Козетта

14

Приют располагался в большом двухэтажном бледно-сером особняке. В просторном дворе его гуляли парами стриженные наголо дети в одинаковых платьицах мышиного цвета. На лицах – и это сразу бросилось в глаза Серафиму – тоска и какая-то обреченность. Откуда-то, видимо из кухни, тянуло чем-то подгоревшим.

– Ну что ж, пойдем устраивать твою судьбу, – сказало он притихшей Козетте.

Мадам Паради оказалась сухопарой дамой неопределенных лет. Она приняла их в своем кабинете, сидя под портретом какого-то строгого господина в парике. Внимательно выслушав Серафима, она сказала:

– Хорошо, я возьму девочку в свой приют. Месье, вы может идти. О ней позаботятся.

– Слышите, позаботятся, – повторила она и неприязненно глянула на растерянно топчущегося на месте легионера.

– Ну, ладно Козетта. Давай прощаться. Будь молодцом, слышишь? – заговорил он нарочито бодрым голосом.

– Хорошо, дядюшка Серафимушка.– едва слышно прошептала она. Маленькая ладошка, на мгновение задержавшись в его ладони, выскользнула и безжизненно повисла вдоль тела девочки.

– Козетта, подойти ко мне, – строгим голосом сказала мадам Паради, вставая и выходя из-за массивного письменного стола за которым сидела. Козетта повиновалась.

Мадам тут же цепко ухватила девочку за руку.

– Все. Вы можете идти, месье.

15

С тяжелым сердцем он вышел за ворота дома мадам Паради. В каком-то тумане миновал несколько улиц, не особо заботясь о направлении. В конце – концов, какая теперь разница, куда идти. Он сделал для Козетты все что мог и теперь оставалось лишь дождаться, когда его путешествие во времени окончится.

Или все-таки не все?

Серафим вспомнил тоскливые глаза сирот, их бритые головы и резко остановился, сильно напугав при этом идущего ему навстречу господина.

«Нет, Козетту, нельзя там оставлять. Никак нельзя, – подумал легионер. – Но где тогда можно?»

И вдруг его осенило:

«Куропатов! Как же я сразу не подумал о нем. Граф – богач, да и у папы имение в Бессарабии. Ребенок будет воспитываться в довольстве, на свежем воздухе. Все-таки он мой должник и, надеюсь, не откажет в такой маленькой просьбе.»

Осталось только забрать Козетту и разыскать здание российского посольства. Как сказал Куропатов, особняк с часами на площади Менял.

Серафим решительно повернул обратно к приюту. Последние метры он уже бежал. Отстранив в сторону какую-то пытающуюся встать у него на пути даму, зашел в здание и сразу же увидел Козетту. Она с потерянным видом сидела на длинной лавке в полутемном коридоре, видимо в ожидании своей дальнейшей участи. Заметив Серафима, она с радостным криком вскочила ему навстречу. Легионер легко подхватил ее, чмокнул в щеку.

– Дядюша Серафимушка, я так и знала, что ты меня не бросишь!

Тут за спиной его значительно кашлянули. Не опуская Козетту с рук, он обернулся. Перед ним стояла мадам Паради.

– Что это значит, месье?

– Значит, что я передумал. Я забираю ее назад.

Губы у мадам на мгновение сжались в некое подобие куриной попки.

– Ну, это бог знает, что. Послушайте, молодой человек, не имею чести знать вашего имени, но здесь вам не проходной двор. Если захотите вернуться, то обратно вашу девочку не приму. Слышите, не приму!

Последние слова она уже прокричала им вслед…

16

Сильный порыв ветра (как показывал таймер, северо-западного) сорвал с Серафима треуголку и унес прочь, но легионер даже не обернулся: до «прихода» оставалось меньше часа.

– Дядюшка Серафимушка, твоя шляпа? – испуганно закричала Козетта.

– Не переживай, милая. Куплю себе новую, – отвечал легионер он, не сбавляя шага.

Козетта проводила шляпу растерянным взглядом, вздохнула и неожиданно спросила:

– Дядюшка Серафимушка, а ангельской еды у тебя больше не осталось?

– Ты, что есть хочешь? Ах, я дурак, совсем забыл про еду…

Он порылся в карманах камзола, но кроме жевательной резинки с логотипом Сколково, ничего съестного, увы, не было.

– Только не глотай, – предупредил он Козетту перед тем, как та запихнула в рот пахнущую мятой пластинку. – А то живот заболит. Вот доберемся до посольства, там тебя обязательно накормят…

– Не подскажите, как пройти к площади Менял? – спросил он у первого встречного и, получив неожиданно подробные наставления, поспешил по указанному маршруту.

