Когда часы пробьют вчера

– Что же это выходит… – он бросил на пол пакет, провёл ладошкой над восковой свечой, опустился на колени: – мы с тобой теперь родные?

Он сам не понял, что сделал для меня сейчас, но на миг я поверила, что да, что здесь у меня есть кто-то родной.

– Только пока император не разведёт нас с твоим братом. И, и лучше, чтобы никто об этом не знал.

Мы попробовали помолиться вместе.

– А за торт тоже нужно благодарить? – он открыл один глаз и покосился на меня.

– За торт нужно благодарить обязательно.

– И за…

– За всё, – шикнула.

Мы помолились, но свет отчаянно не хотелось включать.

– Далеко твоя комната?

– Ага, – он махнул рукой, – в другом крыле, – как я и думала. – Сейчас ты жена моего брата, а значит, и моя. Но скоро вас разведут… подождёшь немножко, пока я вырасту и женюсь на тебе? – я только и смогла, что улыбнуться, слов не нашлось. – А что? Ты красивая, я бы хотел такую красивую жену.

Как назло, вспомнилось Писание: “кто умрёт не имея детей, то брат его пусть возьмёт за себя жену его и восстановит семя брату своему” – брр. Никогда этого не понимала. Всё понимаю из святой книги, а этого – нет.

– Тебе не нужно об этом думать, у тебя ещё куча времени, чтобы вырасти, встретить самую красивую девушку, к тому времени будут красивее меня, и на ней и женишься, не спеши. Зачем тебе жена?

– Как же! – снова, знакомая усмешка. – Чтобы она была красивая, родила мне красивых детей.

– И всё?

Тот пожал плечами:

– И всё. У родителей так, – он пожал плечами.

Когда Драгош ушёл, я увидела на полу пакет: джинсы, которые я никогда не осмелюсь надеть, футболка, резиновые сланцы, тёплое, совсем не для дневной жары, но вполне по местной моде платье. Всё было немного поношенное, но чистое, одного размера.

Я засыпала, представляя себе, что я на Кречете – я читала о ней в журналах. Тетра-курорт с белоснежными пляжами, и прозрачными озёрами.

Вещи, что принёс Драгош, я оставила на тумбочке, от них пахло свежестью, солью и прекрасными цветами.

Уверена, все цветы на Кречете прекрасны. Не могут в таком красивом месте расти некрасивые цветы.

Наши дни.

– Какие красивые цветы! Что за праздник? – причём, праздник прямо на нашем столике, во дворе. Неужели Фока расстарался?

Каких только цветов туда не было напихано!

– Похороны, – Тесса вышла из кухни с неизменной сигаретой и чашкой наперевес. Судя по лицу: никакого повода для праздника. – Будешь? – я замотала головой.

– Кто умер? Неужели старушка Симона?

Хотя шикарный букет в красно-бордовых тонах, на траурный ну никак не тянет.

– Бог с тобой! Эта стерва ещё нас с тобой переживёт. Свенна сдохла, – она глотнула, выдержала паузу, чтобы я оценила весь масштаб потери: – что ты за подруга, ё-моё? Что мне приходится накидываться одной?

Ей всегда приходится накидываться одной. Что бы я себе ни позволяла, единственного никак не могу – потерять концентрацию и способность быстро соображать. Хотя иногда, глядя на Тессу, очень хочется также – вытянуть ноги ни стуле, налить себе чего-нибудь сладенького и не обращать внимания, как мозг медленно уходит на покой.

– Что с ней случилось?

– С ней случилась я! – она снова прикурила. – А у меня раскисание мозгов, если я ушла на работу и оставила клетку с ней во дворе. Хотела, чтобы она подышала, а она-а-а-а… – Тесса завыла.

Мне, тоже захотелось. Не то, чтобы из солидарности, скорее, накопилось.

– Сдохла от жары? – Тесса снова заревела в голос. Пришлось идти, обнимать-утешать. Смотреть на её страдания – выше моих сил. – Дай мне пять минут. Помыться и переодеться. И я готова буду выслушать твою траурную речь.

