скачать книгу бесплатно
– Олег, уберешь потом обратно? – спросил я у него, имея в виду тетрадь, что он держал в руках.
– Хорошо, – кивнул тот.
То, что тетрадь не пропадет, я был уверен на все сто, так как точно знал – штурман работает на Никифорова, который наверняка не только изучил мои заметки вдоль и поперек, но и переписал.
– Сева, привет, – встретился нам на выходе майор Запашный, командир истребительного полка. Тот самый, который на найденном мною «ишачке» летает.
– Добрый день, товарищ майор, – ответил я, вытягиваясь, как и боец-провожатый, только он еще и честь отдал, а у меня головного убора не было.
– Я твой дневник возьму? Мне интересны твои мысли об использовании «чаек» как штурмовиков, хотим переоснастить четыре машины подвесками с эрэсами и попробовать при штурмовке прочесать немецкие тылы.
– Берите, конечно, товарищ майор, его как раз Олег изучает.
– Опять он первый ухватил, ладно, я к нему тогда. Вечером верну.
Запашный был у меня в последние три дня частым гостем. Когда пришел за машину благодарить, увидел дневник и вцепился в него. Час рядом сидел, читал, потом каждый день приходить стал. Изучал. Причем не один, да и записи какие-то в свой блокнот делал.
Никитин встретил меня у штабной курилки. Заметив издалека мои полосатые штаны и гимнастерку, наброшенную сверху, махнул рукой, подзывая.
– Боец, свободен! – скомандовал майор красноармейцу.
В курилке кроме комполка стояли комиссар и Никифоров. Начштаба не было.
– Суворов, тут такое дело. Ты в последнее время рядом с машиной капитана Кирьянова крутился?
– Ну да. Интересно же, товарищ майор. Представляете, оказалось, «пешку» создавали как тяжелый дальний истребитель, но переделали в бомбардировщик.
– И ты его изучал? – как-то отстраненно спросил Никитин.
– Изучал… с капитаном Кирьяновым, – пожал я плечами, с подозрением поглядев на собеседников.
– Поднять самолет в воздух сможешь? – поинтересовался Никифоров.
– Ну, как мне сказали, я пилот экстра-класса, летаю на всем, что летает.
– Капитан Кирьянов, как ты знаешь, погиб во время последней бомбежки, а нам нужно отправить разведчик. И кроме как «пешку», с ее мощной радиостанцией и скоростью, отправлять-то и нечего. Немцы прорвались, штабу фронта срочно требуются разведданные о силах немцев.
– А Лапин? – спросил я озадаченно, так как этот лейтенант успел с Кирьяновым сделать несколько учебных полетов.
– Лейтенант Лапин уже улетел. Связь мы сразу потеряли, как только он сообщил, что повстречался с «мессерами». Долететь до места прорыва он не успел. Так что лететь некому, «пешка» в единственном неповрежденном экземпляре есть, а вот лететь некому. Единственный вариант – это ты. Я был против, но это предложение… – не договорив, Никитин посмотрел на особиста.
– Я готов! – вытянулся я.
С пилотами на «пешки» действительно было швах, присланный инструктор, капитан Кирьянов, пробыл в полку всего три дня и погиб, так никого и не научив летать, кроме того же Лапина, хотя теоретическую учебу провести успел. Ребята старались, я тоже не отставал, когда удавалось сбежать из санчасти. Только, в отличие от их теоретических занятий, я «реально» летал на Пе-2. На симуляторе. Больше сорока часов налетал. А чего зимой делать? Вот и тренировался. Конечно, больше на истребителях, но и бомберы вниманием не обделил. Так что в себе был уверен, несмотря на задачу. «Пешка» в пилотировании удивительно сложный самолет. Хотя я «летал» на образце сорок четвертого года, а не сорок первого, но считал, что справлюсь – приборы с небольшими изменениями были те же.
– Точно справишься? Кирьянов, конечно, о тебе хорошо отзывался…
– Товарищ майор. На транспортном «Дугласе», который я до этого в глаза не видел, летал, и ничего, а тут бомбовоз какой-то, справлюсь, не волнуйтесь.
А вот тут после моих слов Никифоров буквально встал в стойку.
– «Дуглас»? – спросил он.
– Ну дали над аэродромом полетать, что тут такого? – отмахнулся я.
