Домик на дереве

– Да. И горжусь этим.

– А чему тут гордиться? Надо плакать от такой тоски зеленой. В двенадцать-то лет и не попробовать невинной бражки – это, знаете ли, преступление. Тут стыдиться надо!

– Вот еще!

– Степка, хватит языком молотить, – сказал я. – Наливай уже всем по чарке.

– Вот это по-нашему! – обрадовался Степан и начал наливать в пустые стаканчики. – Саша всегда меня поддерживает.

– Мне не наливать, – высокомерно сказала Настя, задрав нос. – Я не пью.

– Это уже не в какие ворота не лезет…

– Что? В какие у тебя там ворота не лезет?

– Твое поведение. – Степан, как никто другой, умел делать сразу два дела: в особенности молотить языком и разливать по стаканам запрещенные для нашего возраста напитки. – Вы чуете запах? Просто прелесть, а не запах. Высший сорт. Мой отец делает лучшую бражку в округе, это каждому известно.

– Мое поведение?

– Ну да, твое поведение сегодня просто кошмар! – продолжал свою мысль Степан. – Сейчас обосную, а то начнешь меня обзывать всеми матерными словами на свете.

– Ты уж постарайся.

– Ты утром ругалась со мной, почем зря.

– Я…

– Мелочи, знаю. Потом ты выпустила пойманную рыбу, лишив нас ухи. Но это тоже не страшно. Перейдем к основной претензии: ты проигнорировала нашу просьбу, искупаться с нами; важничала, строила из себя недотрогу. А сейчас ты, Настя, отказываешься выпить по стаканчику с друзьями, которые готовы уже ползать на коленях перед тобой, чтобы ты согласилась.

– Можешь не стараться, я все равно пить не буду, – упрямилась Настя.

– Не пить, а выпить!

– Разве это не одно и то же?

– Что взять с нее? – Степан отвернулся от Насти и схватил стакан. – Давайте выпьем, ребята, за этот замечательный день! И сразу тост, прям с ходу! Пускай этот день никогда не кончится!

– Отличный тост, – оценил Гриша. – Пускай этот день никогда не кончится.

– Поддерживаю, – сказал я.

– И я. – Настя все-таки сдалась и взяла в руку стакан с пахучей бражкой. – Не хочу быть белой вороной. Тоже хочу, чтобы этот день не кончался. Он правда классный, даже несмотря на некоторые мелочи.

Мы чокнулись и выпили. По телу мгновенно пробежала теплая волна; вместе с животом загорели лицо и уши; голову вскружило. Стало легко и хорошо; усталость, накопившаяся за день, как рукой сняло. Нам хватило и несколько глотков, чтобы опьянеть.

– Хороша чертовка! – подытожил Степан и закусил огурчиком.

– Хорошо пьянит. – Я перевернул стакан вверх ногами. – Больше ни капли.

– Никто тебе больше и не нальет. – Степан убрал бутылку с горячительным напитком обратно в рюкзак. – Оставим на потом.

– Запасливый, – заметил Гриша, жадно поедая сосиски с подгоревшей картошкой.

– Ага. – Степан подложил себе под спину рюкзак, откинулся на него и предложил. – Вы, ребята, как смотрите на то, чтобы я вам рассказал одну улетную историю.

– Положительно, – сказал за всех я.

– Не боитесь, что потом не уснете ночью?

– Нам же не по пять лет.

– Знаешь, Настя, иногда мне кажется, что мне всегда будет пять лет.

– По себе людей не судят, – рассмеялся Гриша.