Да уж, несладко пришлось морской свинке в меховой шубке, в полдень на Сове.

В комнате поставила симку в новый мазфон, а когда вышла из душа, ошалела от потока сообщений. Бьюсь об заклад: Хорёк начал их строчить, только я вышла из консорциума.

“Я уже скучаю”.

“Не могу забыть твои глаза”.

“Жёнушка, ты почему мне не отвечаешь?”.

“Ай-ай-яй, как нехорошо, нарочно меня игнорируешь?”.

“Ладно, к делу: когда ты закончишь сборы? Во сколько тебя забрать?”.

“Милая, я, как-никак твой муж, и беспокоюсь о тебе”.

“Я понял, это такая тактика?”.

“Хочешь, чтобы я потерял голову окончательно?”.

“Сижу на встрече, а думаю о тебе”.

“Если это любовь, как влюблённые люди могут работать?”.

“Я понял, нашёл в сети, тебе нужны дела, а не слова!”.

“Ну как?”.

“Опять ничего не скажешь?”.

“Женщина, ты решила свести меня с ума?”.

“Ладно, а что насчёт свидания? Раз уж ты такая, скромная”.

…

Я не успела даже прочитать до конца этот бред сумасшедшего, как мазфон зазвонил:

– Детка…

– Не нужно меня так называть!

– Эээ, зайка?

– И никаких зверей, сладостей и другой чуши! Меня зовут Саша…

– Ладно-ладно! Понял, но… жёнушкой же можно?

– Послушайте, господин Совин. Мы заключили договор, я не намерена его нарушать, но сбавьте обороты. Я играю роль вашей жены…

– Ладно, понял, – снова перемена в нём. Я её даже не услышала, почувствовала. Словно увидела острое лицо, которое секунду назад улыбалось, а сейчас готово тебя втоптать в землю, белёсые брови презрительно приподняты. Вот такой Совин мне привычнее.  – Тебе нужно переехать в мой дом, это по договору. Когда за тобой прислать машину?

– За мной не нужно никого присылать. Я обдумаю, как нам быстрее слить ауры…

– Я тебе говорил.

– Верю. Но этот вариант не подходит. И у меня есть дела, помимо договора. Я закончу их и дам вам знать, когда приеду.

– Ладно, Саша. Как скажешь. Тебе понравились цветы?

– Нет. Я не люблю цветы. Не люблю подарки, не люблю сюрпризы. Сегодня меня не было дома, но если вздумаете повторить, все ваши подарки вернутся назад. Мне ничего от вас не нужно, кроме платы по договору.

Раздались короткие гудки.

А вот номер нужно сохранить!

– Знаешь, Тесса, – я вышла из комнаты, она всё сидела, цедила из чашки. – Пожалуй, я бы выпила чего-нибудь. Немного. Того, что у тебя в чашке…

Этот день просто не может стать ещё безумнее.

И вот, только казалось, что ещё немного, и я сойду с ума от такого кульбита, что вытворила моя жизнь. Просто не выдержу, и голова лопнет, пытаясь разложить по полочкам всё произошедшее, а гляди-ка ты:

– Нет такой беды, которую не скрасит вкусная еда и бутылочка рецины.

Я посмотрела на стол. Под стол. Снова на стол, постаралась это сделать повнимательнее. Ничего.

– Но у нас нет еды, – может, это очевидно только мне? И Тесса просто забыла её достать из холодильника?

– Ё-моё! Так и беды никакой не случилось! Обойдёмся вином, такую вкусняху грех закусывать!

И правда, грех. В последний раз спиртное я пила ещё на Вороне. Не знаю, нравилось ли мне, я воспринимала это как данность. Как только моя нога ступила на Сову, всякое-чего, из того, что в прошлом было обыденным, здесь стало драгоценностью.

