Когда часы пробьют вчера

– Кто?

– Ё-моё! Ну я почём знаю? Задолжал может, кому? Или не поделил чего? Кто их, этих богатеев разберёт?

– А глава семьи?

– Так носа и не кажет. Хозяйка держит мину, всем говорит – деловая поездка, но что-то мне подсказывает…

– Думаешь, криминал?

– Думаю, баба у него! Вот что я думаю! А она развод ему, стерва, не даёт, вот он и психанул.

11 лет назад

Светлый, просторный коридор, больше похожий на вытянутый бальный зал – будь я тетрархом… будь я тетрархом на Вороне, будь у меня такой коридор, пользовалась бы им, как приёмным залом. Никто из воронов даже и не подумал бы, что столько мрамора можно вбухать в коридор.

Мислав, не предупредил, завернул за очередной поворот, и мы оказались в столовой. И в этой столовой точно можно устроить приёмную тетрарха! Даже танцы провести, или ещё всякого-чего!

За столом сидели…

Очень много людей!

Все взгляды устремились на нас с Миславом – мне захотелось уменьшиться. Стать маленькой, чтобы меня перестало быть видно.

Секунды тишины, и в мир вернулись звуки. Первыми заскрежетали приборы, кто-то неспешно заговорил, я сосчитала до тридцати и подняла глаза – на меня смотрела только одна девушка, из присутствующих. Единственное свободное место за столом – напротив неё.

У меня за спиной кто-то громко вздохнул и послышалось:

– Идите за стол, – сказано, словно сквозь зубы.

Если бы я могла пошевелиться!

Меня легонько подтолкнули в спину, ноги засеменили сами.

Хотелось одновременно и исчезнуть, и в то же время крикнуть: эй! Я же здесь! Почему вы все меня игнорируете?!

Секунда, чтобы занять пустующее место. Вторая, чтобы сделать вдох. Третья, чтобы собраться и оторвать взгляд от тарелки. Четвёртая, чтобы пропасть – напротив меня сидел он.

Ошибки быть не может. Место за столом было свободно не напротив шикарной блондинки, напротив мужчины, который обещан мне в мужья.

Влад Совин.

Никогда, ни при каких обстоятельствах я не перепутала бы его ни с кем! Он оказался ещё красивее, чем в газетах! Идеальное, с резкими, крупными чертами лицо. Квадратная – ужасно мужественная челюсть. Прямой нос, голубые, как небо глаза, и просто потрясающие золотисто-белые волосы. Их так хотелось потрогать, просто чтобы убедиться – они такие же мягкие, как мне и показалось. Стильная стрижка – выбритые виски как будто оковы для густой, но на макушке уже не так строго остриженной, гривы волос. Как будто рожь на Воронов, которую колышет ветер – моя рука.

Я смотрела на него и задыхалась. Просто не могла поверить, что передо мной живой человек, не божество. Он так отличался от уроженцев ворона: смуглых, загорелых, с тёмными глазами. Я буквально ослепла от его красоты: от почти прозрачной кожи рук, ото льда светлых глаз. Меня ни капли не беспокоило, что эти глаза ни разу на меня не взглянули: одна его рука была под столом, вторая держала вилку. Он смотрел во главу стола, а его рот чуть улыбался.

Просто глаз не оторвать!

Но в какой-то момент пришлось: за столом снова воцарилась тишина. Идеально-кукольные женщины и их спокойно-властные мужчины, все сейчас переводили взгляд с тетрарха Совина, который встречал меня по прилёте, на мужчину, по правую руку от него.

Судя по всему, последний что-то спросил. Затянувшуюся тишину нарушил звенящий мужской голос:

– Всё останется, как прежде. Воля императора – закон. Раз ему так угодно, мой сын отныне женат, но ни состав семьи Совиных, ни жизнь Влада от этого никак не изменится.

Что это значит? И что за вопрос был?