– Да, действительно, политрук. Выбора все равно нет. Вылет через двадцать минут. Штурманом пойдет Никифоров, он имеет опыт, а бортстрелком – сержант Степанов. Ясно? – сказал вдруг молчавший до этого комиссар. Видимо, у них действительно не было выбора, кому лететь. Но вот посылать пилота, о котором они ничего не знают, тоже о-о-очень странно.
– Ясно.
– Все свободны, через пятнадцать минут сбор у самолета Кирьянова, он один тут после бомбардировки в порядке.
– Ясно. Разрешите выполнять?
– Да беги уже, – улыбнулся он.
Собрался я быстро, пока парни расспрашивали, куда меня отправляют, натянул собственноручно ушитые солдатские галифе, гимнастерку с орденом, проверил, на месте ли документы, застегнул ремень. Надел сапоги, повесил планшет и кобуру с маузером. Проверил, ровно ли сидит пилотка, и, выбежав из санчасти, чуть не сбив с ног Лютикову, успел мимоходом чмокнуть ее в губки и быстро удрать, пока не получил сдачи. Добежав до столовой, выпросил три плитки шоколада и буквально подлетел к самолету, уже выкатывающемуся на взлетную полосу.
У «пешки» стояло командование, пара механиков и мой экипаж. На Никифорова, уже закрепившего парашют, я глянул мельком, а вот на стрелка – более внимательно. Сержанта я видел в первый раз, так что попытался составить о нем личное мнение. Судя по упрямому подбородку, тот еще тип, а какой он в действительности, в воздухе увидим.
– Взлетаете по команде, – сказал Никитин.
Я в это время застегивал ремни парашюта, который мне помогал надевать один из незнакомых механиков, и только кивнул, после чего, пропустив вперед Никифорова, полез в кабину через нижний люк. Степанов уже занял свое место и с интересом крутил головой у одного из ШКАСов.
Подсоединившись к внутренней связи, я достал из кармана свои очки и надел их вместе со шлемофоном.
– Как связь, слышите меня? – спросил я.
– Норма, командир, – ответил штурман.
– Слышу хорошо, товарищ командир, – отозвался Степанов.
С помощью передвижного компрессора запустил сперва правый мотор, потом левый. Погоняв их на холостых оборотах, нетерпеливо посмотрел на Никитина. Тем более что Степанов как раз доложил:
– Товарищ командир, связь со штабом фронта установлена. Прием довольно четкий.
Как только майор резко махнул рукой, давая разрешение на взлет, я дал газу и стал разгоняться.
Оторвавшись от земли, убирал шасси и спросил у штурмана:
– Курс?
– Тридцать два.
– Поворачиваем, – сказал я бодрым тоном, хотя с меня градом тек пот. Машину я так и не смог почувствовать, не давалась она мне, и было впечатление, что долго ее не удержу.
– Как дела, командир? – спросил Никифоров.
– Плохие дела, товарищ политрук. Не чувствую я машину. Уже три минуты летим, на два километра поднялись, а машину я не чувствую! – Мне хотелось плакать: был такого мнения о себе, а тут такой облом!
Это самомнение я получил, пробуя летать на самых разных типах самолетов, и на первых же минутах сразу понимал, что и как можно с машиной делать. Чувствовал ее. Даже во время авиашоу во Франции над аэродромом Серни-Ферте-Алле под Парижем в прошлом году на B-24 «Либерейтор», который мне разрешил пилотировать хозяин этого самолета. Так я почти сразу его «понял»! Несмотря на то что рядом сидел хозяин и с тревогой смотрел, что я делаю. Однако спор с дядей Жорой – что не справлюсь с бомбером – он проиграл. Мои возможности он знал хорошо, чем беззастенчиво пользовался.
– Возвращаться мы не можем… – начал было говорить Никифоров, но я досадливо перебил:
– Да не в этом дело! Я пока его не почувствовал, мне нужно время. Так что я сейчас буду делать небольшие маневры и виражи, вы внимания не обращайте, лучше за воздухом следите.
– Мы с курса сбились. Возьми на семь… это правее, – подсказал он.
– Знаю я, как ориентироваться, – пробурчал я, делая осторожный поворот направо.
Через некоторое время впереди показалась линия фронта. Благодаря дымам от горящей техники она была хорошо заметна.
– Курс семнадцать, – скомандовал Никифоров.
