Элвис и я / Elvis and Me. История любви Присциллы Пресли и короля рок-н-ролла

Довольно долго мы ехали в тишине, потерянные в собственных мыслях. Элвис хмурился и глядел в окно, наблюдая за дождем.

– Я знаю, тебе будет непросто снова быть обычной школьницей после того, как ты была со мной, Цилла, но ты должна. Я не хочу, чтобы ты сидела и грустила после моего отъезда, малышка.

Я начала было протестовать, но он не дал мне, продолжая:

– Постарайся хорошо проводить время. Пиши мне, когда будет возможность. Я буду ждать твоих писем. Купи розовую бумагу для писем. Адресуй все Джо. Так я буду знать, что это от тебя. Пообещай мне, что останешься такой, какая ты сейчас. Нетронутой, какой я тебя оставляю.

– Обещаю, – сказала я.

– Я посмотрю на тебя, когда поднимусь по трапу. Не хочу видеть твое грустное лицо. Улыбнись мне. Я увезу с собой твою улыбку.

Тут он протянул мне свою армейскую куртку и сержантские нашивки, которыми его недавно наградили, и сказал:

– Хочу, чтобы это было у тебя. Чтобы показать, что ты моя.

Он обнял меня.

Мы приближались к аэропорту, и крики поджидающей Элвиса толпы стали громче. Когда мы подъехали настолько близко, насколько возможно, Элвис повернулся ко мне и сказал:

– Ну вот и все, детка.

Мы вышли из машины, вокруг неустанно щелкали камеры, кричали репортеры; вопили, наступая на нас, фанаты.

Элвис взял меня за руку и направился вперед по взлетной полосе, пока охранник, который должен был проводить Элвиса до самолета, не остановил меня.

Элвис торопливо меня обнял и прошептал:

– Не переживай, я позвоню тебе, как буду дома, детка, обещаю.

Я кивнула, но не успела ответить – нас разделила нахлынувшая толпа. Меня смели сотни фанатов, толкающихся, пытающихся до него дотянуться. Я закричала:

– Элвис!

Но он меня не слышал.

Он взбежал по трапу. На верхушке он развернулся и помахал толпе, ища меня глазами. Я махала ему энергично, как сумасшедшая, вместе с сотнями фанатов, но он все-таки меня нашел, и на секунду наши взгляды встретились. А потом он исчез. Раз – и все.

Родители приехали в аэропорт, чтобы забрать меня и увезти в Висбаден. Всю долгую дорогу домой я молчала.

6

Моя первая машина. Элвис подарил мне этот «Корвейр» на выпускной

Следующие два дня я провела в своей комнате, закрывшись от остального мира; я не могла есть, не могла спать. Наконец мама не выдержала и сказала:

– Этим делу не поможешь. От того, что ты тут грустишь, он не вернется. Он уехал. У него новая жизнь, и у тебя должна быть новая жизнь.

Я заставила себя пойти в школу, но там меня окружили фотографы и репортеры, которые называли меня «девушкой, которую он бросил» и заваливали вопросами.

– Сколько вам лет, мисс Болье?

– Мне, э-э…

– Судя по документам, вы всего в девятом классе.

– Ну, да, это…

– Вы давно знакомы с мистером Пресли?

– Всего… несколько месяцев.

– Какие у вас с ним отношения?

– Мы… просто друзья.

– Он звонил вам после отъезда?

– Нет, но…

– Вы знали, что он встречается с Нэнси Синатрой?

– Что?

– Нэнси Синатра.

Почувствовав приступ тошноты, я извинилась и ушла.

Каждый день нам звонили из Штатов, предлагая посадить меня на самолет в первый класс (туда и обратно), чтобы я поучаствовала в той или иной телепередаче. Я на все отвечала отказом, как и на предложения европейских магазинов сходить к ним на интервью и фотосессию. Приходили сотни писем от одиноких солдат со всего света. Я привлекла их внимание, возможно, как солдатская возлюбленная. Также я получала много писем от поклонников Элвиса, некоторые были дружелюбными, некоторые – разочарованными: мол, возможно, они его потеряли.

Дни превращались в недели, я все больше и больше свыкалась с мыслью, что теперь Элвис встречался с Нэнси Синатрой и что он совсем меня забыл. Через три недели после его отъезда в три часа ночи зазвонил телефон. Я вскочила с кровати и побежала взять трубку и тут же услышала его прекрасный голос:

– Привет, детка. Как там моя малышка?

