний шаг?»

Сглотнув ком, подступивший к горлу, востоковед постучал в коричневую дверь.

Некоторое время ничего не происходило.

«Может, нет дома?» – разочарованно подумал Цыбиков.

Он мялся с ноги на ногу у входа в дом, размышляя, уйти и вернуться завтра или подождать еще немного, когда изнутри наконец послышался звук шагов. В следующий миг дверь все-таки открылась; на пороге стоял молодой парень, стриженный налысо. Взгляд его ничего не выражал. Кажется, незнакомец смотрел не на гостя, а сквозь него.

– Ампил?21 – на всякий случай уточнил Цыбиков.

– Ну, допустим, – нехотя ответил парень.

– Я ищу дихрою.

– Входи, – пожав плечами, сказал Ампил и скрылся

внутри.

Цыбиков постоял несколько секунд в нерешительности, а потом все-таки переступил через порог.

В доме была всего одна комната; стол на коротких ножках, два мешка на полу для сидения, кровать в одному углу, умывальник в другом, печка в третьем – вот, собственно, и весь интерьер. На печи как раз стоял котелок с кипящим отваром. Аромат разливался по всей комнате. Он чем-то напомнил Цыбикову запах его собственного травяного сбора.

Ампил подошел к котелку, взял большую ложку и начал помешивать отвар.

– Ты просто хочешь выпить чашку? – спросил он, не оборачиваясь.

– А можно? – удивился Цыбиков.

Гостеприимство было в крови у всех тибетских монахов, но Ампил чем-то неуловимо отличался от других богомольцев, встречавшихся Гомбожабу ранее.

– Конечно, – хмыкнул хозяин. – Сейчас налью…

Он наполнил две крохотные кружки и отнес их на столик, после чего уселся на один из мешков. Цыбиков подождал приглашения, не получил его и опустился на второй мешок самовольно. Ампил на это никак не отреагировал – он сделал первый робкий глоток отвара дихрои и на пару мгновений зажмурился от удовольствия.

«Неужели этот отвар и впрямь настолько хорош?»

Цыбиков взял свою чашку, тоже отхлебнул… и замер.

– Превосходно… – пробормотал Ампил, будто прочтя мысли гостя.

– Ничего вкусней в жизни не пробовал, – сказал Цыбиков растерянно.

Прежде он считал свой отвар лучшим напитком на свете. Но дихроя… она раскрывалась, точно бутон цветка, с каждой секундой становясь все ярче. По телу разлилось тепло, и Цыбиков пожалел, что не сидит сейчас на своей кровати – так сильно ему захотелось откинуться назад и лежать, глядя, как пляшут тени на потолке, ни о чем не думая и не переживая.

«А зачем? Кажется, то, что я искал, найдено…»

– Ты откуда? – спросил Ампил.

– Из Бурятии.

– Русский хорошо знаешь?

– Да, вполне.

– Отлично, – сказал Ампил, моментально переходя на русский. – С вами проще. Англичанину, например, если скажешь, что посещал монастырь Сэра, то он, скорее всего, спросит, какого именно сэра этот монастырь.

Ампил усмехнулся, а Гомбожаб захлопал глазами. Он далеко не сразу понял, о чем толкует его новый знакомец. Когда же смысл сказанного открылся востоковеду, он не сдержал широкой улыбки.

– Остроумно, – заметил Цыбиков, одобрительно кивая.

– Иронично, но ты – единственный, кто понял эту шутку, из всех, кому я здесь ее рассказывал, – хмыкнул Ампил. – Мне кажется, тут все настолько серьезные, что упускают самое главное.

– Что же? – заинтересованно выгнул бровь Цыбиков.

– Не знаю. Лень разбираться. Но упускают – это точно, говорю тебе.

«Опять шутит?» – мелькнула в голове востоковеда мысль.

Он продолжал пить отвар и искоса поглядывал на хозяина – а ну как скажет что-то еще? Но Ампил хранил молчание; лишь когда чашки опустели, он спросил:

– Думаю, ты возьмешь себе мешочек?

– Сколько он будет стоить.

– Сто ланов.

