скачать книгу бесплатно
– Вовремя, – промолвил Николай Николаевич. – Зовите сюда…
– Я уже тут, – раздался голос князя Адама.
Он вошел в гостиную. Мы поднялись навстречу. Новосильцев и Чарторыйский обнялись, а затем князь Адам протянул мне влажную холодную руку:
– Здравствуй, граф Воленс-Ноленс.
– Подай-ка нам кофию, – велел Николай Николаевич лакею.
Чарторыйский опустился в кресло.
– Представляешь, Сармата[10 - Сармата – прозвище князя Адама Чарторыйского, которое ему дал граф Н. П. Панин.], наш Воленс-Ноленс раскрыл заговор, – усмехаясь, сообщил Новосильцев князю Адаму. – Или организовал? Мы еще не разобрались до конца!
Чарторыйский, настроившись на розыгрыш, с любопытством посмотрел на меня.
– Николай Николаевич, уверяю вас, тут дело серьезное! – с досадой нахмурился я. – Они замыслили что-то страшное! «Россия содрогнется от ужаса!» – незнакомец так и сказал. Александра Павловича обозвал человеком безвольным. А цель-то у них – навязать государю нового фаворита! Кого-то из старых вельмож. Мало того, сановник этот уже был у императора, но отказался от назначения. Получается, Александр Павлович сам и приглашал его! Понимаете, Николай Николаевич? А тот отказался, но отказался из тактических соображений!
– О чем это вы? – спросил Чарторыйский.
Слава богу, настрой на веселый лад у него пропал. Я хотел пересказать все с начала, но Новосильцев и тут перехватил инициативу. Он в двух словах поведал князю Адаму о моих злоключениях, да так, что под конец я и сам едва сдержался от смеха. Но к моему удовольствию Чарторыйский взволновался не на шутку.
– Кто бы это мог быть? – призадумался он. – Кого из прежних вельмож Александр может призвать?
– Они называли его Длинным, – подсказал я.
– Пален или Беннигсен, – ломал голову князь Адам. – И встречался Александр с ним, выходит, не посоветовавшись с нами…
– Потому что мы медлим, слишком медлим! – воскликнул я. – А императору нужен результат. Больше года прошло, только говорим, воздух сотрясаем! А что сделали? Коллегии упразднили! Либеральные преобразования, называется!
– Тебя, брат Воленс-Ноленс, не поймешь, – развел руками Новосильцев. – То ты на Поло нападаешь – не нравится тебе, что он служить пошел, то гневаешься, что сделано мало!
– Так ведь смотря как делать! Вы же сами провозгласили: «Ничего для себя – ни наград, ни привилегий!»
– Хороша привилегия! – воскликнул Николай Николаевич.
Вошел лакей с подносом, расставил три чашечки кофия и хотел удалиться, но Новосильцев удержал его:
– Савелий, стой тут с кофейником и подливай кофия графу Воленскому, как только заметишь, что его чашечка наполовину опустела.
Лакей поклонился и встал за моим креслом. Я пропустил колкости Новосильцева по поводу кофейных чашечек мимо ушей и продолжил:
– Невозможно заниматься преобразованиями, будучи частью системы.
– Воленс-Ноленс отчасти прав, – вступился за меня князь Чарторыйский. – Действительность сломает железной пятой. Именно потому и государь, будучи верен в душе передовым идеям, на деле ищет компромиссы со старыми сановниками.
– Почему же – отчасти?! – воскликнул я. – Вы же сами говорите: действительность сломает железной пятой!
– Потому что с другой стороны есть риск всю жизнь простоять на обочине истории эдаким фрондером, – ответил князь Адам.
Я сделал маленький глоток кофия и поднял чашечку к горящим свечам. Огонь просвечивал через нежный фарфор. Изображенные в китайском стиле павлин и алые розы играли волшебными красками.
– Это веджвуд, – ревнивым голосом обронил Новосильцев.