– Ох, Элвис, у меня все хорошо, – сказала я. – Только ужасно по тебе скучаю. Я думала, ты меня забыл. Все говорили, что забудешь.

– Я же говорил, что позвоню, Цилла, – сказал он.

– Я знаю, Элвис, но были фотографы и репортеры, и они заваливали меня вопросами, и… ох, Элвис, это правда, что ты встречаешься с Нэнси Синатрой?

– Постой, постой! Притормози, – сказал он, не сдерживая смеха. – Нет, это неправда, я не встречаюсь с Нэнси Синатрой.

– А все говорят, что встречаешься.

– Не верь всему, что говорят, малышка. Есть много людей, которые только и хотят, что мутить воду, просто чтобы тебя расстроить. Она моя подруга, детка, просто подруга. Я участвую в шоу ее отца, и это все специально так устроили, чтобы она была на моей пресс-конференции по возвращении в Штаты. Я скучаю, малышка. Я все время думаю о тебе.

После этого первого разговора я все время писала и переписывала письма ему, но он никогда на них не отвечал. А потом однажды он позвонил, такой счастливый.

– Я через два дня уезжаю в Калифорнию, детка. Буду сниматься в первом фильме после армии.

А я могла думать лишь об одном: вдруг он влюбится в какую-нибудь актрису, которая будет с ним сниматься? Так что я, так непринужденно, как только могла, спросила:

– У какой актрисы главная роль?

Элвис звонко рассмеялся.

– Не переживай, детка, мы с ней пока не знакомы, но я слышал, что она высокая. Ее зовут Джулиет Праус. Она танцовщица и помолвлена с Фрэнком Синатрой.

Почувствовав облегчение, я спросила:

– Как называется фильм?

– Вот это тебе хорошо знакомо, – сказал он. – «Грусть солдата». Мне кажется, неплохо. Немного переживаю, что там слишком много песен, но, думаю, получится нормально. Очень надеюсь, иначе я мягких слов выбирать не стану.

Через несколько недель Элвис снова позвонил. «Грусть солдата», оказывается, стала для него горьким разочарованием.

– Только закончил сниматься в этом чертовом фильме, – удрученно сообщил он. – И это было ужасно. Там где-то двенадцать песен, которые вообще яйца выеденного не стоят, – ворчал он. – Только что был на встрече с полковником Паркером, как раз это обсуждали. Хочу, чтобы из фильма половину песен убрали. Чувствую себя каким-то идиотом, который вдруг начинает песни распевать посреди разговора с какой-то цыпочкой в поезде.

– А что сказал полковник? – спросила я.

– А что он мог сказать? Я к этой штуке привязан. Все уже оплачено, – проворчал он. – Они все считают, что это шедевр. Я как в аду.

– Может, следующий фильм будет лучше, – сказала я.

– Да, да, – сказал он, немного успокаиваясь. – Полковник запрашивает сценарии получше. Просто это мой первый фильм после возвращения, и это просто какая-то шутка. – Тут он надолго замолчал, была слышна только статика. Наконец он сказал: – Мне нужно идти, Цилла, да и я тебя почти не слышу. Я потом еще позвоню, веди себя хорошо, я люблю тебя.

Я жила в некоем подвешенном состоянии, в ожидании непостоянных звонков Элвиса. В них не было никакой последовательности. Он мог внезапно позвонить после трех недель тишины – или после трех месяцев. Он всегда говорил намного больше меня, рассказывал о новом фильме или новой звезде, с которой работает. Иногда он говорил об Аните, рассказывал, что их отношения – совсем не то, что он ожидал, когда вернулся из армии. Он уже не был уверен, что хочет быть с ней. А я не знала, что и думать. Время и дальнее расстояние породили во мне вопросы и сомнения. Мне хотелось спросить его: «Как я вписываюсь в твою жизнь? Вписываюсь ли я в нее вообще?»

Элвис по-прежнему говорил, что хочет, чтобы я посмотрела на Грейсленд, особенно в Рождество – тогда он наиболее прекрасен. Он говорил, что тогда я познакомилась бы с Альбертой, домработницей. Он называл ее «Альберта Ви-О-Пять»[4]. Он рассказывал со смехом:

– Я ей скажу: «Ноль-пять, у меня тут есть девочка, с которой тебе надо познакомиться».