Лёгкое, свежее сухое вино с нотками хвои – рецина. Национальный напиток Кречета. И немудрено, делаешь глоток, и бесконечные водные глади, берега, усыпанные прохладными лесами… вот где рай.

– А Свенна…

– Покоится с миром, а её душа уже в раю, если он существует. Да и вообще, Сашка, надо быть добрее, – Тесса чуть покачнулась, но каким-то чудом нашла баланс и усидела на стуле, – а не как та стерва!

– За это и выпьем! Будем добрее! – я потянулась к ней с тостом. – А что там со стервой?

– Да ё-моё, сучка эта, которую недавно обнесли, – Тесса осушила бокал и потянулась за бутылкой, – ё-моё, чуть-чуть осталось, – разлила остатки, – мужик её так и не объявился. И если в прошлый раз она ещё держала мину, то теперь, у-у-у-у, лютует, стерва! Орёт на всех кто под руку попадётся, прикинь? На меня сегодня, как вызверилась за люстру…

– А что воры? Не нашли?

– Если это те, то хрен, когда найдут! Я так тебе скажу: поговаривают, что банда как-то связана с консорциумом тетрарха нашего…

– А он-то здесь при чём?

– Причём-причём, притом! Обносят дома с его охранками – раз! Уходят до приезда жандармов – два. И следов никаких – три. Они ж, как будто знают, как всё отключить и не оставить следов.

– А кто поговаривает?

– Люди, кто? Ё-моё! – Тесска пошатнулась, – а я слышала, как хозяйка обсуждала это по мазфону, – и это очень плохо. Сейчас бы лучше избежать внимания и к консорциуму, и к его служащим. – А вообще, мне её даже жалко, – это было что-то новенькое, – она сейчас, как будто с луны упала. Прикинь? Нет, ты прикинь, ё-моё, жила себе тётка припеваючи: гоняла на мазурике по шопингам, салонам, а тут остались без гроша…

Рассказ про горести Тессиной работодательницы я не очень внимательно слушала. Смотрела на чёрный экран мазфона и думала: а напишет ли ещё?

– Ну, если так хочется её поддержать, испеки для неё что-нибудь. Булочек своих…

– Точно! Вот прям счас тесто и поставлю! – она подхватилась со стула с грацией наподдавшего бегемота.

– Куда? Зачем сейчас? Завтра и испечёшь!

– Ё-моё, точно! У меня ж продуктов нет! – села назад. – Сашка, а может… займёшь…

– Займу. Если есть что, пойду посмотрю, осталось ли чего.

Я искала в сумке кошелёк, когда, сперва в отдалении, но потом всё ближе и ближе стал слышаться вой жандармских сирен.

Потянулась за чипом-паспортом. Медленно, внимательно прислушиваясь, сунула его в карман домашней юбки, во второй сунула два тотема с клятвами. Всякое-чего, надеть тёплую юбку могу и не успеть.

Возможно, пронесёт.

Мне уже целый год, как везёт, и облавы нелегалов проходят мимо.

Должно повезти – думала я, а руки действовали: сумку отбросила, потянулась за первостепенно важным – курткой. Без неё, ночью можно и окачуриться.

Вой приближается.

Похлопала – моё зеркальце в кармане.

– Сашка! – абсолютно трезвая Тесса влетела в комнату.

– Сюда?

– Похоже.

На всякий случай я начала открывать окно в маленькую дыру между нашим и соседним бараком.

– Фавела номер 2153, проверка документов.

Громкоговоритель не врёт.

– Я пошла, – уже одной ногой я вылезла в окно. Тесса щёлкнула выключателем.

Помоги мне, Господи.

“Человекам это невозможно, Богу же всё возможно”.

глава 7. Отличный парень за хорошие деньги

Дальше, отработанная схема: стук в окно на первом этаже:

– Это я.