– Короче, шутники, слушайте меня. – Степан выждал нужную паузу и начал свою историю. – Вы когда-нибудь слышали о Слоте? – Мы почти одновременно помотали головами. – Так я и думал. Ни черта вы не знаете, что мне на руку. Слот – это существо, созданное людьми. Причем люди не хотели его создавать; так уж вышло. Вы спросите, как и из чего сотворили Слота? Я отвечу: из ненависти, жестокости и человеческой злобы – из самых мерзких начал человеческого естества, которые обнажились во время кровопролитных войн. Слот вырос не за один год и даже не за одно десятилетия. Он рос веками, вбирая в себя все самое плохое и отвратительное, что случалось на разных уголках земли. Сначала Слот был лишь крохотным черным шаром, спрятанным под недрами земли, но потом, по истечению многих и многих лет, он раздавался в размерах и освободился от земляного покрова, открыв для себя всю силу Небес. Именно Небеса способствовали, чтобы из шара, размер которого превышал некоторые скалистые горы, вышел Слот, больше похожий на человеческую тень в солнечную погоду. Он был сплошь черным, как сажа, с красными глазами, святящими под покровом ночи. Жуть! Слот, единственный в своем роде, долгое время бродил по родным просторам пустыни. И ничего не знал об истинном предназначении, пока в один прекрасный момент, он не почувствовал резкий кровавый бриз, впившийся в его черные легкие. Но не только бриз поманил его на Запад, на Земли Обетованные, а человеческие предсмертные крики, сопровождающие бриз. Слот не шел, он словно плыл по вздымающимся и опускающимся дюнам песка – так ему не терпелось оказаться там, в эпицентре смерти, во владения сокрушительной и беспощадной ко всему живому силе. Путь его составил каких-то несколько недель. Он явился к тому, что его притягивало: на разрушенные улицы, полыхающие в огне; на бесчисленные дороги, изборожденные ямами от снарядов и усеянными трупами людей вместе с искореженным металлом; на не прекращающие минометные залпы и выстрелов из винтовок. И он все понял без лишних объяснений – это его стихия. Война – его родная мать. И он должен нести, как и она, смерть, питаться ей, как вампир питается кровью, чтобы стать сильным и непобедимым. Чтобы война не заканчивалась, а наоборот: вспыхивала на всех участках земли и уже не прекратилась. И вот с того дня он вселялся во властных и жестоких людей, в их разум, закладывал там безумную идея и ждал, когда семя даст росток и обычный конфликт перерастет в войну.

– Я знаю, в ком сейчас Слот, – перебил Степана Гриша.

– В ком?

– Разве вы не догадались?

– Нет, – чуть ли не хором ответили мы Гришке.

– Это ведь очевидно. Слот сейчас в товарище Силине.

– В Силине? Сказал, как в воду пернул!

– Товарищ Силин нас защищает от недругов, а ты такое говоришь! – защищала Главнокомандующего Настя.

– Вы уверены, что он защищает нас от врагов?

– Я вот абсолютно в этом уверен, – ответил Степка.

– И я.

– А зря. И прежде чем вы начнете спорить со мной, дайте мне объяснить.

– Ты уж постарайся. А не то у меня есть огромное желание врезать тебе.

– Не боишься получить в ответ?

– Нет.

– Храбрый мальчик. – Гриша попросил у меня сигарету; я ему дал. Он спросил у меня. – А ты как считаешь?

– Да, дружище, как ты считаешь? – Степан тоже взял у меня сигарету. – А то молчишь как рыба!

– После того, что случилось с Гришей и с теми людьми на площади Силина, я уже ничего не знаю…

– Как это? Ты что, примкнул к Гришкиному лагерю?

– Никуда я примыкал. Пока. Я жду, когда Гриша выскажет свое мнение.

– И тебе я, если что врежу! – заключил Степка.

– Буду с нетерпением ждать.

– Дайте высказаться уже Грише, – напомнила нам Настя.

– Пускай выскажется…

– Спасибо, ребята. – Гриша затянулся и выпустил едкий дым. – Не судите меня строго. Просто задумайтесь над тем обстоятельством, что на нашу страну никто и никогда не нападал. Вам не кажется это странно? Если бы кто-то действительно хотел напасть на Романдию, мы узнали бы об этом. Вы читали историю? Города начали бы бомбить самолеты, на границах велись бы земные сражения с тяжелой сухопутной артиллерией, повсюду бы настал хаос и неразбериха. Началась бы война – и нам не пришлось бы так сладко проживать деньки, греться на солнце. Но на территории Романдии нет войны, только за ее границами, которые изо дня в день расширяются и расширяются. Романдия становится все сильнее, могущественнее и больше. Романдия, которая правит половиной мира и пытается захватить вторую половину, потому что та, якобы, угрожает ей. Это ведь смешно! Вы сами посудите, как может угрожать крохотная Япосия против много миллиардной страны? Это одно и то же, что нам с вами, вчетвером, объявить войну против целой футбольной команды с ворохом запасных игроков. Кто победит? Очевидно, что футбольная команда. И вот вопрос: зачем нам воевать против противника, который в разы сильнее нас? Это, как минимум, странно. И глупо! Ведь глупо же?

– Глупо.

– Так зачем же Япосия тогда нападала на Романдию?

– Потому что они глупые… в отличие от нас, – заключил Степан.