Вот раззява! Засмотрелась на жениха, да пропустила всякого-чего!

Присутствующие со временем отмерли, вернулись к еде, к тихим разговорам с соседями, которые были прерваны. На меня снова никто не смотрел. Хотя нет, девушка напротив – безукоризненная блондинка, очень похожая на Влада, и сидела она рядом с ним, похоже, сестра. Пусть под чадрой не видно, но я улыбнулась ей так сильно, как только смогла – она увидит по глазам.

“Уверена, мы подружимся! Станем сёстрами!” – говорила я без слов.

Она снова улыбнулась и шепнула что-то в самое ухо моему жениху, приблизившись близко-близко.

Какие доверительные у них отношения – она прижалась самой грудью к его локтю…

Я не успела додумать, мысли просто вышибло из головы, когда он посмотрел на меня. Сестра ещё что-то шептала ему на ухо, когда его глаза скользнули по мне, губы еле-еле дрогнули, он даже развернулся от своей шептуньи, показывая мне яркую родинку на правой скуле. Вилка громко звякнула о мрамор пола, и я на рефлексах бросилась за ней. Схватила злосчастную серебрушку… ещё секунда, просто выдохни, Сариша! Потому что ещё один такой взгляд, и твои лёгкие просто перестанут функционировать.

Я не могла не посмотреть на его ноги под столом. На идеально чистые кеды, лёгкие брюки. И на женскую руку, лежащую на этих брюках, поглаживающей и сжимающей его… то самое место.

Каждая клеточка моего тела готова была вырваться, прорваться сквозь толщу кожи. Невыносимо заболели рёбра – я обхватила себя руками.

Прошло несколько секунд под столом, но их хватило, чтобы мой мир лопнул.

Инцест запрещён даже на Вороне. Либо она не сестра, либо…

Что из этого страшнее, я даже не могу представить: даже всей моей любви не хватит, чтобы замолить такой грех моего жениха и его сестры. Их души уже не спасти.

Перекрестилась по привычке. Я попробую, очень постараюсь. Все силы приложу, день и ночь стану поститься.

Женские пальцы с длинными ярко-алыми ногтями оторвались от своего занятия и сложились в такую комбинацию… вызывающе вытянутый средний палец из ряда сложенных в кулак.

“Если же рука твоя или нога твоя соблазняет тебя, отсеки их и брось от себя: лучше тебе войти в жизнь без руки или без ноги, нежели с двумя руками и с двумя ногами быть ввержену в огонь вечный”.

Я не думала всякого-чего. Я просто сжала вилку посильнее и со всего размаху всадила её зубцами в эту мерзкую руку.

Прости меня, Господи. Я знаю, что нельзя причинять боль своему ближнему, но, будем честны: нас слишком много и на всех тебя не хватает. Я побуду твоей карающей дланью. Теперь она не сможет грешить, ни с собственным братом, ни с чужим женихом, чем бы это ни было.

Глава 3. Этих встреч мне будет не хватать

Наши дни.

Я нетерпеливо свайпнула по экрану мазфона: 00:00 – пора!

Сердце ухнуло в живот, лишая меня возможности дышать спокойно.

Ещё раз глянула на себя в зеркальце, тряхнула шоколадными кудрями, потушила свет и сняла платок с красивого, круглого зеркала в тяжёлой раме.

– Ну наконец-то! – шагнул мужчина в темноту моего жилища. – Ты где? Твою мать…

– Тшш, – я ногой откинула стул, о который он споткнулся. – Я здесь, пойдём.

– Пойдём, – мужские пальцы на диво безошибочно нашли мою руку, переплелись с моими пальчиками. – Грёбаная темень! Вот зачем!…

Он продолжал нудить всякое-чего, ругаясь сквозь зубы, шагнул в зеркальный портал, я юркнула за ним. Не оглядываясь, он чуть притормозил, сжал мои пальцы.

