скачать книгу бесплатно
– А ты и не соберешь никогда родной дочери приданого, уж я тебя знаю! – негодовала Васса. – Иль пропьешь все до нитки, иль сожжешь! Вот в чем бедной Фетинье перед женихом показаться?
– По душе ли ей придется женишок-то твой, кума? – Петрила растянул свои толстые губы в кривой ухмылке.
– Этот не приглянется, я ей другого подыщу, но все равно из-под твоей власти Фетинью вырву. А ты соси свою бражку, куманек, может, и захлебнешься когда-нибудь! – Не сдерживая раздражения, Васса брезгливо оттолкнула от себя потянувшуюся к ней руку плотника.
– Кваску бы мне, – жалобно попросил Петрила и снова протянул руку: – Дай квасу, кума. От твоих слов у меня в горле пересохло.
– Пересохло у тебя от выпитого вчера, сосед, – проворчала Васса, но квасу все же налила.
Петрила с жадностью припал к ковшу.
Утолив жажду, он повеселел:
– Добрый у тебя квас, кума. Ядреный! Может, пива иль бражки поднесешь?
– Этого не дождешься, – холодно отрезала Васса.
– Тогда не столкуемся мы с тобой, – сокрушенно покачал головой плотник, – ведь я добрый токмо во хмелю, а на трезвую голову я обычно злой. Вот пойду сейчас домой, Фетинью за волосы оттаскаю, дабы отца пуще почитала. Может, и розгами постегаю ее за прошлые грехи.
Говоря все это, Петрила искоса поглядывал на Вассу своими опухшими от пьянства глазами. На его грубом лице с толстым мясистым носом и куцей бороденкой притаилась хитрая полуусмешка. Мол, мне ведомо, кума, чем тебя пронять!
Васса догадалась, куда гнет Петрила. Она живо сообразила, как ей лучше действовать.
– Сегодня устроим смотрины, – выставила условие Васса. – Коль все пройдет гладко, то вечером получишь корчагу браги.
– Две! – жадно воскликнул Петрила.
– С тебя и одной хватит, – сказала Васса. – Ты приведешь Фетинью сюда. Я за женихом схожу. Устроим им свидание честь по чести.
– Так приданого же нету, – напомнил Петрила.
– Этот человек возьмет Фетинью и без приданого, – промолвила Васса.
– Может, жених твой из бывших холопей, кума, так мне такой зятек не надобен! – насупился Петрила. – Такого оставь для своей Пребраны.
– Не беспокойся, не из холопей он, – сказала Васса. – Я знаю, каких женихов выбирать! Погоди, я сейчас подберу платье твоей Фетинье.
Васса скрылась в соседней комнате.
Петрила озабоченно вздохнул и, дотянувшись до ковша на столе, допил остатки холодного квасу.
* * *
Фетинья, когда узнала от отца, что для нее подыскали жениха, от изумления и неожиданности сначала лишилась дара речи. Но уже через минуту Фетинья обрела свою прежнюю уверенность. Она охотно нарядилась в белое льняное платье Пребраны, принесенное отцом. Умываясь и заплетая волосы в косу, Фетинья была полна нетерпеливого желания поскорее увидеть своего суженого. Он представлялся Фетинье то светловолосым, как Родион, то рыжим, как Вячеслав, то темно-русым, как Аникей, высоким и не очень, с усами и без усов, но непременно молодым и красивым!
Придя в дом Вассы, Фетинья замирала от сладкого волнительного страха, дожидаясь прихода своего жениха, за которым ушла мать Пребраны. Их долго не было. Так долго, что Фетинье стало казаться, будто они и не придут вовсе.
После полудня пришел из своей мастерской Мирошка, немногословный и важный. Ведь заказчик у него ныне не кто-нибудь, но старший сын рязанского князя!
Затем вернулась от Стояны Пребрана.
Сели полдничать.
Мирошка и Пребрана усадили за стол и Петрилу с Фетиньей.