– Вижу. – Я поставил чашечку на столик, лакей подлил кофия, я взглянул на князя Чарторыйского и с воодушевлением продолжил: – Я не предлагаю сидеть на обочине. И, по-моему, представился подходящий случай проявить себя. Давайте произведем расследование, выясним, что это был за генерал! – Я повернулся к Новосильцеву. – Вы доложите государю. Царь накажет его за произвол…
– Что мы доложим? – Новосильцев перебил меня с нотками раздражения в голосе. – И не нужно никакого розыска! С генералом и так все понятно. Кстати, а он-то что делал на черной лестнице?!
– Вот и я его спросил об этом! – обрадовался я. – Собственно, из-за моего вопроса и случилась потасовка. Думаю, старый ретроград вздумал волочиться за княжной!
– Ох, уж эта Нарышкина, – вздохнул Николай Николаевич.
– Выгнала нас обоих, – сообщил я.
– И правильно сделала!
– В разгар потасовки вышла на лестницу. Незнакомец кричал, что я вор, и требовал позвать людей! А она велела убираться обоим!
– Княжна Нарышкина дошла до того, что встречает кавалеров на черной лестнице, – брезгливо хмыкнул князь Адам.
– Генерал этот негодяй! Я спас его от разбойника! – вставил я.
Чарторыйский хлопнул себя по коленям от удивления. Новосильцев поднял палец: мол, об этом-то и запамятовали.
– Да! Братец, ты говорил, что спас этого генерала! Честно говоря, с тобой выходит совершеннейшая путаница!
– Никакой путаницы, – проворчал я. – Генерал пошел первым, а я задержался из желания досадить ему. Пусть, решил я, уйдет и мучается ревностью, пусть думает, что княжна все же пустила меня!
– Господи! – всплеснул руками Николай Николаевич. – Порой мне кажется, что слушаю юнца из кадетского корпуса!
– Так вот, – продолжил я, не обращая внимания на обидные выпады Новосильцева. – Генерал спустился вниз, хлопнула дверь, я подумал, что он вышел. Но оказалось, это кто-то еще вошел и сразу же напал на генерала. Неизвестный с сильным акцентом потребовал отдать то, что генералу передала Коломбина…
– Коломбина? – переспросил князь Чарторыйский.
– «Коломбина», так он сказал, – подтвердил я и добавил, имитируя иностранный акцент: – «Отдайте! Отдайте то, что вам дала Коломбина! Или смерть!»
– Ух ты! – вскрикнул Новосильцев. – Какие страсти!
– Мне стало не до шуток, и я поспешил вниз. Незнакомец чем-то угрожал генералу! Наверно, у него был кинжал или шпага, – я не разглядел в темноте. Я бросился на помощь, и разбойник, увидев, что силы не на его стороне, ретировался. Генерал выскочил за ним, – оказалось, на улице его поджидала карета, – и погнался за тем неизвестным.
– А ты? – спросил Николай Николаевич.
– А я пошел в другую сторону. Но у Аничкова моста меня схватили…
Новосильцев замахал руками, чтобы я замолчал.
– Это мы уже слышали!
– И это называется благодарность! Я его спас, а он приказал пороть меня! – фыркнул я.
– Так он не волочиться за Нарышкиной приходил, она должна была что-то передать ему, – догадался князь Адам. – Правда, не слышал, чтобы кто-то называл ее Коломбиной. Дафной – да, Аспазией…
«А еще Минервой похоти», – добавил я мысленно.
Николай Николаевич поморщился и махнул рукой, показывая этим жестом, что этому эпизоду, да и всей истории не стоит придавать большого значения.
Я сделал глоток кофия, лакей немедленно поднес кофейник, но я остановил его:
– Благодарю, любезный. Больше не нужно.
– Савелий, не слушай графа! – велел Новосильцев и со смехом добавил: – Есть надежда, что полную чашечку Андрей Васильевич не спрячет в карман.
– Послушайте, мне не до шуток, – насупился я. – Вы говорили, что с генералом все понятно. Что же вам понятно?
– Треуголку ты сорвал или у военного губернатора, или у обер-полицеймейстера, или у военного коменданта, – с выражением превосходства ответил Новосильцев. – Четвертого не дано.
– То есть тебя мог проучить фельдмаршал граф Каменский Михаил Федотович, князь Долгорукий Сергей Николаевич или Эртель Федор Федорович, – подтвердил Николай Николаевич. – Но Эртель и Долгорукий еще не стары. Судя по описанию, это был генерал-губернатор.