Повернув, куда он приказал, я внезапно для всех заорал:
– А-а-а! Есть! Чувствую машину!!! Чтоб ее… в… и…
– Командир, в чем дело?! – попытался докричаться через мой мат штурман.
– Я машину почувствовал!
– Все нормально? – осторожно спросил Никифоров.
– Норма! Все! Самолет мой! – И в подтверждение сделал бочку с выходом из пике.
– Командир, больше так не делай. Или лучше предупреждай, мы и так поняли, что у тебя все в порядке, – отчитал меня политрук под одобрительное молчание Степанова.
– Подходим к месту прорыва. Начинаем работу, – внезапно доложил штурман.
– Работаем, – ответил я.
Во время поворотов я внимательно осматривал землю, изредка отвлекаясь от наблюдения за небом. Особист постоянно бубнил, передавая данные о местоположении немецких и наших войск, количестве и вооружении. Честно говоря, что он там видел на изрядно задымленной земле, не понятно, но он не умолкал ни на минуту, при этом указывая, где и куда мне повернуть.
В километре от нас двенадцать «хейнкелей» бомбили наши войска, неподалеку висела «рама», от чего я крепко сжимал штурвал – так хотелось атаковать их.
– Командир, под нами мост и скопление войск. Штаб приказал разбомбить его, – сказал Никифоров, на миг прервав передачу данных.
– Ху…м, что ли?
Оба члена экипажа засмеялись.
– Нет. Думаю, вторым вылетом. Взять полную нагрузку и… Справимся?
– Не знаю, я истребитель. Не бомбил никогда. Попробуем.
Мы висели над войсками Вермахта еще минут тридцать, после чего ушли от места прорыва на юг, согласуясь со штабом фронта.
– Товарищ политрук, горючка на исходе, – сказал я особисту.
– Сейчас… Возвращаемся, нам дали разрешение.
Самое сложное – это посадка. К счастью, наблюдение за воздухом взяли на себя члены экипажа, так что отвлекаться мне не пришлось.
– Есть касание, – пробормотал я и стал притормаживать самолет, полностью убавив газ. Когда мы подкатили к месту стоянки, где нас уже ждали топливозаправщик, машина с бомбами и механики, я дал газу, лихо развернулся и заглушил моторы. От штаба к нам пылила полуторка с командованием.
Я последним вылез из машины и встал под ветерком, который остужал мое разгоряченное тело. Гимнастерка, вся в пятнах пота, стала слегка холодить тело. Сильно зачесалась спина, там, где рана. Потянувшись, я под гудение нагнетателя бензовоза и шум бензиновой струи, льющейся в бак, сказал присевшему рядом на снятый парашют Степанову:
– Хорошо-то как!.. Слушай, а нас кормить будут? А то есть охота.
– Не знаю, товарищ старший сержант.
– Будут, товарищ старший сержант, столовую предупредили… да вон уже несут! – поторопился обрадовать один из ползающих по самолету механиков.
И действительно, от столовой к нам быстрым шагом, даже можно сказать трусцой, спешили две официантки с термосом и корзиной.
Особист вместе с фотоаппаратом убежал в штаб, оставив у машины капитана Смолина. Переговорив для начала с механиками, тот направился к нам.
– Так, товарищ старший сержант. Теперь составляем рапорт о вылете. – На свет появился лист бумаги.
Вздохнув, я встал и, используя крыло как стол, согласуясь с капитаном, быстро накидал черновик.
– Нормально. Теперь набело.
Покончив с рапортом, отдал его капитану. Тот прочел, посмотрел на меня озадаченно, что-то добавил и поставил свою подпись.
«По-русски же писал, что это он так на меня посмотрел?» – подумал я, глядя, как начштаба неторопливо шагает через поле.
– Кушайте, товарищи летчики, – раздался позади девичий мелодичный голосок.
– Что у нас сегодня, Любаш? – спросил я у знакомой официантки.
– Вареники.
– Вишневые?
– Нет, товарищ летчик. С творогом.
Вернувшийся без фотоаппарата особист присоединился к нам. Быстро пообедав, мы снова заняли свои места и, получив разрешение, пошли на взлет.
– Ну ни хрена себе!!!
– Что? – спросил особист.
– Да как ей управлять теперь?! Мы сколько взяли?
– Так механик же говорил…
– Да, говорил, что полную, а сколько это?