Вот, наконец, и бело-желтое здание российского посольства. Он узнал его по часам на фронтоне. Стрелки замерли на цифре 11.

«Фух, надеюсь нам здесь не откажут», – пробормотал он и дернул на себя створку ворот. Ворота громыхнули, но не открылись. Они были заперты. Что за черт?!

Только сейчас Серафим заметил, что двор перед особняком подозрительно пуст. Высокие окна казались безжизненными. За ними – ни движения, ни огонечка.

Серафим в ярости дернул на себя створку еще раз. На шум из каменной будочки к нему вышел старик сторож в синем мундире с приколотой к лацкану трехцветной кокардой. Подслеповато сощурившись, спросил:

– Что шумите, месье?

– Я – русский подданный и мне срочно нужно видеть графа Куропатова.

– Увы, месье. Боюсь, что вы опоздали. Русское посольство покинуло город.

– Покинуло?! Как? И давно?

Старик задрал голову к фронтонным часам:

– Да уже с полчаса тому назад…

– И куда? Куда они поехали?

– Известно куда: домой в Россию… Сейчас, сами знаете, какое время. Все иностранцы бегут из Парижа…

Но Серафим уже не слушал. «Все кончено!» – в отчаянии подумал он, с ужасом глядя на стоящую рядом Козетту. А та посмотрела на него ясными, абсолютно счастливыми глазами и вдруг выдула огромный белый пузырь. Серафим совсем забыл, что по дороге сунул ей жевательную резинку. Пузырь громко хлопнул и сдулся, а вылупившийся на девочку сторож вздрогнул от неожиданности. Довольная произведенным эффектом, Козетта уже запихивала жевачку в рот, явно намереваясь повторить представление.

А Серафим замер осененный внезапной идеей. Представил карту Европы, местоположение на ней Парижа, границу России. Помнится, в школе у него всегда были по географии пятерки. Чего не скажешь про историю.

«Только бы тот человек в сюртуке никуда бы не делся со своим воздушным шаром и не поменялось направление ветра,» – мысленно взмолился легионер и с замиранием сердца глянул на таймер. Нет, ветер не поменялся, а вот времени до «прихода» оставалось совсем в обрез: тридцать пять минут…

17

Публики на площади почти не осталось, вероятно, из-за начинающего накрапывать дождя, но воздушный шар, по счастью, был на месте. Корзину в этот момент по приставной лесенке покидали две какие-то молоденькие дамочки. Уже знакомый Серафиму седой человек в сюртуке помогал им сойти. Дамочки, что-то возбужденно щебетали, а седой, снисходительно щурясь, кивал им в ответ. Двое крепышей-ассистентов закрепляли удерживающие шар канаты, еще один возился около лебедки.

Подойдя к седому, который к тому времени уже успел раскланяться со своими пассажирками, легионер без обиняков заявил:

– Мне нужен ваш шар.

– Катаний сегодня больше не будет, месье. Видите, что творится с погодой, – сухо ответил тот и, обращаясь уже к своим ассистентам, добавил. – Ребята, сдувайте шар! На сегодня все.

– Вы не поняли.

Легионер спустил с рук Козетту, и отвел в сторону полу камзола, так чтобы было видно автомат.

– Нам нужен Ваш шар. И побыстрее.

– Но позвольте, месье…, – начал было господин в сюртуке, но увидев направленное на него дуло, как-то странно клокотнул горлом и замолчал. Глаза его удивленно расширились.

– Что это?– выдавил он, наконец, из себя. – Какое-то оружие? Вы мне что угрожаете?

– Типа того, – кивнул Серафим, на всякий случай, пряча Козетту за спину.

Прислушивающиеся к разговору ассистенты тут же придвинулись. Лица их были угрюмы. У одного в руке блеснул нож.

– Ребята, не доводите до греха, – повернулся к ним Серафим и для острастки пальнул в воздух. Короткий и грозный фамасовский «рык» мгновенно охладил ассистентов. Они бросились врассыпную. За ними рванул и господин в сюртуке, но Серафим успел ухватить его за шиворот.

– А ты погоди. Покажешь, как твоим шаром управляться. Давай-ка полезай в корзину. А мы за тобой…

Несчастному ничего не оставалось, как повиноваться.

– Ну что: полетаем немного? – обратился легионер к Козетте.

Та удивленно распахнула глаза, спросила недоверчиво :

– Но ты же говорил, что маленьким нельзя?