Я вспомнил круглое лицо невысокого, широкого в плечах фельдмаршала, – я видел его много раз в «Новых Афинах». Ну конечно же! Именно с ним я и столкнулся на черной лестнице! И голос его был знаком, а кому принадлежал, я не распознал.
Я опустошил чашечку одним глотком. Савелий наклонил кофейник и вытряхнул несколько капель.
– Военный губернатор во главе заговора! – воскликнул я. – История повторяется!
– История повторяется в виде фарса, – промолвил князь Чарторыйский.
– Какой же тут фарс?! Они задумали нечто ужасное! – горячился я.
– А я говорю: фарс, – настойчиво повторил князь Адам. – Ты, может, думаешь, что граф Каменский взялся повторить опыт Палена? Так нет же. Нынешний генерал-губернатор настолько смешон, что повторяет самого себя.
– О чем это вы?
– Император назначил графа Каменского военным губернатором, когда тот раскрыл заговор по доносу поручика Шубина, – пояснил князь Адам. – Правда, потом выяснилось, что Шубин… пошутил. Но дело было сделано: император сместил Кутузова с должности военного губернатора и поставил Каменского.
Я вспомнил, что видел фамилию некого Шубина в числе счастливцев, стараниями Якова Ивановича Репы отпущенных из каземата. Не тот ли это поручик, что выдумал заговор против императора?
– Уверен, эти заговорщики настроены серьезно, – покачал я головой.
– Заговорщики – возможно, – согласился князь Чарторыйский. – А Каменский, будь уверен, в нужный ему момент предаст их. В последнее время император охладел к нему. Фельдмаршал рассчитывает вернуть прежнюю благосклонность.
– Савелий, у графа пустая чашка, – с укоризной промолвил Новосильцев.
– Кофий кончился, – со скорбью ответил лакей.
– Тогда просто следи, чтобы граф не положил чашечку в карман, – приказал Новосильцев.
Я возвел очи горе, намекнув Николаю Николаевичу, что его колкости считаю несвоевременными, а вслух сказал:
– Не понимаю, господа, почему вы с таким легкомыслием относитесь к моим словам?! Настоящий ли это заговор или козни генерал-губернатора, – в любом случае необходимо доложить императору! И прекратить произвол! Где это видано – схватить на улице человека и сечь! Хорошо еще не на конюшне!
Новосильцев расхохотался, затем подался вперед и похлопал меня по коленке.
– Ну-ка, братец, позволь немного пофантазировать… Именно пофантазировать, потому что невозможно и представить себе, чтобы докладывать императору всю эту чепуху.
Я вспыхнул, подпрыгнул в кресле, готовый вновь убеждать, доказывать, казалось, вот теперь красноречие вернулось, и прозвучат неотразимые доводы. Но Новосильцев скривился, поднял руку и с тяжелым вздохом опустил веки, показав, что выслушал меня достаточно и знает наперед все, что я еще могу сказать. Я с надеждой взглянул на князя Чарторыйского, но и он подал знак, чтобы я не спорил с хозяином дома. С трудом подавив возбуждение, я плюхнулся в кресло и чуть не взвыл. Переборов боль, я чинно сложил руки, приготовившись перетерпеть рассуждения Николая Николаевича, но заранее настроившись не согласиться с ними.
– Итак, братец, – продолжил Новосильцев, – как ты себе представляешь доклад Александру Павловичу? Вот я предстаю перед государем и говорю: ваше величество, наш друг зашел for a cup of lap-clap к Марье Антоновне, да-да, ваше величество, к той самой, с которой вы изволите состоять в известных отношениях, а попутно и заговор раскрыл…
Я не выдержал, снова приподнялся в кресле и закричал:
– Так для того-то и пришел я к вам, Николай Николаевич, чтобы вы посоветовали, как быть! И еще… Марья Антоновна, выходит, тоже в заговоре участвует…
– А это с чего ты взял? Не с того ли, что lap-clap не удался? – Новосильцев ясно дал понять, что мои слова уже не просто чепуха, а скорее бред сумасшедшего.