Цыбиков с трудом сдержал вздох разочарования. Подобная сумма была не то чтобы неподъемной, но весьма ощутимой для похудевшего кошелька востоковеда.

И тем не менее отвар из дихрои был настолько чудесен, что Гомбожаб с трудом выдавил:

– Да, я возьму… один.

– Добро. Клади деньги на стол.

Пока Цыбиков возился с кошельком, Ампил достал из-под кровати небольшой – вдвое меньше тех, в которых востоковед возил свой травяной сбор – мешочек с дихроей. Гомбожаб ради интереса заглянул внутрь – бледно-сиреневый порошок навевал мысли о пыльце сказочных фей.

– У меня с собой всего сорок ланов, – признался Гомбожаб.

– Забирай, – бросив взгляд на невеликую горку денег на столе, махнул рукой Ампил. – Завтра принесешь остальное.

– Ты мне настолько доверяешь?

– Мне просто плевать. Я знаю, что всегда смогу легко напомнить тебе о долге, если захочу. Но ты не такой человек, это видно, ты отдашь долг, даже лишний раз тебя дергать не придется. Как тебя зовут?

– Гомбожаб Цыбиков.

– Ага, хорошо, постараюсь не забыть. Ну все, давай, до завтра.

– До завтра, – сказал востоковед.

Он подхватил мешочек с дихроей и пошел к выходу. Ампил открыл перед ним дверь.

– А как правильно ее заваривать? – не удержавшись, спросил Цыбиков.

– Да как хочешь, – фыркнул Ампил. – Я на чашку кладу пол-ложки, на чайник – полторы. Когда не сезон и дихрои мало, вообще смешиваю ее с другими травами – все равно отлично получается.

Гомбожаб медленно кивнул и вышел за порог. Едва он оказался на улице, дверь за ним закрылась.

«Какой странный человек этот Ампил, – думал востоковед, шагая по улице в направлении дома Октая. – И что он имел в виду, говоря, что всегда сможет напомнить мне о долге?»

Той ночью Цыбиков уснул быстро и спал безмятежно: дихроя дарила небывалые умиротворение и покой.

Единственная странность – когда щека Гомбожаба только коснулась подушки, в голове мелькнула до того странная мысль, что изначально она показалась востоковеду чужой:

«Плевать, ходим мы или сидим целый день без дела, мир не перестанет крутиться от этого. Тогда на кой хрен мне вставать с постели в одно время с другими?»

•••

8 октября 2019 года

Трудная дорога к озеру Ямдрок-Тсо. Перевал Цыбикова. Авария Ламы. Пятигорский

Спустившись в лобби рано утром, мы с Ребе и Ламой обнаружили там одинокого грустного Пашу, который сидел в окружении сумок на одном из множества диванчиков. Он отвернулся – то ли нарочно, то ли просто не увидел нас – но я все равно решил подойти попрощаться. За те несколько дней, которые мы путешествовали по Тибету, сложилось впечатление, что Паша – настоящий магнит, притягивающий к отряду всевозможные неприятности. Однако я давно уже принял за правило не навешивать на людей ярлыки. По сути, даже сама авария во многом была стечением обстоятельств, все остальное же являлось лишь следствием того ЧП.

– Доброе утро, Паш.

Он встрепенулся, повернулся к нам и натянуто улыбнулся:

– Доброе.

– Собрался?

– Да… как видишь.

– А где попутчик твой? Передумал?

– Да нет… Вон, кстати, и он.

Мы оглянулись и увидели, что от лифта бредет хмурый Дмитрий. Он, похоже, плохо спал – по крайней мере мешки под глазами выдавали беспокойную ночь.

«Возможно, «горняшка» на фоне стресса обострилась».

Дмитрий хрипло поздоровался со всеми и, поставив сумки на пол, плюхнулся на свободный диванчик.

– Завтракать пойдете? – спросил Ребе.

– Да нет, у нас трансфер через пятнадцать минут, – покачал головой Паша. – Потому и с вещами уже.

– Ну, ладно, удачно долететь, – сказал я.

Мы пожали «беглецам» руки и отправились в кафе. На полпути нас, однако, остановил возглас Паши:

– Макс, Саш!

Мы оглянулись.