– Сегодня можно, Козетта. Сегодня можно все, – улыбнулся он, подсаживая ее в корзину и забираясь следом…

Шар управлялся довольно-таки просто: между ним и корзиной была подвешена жаровня с тлеющими углями, которая постоянно наполняла шар горячим воздухом, а для усиления его подачи использовалась, влажная солома и перья, лежащие подле в мешке. Рядом с мешком стоял бурдюк.

– Здесь вода, – пояснил человек в сюртуке. – Она нужна для того, чтобы…

– Это понятно, дальше…, – резко прервал его легионер.

– Дальше крутим лебедку…и шар поднимается. Только кто будет крутить ее сейчас? И вообще это безумие, в такую погоду…

Голос его дрожал.

– Лебедку? А, зачем нам лебедка? – ухмыльнулся Серафим и, выхватив нож, стал споро перерезать удерживающие шар канаты. Вместе с лебедочным их было три. Увлекшись, он на мгновение выпустил из виду человека в сюртуке, а тот с отчаянным криком вдруг перевалился через край корзины, и, очутившись на земле, со всех ног бросился прочь. При этом он заметно прихрамывал.

– Помогите! Караул! Грабят! – не переставая, вопил человек в сюртуке. Добежав до середины площади он, вдруг остановился и, обернувшись, погрозил Серафиму кулаком.

– Безумец! Ты и твоя девчонка разобьетесь! – закричал он, почти срываясь на визг. – И поделом! Слышите?! Поделом!

Тем временем, лишенный привязи шар стремительно набирал высоту. Сильный порыв ветра властно подхватил его и понес на северо-запад. Во всяком случае, такое направление показывал таймер. Влажность при этом была почти стопроцентная. Площадь с кричащим на ней человеком, быстро превратилась в маленький зажатый домами пятачок, а потом и вовсе скрылась за почерневшими от времени крышами с закопченными печными трубами.

Серафим посмотрел на Козетту: не напугал ли ее человек в сюртуке? Не боится ли она высоты?

–Тебе не страшно?

– Конечно же нет, дядюшка Серафимушка. С тобой я ничего не боюсь. Летим, прямо как ангелы… Нет, это ты ангел.

«Я уж точно не ангел, – подумал Серафим. – А вот ты, пожалуй, да».

Снизу их заметили: им махали руками, слышались приветственные крики. Пролетающая мимо ворона, удивленно каркнула и даже несколько раз облетела вокруг шара, чем немало развеселила Козетту.

       Привстав на цыпочки и вцепившись обеими руками в край корзины, она во все глаза смотрела на проплывающий внизу Париж, на Сену, широкой серой лентой разрезающую город на две почти равные части. Нотр-Дам-де-Пари приветливо сверкнул на солнце своим знаменитым круглым окном. Серафим почему-то вспомнилось, как прошлым летом около этого собора он познакомился с двумя хорошенькими немецкими туристочками, со всеми вытекающими из этого знакомства пикантными и весьма необременительными последствиями… Удивительно, но сейчас, в конце восемнадцатого века, Нотр-Дам показался ему более старым и неухоженным.

Но вот город кончился, и под корзиной поплыли неровные овалы рощиц и аккуратные квадратики полей, меж которыми петляла мощеная булыжником дорога. Именно к ней сейчас и было приковано внимание легионера. По дороге в обоих направлениях ползли какие-то одинокие кареты, повозки, попадались группки людей. Сверху казалось, что они стоят на месте. И никакого намека на покидающее Францию русское посольство. А таймер меж тем уже разменял последние двадцать минут.

Серафим даже представить боялся, что произойдет, если он вдруг исчезнет прямо из корзины…

«Жду еще пять минут, а затем, по-любому, надо садиться», – решил легионер и подумал, что неплохо бы подготовить девочку к своему очередному исчезновению.

– Козетта, если я снова …, – начал было он, как вдруг заметил на дороге большое пылевое облако. Сердце его бешено забилось.

Прочь от Парижа катилось несколько карет, в сопровождении отряда всадников и большого обоза. Легионер достал из кармана бинокль и направил его на ползущие внизу экипажи.

– Что это у тебя в руках, дядюшка Серафимушка?– пропела Козетта

– О, это …э-ээ… волшебные стекла, – ответил он, не отрывая напряженного взгляда от дороги.– Они делают далекие предметы близкими… Я обязательно дам тебе посмо… Бинго!

На двери одной из карет он разглядел золотого двуглавого орла, а на козлах другой – никого иного, как Ефима – кучера графа Куропатова.

– Ура, Козетта, кажется, мы спасены! – радостно закричал Серафим.– Нам надо срочно спускаться вниз….