– Пойдём, кто знает, на сколько хватит, не стоит рисковать.

А когда переход закончился, и мы шагнули в мужскую спальню из напольного зеркала, я оказалась у него на руках.

– Привет, – улыбнулась и потянулась к его губам.

– Привет, – выдохнул, как только я ему позволила.

Стекла с мужских рук, и в полной тишине, держа его взгляд в освещённой бра спальне, потянула пояс плаща. Откинула ставшую ненужной тряпку, осталась стоять в белье.

Рывок и он смёл меня, бросил на постель. Пальцы путались во множестве тонких цепочек: на талии, от шеи до груди, бедра… Путались, запинались, но каждое сбивчивое касание будило сокровенное, где-то внутри, в самых недрах меня.

Ведомая его рукой, я согнула ногу в колене… медленные поцелуи потянулись сладкой нитью от пальчиков, через браслет на щиколотке, вверх по гладкой коже, когда горячие губы коснулись внутренней стороны бедра, я дёрнулась, зазвенев тонким переливом.

Он усмехнулся, ткнулся носом в то место, где лямка трусов перечерчивает бедро, и продолжил поцелуи.

А я дышу через раз, ожидая, что каждый новый раз его губы коснутся меня не так, не здесь. Нетерпеливо хватаю жёсткие волосы, пытаюсь направить… слышу смешок.

Одна нога, другая… нет сил терпеть!

Я, в конце концов, не железная!

Собрала остатки воли и опрокинула его на спину. Поёрзала по мужскому паху – теперь моя очередь!

– Ах, так, – скольжение руки по моей спине – я выгибаюсь дугой, больше не чувствую давления лифчика, а вместо него, мужской рот вбирает в себя сосок, и тут же другой, под мой всхлип.

Ёрзаю, пытаюсь расстегнуть его брюки.

– Так нечестно, – всхлипываю, пальцы дрожат, не слушаются.

Он делает вид, что не понимает. Что, кроме моей груди, ничего на свете его не заботит. А как только я верю, расслабляюсь, тут же снова оказываюсь на спине.

Единственная одежда – трусы из золотистого кружева – уже смялись в его кулаке и выброшены долой, теперь шершавые ладони крепко фиксируют ноги.

– Вот теперь всё честно, – последнее, что я слышу, пока мужской язык не скользнул в меня.

Больше нет звуков, нет ничего, ни всякого-чего, есть только горящие глаза – я вижу их, изредка выныривая из блаженства. Владелец глаз жесток – он не церемонится, не готовит меня. Резко и всеоглушающе он погружает меня в эту пучину наслаждения, на границе с безумием.

Мне он недоступен – стоит только протянуть руки к голове между моих ног, он тут же ловит их, фиксирует, не даёт коснуться. Мне только и остаётся, впиваться в шёлк простыней, подушек, извиваться, не имея ни шанса вырваться.

Пальцы впиваются в кожу на бёдрах так, что не будь мне так хорошо, было бы больно. Как пить дать – останутся синяки. Плевать!

Если бы не эти пальцы, которые всё меньше и меньше контролируют силу, можно было бы подумать, что ему всё равно… на мои крики, на вопли, на смятые под ногтями простыни и искусанную подушку, но я открываю глаза и вижу – он горит. Слушает, впитывает…

Подчиняюсь его воле, позволяю векам закрыться, и, наконец взлетаю. По пути разрываюсь на тысячи ошмётков.

Он не даёт мне опомниться, уже чувствую его внутри. Он входит, наполняя собой лоно, накрывая губы поцелуем. Долгим, глубоким, деля со мной мой собственный вкус… Под сильные толчки я забираю всё, до капли.

Хрипы, что вырываются с его дыханием, оседают сладкой музыкой в ушах.