Ставни распахнул дед Михай. Я сняла два браслета, протянула ему:

– Это вам. А за этот…

Несмотря на старость, двигается ростовщик удивительно бодро, наличка была у меня через секунду. Дед Михай открыл дверь своей комнаты, и я взбежала на лестницу, чтобы по крыше, ползком, перебраться на соседний дом.

Шум отсюда слышен преотлично! Гомон, ругань – всякое-чего, работяги протестуют: им вставать через несколько часов, чтобы оказаться в своих доках, барах, на заводах.

– Стоять! – я, напротив, услышав крик, поползла быстрее, собирая всю грязь с крыши. Подняла голову: слава Господу, ни одного мазмобиля в воздухе. Это внизу.

Жандармы снова прибегли к рупору:

– Фавела 2153! Работает миграционный корпус жандармерии Сова. Плановая проверка документов. Всем оставаться на своих местах и приготовить документы. При попытке бежать, приказываю открыть огонь!

Конечно-конечно. Как скажете, господин офицер.

Дальше хода по крыше нет – у жителей этого дома слишком большой дворик. Гавёные деревья! Гавёная Сова, гавёное вечное лето! Спускаюсь по деревянной лестнице, держащейся у стены на честном слове, рука так и тянется почесать нос – нет времени. Нельзя тормозить. Не тупи, Сариша, надо драпать как можно дальше. Убираться отсюда. Звуки выстрелов – кто-то побежал, бедолага. Сразу стало тише. Чёрт возьми, – не утерпела, чихнула от гавёной акации. Осмотрелась – никого. Только я и гавёный куст, воняющий на всю округу. Тупик. На бегу яростно потёрла нос, чтобы не вздумал больше шуметь. Два рёбрышка в стене тяжело потянулись вверх, боком пролезла, грудь пришлось пропихивать. Соседний квартал. Можно выдохнуть, но лучше идти. Как можно дальше. Слушаю, как истерично бьётся сердце. Пронесло. Всегда проносит. Сейчас нужно выйти как можно ближе к центру. Миграционщики не дураки – мазурики уже облетают остановки и тёмные дыры, в поисках самых прожжённых ходоков. Хоть бы сегодня они ушли ни с чем. Пригнувшись, вошла в старую калитку, в кустах её не сразу и увидишь, здесь можно двором. Лупу зря волновался. Не о том. Прижми меня за кражу – суд обяжет возместить убытки – денег у меня нет – буду возмещать трудом. Тогда я до конца смерти буду драить унитазы и полы в богатенькой семье. Переживу. Переживу, сказала! Сцеплю зубы и как смогу стану маскировать своё презрение. Но, если меня осудят как нелегалку, проведут расследование и выявят, сколько и как я наживилась на Сове, не отчисляя налога тетрархам – буду корячиться на общественных работах, пока не покрою долг. Скоро подземка, черта между фавелами и приличными спальными районами. Вот там уже точно можно будет сесть на ночной автобус. Если не поймают. Потому что, если поймают… можно ещё что-то сделать, уймись сердце – не поймают, чтобы наказание ужесточили. Чтобы мне не как воровке и нелегалке выплачивать долги, а чтобы меня, как опасную, переправили на Беркут. Тогда нужно вызвать как-то Совина, в камеру, и попытаться его убить. За убийство Влада его отец будет вправе убить моего старшего ребёнка, которого у меня нет. Всё по закону. Всё по гавёному талиону. Только не работать на их благо. Лучше гнить в каменном мешке. Талион – прекрасный и жуткий в своей справедливости. Око за око. Не страшно. Ничего не страшно. “Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережёт ее”. Я сберегла. Сберегла. Вот он вроде самый старый дом в трущобах. Как стоит – непонятно. Дунешь ведь – посыпется. Два выхода. А сразу за ним – магистраль.

Свет фар, рукой закрыла глаза – потеряла драгоценные секунды, чтобы развернуться назад, в калитку чужого дома. Обман. Ничего бы не вышло. Сто пудов, у второго входа ещё один служебный мазурик.

– Проверка документов. Предъявите ваш чип-паспорт.