Но легко сказать: спускаться. По воле неослабевающего северо-западного ветра шар сносило прочь от дороги в сторону какого-то леса. Легионер схватил бурдюк с водой и, выдернув пробку, опрокинул его содержимое в жаровню. Белый, горячий пар вперемешку с пеплом тут же окутал корзину. Шар поначалу рванул вверх, а затем стал снижаться, но, как назло, недостаточно быстро. Еще несколько минут и их унесет далеко от дороги и тогда…

В отчаянии Серафим поднял вверх автомат и разрядил в наполненное теплым воздухом полотно почти всю обойму. От шара полетели клочья, а корзина рывком провалилась к земле, вернее к лесу, которого они как раз достигли.

– Мама! – в ужасе закричала Козетта, отпрянув от края корзины, и бросаясь к легионеру. – Мне страшно, дядюшка. Ведь мы же сейчас разобьемся!

– Держись за меня и ничего не бойся. Все будет хорошо. Слышишь?!

Быстро поправив за спиной рюкзак с ковчежцем, он одной рукой крепко прижал к себе девочку, а другой попытался за что-нибудь уцепиться. В этот миг корзина задела верхушки деревьев и опрокинулась…

От падения в лесную бездну, пассажиров спас обрывок свисающего с шара каната, за который в последний момент успел ухватиться легионер.

С треском проломились они сквозь густую крону, пока, наконец, оглушенные и исхлестанный ветками не остановились где-то между застрявшей в ветвях корзиной и землей. По счастью, до нее оставалось совсем ничего и, Серафим, прикинув расстояние, решился отпустить канат. Спружинив ногами (сказалась школа, полученная во Французском легионе), он мягко завалился на бок в опавшую густо устилающую землю листву.

– Козетта, ты в порядке? – первым делом спросил он у прижавшейся к нему девочки.

Молчание.

– Козетта!? – вскричал в ужасе Серафим.

Голова девочки чуть шевельнулась.

– Что с тобой? Ты цела?! Почему ты молчишь?

Она подняла голову и глянула ему в лицо. В темно-карих глазах (теперь он знал это наверняка) – ужас и восторг одновременно.

– Да, цела. Просто мне было очень страшно. Мы так долго падали…

– Тогда встаем, но только осторожно.

Козетта вскочила и радостно захлопала в ладоши.

– Ура-ура, мы сели! Дядюшка Серафимушка, мы снова на земле.

– С тобой точно все в порядке? Не тошнит ли?

– Да нет же, дядюшка. Я же говорю, все хорошо.

И действительно, с девочкой, кажется, было все в порядке, если не считать нескольких царапин и шишки на лбу. Серафим же, напротив, чувствовал себя так, словно его, как следует, отходили палками. Впрочем, так почти и было. Сильно пекло в правом боку и пронзало болью при каждом глубоком вздохе.

«Похоже, сломал ребро», – расстроился он и глянул на таймер.

Десять минут! На все про все у него осталось лишь десять минут!

Мгновенно забыв о боли, он вскочил на ноги и осмотрелся. Дорога была совсем рядом: она виднелась в просветы между деревьями.

– Так, Козетточка, руки в ноги и бегом!

Боль прошивала бок при каждом шаге, в голове мутилось, но на то, чтобы остановиться и перевести дух времени уже не осталось. По расчетам Серафима, они должны были хоть ненамного, но опередить русское посольство…

Легионер не ошибся: едва они с Козеттой выбрались на опушку, как из-за поворота показались всадники. Они были в черных плащах и зеленых мундирах с красными отворотами, на головах – треуголки. Жирно поблескивали на солнце кожаные ботфорты. Из-под черных плащей выглядывали ножны палашей, которые при каждом шаге бились о лошадиные лоснящиеся крупы. От всадников веяло уверенностью и мощью, и с этой уверенностью и мощью они пронеслись мимо, даже на обратив внимания на замерших на обочине людей. Следом летела первая карета: та самая с двуглавым орлом на двери. За мутным окошком желтоватым пятном мелькнуло чье-то любопытное лицо.

– Эй, стойте, остановитесь! – закричал по-русски Серафим и призывно замахал руками. Но карета тоже пронеслась мимо, а за ней – остальные экипажи.

В отчаянье он рухнул на колени, тут же застонав от пронзившей его боли. Козетта испуганно смотрела на легионера.

– Все кончено, Козетточка, мы опоздали. Осталось только три минуты. Сейчас я исчезну… И боюсь уже навсегда, – последние слова он произнес едва слышно. Боль, казалось, заполнила все клеточки его измученного тела.

– Что осталось? Какие минуты? Дядюшка Серафимушка, только, пожалуйста, больше не бросай меня! – в ужасе закричала Козетта, обеими руками вцепившись в полу его камзола.