– Да что же вы сегодня так странно шутите?! Все какие-то недостойные вещи мне приписываете! – возмутился я. – Она передала графу Каменскому деньги для заговорщиков! Я это понял совершенно точно. Фельдмаршал сам сказал своему гостю, что деньги чуть было не отнял у него разбойник.
– От которого ты его спас, – уточнил князь Адам. – Вот именно, – подтвердил я.
– Я же говорил, фельдмаршал не волочился за Нарышкиной, а приходил по какому-то делу, – продолжил Чарторыйский.
– Из чего вовсе не следует, что Нарышкины участвуют в заговоре, – добавил Новосильцев. – Вряд ли Каменский поделился с ними планами насчет этих денег. А главное, вообще сомнительно, чтобы Нарышкины снабжали кого-либо займами. Известное дело, Дмитрий Львович сам в долгах. Его бесконечные балы да приемы обходятся недешево.
– И это прозвище – Коломбина, – повторился князь Адам. – Никто так Нарышкину не называет.
Я с удовлетворением заметил, что друзья увлеклись и, сами того не заметив, перешли на серьезный тон.
– В любом случае не оставлять же безнаказанным фельдмаршала! Не для того государь назначил его военным губернатором, чтобы он чинил беззаконие, – сказал я и пожалел об этом.
Моя филиппика пробудила Николая Николаевича. Он вспомнил, что не собирался придавать значения случившемуся со мной.
– Беззаконие, говоришь? – вскинул он брови.
– Да где ж это видано – человека кнутом пороть! А? Николай Николаевич! – Я пошел в атаку, решив – пан или пропал. – Вы же, вы ближайшие сподвижники государя! Для чего же ваш комитет? Разве не для того, чтобы таких губернаторов в шею гнать?! Господи! Да мы же молоды, полны сил, сам царь на нашей стороне! Все в наших руках! Вспомните, как год назад мы вернулись в Россию, – весна, оттепель, император сам призвал нас, все в наших руках! Нельзя упустить этого шанса! Как сто лет назад Петр развернул Россию лицом к Европе, так и мы! Мы можем превратить Россию в европейское государство, с конституцией, с правами…
– Эк ты разошелся, – покачал головой Новосильцев.
– Год прошел, а воз и ныне там! – отрубил я. – Еще хуже сделали. Коллегии упразднили, вместо них министерства. Говорили об ограничении самодержавной власти, а на деле усиливаем ее! Разве этого от нас ждет история? Сам император сказал: «Дайте мне конституцию»! А мы – что?
– Вот завелся, – нахмурился Николай Николаевич. – Гнать, говоришь, фельдмаршала в шею… А взамен – кого? Сам же на нас нападаешь за то, что на службу пошли!
– И буду нападать! – с горячностью воскликнул я. – Знаете, что Александр Николаевич говорил мне?
– Сделай милость, расскажи.
– С удовольствием. Он предупреждал, что ни в коем случае не должны мы соглашаться на чины и звания. Комитет – и все. Мы вне системы. Мы должны быть над ней, и только тогда сможем реформировать ее. А изнутри ничего не выйдет, система переломает нас, под себя подомнет! Вот Радищев, царство ему небесное, – я перекрестился, – и предупреждал об этом. Говорил, что противники наши заманят нас в ловушку. Скажут, хватит болтать, пустые слова, какими бы ни были передовыми, никому не нужны. Покажите на деле, на что вы способны! Идите-ка, поработайте: ты – министром, ты – губернатором. И как только мы согласимся, тут же и проиграем.
Я повернулся к Чарторыйскому, ища поддержки, ведь князь такой удачный образ подобрал – «действительность сломает нас железной пятой!». Хорошо сказал. Но теперь умолк. Впрочем, несмотря на байку про поручика Шубина, он, как я видел, мои слова серьезно воспринял. А молчал, видимо, потому, что не хотел тратиться на пустые споры. Князь Адам сидел, задумавшись. Остывал нетронутым его кофий. Мысли Чарторыйского витали далеко за пределами этого дома, но очевидно, что их ход направлялся полученными от меня сведениями.
– Ну, давайте, давайте с малого начнем! Доложите государю о выходках военного губернатора, – предложил я.