Лейтенанту жарко – в одной рубашке, без кителя, ночью.

Я натянула поглубже капюшон.

Нужно попробовать бежать. Просто, хотя бы потянуть время. Вдруг случится чудо. Уже очевидно – они увидят мой паспорт, в нём и фамилию, и ауру терхи, и то, что терха эта не платит налоги уже много лет.

Всякое-чего, но вдруг драить унитазы я буду в белоснежном дворце тетрарха?

– Стоять! – напарник лейтенанта выстрелил вверх, стоило мне рвануть вниз по улице. Быстро он, держал меня на прицеле.

Плевать, пусть убьют.

Возвращение домой, в собственную спальню, где до сих пор одна стена обклеена снимками Влада – я содрала бы их первым делом, не разбирая вещей. Руки с дороги помыла бы только после.

Возвращение было лишь призраком.

Столько чудес нет в запасе даже у Господа. Наверное, сегодня он уже сделал для меня всё, что мог.

– Стой, стрелять буду!

– Не жди, стреляй! – я запетляла зайцем. Если уж попадёт, главное так, чтобы не ранил, а наверняка застрелил.

– Стой! – одновременно с выстрелом и ветром в ушах, пронёсшим пулю мимо меня.

Куда деваться, когда добегу до забора, что закрывает тупик, я придумать не успела. Литая капсула чёрного спортивного мазмобиля приземлилась едва ли не мне на ногу.

Ну вот и всё, добегалась.

И ни разу не попали, даже не ранили, не сложилось поваляться в тюремном госпитале.

Водительская дверь поехала вверх, и прямо на свет ржавого фонаря выскользнул человек. Точнее, Хорёк.

– Тыковка, я тебя обыскался. Чего не берёшь трубку? – мотор не заглушил, лениво облокотился о бок мазурика.

– Я же просила! Какая, к чёрту, тыковка? – выплюнула и согнулась, тяжело дыша.

Он уже сменил рубашку на голубое поло. С его глазами – ужасное сочетание. Футболка подсвечивает их так, что даже здесь, в корявом свете фонаря, они, как будто горят голубым пламенем. Эта яркость, в сочетании с показательно весёлой улыбкой – жуть.

– Погоди-ка, вспомню: никаких зверей и сладостей. Где ты ела сладкую тыкву?

Вообще-то, на Вороне, но не суть.

– Господин Совин, – пистолета уже нет в руке лейтенанта. – Хм, миграционная служба Совы, лейтенант Андоне, – правая рука у виска, представился по форме. – Плановая проверка документов…

– Вы свободны, лейтенант. Садись, тыковка.

Офицер крякнул, но нашёлся:

– Я говорю: плановая проверка документов, девушка отказалась…

Совин чуть дёрнул щекой:

– Лейтенант. Вы. Свободны, – чуть помедлил и добавил: – я сам проверю у девушки… документы.

– Но! Господин Совин…

Он заткнулся, когда Совин резко скинул свою леность, шагнул ко мне. Рука миграционщика скользнула на кобуру. Я хотела было вякнуть, но не успела – он подхватил меня на руки, перекинул через плечо и как ни в чём не бывало усадил на пассажирское сиденье.

Я даже возмутиться не успела! Секунда, и я уже сижу. Сразу открыла окно – услышать, как он объяснит происходящее жандармам.

Ни звука. Хорёк просто сел на своё место, пристегнулся, рывком перекинул через меня ремень. Мазурик поднялся в полной тишине. Легавые остались внизу.

– Терпеть не могу личные разборки при слугах, – я вздрогнула от его голоса, только привыкнув к тишине.

– Слугах?

Он махнул в воздухе рукой:

– Слугах, подчинённых… при персонале.

Чего ещё? На этой тетре есть кто-то, кто не относится к обслуживающему персоналу в его иерархии?

– Не стоит благодарности, мне было несложно, звони в любое время, если будут проблемы. А лучше бери трубку, когда звоню я.