– Вряд ли. Япосцы – один из мудрейших и умных народов мира. Я уверен, они не стали бы жертвовать всем, что у них было. Да и зачем им нападать на Романдию? Зачем? Они сотни лет жили на небольшом острове и не жаловались на нехватку территорий.

– Да, странно, – сказала Настя.

– А знаете, что еще странно: Силин истребляет нас. Я до двенадцати лет был романдцем и мои родители были романдцами, уважаемыми членами общества. А теперь, что стало с моей семьей? Родители убиты, а я живу только потому, что спрятался в лесу и надел на себя крылья. И так произошло не только с моей семьей… со всеми армяхами. Я уже не говорю о других народах. Евдеи, кудвы, гарганцы, татарвы и другие. Их уничтожали, уничтожают и будут уничтожать. Разве это правильно? Разве правильно захватывать территории с якобы врагами, агрессорами, а потом их уничтожить и отдать завоеванные земли славянам?

– Неправильно, – согласился Степан.

Мы не задумывались над тем, что происходит вокруг нас, в мире, пока Гриша не открыл нам глаза на истинное положение дел – на проблемы. Конечно, его слова не сразу возымели власть над нашими умами. Мы были осторожны, я бы даже сказал, недоверчивы и не потому, что мы не доверяли Грише, а потому, что с самого рождения впитали в себя, в свою кровь, что Романдия в опасности и если не сражаться, не воевать, то миру и соответственно благополучию Романдии придет конец. Пройдут годы, чтобы я, Настя и Степан осознали, как же чертовски был прав Гриша, который видел то, что нам было недоступно.

– Хорошо, – сказал Степан и выждал паузу. – Предположим, что Романдия выдумывает себе врагов, сама нападает и захватывает страны. Сейчас ей принадлежит Старый Свет. И ты думаешь, Гришка, что Романдии нужен Новый Свет?

– Да.

– И зачем?

– Все за тем же, зачем ей понадобился Старый Свет – чтобы стать могущественной и непобедимой Романдией. Чтобы единолично править миром. Зачем с кем-то делить власть, когда можно управлять миром в одиночку?

– Думаешь, Силин мечтает поработить целый мир, как мистер Циклоп из комикса? – спросил я.

– Этого хочет не сам Силин, а тот, кто спрячется в его душе – Слот!

– А если ты ошибаешься? Если Силин не такой, каким ты себе его представляешь? Может, он действительно защищает нас от врагов?

– Возможно, я ошибаюсь. Но лично для себя я все окончательно решил – я против Силина. Потому что он пошел против моей ни в чем неповинной семьи. Разве я враг?

– Сейчас ты еще какой враг, раз такое говоришь! – заметил Степан.

– Но если разобраться… всем мы тут враги.

– Это точно.

– Н-да, дожил. – Степан шуточно схватился за волосы и стал их тянуть. – Врагом заделался я с тобой, Гришка.

– Сочувствую, – шутил «Дитя».

– Пора сменить тему, – предложил я, – а то от этих разговоров уже тошно.

– Говно-вопрос! Сейчас я вам до расскажу историю про Слота, которую мне не дал закончить Гриша. А потом мы, товарищи, расскажем друг другу по смешной истории из жизни? Ну как идея? Кто меня поддержит?

Все поддержали Степана, как, в общем-то, обычно.

Уморительными историями и смешными случаями из жизни – мы не давали друг другу уснуть даже глубокой и темной ночью.

***

Поспав от силы несколько часов, мы перед тем как возвратиться в родные края, решили прогуляться до скалистых пещер, скрытых в самом сердце Адригинических гор. Идея принадлежала Грише, который наверняка и этот шаг спланировал наперед, хотя отнекивался, что, мол, озарение пришло только что; мы не поверили ему.

Идти до места назначения было порядка трех километров; вроде бы немного, но за этот короткий промежуток времени мы изрядно вымотались. Всему виной густые и почти непроходимые леса, а также крутые спуски к горным расщелинам.

Усилия того стоили!

Внутри гор, в холодных пещерах, мы почувствовали себя как никогда уединено, свободно от людской суетной суеты. В каменные громады, в стены, покрытые влагой, были вкраплены бисеринки янтаря, отчего пещера, словно подсвечивалась, рассеивая темень. С потолка свисали каменные сосульки, которые наровилась коснуться земли, сплошь устилающейся сталагмитами. Вдоль пещеры, имевшей множество потайных ходов, бежал мутный ручеек, вобравший в себя щелочные «соки» пещеры.

– Не перестаю удивляться красоте нашего мира, – сказала Настя, нарушив тишину, царившую в недрах гор.