Он давал мне какую-то надежду на будущее. Я хотела верить, когда он говорил, что я ему не безразлична. Но в те времена, когда от него ничего не было слышно, я не могла не сомневаться, что вообще когда-нибудь снова его увижу. После того как я услышала его новую песню, (Marie's the Name) His Latest Flame, я была уверена, что он влюбился в девушку по имени Мари.

Тем летом у Пола Анки[5] был тур по Европе. Он должен был появиться в качестве приглашенной звезды недалеко от нас, на базе военно-воздушных сил США в Висбадене. Я хитрым образом все устроила так, чтобы мама привезла меня туда ровно в то время, в которое должен прибыть он. Это было целиком и полностью связано с Элвисом, о чем мама, разумеется, не знала. Я хотела узнать у Пола Анки, не знает ли он случаем Элвиса и не упоминал ли меня Элвис во время какого-нибудь разговора. Но как только певец вышел из машины, его окружила толпа поклонников, а я слишком стеснялась всех распихивать, чтобы с ним поговорить.

Я жадно глотала все новости об Элвисе, какие только могла. Я непрерывно слушала американское радио и читала все статьи в газете «Старс энд страйпс»[6]. Но все истории об Элвисе, которые я читала, только больше меня расстраивали. Помимо Аниты, он якобы был замечен в романтических связях с многими молодыми голливудскими красавицами-старлетками – Тьюсдей Уэлд, Джулиет Праус, Энн Хелм и многими другими.

Я написала ему: «Я нуждаюсь в тебе и хочу тебя во всех смыслах, поверь мне, никаких других юношей нет. ‹…› Господи, как же я хочу сейчас быть с тобой. Мне нужен ты, нужна твоя любовь больше всего на свете».

7

Грейсленд в старые добрые времена

Был холодный, снежный день марта 1962 года, после отъезда Элвиса из Германии прошло почти два года. Поздно днем он мне позвонил. Последний раз до этого мы говорили несколько месяцев назад.

– Я хочу все устроить, чтобы ты навестила меня в Лос-Анджелесе, – сказал он. – Думаешь, получится у нас?

Совершенно пораженная, я выпалила:

– Что? Не знаю. Боже, я такого не ожидала. На это понадобится время, нужно все спланировать.

Я не думала, что у меня получится убедить папу меня отпустить. Было несколько созвонов с Элвисом, он пытался подобрать подходящие слова, чтобы убедить родителей. Я отдельно сама говорила с мамой, надеясь, что она поможет мне убедить папу.

И снова Элвис удовлетворил все папины запросы: чтобы мы дождались лета и конца учебы, чтобы Элвис прислал мне билет первого класса туда и обратно, чтобы он отправил моим родителям точное расписание, что я там буду делать каждый день все две недели, что я проведу в Лос-Анджелесе, чтобы меня везде сопровождали и чтобы я каждый день писала родителям.

Следующие несколько месяцев шли так долго, что они казались мне годами. Я отмечала каждый день в календаре до нашей встречи.

* * *

Когда самолет приземлился в Лос-Анджелесе, я обнаружила терминал, полный студентов на каникулах. Но я с легкостью обнаружила среди толпы Джо Эспосито, который все еще работал на Элвиса.

Я была рада видеть Джо. Его широкая улыбка и теплые объятия успокаивали. Мне было приятно, когда он сказал, что я хорошо выгляжу. Потому что сама я так не думала. Когда Элвис видел меня в последний раз, мне было четырнадцать и весила я на пару килограммов меньше. Я боялась, что он разочаруется, когда увидит меня снова, и что он на следующий день отправит меня обратно.

По дороге из аэропорта я изучала ландшафт Лос-Анджелеса через окно машины. Там было прекрасно, совсем не как в мрачной послевоенной Германии. Когда мы проезжали мимо студии «Метро-Голден-Майер» в Калвер-Сити, Джо сказал:

– Там снимают почти все фильмы Элвиса.

Вскоре мы уже мчались по легендарной Сансет-стрип, проезжая через огромные кованые ворота в Бель-Эйр[7]. Я входила в новый, совершенно незнакомый мне мир. Каждый новый дом вдоль извилистой дороги казался роскошнее предыдущего.

Мы повернули к дому Элвиса на Белладжио-роуд, огромному зданию в стиле итальянской виллы. Нас встретил дворецкий Элвиса, он представился как Джимми и сказал:

– Мистер Пи в нижней гостиной.

Как только мы вошли, я услышала громкую музыку и смех людей. Джо провел меня вниз.

Перед входом в зал я сделала глубокий вдох. Годы ожидания подошли к концу.