– Что?

– По правилам ты должна была меня поблагодарить, но я, видно, не расслышал, так тихо ты это сказала, вот и ответил.

Чего?

– По каким правилам?

– Мужчины и женщины, флирт, ухаживания, взрослые отношения и прочая лабуда.

– Тоже вычитал в сети?

Он вёл мазурик, плавно крутя руль, смотрел при этом только прямо. Идеальный водитель с безупречным стилем вождения усмехнулся:

– Обижаешь. После нашего разговора я понял, что всё, что там написано, с тобой не работает. Решил, что мне нужен личный консультант.

Что?

– И? Пошёл к психологу? Проститутке? Просто женщине? Или взял консультацию у Димитры Константинеску?

Хорёк проигнорировал укол, улыбнулся, отвлёкся от воздушного шоссе, чтобы посмотреть на меня:

– Так ты тоже мной интересовалась?

– Закатай губу. Чтобы быть в курсе твоей личной жизни, можно просто иногда заходить в новости. Так что тебе сказал психолог? Или кто это был?

– Тыковка, я не трачу время на дилетантов. Психологи же… у меня нет времени ковыряться, что там у меня из детства.

– Господи, ты расскажешь или нет?

– Сексолог, дорогая. Отличный парень за хорошие деньги растолковал мне, как и, что нужно делать, чтобы такая, как ты, перестала на меня рычать и… хотя, можешь и рычать, но в отдельных ситуациях…

О Господи, можно это не слушать?

– Послушай, Влад, – хоть “спасибо” всё так же из меня не выдавливается, но в одном он прав – я ему благодарна. Совсем немного. – Между нами ничего нет, и никогда не будет. Останься ты последним мужчиной, а я последней женщиной на Экмаоне – люди вымрут, как вид. Ты не привлекаешь меня физически, а твоей репутации мне достаточно, чтобы… я не люблю места общественного пользования.

Центр под нами становится всё ярче.

– Куда мы летим?

– Домой. Моя репутация… как бы это помягче… преувеличена.

– Мне плевать. Ты меня не интересуешь и я… – во время моей тирады он спокойно смотрел на светящийся город, как вдруг резко спланировал на несколько уровней ниже. У меня желудок подступил к горлу. Совин перебил:

– Новейшая разработка: нанокристаллический углерод, прототип графеновой филаментной лэд лампы, отдача сто люмией светового потока на каждый Ватт потребляемой мощности. Свет рассеивает без бликов, равномерно. Цветопередача, почти девяносто процентов…

Чего?

– Господи, о чём ты?

– О новой световой технологии, о чём же ещё? – он снова следит за дорогой, больше не улыбается – и то хлеб. – Недавно поменяли освещение в здании консорциума, смотри, отсюда, как сияет.

Сияет, и правда, красиво. Думаю, если заморочиться, и с линеечкой выверить центр тетры Совы – консорциум будет точно в яблочке.

Только, если измерять без окраинных фавел, чьё размножение не поддаётся контролю властей.

Мой мазфон коротко завибрировал сообщением, я потянулась к карману, Совин глянул на часы.

“Ждём всех у нас. Настолки и выпивка. Дома будем через час”.

Очень кстати. Вряд ли я сегодня усну.

– У тебя кто-то есть?

– У всех кто-то есть. У тебя тоже. Полный комплект: и жена, и любовница.

Он поморщился.

– Жену я не видел много лет. То, что мы не разведены официально – политическая необходимость, не больше. Встреться мы на улице, даже не узнаем друг друга. Димитра же… с ней тоже нас давно связывает только дружба и память о первой любви.

Очень сомневаюсь, что сама Димитра думает так же.

– И всё?

Чёрт, гавёное любопытство!

Теперь он отвлёкся, чтобы посмотреть внимательнее. Некоторое время помолчал.

– Не всё.

– А…

– Подробностей не будет.

– Как мило. Кадришь меня, когда весь штат уже укомплектован.