– Не ты одна. – Степан спросил у Гриши. – А ты уже тут бывал? Только честно, лады?

– Да. Правда, когда я был здесь один, мне это место показалось не столь гостеприимным и красивым, как сейчас. В первый раз пещера представилась мне в не самом лучшем свете: темная, зловещая, безмолвная. Короче, трухнул я. И поскорее дал деру отсюда, пока Нечто не выскочило из темного угла и не поглотило меня.

– Одному всегда страшнее.

– Кстати, вы знали, что в этой пещере жили наши древние предки?

– Я не знал, – ответил я.

– Пойдемте за мной.

Гриша подвел нас к стене и указал рукой на рисунки, нарисованные задолго до нашего появления. На рисунках схематично изображались люди, животные, волхвы, какие-то обряды.

– Ничего себе! И сколько же этим рисункам лет?

– Несколько тысячелетий!

– Вау!

– Может, тоже оставим свой след? – предложил я; все согласились.

– И что нарисуем? – спросил Степан, держа в руках камень, заостренный на конце.

– Нарисуй нас, то есть четырех человечков, которые держатся за руки, – придумала Настя.

– Типа друзья – на века?

– Ага.

– Хорошая идея!

– Только не забудьте про моего четвероного друга, – напомнил Гриша и обратился к собаке. – Я прав, Питер? – Питер завилял хвостом.

Пока мы со Степаном дотошно выцарапывали человечков, Гриша с Настей с переменным успехом высекали следующую фразу: «С+Н+Г+С = лучшие друзья».

В конце наших трудов мы по достоинству оценили нашу работу – посмеялись от души от наших первобытных карикатур.

– Теперь о нас не забудут, – сказала Настя и выбросила камень в ручеек.

– На этот счет я не уверен. Зато уверен, что с этого дня мы больше не расстанемся друг с другом.

– Что есть такое поверье?

– Такого поверья – нет. Но надо же во что-то верить. Я верю в нас и в нашу дружбу.

– Было бы здорово вернуться сюда через много-много лет всем вместе.

На такой мечтательной ноте мы двинулись в путь, домой; в это же мгновение на мои плечи навалилась печаль и тоска – я не хотел возвращаться домой. Почти все дорогу до дома я молчал; поэтому обратный путь показался мне мучительно долгим и тяжелым.

Вы скажите, что дорога домой никак не входит в разряд «самого счастливого дня»; скорее выделяется среди оного дня, как желтое пятно на белоснежной футболке. Но это не так. Даже такое чувство, как тоска, не испортило этот день, наоборот, привнесла нечто такое таинственное, что остается в памяти на долгие годы. Я ведь тосковал по тому дню, который еще не приказал кончиться. Тосковал по друзьям, хотя еще не успел распрощаться и расстаться с ними; я был рядом, с ними, и где-то одновременно далеко от них. Тосковал еще и потому, что понимал: этот день не повторится и его уже не повторить.

– Ты что грустишь? – спросил у меня Гриша. – Не понравилось наше маленькое путешествие?

– Напротив, очень понравилось, – отозвался я. – Мне грустно потому… да это неважно, друг. Глупости я говорю.

– Почему тебе грустно?

– Не отстанешь?

– Ты знаешь, что нет.

– Грустно, потому что мне жаль, что этот день кончается.

– Мне тоже.

– Да? – Мое удивление заметил Гриша и скромно улыбнулся. – Ты случаем не думал, чтобы где-нибудь найти пульт и нажать на паузу?

– Я о таком и не догадался бы. – Мы позволили себе тихие смешки, но не более того. – Но… было бы здорово… – Он задумался, посмотрев на припавшие ветви ив. – Было бы здорово нажать на паузу или нажать на перемотку.

– Ты бы нажал на перемотку назад или вперед?

– А ты?

– Назад, – не думая ответил я.

– А я промотал бы вперед.

– Почему?

– Я хотел бы узнать, что будет в будущем. Может, в нем что-то изменится.

– А если нет?

– Нет, так нет. Вернусь обратно и буду жить дальше.

На этом наш разговор был окончен, дабы Степан, наговорившийся с Настей о школьных занудных уроках и не менее занудных правилах, поинтересовался у нас, не будем ли мы против такой идеи, чтобы каждые выходные (ну или через выходные!) организовывать такие замечательные вылазки в лесную глушь.

– Я лично обеими руками «за», – сказал я.