Мужчина во мне нетерпелив – он слишком долго терпел, теперь намерен получить своё. Тяжесть большого тела, кожа, влажная от пота, толчки горячего члена внутри меня, его тяжёлое дыхание, мои стоны, в которых всё сладострастие мира – музыка, перекликающаяся со звуками ночи.

Два спаянных диких зверя.

Потому что животного во мне едва ли меньше, чем в нём.

Стоит ему только излиться, я не даю ему времени отдохнуть, зная, ему и не надо. Как только член наполняется, оживает под моей рукой – я сама седлаю его.

Теперь будет, как я хочу!

Теперь можно не спешить.

Я начинаю двигаться медленно: привставая, опускаюсь, вращаю бёдрами, наслаждаюсь своими ощущениями и тем, как он не сводит прикрытых глаз с золотой цепи, идущей от шеи, вдоль груди, замыкающейся на талии.

Ускоряюсь – он напрягает бёдра, входя в меня ещё глубже. Мой стон заглушает его, и мужские пальцы смыкаются на цепочке, заставляя меня опуститься на него животом. Он входит под другим углом, и я теряю контроль, плавясь от остроты ощущения.

Руки скользят по спине – я легонько прикусываю солоноватую кожу ключицы. Он принял это, как новый раунд: томно огладил мои бёдра, не прекращая движений внутри, я с упоением зализываю укус – его пальцы поигрались с цепочками на ягодицах. Мягко он надавил мне на попу – я опять застонала, от глубины проникновения и своего ощущения.

– Тшш, расслабься. Я сам, – не соврал.

Мне только и осталось, что хвататься за остатки себя, плавиться в этом заглушающем здравый смысл удовольствии.

Когда он снова победил – я закричала, содрогаясь, чувствуя, наполняющее меня семя.

– Останешься? – спросил, когда попытался переложить меня на другую руку.

– Ты же знаешь, что нет, – голос не дрогнул, чего не скажешь о сердце. Самая глупая мышца. Никчёмная. Гавёная.

Чмокнула его, куда пришлось – в бицепс, и стала одеваться.

– Что, уже?

– Да, завтра рано вставать.

– Мне тоже, – он поморщился. Дела, запланированные на утро, ему, явно, не по душе.

Мне, в общем-то тоже, но…

– Над чем работаешь? – кивнула на бумажки, сваленные на столе.

Негу с него как рукой сняло – рывком подхватился с постели, и, как был, так и подошёл к столу. И садиться не спешит – красуется подлец.

Как тут удержаться? Я только и успела поправить украшения и надеть бельё, подошла вплотную, разглядывая там всякое-чего.

– Ты знаешь, что у тебя очень красивые глаза?

Я фыркнула:

– Это не мои глаза. Это глаза, которые видишь только ты, – отбрила без намёка на сожаление.

– А мне кажется, нет, – он прикусил кончик карандаша, просто-таки вынуждая меня пялиться на его рот, – мне кажется, что глаза у тебя, как раз таки настоящие…

– Чего только не померещится впотьмах! – я всё же поцеловала его. – Рассказывай, а не то…

– Угрожаешь?

– Предупреждаю, что не бывать тебе завтра бодрым и свежим.

– Ой, напугала-напугала, – ненадолго он задумался, чтобы спросить: – ты, случайно, не с Вороны?

Я даже не дрогнула.

– Нет. Почему ты спрашиваешь?

– Да так…

Как мило.

– Так что там? Будешь рассказывать?

– Да всё как всегда, – голый, он сел за стол. – Опять…

– Прикройся уже, – сунула ему на колени подушку – первое, что попалось под руку.

– Тебя отвлекает моя неземная красота?

Меня, ты, в принципе, отвлекаешь. Но я буду не я, если признаюсь в этом. Облезешь.

– Так, я пошла.

– Стой! – чужие пальцы – гавёный наручник на моём запястье. Я только выгнула бровь.

– Прости! Останься, мне, и правда, не помешает твоя помощь. Грёбаные воришки…

Ну вот, а сразу нельзя было?