В приглушенном свете я увидела людей, лежащих на диване, и других, выбирающих музыку на музыкальном автомате. Потом я заметила Элвиса; он был в темных штанах, белой рубашке и черной капитанской шляпе. Он склонился над бильярдным столом, готовясь ударить кием по шарику. Мне хотелось побежать к нему, но эта комната, полная людей, – совсем не то, о чем я мечтала, когда представляла нашу встречу. Так что я просто стояла, не двигаясь, и смотрела на него.

Он поднял глаза и увидел меня. Через секунду он расплылся в улыбке.

– А вот и она! – воскликнул он, отбрасывая кий. – Это Присцилла!

Он подошел ко мне, обхватил, поднял на руки и поцеловал. Мне не хотелось его отпускать, но в конце концов он поставил меня на пол.

– Давно пора, – усмехнулся он. – Где же ты была всю мою жизнь?

Я понимала, что все в комнате смотрят на нас, и мне было неловко и даже стыдно. Я торопливо утерла слезы, чтобы никто не успел их заметить. Элвис взял меня за руку и всем представил, после чего мы уселись вместе.

– Детка, я так рад, что ты здесь, – все повторял он. – Мне не терпится все тебе показать. Ты так выросла. Выглядишь шикарно. Дай-ка я на тебя посмотрю. Встань.

Чем дольше его взгляд скользил по мне, тем более неловко я себя чувствовала, мне не хотелось, чтобы он долго меня разглядывал. Вдруг найдет изъян?

Сам он выглядел прекрасно, хотя меня удивило, что его светлые волосы, которые были у него в армии, теперь были выкрашены в черный. Он выглядел стройнее, счастливее.

– Не уходи, – сказал он. Он нежно поцеловал меня, потом вернулся к бильярду, чтобы доиграть партию. Вечер тянулся медленно, даже слишком медленно. Пока Элвис продолжал играть, ко мне подошли несколько девушек, у нас завязался разговор. Они сказали, что Элвис устраивает вечеринки почти каждый вечер.

Узнав это и немного понаблюдав за ним в течение вечера, я почувствовала себя далекой от его новой жизни, и даже слова девушек о том, что он часто обо мне говорил и показывал мои фото, не помогали.

Во время игры в бильярд Элвис шутил и смеялся, а когда одна девушка наклонилась над столом, чтобы забить шар, Элвис ткнул ее в зад своим кием. Она удивленно вскрикнула, и все рассмеялись – все, кроме меня. Я не могла не заметить, что в Элвисе что-то изменилось. Из Германии он уехал нежным, чувствительным и неуверенным юношей; на протяжении этого вечера я поняла, что теперь он стал самоуверенным, даже самовлюбленным, проказником.

Также он стал более раздражительным. Когда одна девушка сказала ему быть осторожнее, чтобы не опрокинуть стакан, который кто-то неосмотрительно оставил на самом краю бильярдного стола, Элвис бросил на нее презрительный взгляд, будто бы говоря: сама его подвинь.

Мне стало совсем не по себе. Я не понимала, что мне нужно делать, что говорить. Время от времени он подходил ко мне и нежно целовал, спрашивал, нормально ли я себя чувствую, после чего возвращался к столу для своего следующего хода. Между тем с меня не спускали любопытных взглядов его поклонницы.

Элвис наконец опустился рядом со мной, сильно за полночь. Теперь все было как в старые добрые дни в Германии – он предлагал подняться в его спальню.

– Вверх по лестнице, первая дверь справа, – сказал он. – Свет включен. Я сейчас подойду.

Я начала было вставать, но он меня остановил:

– Нет, подожди пару минут после того, как я уйду, – сказал он. – Чтобы не вызывать подозрений.

Не скажу, что мне это понравилось. Я знала, что он хотел меня защитить, но вокруг было столько красивых девушек, и мне хотелось, чтобы все знали, что он мой – по крайней мере, пока я здесь. Я слишком долго ждала, чтобы скрываться. Я встала, немного потянулась и вежливо пожелала всем спокойной ночи, очень надеясь, что они прекрасно понимали, куда я иду.

Я взбежала по лестнице и сразу увидела спальню Элвиса. Она была совсем не похожа на его простую комнату в Германии. Никогда не представляла его в такой роскоши – плотные ковры, шикарная мебель; но тем не менее комната выглядела тепло и приятно – было видно, что в ней действительно живут.