– Я знал, что ты меня поддержишь, дружище, – обрадовался Степка. – А ты, Гриш, как на это смотришь?

– Только положительно.

– Что я могу сказать тебе? – Короткое молчание, после оного последовал Степкин смех. – Ты – настоящий мужик!

Степан обнял и меня, и Гришу, и деловито заявил Насте:

– Мы тут с пацанами решили, что будем каждые выходные так собираться.

– Я рада за вас.

– Ты с нами? Или снова откажешься?

– Я с вами, – тихо ответила она, – если возьмете с собой.

– Вот так просто согласишься?

– Вот так просто соглашусь, потому что я все еще в восторге от этих выходных. Классных выходных!

– Ребята, я кажется, влюбился! – Степан ускользнул от нас и обнял Дашу за плечи, по-товарищески, не дав мне возможности приревновать. – Даша, можно мне предложить тебе руку и сердце?

– Извини, Степан, мое сердце уже занято.

– И кем же? Где этот негодяй? Мне придется его убить!

– Ты не сможешь его убить, – сказала она и посмотрела в мои глаза.

– Это еще почему?

– Потому что он твой…

– Ребята, я понял! – закричал я, перебив Настю, тем самым не дав ей сказать то, что она хотела сказать. – В следующие выходные надо сходить на язык Гоблина.

– Куда-куда? – изумилась Настя. – Никогда о таком месте не слышала.

– Ну даешь, там здорово! – Степан был в курсе, как никто другой, где язык Гоблина и что там обычно делают.

– Я тоже не слыхивал о вашем языке, – сказал Гриша.

– Тогда все решено – идем в логово злого Гоблина.

Перед тем, как расстаться, Гриша шепнул мне, что я все-таки нашел волшебный пульт, и каждые выходные буду нажимать на паузу, чтобы мир на миг останавливался, чтобы сделать нас самыми счастливыми. Только нас одних.

***

По-летнему тихий и теплый вечер близился к своему закату, а нам нисколько не хотелось возвращаться домой; в компании друзей всегда веселей и интересней, нежели с ворчливыми – а в моем случае еще строгими – родителями, которые обязательно чем-нибудь озадачат или еще хуже: заставят прибирать комнату или мыть посуду. Тем более в тот вечер мы с увлечением собирали мозаику (четыреста пазлов), которую Настя притащила из дома. Кстати, она затеяла спор с нами; мол, не собрать вам, олухам, эту мозаику за вечер. Ну, сами понимаете, мужская гордость была задета – и мы повелись на спор; заверили Настю, что соберем ее легкую мозаику за девяносто минут. Она посмеялась над нами и ехидно сказала, мол, дерзайте, товарищи.

– На что спорим? – уточнил Гриша, глядя на Настю.

– Если вы проиграете, будете… будите… сейчас я придумаю…

– Ты только не думай, что я соглашусь бегать в одних трусах по лесу, – предупредил Степка.

– А с чего ты взял, что я об этом подумаю?

– Ну…

– Хотя подождите минуточку. А что? Неплохая идея!

– Спасибо тебе, дружище, – фыркнул я и стукнул по плечу Степку.

– Эй! За что?

– За то, что у тебя язык длинный.

– А если ты проиграешь?

– Это вряд ли, – сказала Настя и самодовольно улыбнулась.

– Зря ты так уверена. Втроем мы быстро справимся.

– Улитка быстрее побежит, чем вы осилите мой чудо-пазл. – Настя звонко захихикала. Я еще подумал, что быть девчонкой не так и плохо; по крайней мере, можно похихикать, когда приспичит; мы вот, мужчины, были лишены такой возможности; нам оставили лишь смех, по большей части грубый и неказистый, очень напоминающий ржание дикого жеребца.

– Ха-ха, как смешно, – передразнил Настю Степан.

– Если проиграешь – разденешься? – Честно говоря, мы не ожидали такого щекотливого вопроса от Гришки, поэтому все разом обрушили на него осуждающие взгляды. Он хоть и покраснел, но не растерялся. – А что вы на меня так смотрите? Я хочу знать точно, что все участники спора будут в одинаковых условиях.

– Хочешь, чтобы я бегала по лесу в нижнем белье в случаи моего проигрыша? – переспросила Настя.

– Да. Равные условия для каждого.

– Хорошо, я согласна. – Уверенные рукопожатия – и спор пустил корни. – Я все равно ничем не рискую. Так что особо не надейтесь.

– Ради того дела, товарищи, мы должны собрать этот чертов пазл, – сказал Степан и принялся за работу.

