Игорь Святославич

скачать книгу бесплатно

– Не хочу, чтоб наши дружинники их опознали, – сказал Всеволод Игорю. – Ежели ненароком кто-нибудь из них проболтается и это дойдёт до Олега, сам знаешь, что будет, брат.

Игорь понимающе кивнул.

В беседе с Вышеславом Игорь попытался убедить его вернуть Изольду Олегу, дабы избежать смертельной опасности.

– Олег головы твоей ищет, – предупредил друга Игорь.

Но Вышеслав отказался последовать совету Игоря, признавшись, что любит Изольду. А она любит его.

– Не можем мы жить друг без друга!

Невесёлый то вышел разговор.

Нелегко было Вышеславу расставаться с Игорем, – кто ведает, на какой срок! – а Игорю и того труднее. И хотел бы Игорь возненавидеть Изольду за то, что она отнимает у него лучшего друга, но не мог, видя, какой нежностью светятся глаза фряженки, когда она глядит на Вышеслава.

Так они сидели, думали, что делать и как быть.

Наконец Игорь предложил Вышеславу искать спасения в Залесской Руси.

– В Днепровской Руси соглядатаи Олега рано или поздно вас сыщут, – сказал Игорь. – Во Владимире-Залесском ныне княжит Михаил Юрьевич, брат покойного Андрея Боголюбского. А в Переяславле-Залесском княжит другой Андреев брат – Всеволод Юрьевич. Так ты поезжай ко Всеволоду. Передашь ему грамотку от меня, и он приютит вас с Изольдой.

– Где же ты дружбу свёл со Всеволодом Юрьевичем? – удивился Вышеслав.

– Под Вышгородом, – ответил Игорь. – Мы с ним вместе к Киеву пробивались. Ему доверять можно.

Глава одиннадцатая. Хан Кончак

Курган возвышался над рекой Тор и был виден издалека.

На вершине кургана стояло каменное изваяние, раскрашенное яркими красками.

В прямостоящей статуе с первого взгляда угадывались мужские черты. Это был воин с низкими покатыми плечами и большой головой в плоском шлеме. Резец ваятеля явственно обозначил бляхи панциря на груди истукана и кольчужную сетку, ниспадавшую со шлема на плечи. В руках статуи, соединённых на уровне живота, находилась большая чаша, внешне напоминавшая ступу. Каменное лицо с низкими бровями и коротким прямым носом выглядело довольно мрачно. Его красили лишь пышные усы с загнутыми кверху кончиками.

В нескольких шагах от статуи в густом степном разнотравье виднелись остатки каменных стен, потемневшие от времени. Да и на самом изваянии дожди смыли местами краску, являя взору желтовато-серую поверхность туфа.

Кончак, медленно взбиравшийся наверх по крутому склону кургана, оглянулся на своих конных телохранителей, оставшихся внизу. Не мало ли он взял с собой людей? До становища далеко, а его недруги осмелели, узнав о поражении Кончакова войска. Но, с другой стороны, не сотню же воинов с собой брать, отправляясь пообщаться с духами предков. Приближённые Кончака, его сыновья и жёны могут подумать, будто их повелитель объят страхом.

Поэтому хан взял с собой всего десяток чауширов[54 - Чауширы (тюрк.) – телохранители.], зато самых лучших. Лучших из оставшихся у него после злополучной битвы с русичами под Коснятином.

Честолюбие Кончака было уязвлено, горечь переполняла сердце.

Немало преданных беев потерял он в сражении. Хан знал, сколь мало порой стоит даже ханская жизнь, и потому он необычайно высоко ценил верность окружающих его людей.

Одолев, наконец, крутой склон, Кончак распрямил широкие плечи и поднял глаза на каменного истукана, устремившего свой равнодушный взор куда-то за реку, в даль. Статуя являла собой деда Кончака, хана Шарукана. А курган был его могилой.

Ступая мягкими, без каблуков, сапогами по обломкам жертвенных стрел, Кончак приблизился к статуе и, опустившись на колени, коснулся лбом колючей сухой травы.