Тут мой взгляд упал на огромную двуспальную кровать в центре комнаты. Я тут же подумала о том, сколько женщин в ней спало… сколько тел он обнимал и гладил… еще хуже – чьи губы страстно прижимались к его губам, доводя его до экстаза. Я больше не могла об этом думать.

Я подошла к французским дверям, из которых открывался вид на подъездную дорожку, и увидела гостей Элвиса – они желали друг другу спокойной ночи и садились в свои машины, готовясь уехать. Понимая, что он вот-вот поднимется ко мне, я побежала в ванную комнату, присоединенную к спальне.

За десять минут я успела заскочить в душ, причесаться, почистить зубы и припудрить всю себя чем-то непонятным, что я нашла там в шкафчике. Я надела свою любимую голубую пижаму и застыла перед дверью из ванной комнаты в спальню. Настал момент, которого я так ждала и так боялась. Я опустилась в кресло, вспоминая, что, когда мне было четырнадцать, Элвис сказал, что я «слишком маленькая». Теперь мне было шестнадцать, и я пыталась представить, что мог от меня ждать этот новый Элвис, которого я совсем не знала.

Примерно через пятнадцать минут я услышала, как он открывает дверь, крича при этом своему кузену Билли Смиту, который тоже на него работал:

– Завтра разбуди меня не позже трех, Билли.

Затем он закрыл дверь, запер ее на замок и позвал меня:

– Где ты, детка?

– Я в ванной, – крикнула я. – Еще две минуты.

– Только не тяни. Хочу увидеть мою девочку.

Я по-прежнему не могла пошевелиться.

Он снова крикнул:

– Что ты там делаешь, Цилла? Никто так долго ко сну не готовится.

Настал момент истины. Сделав глубокий вдох, я открыла дверь и вошла в комнату. Элвис лежал на кровати лицом ко мне. Я медленно подошла к нему, залезла на кровать и легла рядом. Между нашими лицами было всего несколько сантиметров. Это был такой неожиданный момент нежности, что я могла лишь завороженно смотреть ему в глаза. Мы лежали так, казалось, очень долгое время, глядя друг другу в глаза, пока у меня не выступили слезы.

Элвис нежно коснулся моего лица.

– Господи, – прошептал он. – Ты даже не представляешь, как я по тебе скучал. Ты все это время меня вдохновляла. Не спрашивай, почему, но я не мог перестать думать о тебе с тех пор, как оставил тебя в Германии. Только это и придавало мне сил.

Я больше не могла сдерживаться; по моим щекам потекли слезы. Элвис обнял меня и прижал к себе, но это все равно было недостаточно близко. Если бы я могла забраться внутрь него, я бы это сделала.

– Все будет хорошо, детка. Обещаю. Теперь ты здесь, это главное. Давай хорошо проведем время вместе и не будем думать о твоем отъезде.

Мы лежали в приглушенном свете, говорили; он узнал, что я так и осталась нетронутой с тех пор, как он оставил меня два года назад. Почувствовав облегчение и удовлетворение, он рассказал мне, насколько это для него важно. В этот момент во мне будто бы расцвели все женские чувства, и я принялась страстно его целовать. Я хотела его, я была готова полностью ему отдаться. Он ответил на мою страсть взаимностью. Но вдруг он резко остановился.

– Постой, детка, – нежно сказал он. – Пока мы не зашли слишком далеко.

– Что-то не так?

Я боялась, что не доставляю ему удовольствия. Он покачал головой, еще раз меня поцеловал, затем нежно взял мою руку и положил ее на себя. Я почувствовала, как он желал меня, и физически, и эмоционально. Он всем телом прижимался ко мне, и это было так прекрасно.

– Элвис, я хочу тебя.

Он приложил палец к моим губам и прошептал:

– Не сейчас. Еще рано. У нас еще столько всего впереди. Я не буду тебя портить. Я просто хочу сохранить тебя такой, какая ты сейчас. Это время еще придет, и когда оно придет, я сразу пойму.

Хоть меня это немного и запутало, спорить с ним я не собиралась. Он четко дал понять, что он хотел поступить именно так. Из его уст это звучало так романтично, и, странным образом, это был момент, который можно ждать в предвкушении, как он и сказал.

Позже той ночью он сказал, что спать мне нужно будет у его друзей, Джорджа и Ширли Бэррис. Я была против, но Элвис сказал:

– Я не хочу нарушать слово, которое дал твоему отцу. К тому же, если он узнает, что ты ночуешь у меня, он тут же заставит тебя вернуться.