Но Серафим не успел ответить, потому что увидел, как одна из пролетевших мимо карет внезапно съехала на обочину и остановилась. Из нее выскочил какой-то господин в белоснежной отделанной кружевами сорочке и бросился к ним. Серафим узнал Куропатова. Граф растерянно и одновременно восхищенно тряс головой.

– Бекетов, а я смотрю, ты это или не ты?! Спасибо Ефиму: он первым заметил тебя. И как ты нашел нас? Хотя знаю: это все твои штучки из будущего… Верно?

– Граф, послушай, у меня почти не осталось времени, – торопливо заговорил тут же вскочивший на ноги легионер. – Ты, помнится, говорил мне, что мой должник. Так вот, я хочу… Нет, я прошу тебя позаботиться об этой девочке. Она – сирота. И у нее никого больше нет, кроме меня…

Козетта с интересом прислушивалась к русской речи.

– Я все понял, Бекетов, не переживай. Воспитаю, как собственную дочь, – торжественно пообещал граф.

В этот момент таймер на руке легионера издал тревожный писк: пошел отсчет последней минуты.

«Как у космонавта перед стартом,» – подумал Серафим.

– Ну, все – прощай, Козетточка, – начал он, опускаясь на корточки перед своей маленькой спутницей. – Я улетаю домой, а ты слушайся этого дядю. Он – хороший. Дай Бог еще свидимся.

Лицо девочки мгновенно сморщилось, а из глаз покатились крупные как горошины слезы. Да что там греха таить, у Серафима тоже в этот момент защипало в глазах.

И когда он успел привязаться к этой крохе из прошлого?

Он вдруг подумал, что если бы Наташка дождалась бы его тогда из армии, у них могла бы быть вот такая вот дочка. Да и вообще, вся жизнь пошла бы тогда по-другому…

Козетта прижалась лицом к его плечу, и вся так и задрожала мелкой дрожью.

– Дядюшка Серафимушка, я буду ждать тебя, да хранит тебя Святая Дева Мария и Святой Бартоломей Парижский! – горячо зашептала она сквозь слезы. – Ведь ты же еще вернешься ко мне?

– Я вернусь Козетточка, я обязательно вернусь к тебе!

– Я знаю, ты – мой папа, который стал ангелом. Ты пришел, чтобы спасти меня…

Это было последнее, что он услышал. Таймер обнулился, и в следующее мгновение синие всполохи окутали легионера.

Испуганно отпрянувшая от него Козетта с заплаканным лицом, застывший с открытым ртом Бекетов, кареты, всадники – все вдруг исчезло.

Не успев сгруппироваться, легионер грохнулся больным боком о жесткий пол Сколковской «сырницы» и тут же потерял сознание…

Очнулся он уже на носилках. Его несли по длинному сколковскому коридору. Рюкзака с ковчежцем не было. Где-то чуть в стороне маячил агент в шляпе.

“Наверное, это он забрал ковчежец, – вяло подумал он. – Интересно, а с деньгами-то не обманет?” Подумал и сам удивился насколько ему сейчас на это наплевать. Ведь главное он уже сделал: Козетта…

Кажется, он произнес ее имя вслух, ибо к нему тут же наклонилось чье-то знакомое лицо. Это была та самая девушка-врач, с которой он познакомился накануне.

– Вы что-то сказала? – участливо спросила она.

– Я рад.. видеть вас снова… Варвара….Варвара Петровна, – ответил он и попытался улыбнуться, – Помните меня?

На щеках ее проступил легкий румянец

– Конечно помню, сколкер…

Варвара Петровна хотела еще что-то добавить, но тут один из несущих носилки санитаров внезапно оступился и легионера ощутимо тряхнуло. В правый бок словно вонзили раскаленный прут. Серафим удержался от стона, но девушка сразу же заметила перемену в его лице.

– Ребята, поосторожнее там, – строго сказала она и, уже обращаясь к нему, мягко добавила:

– Потерпите еще немного. Больница совсем рядом. Все будет хорошо.

Ее ладонь, легкая и нежная, на миг ободряющее легла на его сложенные на груди руки и тут же улетела прочь. Серафим мысленно пожелал, чтобы кто-то из санитаров снова оступился, но те, как назло, шли ровно и быстро…

На улице его сразу же ослепило неожиданное яркое солнце. Зажмурившись, он вдруг ясно увидел заплаканное лицо Козетты.

– Ничего, милая, все будет хорошо, – прошептал он одними губами, словно пытаясь убедить в этом не только маленькую девочку из прошлого, но и безжалостное снова вставшее между ними время…