«Клянусь небом и солнцем, землёй и водой, я пришёл к тебе с чистыми помыслами и по доброй воле, – мысленно промолвил хан, не разгибая спины. – К тебе, заступнику моего рода, я обращаюсь…»

Кончак просил духа-предка подсказать ему в сновидении или каким-либо знамением, как сломить враждебность родов Токсобичей и Улашевичей; изгнать их с насиженных мест иль найти возможность как-то примириться с ними.

Во времена Шарукана род Ясеня владел всеми землями по берегам Тора и Северского Донца. Это был могучий многочисленный род, гордый своими победами над торками и печенегами. Соседние колена половцев предпочитали дружить с родом Ясеня и охотно отдавали своих дочерей в жёны бекам и беям из этого славного рода. Военная удача привлекала к сынам Ясеня немало удальцов из ближних и дальних половецких кочевий. Особенно много стекалось их в отряды Шарукана и его брата Сугра во время набегов на Русь.

Русские города всегда славились богатством. Там живут ремесленники, изготовляющие красивые и полезные вещи. В городах останавливаются чужеземные торговцы с товарами. В боярских и княжеских хоромах можно доверху набить перемётные сумы златом-серебром, обогатиться связками ценных мехов. А сколь красивы белокожие жёны и дочери русичей! На рабских рынках в Суроже и Тмутаракани это самый дорогостоящий товар.

Потому-то ханы из рода Ясеня охотнее всего ходили в набеги на русские земли, нежели на мордву, аланов и волжских булгар. К тому же владения русичей были ближе.

Русские князья, постоянно занятые распрями друг с другом, либо откупались от степных воинов, идущих в набег, либо давали им возможность пограбить земли соседа.

Но нашёлся среди русских князей один, сумевший убедить своих собратьев забыть на время междоусобицы и обратить мечи в сторону Степи. Не отражать набеги ханов, но самим идти в их владения! Звали этого князя Владимир Мономах.

До сих пор матери в половецких селениях пугают маленьких детей этим именем.

Владимир Мономах и собранные им князья из конца в конец прошли половецкие степи, намеренно действуя в зимнее время года, когда степные кони слабеют от бескормицы. Русские дружины настигали степняков на зимних стоянках, истребляли мужчин, а женщин и детей угоняли в рабство. Захватывали русичи и половецкий скот.

В тяжелейших зимних битвах пало много ханов, беков и беев. В иных родах не осталось вовсе взрослых мужчин, в иных погибла вся знать. Тяжело пострадал тогда и род Ясеня. В плен к русичам попал Сугр и два его сына. Пал в битве другой брат Шарукана, Тугай. Сам Шарукан умер от раны в дальнем кочевье на самой окраине степей.

Старший сын Шарукана, Сырчан, увёл остатки своего рода за реку Кубань, к предгорьям Кавказа.

Другой сын Шарукана, Атрак, взяв с собой часть людей отцовского рода, нашёл прибежище у грузинского царя Давида. Перед этим Атрак с отрядом батыров пробрался на реку Тор и захоронил там прах своего отца.

Когда умер воинственный князь Владимир Мономах, возрадовались все роды и колена половцев от Кубани до Буга. Многие из них устремились обратно на отчие земли, покинутые из-за угрозы со стороны Руси.

Однако радость кочевников оказалась преждевременной. Сын Владимира Мономаха, Мстислав Великий, вознамерившись превзойти славой отца, продолжил победоносные походы в Степь. Дружины Мстислава и союзных с ним князей доходили до Дона и Лукоморья. Немало половцев было истреблено и взято в полон.

Ханы опять бежали: кто в Тавриду, кто за Волгу, кто к Кавказским горам… Пали в битвах великие ханы Боняк, Тугоркан и Аепа. Некому было объединить половцев против Руси.

Пришло время, и умер грозный князь Мстислав Владимирович.

С его смертью в степях наступило затишье. Русские князья опять увязли в распрях. Никто из них не помышлял о походах на половцев.

Шли годы…

Половецкие кочевья постепенно возвращались на прежние места зимних стоянок, к давно покинутым летним выпасам и водопоям.

Вернулся на берега реки Тор и род Ясеня, возглавляемый ханом Сырчаном, постаревшим на чужбине.