Меня окатило злостью: никаких всяких-чего! Никакого флирта! Никаких нежностей! У нас договор – секс и ничего больше! Никаких привязанностей!

– Снова обчистили дом, на котором стояла моя система.

– Кто?

– Полиция считает, что та же грёбаная банда. Я думаю так же – слишком филигранно. Чересчур тонко. Твою мать, никаких зацепок! Они на раз-два… играючи! Обезвредили все мои камеры!

– Ты злишься? – я изучала знакомую схему охранки.

– Да. Нет. Нет! Не то что злюсь… с одной стороны – они, эта банда…

– Уверен, что преступник не один?

Встал, заходил по комнате:

– Сто процентов! Один бы не справился физически. Это была новая, последняя грёбаная охранка. Консорциум только презентовал её как беспрецедентно-безопасную. Член совета тетры покупает её тут же – вся Сова знает, что в его дом не пробраться… Да что Сова! Каждый магвизор мира транслировал репортаж! И, проходит семь недель с установки, твою мать, как они вскрывают и её, ладно предыдущие! Но эта! Одиннадцать камер нужно было отключить одновременно, только тогда отключились бы остальные по периметру…

Он вцепился пальцами в собственные волосы, сжал голову.

– Они мешают тебе?

– Они… с одной стороны – они стимулируют меня. Заставляют работать лучше, сильнее, следующую систему выпустить более совершенной…

– Какая другая?

Некоторое время он молчал. Встал и не подумал одеться, сделал несколько шагов.

– Я… – внимательный взгляд, в нём отчётливо читается: сказать? Не сказать? – Скоро у ювелиров могут появиться сомнения. Если так легко вскрывают мои домовые охранные системы, как я могу гарантировать сохранность их алмазов?

– Ты преувеличиваешь. Надёжность хранилища консорциума, уж извини, не твоя заслуга. Там магия десятков поколений Совиных. Да что Совиных! Тетрархов Совиных! Ни один вор в здравом уме не сунется туда, а если у него нет ума, всё равно ничего не выйдет.

Острый, злой взгляд, и:

– Все знают, что магия мельчает, – он махнул рукой на стену, которую украшает несколько фото небоскрёба с разных ракурсов, – величие консорциума Совиных – фикция.

– Ты поэтому ночами напролёт сидишь за своими проектами?

– В любой момент, любой человек без магии может что-то сделать, представить инновацию, рядом с которой крупицы магии зеркальщиков будут просто пшик.

– И ты…

– Я хочу быть этим человеком. Не сегодня – завтра магия закончится. Не будет зеркал, переходов, тетры окончательно… – он запнулся, а я преувеличенно-увлечённо рассматриваю всякое-чего в его чертежах. Откуда мне, простой девушке, знать, что он имеет в виду контроль тетрархов над климатом и движением своих тетр? – неоткуда. – У меня просто нет возможности… нет места для импровизаций. Для состязаний. Мне сейчас не до экспериментов. Твою мать! Мне просто нужна крепкая охранка, которую невозможно будет вскрыть… Пока, выходит так, что любой человек может установить систему безопасности ничем не хуже, чем моя.

– Ты преувеличиваешь, у тебя репутация, консорциум, сила тетр…

– Которой хватает только, чтобы менять личины!

– Не только! Ты освоил зеркальный портал!

– Чтобы забирать тебя! Водить к себе любовницу!

– Нужно подумать, как использовать это! Десять лет назад умение ходить зеркалами было безвозвратно утеряно. Теперь – тебе это как раз два…

– Ты преувеличиваешь! – он перестал расхаживать и всё же надел трусы. Хвала Господу!

– Нисколечко, – говорить мне с ним гораздо проще, когда его член прикрыт. А не так, как любит он.

Так проще думать.

Я подошла, прижалась к сильному телу. Поцеловала чуть колючую щёку.

