скачать книгу бесплатно
– Скорее церковь, – ответила Мара. Она, как и Тая, религиозна.
На холме у ограды сидел рабочий. Мы подошли к нему.
– Простите, а что тут строится?
– А вон, – ответил рабочий и руками обнял воображаемую толстую гусеницу. И сверху пальцем что-то накарябал.
Я повернулась к Маре:
– Ну ты и Нострадамус. Действительно, храм.
Мара махнула рукой. Мы спустились на дорогу. Слева был МКАД, цвет наших кроссовок было не определить. Они были когда-то чёрными, а стали жёлтыми, как песок, который мы пропахали.
Или как солнце.
Сгораемый шкаф
В детстве мы ждали, когда же проедет катер.
Волны! Волны!
Чем ближе он проезжал, тем больше были волны. Через них мы прыгали.
Да ненастоящие же, говорили взрослые.
А кого это смущало? С катера нам махали и улыбались.
* * *
Мне позвонили на городской.
– Это Аля? – спросили голосом Булата Окуджавы.
– А вы кто?
– А я Егор. Мне Мара с Андреем дали ваш номер.
– А зачем?
– Чтобы мы познакомились, – ответил Егор и окончательно лишил меня аргументации.
– Тебе лет-то сколько? – спросила я.
– Девятнадцать.
– А мне четырнадцать. Ничего?
– Норм, – без намёка на сарказм ответил Егор.
* * *
Мы договорились о встрече.
– В общем, – сказал Егор, – подъезжаешь к почте. А там дверь. Такая очень жёлтая дверь.
– И что?
– И ничего. Там и встретимся. Просто запомни: очень, очень жёлтая дверь.
Дверь оказалась обычной бежевой деревянной.
У Егора была колхозная причёска, отчего к нему липнул пошлый эпитет «пшеничные волосы», а ещё поджатые губы и глаза как у нашкодившей таксы. Слушал русский рок, что для меня слишком нежно. Мечты о косухе усердно выдавал за рациональный план на ближайшее полугодие.
– Косуху надо купить, – сказал он, едва мы спустились на квартал вниз и обогнули мою школу.
– Как у Андрея? – спросила я.
– Упаси боже, – ответил Егор. – У Андрея отстой.
Мы шли к пойме. Егор заполнял коммуникационные пустоты напеванием под нос. Я улыбалась.
– Ну и давай дружить, – сказал он.
– Зачем?
– За шкафом.
Мы сидели на спинках скамеек друг напротив друга, между нами надёжно стоял стол.
Здесь всегда чуть прохладнее, чем на том берегу поймы. Там автодорога, тут плакучая ива, утки, тропинка и отстойники.
– Ты что? – спросил Егор. – Боишься, что ли, чего-то?
– Несгораемый? – спросила я в ответ.
– А?
– Шкаф, – пояснила я. – За которым мы будем дружить.
– Вполне сгораемый. Но очень удобный зато.
– Ты ж подожжёшь.
– Я не Герострат.
Егор смотрел и улыбался. Теперь у него глаза не нашкодившей таксы, а таксы, рядом с которой нашкодил кот.
* * *
– Чего ты Егора обижаешь? – спросил Андрей на следующий день на переменке.
– Он успел пожаловаться?
– Ты, Аль, так будешь совсем одна, – сказала Мара. – До скончания времён.
Домой я шла в раздумьях. Таял снег, кое-где уже вылезли муравьи.
Сейчас мне нужно было взять «Московского картофеля» в ларьке у дома, прийти домой, для приличия разогреть обед и с чипсами плюхнуться перед экраном. А что ещё-то?
Тут позвонил Егор.
– Что делаешь?
Что делаю. Тепло мне от этого голоса Окуджавы. Однако не надо обманываться.
– Ма-ам, – сказал Егор куда-то за пределы телефонной трубки, – а сделай-ка мне иишенку!
За пределами трубки что-то ответили.
– Ну ма-ам! Ну я весь день катался! Мопед у меня, – уточнил он уже в трубку, – вот и катался.
– А, – ответила я. – Ну молодец.
* * *
Однажды мы встретились в клубе, там играли наши ногинские друганы.
– Пошли в Клоаку, – сказал Егор, – тут неромантично.
Клоака – это такой тёмный ход по клубным закоулкам, через каждые двадцать метров выемки с досками для сидения. Как по Клоаке ни пройди – то Тыква с Сашком дерутся, то Мара с Андреем целуются, то Витя-панк с Гробом киряют.
– О! – воскликнул Егор и плюхнулся на первую пустую доску.
– Что «о»?
– Как некрасиво получилось, – пояснил Егор, – я сижу, а ты стоишь.
– Находчиво, – ответила я и села рядом.
– Ну что, – спросил Егор, – мутить-то будем?
– Ты прав, – сказала я. – Правда боюсь.
– Чего?!
Я промолчала.
По законам жанра я должна бы в Егора влюбиться, но отказать. Но получается наоборот.
Я в шаге от того, чтобы перебороть страх. Переступить через всё это. И получается борьба ради борьбы.
Потому что в остальном мне Егор попросту не сдался.
– Ты что? – повторил Егор. Похоже, мысли заняли у меня чуть больше времени, чем допустимо в светской беседе.
На соседних досках начали играть в игру, кто громче скажет матное слово.
– Пошли к нашим, – сказала я. Поднялась и ушла.
* * *
Через неделю подошли ко мне Мара с Андреем и говорят:
– Мы тебя с таким парнем познакомим – обалдеешь!
– Уже балдею, – сказала я. – Примерно как Егор?
– Да какой Егор, – Андрей даже сплюнул. – Егор дурак. Правильно ты с ним не замутила. Ещё чего не хватало.
Духота
Спасают только кассеты. Те самые, из пиратского ларька.
Или переписанные.
Спасают меня от одиночества, спасают Седова от меня.
Спасают даже Хурманяна.
* * *
Мара с Андреем решили идти до конца: привели меня на свою сходку. Сходка эта называется «Потёмкин». Почему – я не знаю; видимо, потому, что кочует с одной детской площадки на другую. Там были Гроб, Егор, Никита и куча девок.
– Вот эту нежную хайрастую красавицу, – так представил меня Никите Андрей, – Аля зовут.
Никита улыбнулся. Когда стало смеркаться, он пригладил светлые бакенбарды, взял гитару и начал петь Чайфов.
– Ты, Никит, главное, своих песен не пой, – сказала Мара. – Аль, он мне как-то включил свою запись. А там какое-то адское диско 80-х и Никита: что-то там «твои глаза». «Полняются слезой». Полняются, Аль! Я ржала!..
– Ну ладно тебе, – сказал Андрей. – Не позорь человека перед Алькой.
– А диско 80-х, – сказала я, – очень даже. Я до сих пор иногда слушаю.
Никита поднял брови и отложил гитару.
– Можно, – спросил он, – я тебя вечером провожу?
– Можно, – ответила я. И улыбнулась.