Но оказалось, что на пастбищах в междуречье Донца и Тора уже хозяйничают другие половецкие роды – Улашевичей, Токсобичей, Отперлюевичей, – прибывшие сюда раньше. Хану Сырчану пришлось оружием утверждать право своего рода на отчие владения. Однако роду Ясеня удалось лишь потеснить чужаков, но не избавиться от их близкого соседства и назойливых притязаний на утраченные земли.

Тогда Сырчан вспомнил про брата Атрака и послал к нему гонца, зовя вернуться на родину. Отправил Сырчан в Грузию и своего певца Ореви, повелев ему спеть Атраку песни половецкие, дабы пробудить в его сердце тоску по родным кочевьям.

Всё сделал Ореви, как приказывал ему Сырчан. Да только не дрогнул Атрак от призывных песен Ореви, не согласился променять дворец на кочевую кибитку. Тогда достал Ореви пучок степной травы евшан, подал хану. Понюхал Атрак степную траву, и великая тоска по прежней вольной жизни всколыхнула ему душу. И ушёл он от безбедной жизни и почестей в край, полный опасностей, где родился и вырос.

Уходя, Атрак сказал грузинскому царю: «Лучше лечь костьми на своей земле, нежели принимать почести на чужой».

Вместе с Атраком ушли почти все его люди.

Случилось это в 1132 году.

Спустя несколько лет в одном из кочевий рода Ясеня родился мальчик, будущий хан. Атрак дал сыну имя Кончак.

Каждый год в начале осени донские колена половцев собираются в одном месте, чтобы избрать из своей среды великого хана, которому вручалась, по сути, неограниченная власть. Обычно великого хана выбирали на много лет, и ежегодные съезды родов и куреней[55 - Курень (тюрк.) – родовое кочевье половцев, несколько куреней составляют орду.] лишь продлевали его полномочия. Так же поступали и приднепровские половцы, и поволжские, и лукоморские…

Всюду заправляли ханы самых влиятельных родов, при которых находились советы старейшин из беков и беев. Эти советы старейшин были органами чисто совещательными. Но раз в году в начале осени старейшины родов могли не только оспаривать решения великих ханов, но даже смещать их.

Это и грозило хану Кончаку, вот уже несколько лет стоявшему во главе донских половцев.

Роды Отперлюевичей, Улашевичей и Токсобичей давно тяготятся главенством рода Ясеня. Теперь, когда ушли в страну предков ханы Сырчан и Атрак, знатнейшие мужи этих родов непременно попытаются отнять верховную власть у Кончака, который стал великим ханом, опираясь на своих многочисленных родственников и войско. Но после поражения под Коснятином войско у Кончака уже не столь сильно.

Об этом же намекнул Кончаку его брат Елтук, когда тот вернулся в становище с могильников предков.

– Ханы Елдечук и Тулунбай не зря одним станом стоят за рекой, – молвил Елтук. – Вместе они – сила. А у нас, брат, прежней силы уже нет. И хан Копти против нас. И Тайдула. И Чилбук… Да и Гза тоже.

– С Гзой и Чилбуком я договорюсь, – сказал на это Кончак, снимая с себя пояс с саблей. – Все прочие ханы всегда нож за пазухой держали против меня. Так что ты не удивил меня, брат.

– Что сказали предки? – поинтересовался Елтук.

– Молчат, – хмуро ответил Кончак.

Вошёл раб и сообщил, что Кончака зовёт к себе его старшая жена Хозалчин.

Юрты ханских жён стояли полукругом за шатром Кончака.

В передней, самой роскошной юрте жила старшая ханша. Хозалчин была когда-то любимой женой Атрака, и Кончак взял её в жёны по степному обычаю, дабы унаследовать старшинство в роде Ясеня. Родная мать Кончака умерла, когда ему исполнилось восемь лет.

В молодости Хозалчин была изумительно красива, но теперь, когда ей уже было за сорок, от былой привлекательности почти ничего не осталось. Она располнела и стала как будто меньше ростом. Лицо с двойным подбородком стало круглым и одутловатым, из-за чего раскосые глаза Хозалчин казались ещё ?же. Впрочем, в уме этой женщине отказать было нельзя, и Кончак частенько прислушивался к советам своей старшей жены и бывшей мачехи.

В юрте Хозалчин курились благовония в небольшой жаровне. От этого царящий в ней полумрак обретал некую таинственность. С возрастом у Хозалчин стали болеть глаза, поэтому она не выносила яркий свет.