Манёвр удался, он отвлёкся, и секунда, которая была мне нужна, пролетела для него незаметно.

Я же…

Пальцами пробралась под тыльную сторону его ладони, и время здесь и сейчас замерло. Бим-бом! Раздался бой у меня в голове. Я точно знаю, где мне нужно оказаться: в главном хранилище алмазного центра Совы. Прикрыла глаза, чтобы увидеть то единственное, что сейчас для меня существует: циферблат часов. С немыслимой скоростью старинные стрелки в моей голове полетели вперёд, словно ржавчина и коррозия им никакая не помеха. От громоподобного бома человек мог бы оглохнуть. Почти каждый, но не Воронов.

Огромное полотно циферблата сменил причудливый браслет планет – новый день пришёл, осталось среди всякого-чего найти то самое место.

Выбираю нужный мне шарик, чуть мешкаю, но всё же нахожу Сову, среди парящих островов над пышущей бездной земли.

Подушечки пальцев щекочут мужскую ладонь – он не может не побывать в хранилище единожды в день.

Бомс!

Широкоплечая, чуть долговязая фигура прошла по коридору – сейчас он меня почти не интересовал. Я отмечала, как при его приближении к очередной двери срабатывали датчики движения, загораясь красным. Да, да, и на свет они тоже реагируют, он приблизился к тяжёлой бронированной двери, я, невидимая, несуществующая для него в этом времени, спокойно стояла у него за спиной.

Он поднёс руку к кодовому замку – ну же! Нажимай!…

Ещё немного, совсем чуть-чуть и я…

Бомс!

Не успела!

Меня выдернуло из завтра без плавных переходов и вступлений. Как чужеродный объект. Немудрено – это одна из сотен вариаций его завтра, мне там места нет.

– Я, твою мать, просто не представляю, что ещё придумать…

Отличненько! На этом мы и остановились.

И, раз уж предыдущий поцелуй мне перебила вынужденная ходка, то чмокнула ещё раз, не глядя на него, стала поправлять золотые монетки на поясе, игнорируя головокружение:

– Я даже не знаю… может быть, – стараюсь, чтобы звучало как можно небрежнее, – что-то такое, что можно было бы включать, когда хозяев нет дома, и что дало бы сигнал на твой пульт, нет таких девайсов?

Хлоп-хлоп ресничками.

Он сам не понял, как я вложила в его пальцы его же кубик-головоломку.

– Подожди-подожди… ты сейчас говоришь о датчиках движения, – мужские пальцы принялись перестраивать головоломку. Смотреть при этом он продолжал на меня.

– Да-а-а-а-а-а? Надо же! Уже кто-то додумался до нас!

– Да, мой дед. Но мы используем их только в хранилище консорциума.

– Вот и хорошо. Что мешает поставить их в частных домах?

– Это дорого, и придётся напрячь техников… да и… что это даст? Проще, чтобы сигнал шёл на пульт жандармерии.

Так как пришла я в одном плаще, то надевать его не торопилась – в этом доме тепло даже ночью. Села на кровать, поджала под себя ноги. Развернулась так, чтобы вид груди, поддерживаемой дорогим бельём, предстал ему особенно выгодно. Ну и живот втянула.

– Проще, может, оно и проще. Но тебе нужно преимущество…

Светлые, цвета летнего неба глаза, ласкают мою грудь.

– Что-то, что есть только у меня, но не будет ни у одного, сколько угодно талантливого грёбаного технаря, – он развернулся ко мне прямо с креслом.

– Что-то, что ты не воспринимаешь, как своё преимущество. Ты просто привык к нему…

– Так, да… должно быть что-то… – он задумался. Кубик-рубик вернулся на место, откуда я его и взяла: с планшета на его столе. Ненадолго повисла тишина. Он всё так же не сводил с меня взгляда, можно подумать, что ответ найдётся у меня под лифчиком. Я стала перебирать волосы сквозь пальцы, расчёсывая. Давая ему полюбоваться и длиной – почти до попы, и естественными, непослушными кудрями.