Это было глупо. Но я встала с кровати Элвиса, и Джо отвез меня к Бэррисам, где мне предстояло ночевать. К сожалению.

Позже я узнала от одной из жен, с которой сдружилась, настоящую причину моей ночевки у Джорджа и Ширли. Оказывается, Аниту отправили в Мемфис накануне моего приезда, и Элвису хотелось избежать всевозможных неловких ситуаций, которые могли бы возникнуть в случае полуночного звонка.

8

Элвис за рулем, я в центре, Чарли Ходж и Джо Эспосито, едем в Калифорнию – наша последняя поездка на автобусе!

Элвис позвонил на следующий день после трех.

– Алан сейчас за тобой заедет, – сказал он. Алан Фортас был еще одним из множества его сотрудников.

Мы приехали в дом Элвиса, и я обнаружила его на втором этаже; он одевался. Как только он увидел меня – тут же поцеловал и спросил:

– Хочешь поехать в Лас-Вегас? Там очень весело, я покажу тебе мои любимые места.

Не до конца понимая противоречие его же словам прошлой ночью и моей ночевке у Бэррисов и чувствуя неловкость – мне было неудобно задавать вопросы, – я сказала:

– С удовольствием. А когда?

– Сегодня. Загрузимся в автобус и отправимся около полуночи, утром уже будем там, весь день проспим, а потом всю ночь будем смотреть шоу и веселиться.

Будоражило лишь одно уже слово – Лас-Вегас. Я никогда даже не мечтала туда попасть и совсем не знала, чего ожидать. Хотя на самом деле мне было все равно, куда ехать, главное – с ним.

Однако меня беспокоили две вещи. Первая: я не знала, по карману ли мне – и уместны ли в моем возрасте – гламурные наряды Вегаса, но Элвис сказал об этом не беспокоиться, потому что Алан днем отведет меня по магазинам.

Было странно выбирать одежду с человеком, которого я едва ли знала, тем более с мужчиной. Казалось, ему так же неловко, как и мне, но он сказал, что мы обязательно что-нибудь подберем. Он хорошо знал все бутики и отвел меня в Saks Fifth Avenue[8].

Выбирая новые наряды, я никак не могла отделаться от второй беспокоящей меня вещи – я обещала писать по письму родителям каждый день. Как я смогу объяснить марки из Лас-Вегаса? Да никак. Но я могла написать письма заранее на то время, которое мы проведем в отъезде, пронумеровать их от одного до семи и сказать Джимми, чтобы каждый день отправлял по одному из Лос-Анджелеса. Мои проблемы решены. Вперед, в Лас-Вегас!

Тем вечером на участке перед домом Элвиса шла бурная деятельность. Казалось, люди были повсюду, куда ни глянь. На подъездной дорожке стоял огромный автобус, который заказал Джордж Бэррис для Элвиса. Народ сновал туда-сюда, загружал чемоданы, стереосистему, ящики «Пепси-колы». Подготовка и атмосфера в целом выглядела так, будто Элвис совсем переезжает, но на самом деле он всегда так путешествовал. Ему все еще было не по себе от перелетов (позже он поборол этот страх), и сидеть за рулем ему было намного спокойнее. Поскольку мы не знали, столько времени будем в отъезде, Алан и Джин Смит брали в дорогу все, что нравится Элвису, чтобы ему везде было так же удобно, как дома. Я была счастлива. Мы впервые окажемся вместе без ограничений и комендантского часа.

Незадолго до полуночи все собрались вокруг большого автобуса; пришло время прощаться с гостями, которые в Вегас не отправлялись.

Элвис был в белой рубашке, черных штанах, черных гоночных перчатках и его излюбленной морской фуражке. Когда мы отъезжали, он крикнул из окна: «Мы еще вернемся», и мы выехали на шоссе, в сторону Лас-Вегаса, штат Невада. Я не знала, что меня там ждет, но идея приключения была мне очень приятна.

И еще я чувствовала гордость; Джин сидел справа от меня, я – по центру, Элвис за рулем. Я узнала, что Элвис предпочитал водить ночью – когда стояла приятная прохлада и было мало машин на дорогах. Ночью он словно оживал. Между дневным Элвисом и ночным Элвисом была огромная разница. С заходом солнца в нем будто просыпалась другая личность, а именно той ночью он был в прекрасной форме. В перерыве между фильмами и вдалеке от полковника Паркера, свободный от давления и ответственности, он наконец мог расслабиться, даже побыть игривым.