– Что тебе поведали духи предков, мой хан? – такими словами встретила Хозалчин Кончака.

– Ничего определённого, – ответил Кончак и вздохнул, опускаясь на мягкие подушки. – Я хочу ещё поговорить с сихирче[56 - Сихирче (тюрк.) – шаман.].

– С Есычаном?

– С ним.

– Пустая трата времени, мой повелитель.

– Твоё пренебрежение к духам предков уже вышло тебе боком, – упрекнул жену Кончак. – Духи наслали на тебя мучительную одышку и болезнь глаз. Но тебе, как видно, неймётся!

– Мёртвые не могут помогать живым, – раздражённо бросила Хозалчин, – живым могут помочь только живые. Нужно слать гонцов к Кобяку, мой хан.

Кончак вздрогнул.

– Ты хочешь стравить лукоморских половцев с донскими?

– Я хочу, чтобы Кобяк помог тебе остаться великим ханом, – пояснила Хозалчин.

Кончак задумался.

Конечно, Кобяк ему друг и не откажет в помощи, но всё это чревато кровавыми столкновениями с Улашевичами и Токсобичами. И потом, успеет ли Кобяк прийти вовремя с приморских равнин сюда, на берега Тора? У лукоморских половцев тоже должен состояться съезд родов.

– Гонцов нужно слать немедленно, – сказала Хозалчин, словно читая мысли супруга.

– Кого же послать?

– Пошли моего сына – Иштуган сделает всё, как надо! К тому же Кобяк его любит.

– Хорошо, будь по-твоему, – после долгой паузы произнёс Кончак. – Хотел я избежать крови, да, видно, не суждено.

А про себя подумал: «Верно сказано, умная женщина тебя возвысит, глупая – погубит».

Кончак отправил Иштугана в путь тёмной ночью, дав ему в провожатые шестерых верных батыров.

В ту ночь хану не спалось.

Кончак выходил из тёплой юрты на сырой промозглый ветер, прислушивался к шорохам и звукам. Удалось ли Иштугану незаметно миновать дозоры Улашевичей и Отперлюевичей, которые так и рыщут вокруг подобно волкам? Кончак возвращался в юрту, но сна не было. Хозалчин права, думал хан, без поддержки Кобяка ему не усидеть на ханской кошме.

Любимая наложница Кончака красавица Агунда напрасно льнула к нему своим роскошным нагим телом, хану было не до неё.

На рассвете дозорные из рода Ясеня сообщили Кончаку, что ночью было тихо за рекой.

Кончак облегчённо перевёл дух. Значит, Иштуган сумел проскочить мимо становищ Токсобичей, Улашевичей и прочих враждебных родов, обступивших его кочевье со всех сторон.

До того торжественного момента, когда в одном шатре, разбитом посреди голого поля, должны были сойтись ханы, беки и беи донского крыла половцев, оставалось ещё несколько дней. Кончак употребил это время для того, чтобы прощупать настроение своих возможных союзников.

Сначала он встретился с ханом орды Бурновичей – Гзой.

Гза был воином до мозга костей, всё его тело было покрыто шрамами от ран, полученных в сражениях. Своих сыновей Гза назвал именами наиболее доблестных врагов, с которыми он встречался в битвах. Гза был старше Кончака на три года и пользовался неоспоримым авторитетом у ханов. Одни его уважали за смелость и военную смекалку, другие боялись, зная, что в гневе Гза сразу хватается за саблю, которой он владеет, как никто другой. Гза уже был одно время великим ханом. Его сместили только потому, что он одинаково беспощадно наказывал за трусость и неповиновение как простых воинов, так и знатных степняков.

С Кончаком Гза всегда держался настороженно, но явной вражды никогда не выказывал.

– Ты слышал, что Елдечук, Тулунбай и Копти вознамерились сбросить меня с белой кошмы? – заговорил Кончак, протягивая гостю пиалу[57 - Пиала – круглая чаша без ножки.] с кумысом. – Им кажется, что пришло их время. Я только не знаю, кто из них собирается занять моё место.

Кончак разговаривал с Гзой без увёрток и намёков, зная, что тот этого не любит.