Их я не меняла, когда придумывала свой облик. Только чуть осветлила – светловолосых кудряшек на Сове столько… хоть попой жуй.

– Когда-то мы договорились, что между нами только секс. Мы не флиртуем, не дружим, не…

– Твою мать. Ты снова хочешь уйти? – он бестолково дёрнул рукой. Как если бы не знал, куда её деть. Как ни парадоксально, но на его член мои слова подействовали… неожиданно. В белоснежных трусах стало визуально тяжелее. – Ты сама спросила! Грёбаный стыд! Я и не собирался вмешивать тебя…

Но зато он посмотрел и на меня. Не только на определённую часть меня.

– Нет. Раз уж мы нарушили наш договор, не страшно нарушить ещё кое-что: будем откровенны – я знаю больше, чем мне бы хотелось. Особенно, я понимаю, что все свои неудачи ты можешь списать на меня, как и те ограбления. Я с самого начала помогала тебе в каждой разработке…

– Я бы никогда…

– Я не об этом. Почему бы тебе не рассказать мне о прежней силе зеркальщиков? – я порылась в бумагах, среди всякого-чего нашла чистый лист. – Тебе нужно что-то, что есть только у тебя… тетра, связи… я не знаю, что это, но знаешь ты. И, скорее всего, воспринимаешь это, как что-то естественное, не…

– Я понял, садись, – он встал, уступая мне место, я не успела и рта раскрыть, как передо мной оказалась стопка листов и ручка, – про личину ты знаешь – я могу одеть человеку то лицо, которое он сам себе представит, или я, – он подождал, пока я запишу, а когда я подняла глаза, передо мной стояла тарелка с фруктами. – Зеркальные порталы, – он, всё так же, в одних трусах, уселся прямо на стол, крутя в руках нож, – я никому не говорил, что смог пройти по зеркалу. Насколько мне известно, на сегодняшний день этого тоже не может никто из Совиных, – он продолжал рассказывать, разрезая персик, – раньше, пока сила не стала уходить из тетрархов, каждый Совин мог пройти по своим зеркалам в любую точку мира. Отведай, – как ни в чём не бывало, сочный кусочек коснулся моих губ. Я приоткрыла рот. Его палец, истекающий фруктовым соком, задержался у моих губ. Мы синхронно сглотнули. – Условий немного: я мог бы войти и выйти только в своё зеркало, в котором моя личная сила.

– Другой член семьи?

– Исключено. У каждого Совина всегда есть свой офис в консорциуме. Что бы он ни сделал, как бы ни провинился – он часть семьи, общей силы, общего дела. Даже самая задрипанная дальняя ветвь. Он в любой момент может беспрепятственно войти в здание, попасть в свой офис. Пока сила была с нами, каждый Совин в своём кабинете заряжал свои зеркала. Консорциум – источник силы, нигде на Сове так быстро не заряжались зеркала, как в этом здании.

– То есть: ты можешь надеть личину на любого человека, и под ней никто не увидит его истинное лицо?

Он пальцами разломал вишню, вынул косточку. Одну половинку кинул в рот:

– Сладкая… – вторая часть оказалась в моём. – Сам же и могу ставить ограничения. Как в нашем случае: твою личину вижу только я, только я же и не знаю, как ты выглядишь на самом деле.

Ага, и тотем с твоей клятвой подкрепляет твою честность. А то всякое-чего.

– Что ещё ты можешь с личиной?

– Задать время, ограничение по конкретным людям… да что угодно. Главное – чёткость формулировок.

– А в этом ты мастер, – в меня брызнул апельсиновый сок, – эй!

– Прости, – этот жук наклонился и слизнул с моего плеча жёлтые капли.

Внизу живота заворочалось возбуждение.

– Смею надеяться, что не только в этом…