– У вас, мальчики, всего-то девяносто минут в запасе. Немного.

– Достаточно, чтобы выиграть спор, – заметил я.

Мы так отчаянно хотели остаться победителями, что забыли о главном: собирать мозаику и лишний раз не думать о делах несущих и уж тем более не спорить друг с другом. В итоге, мы позорно проиграли – и остались ни с чем, в буквальном смысле этого слова. Пришлось сделать несколько кружков по лесу в одних трусах на дивный и озорной Настин смех. Что странно, но мы тоже вволю посмеялись над собой, над своим глупым и нелепым видом; мне не забыть Степкины трусы, на которых были изображены голубые летающие слоники; правда, мой рисунок на трусах был не лучше: разноцветные шарики на белом фоне.

Когда дело было сделано, мы поспешно оделись и скрылись в домике, чтобы с чувством, с толком, с расстановкой закончить то, что начали. Но в тот вечер нам не суждено было собрать мозаику; банально не хватило времени.

– Ладно, – сдался Степка, – завтра соберем. Пора топать домой, а то уже десятый час. – Он обратился ко мне. – А ты чего не торопишься? У тебя в девять же горшок звенит.

– Отец уехал в командировку.

– Ааа… тогда все понятно. Успеваешь отрываться?

– Ага. – Я кивнул Степке и заговорщицки улыбнулся.

– Саша, ты можешь еще задержать? – обратился ко мне Гриша.

– Ну, разве только на пару минут. А зачем?

– Есть разговор.

– Ааа.

– Это что получается, Санька, ты не с нами?

– Не с вами. Но вы не волнуйтесь, я вас догоню.

– Не боишься один идти по лесу? – поинтересовалась Настя.

– А чего его боятся?

– Я немного провожу его, – сказал Гриша.

– Ну если ты проводишь. – Степка гоготнул. И добавил. – Ладно, голубчики, до свидания. Много не целуйтесь!

– Да пошел ты, Степан, знаешь куда…

– Не говори! Сам знаю то укромное местечко. Уже пошел. – Степан хотел было обнять Настю, так, как бы между прочим, по-дружески, но посмотрев на ее рассерженное и воинственное лицо, передумал. – А с тобой, Настя, я целоваться не буду. Нет. Даже не проси.

– А жаль, – сказала Настя и улыбнулась Степану, отчего меня уколола ревность прямо в сердце.

Прежде чем начать разговор, Гриша предложить покурить; я не отказался; в те летние деньки мы дымили как паровозы; домик напрочь пропах никотином. Несколько раз затянувшись, он печальным взглядом посмотрел в мои глаза, и сказал:

– Знаешь, Саша, обидно все это. – Он смолк, всего на мгновение, тянувшееся слишком долго и напряженно. – Обидно, что так вышло.

– О чем ты?

– Ох. – Тяжелый вздох. – Тяжело об этом говорить.

– Раз начал – говори. – Так говорил отец, когда я что-то недоговаривал. – Я пойму.

– Не только вы знаете обо мне…

– Тебя что, застукали?

– Да.

– Вот ведь херня! – выругался я, не в силах как-то иначе выразить свои эмоции. Потом спросил. – И когда это случилось?

– Вчера. Я шел домой и встретил по пути девчонку.

– Сколько ей было лет?

– Чуть постарше тебя. Может, на год. Может, на два.

– Она видела тебя?

– Да. – Он кивнул головой в подтверждении своих слов. – Увидев меня, она завизжала и ринулись от меня куда подальше.

– Беда, беда, беда. – Я расстроился не меньше Гришки от такой отвратной новости. – Девчонка обязательно растрезвонит, что видела чудище в лесу.

– Я в этом не сомневаюсь.

– Правда, непонятно, как отреагируют ее друзья и родственники на такое заявление. Поверят или не поверят?

– Да кто их знает. – Гриша говорил, не выпуская папироски из плотно сжатых губ. – Что будет, то будет. Сейчас уже ничего не изменить. Обидно от другого… Обидно, что я потерял бдительность и вовремя не заметил ее. Замечтался. Голову вскружило от предстоящих встреч с друзьями, к которым я проникся всем сердцем. Шел себе да шел, глядя под ноги, не озираясь по сторонам. Вот же дурак!

Гриша со злостью потушил сигарету.

– И что теперь делать?

– Ничего.

– Вообще ничего?

– Не совсем. Сейчас нужно успокоиться, а потом надеяться, что та девица больше не явятся сюда.