Он скинул высоту, припарковался у шикарного отеля в центре. В полной тишине вышел из мазурика, открыл мне дверь, подал руку.

Встав на ноги, пробовала выдрать – бесполезно.

Не отпускал и у ресепшена, пока снял на себя люкс.

– Ты зря стараешься, я не стану с тобой спать, – мы поднимаемся в полностью прозрачном лифте в пентхаус.

– Ты зря стараешься, мне есть с кем спать, – выдвинул спокойно. – Если бы ты подумала, то поняла бы это. Секс на Сове… примерно как жильё. Чем дальше от консорциума, тем доступнее. Я же привёз тебя в самый центр.

Я подвисла, не в силах постичь эдакие мудрёные мотивы.

Дальше – единственный номер на этаже, который он открыл своей картой. Прошёл, вставил карту у двери – в помещении вспыхнул свет. Влад обошёл каждую комнату.

– Я только воспользуюсь ванной комнатой и…

– Номер оплачен на неделю, – перебил меня заносчивый, наглый хозяин жизни, снова занявший тело Совина. – За это время твои проблемы утихнут, здесь, – он положил карту на тумбочку, – немного денег на сменную одежду. Считай это благотворительностью. Я не собираюсь тебя домогаться, или принуждать. Я чётко обозначил тебе план. Сливаем ауры, летим на аудиенцию, беседуешь с ним, узнаёшь, что ему нужно от наследницы Вороновых, летишь в свою дыру. Чем быстрее ты будешь готова, тем лучше.

– Засунь себе в глотку свою благотворительность! – прошептала в дверь, когда та мягко закрылась за ним.

А через час уже была вписана в маленький мотель на окраине юга Совы.

Ещё через пол – дрожа от холода, вошла в замшелый автосервис. Меня с порога встречал голос Лео:

– Ну наконец-то! Теперь все в сборе! Можем начинать. Получайте зарплату, детки! Монстр, давай тащи мешок!

– Это когда мы уносили ноги, он тащил, а сейчас, бумажки принести ему раз плюнуть.

– Помолчи, твоё величество! А то в следующий раз сам потащишь мешок с грузом!

Под гневным голосом бугая-Монстра Король ключей заткнулся.

– Ладно тебе, здоровяк! Ему главное – отмычки унести, а ну как что забудет, – я хлопком по руке поздоровалась с Монстром, также с Королём Ключей. Лео только кивнула, а Гений, как я вошла, даже не оторвался от монитора.

10 лет назад

Самое элементарное – поговорить с мужем. Подкараулить его, когда он будет один, заставить смотреть на себя, слушать, умолять дать мне шанс, доказать ему, что я хорошая жена. Я думала об этом, пыталась даже, но, всякий раз, когда вот, выходи, схвати его за руку, говори! Я оставалась на месте и ждала всякого-чего, пока он не скроется в дверях или сядет в свой мазурик.

Да, пусть я грязная уродка рядом с ними, они правы. Пусть мой отец предатель, а я никчёмное создание, у меня уже нет иллюзий, что они заблуждаются.

Но я не могу просить о любви. Даже об уважении.

Если только ползать на коленях?

Но я даже этого не могу.

Каждый раз, когда мне что-то нужно, приходится чуть ли не неделю уговаривать себя заговорить со свекровью или свёкром, прекрасно зная, какой ответ получу.

Я настолько никчёмная, что даже не умею попросить за себя.

Всё, что остаётся – смиренно нести свой крест. Такую дорогу избрал для меня Господь, и не мне сомневаться в его справедливости.

Зря бабушки врали мне про папу, зря говорили, что он был не виноват, что император сам заигрался с магией, а папа – просто козёл отпущения. Не нужно было меня щадить, нужно было всё рассказать, так я, хотя бы, была бы готова.

Дверь распахнулась, я машинально вытерла слёзы – так и не удалось сосредоточиться на вечерней молитве. Даже этого я теперь не могу.