Покуда щи хлебали, то все помалкивали, а когда принялись за жареную рыбу, вдруг завязался разговор о том да о сем. Пребрана догадывалась, что неспроста Фетинья в ее нарядном летнике в гостях у них сидит, но вида не показывала. Мирошка знал обо всем от супруги, однако заговаривать об этом даже не пытался. Мол, мое дело – сторона!
Наконец пришла Васса и с нею мужичок коренастый, с черной бородкой. Одет мужичок был в полосатые черно-бело-голубые порты, заправленные в сапоги из мягкой добротной кожи, и синюю рубаху с золотым узором на плечах. Руки у незнакомца были заскорузлые, темные то ли от загара, то ли от работы.
Фетинья так и впилась в него глазами.
«Вот, – подумала она с радостью, – отец моего суженого пожаловал! Сына своего почему-то не привел. Может, приболел он? Иль позднее подойдет?»
Фетинья ожидала, что Васса сейчас объяснит ей, почему жених не пришел. Но вместо этого Фетинья услышала такое, чего совсем не ожидала и во что никак не могла поверить! Оказывается, этот чернобородый мужичок и есть ее жених!
Изумление Фетиньи сменилось жутким разочарованием. Это, видимо, отразилось у нее на лице, так как Пребрана живо поспешила удалиться в свою светелку. Ушел и Мирошка, сославшись на какие-то неотложные дела.
Васса, делая вид, что не замечает расстроенного лица Фетиньи, представила ей жениха:
– Это Ивор Бокшич, лучший среди сапожников в околотке близ Пронских ворот. Работает на заказ. Живет в достатке. Супруга у него померла четыре года назад. Сын умер еще раньше…
Фетинья сидела бледная, неразговорчивая, с опущенными глазами.
Васса принялась знакомить жениха с отцом невесты.
Петрила подбоченился, заметив, что жених по возрасту ему почти ровня и по достатку не намного богаче его. Узрел плотник и то, что Фетинья губы надула, значит, даст этому сапожнику от ворот поворот! А посему Петрила решил с гостем особо не церемониться.
Васса усадила сапожника за стол напротив Фетиньи, промолвив, будто ненароком:
– А это наша Фетинья-краса – длинная коса! Девица скромная и работящая.
– Да уж, – самодовольно вставил Петрила, – дочка у меня на загляденье! Всякому ко двору придется, но не всякий ей по сердцу будет.
Плотник многозначительно ухмыльнулся, взглянув на сапожника.
Тот, однако, не смутился и держался со спокойным достоинством, говорил мало, больше приглядывался к Фетинье и ее отцу.
– Я в нашем Успенском околотке среди плотников лучший! – похвалялся Петрила и ударял себя кулаком в грудь. – Ворота у купца Данилы Олексича видел? Мною сработаны, причем одним топором. Подручный мой руку себе поранил. Вот и пришлось мне одному те ворота ставить. Ничего, за три дня управился.
– Потом не просыхал шесть дней кряду, – проворчала Васса и придвинула к немногословному сапожнику глиняную мисочку с солеными грибами. – Угощайся, Ивор Бокшич, чем Бог послал. Сама солила.
Сапожник неспешно принялся за грибы, вылавливая их из миски деревянной ложкой. Ел да похваливал.
Васса старалась разговорить Фетинью, но, кроме кратких «да» и «нет», ничего не могла от нее добиться.
Тут еще Петрила лез к гостю со своими вопросами:
– Скажи-ка мне, Ивор Бокшич, годов тебе сколько?
– В Ильин день сорок три стукнет, – прозвучал ответ.
– Так-так. – Петрила посмотрел на дочь, потом на Вассу. – Значит, ты меня всего на три года моложе. А сколь разов ты женат был?
– Единожды.
– Хворями никакими не мучаешься, случаем?
– Поясница стала побаливать временами, а так ничего, жив-здоров.
– Ну, поясница-то в такие годы у многих начинает болеть, – закивал головой Петрила.
Он заговорил было о том, чем лучше всего лечить больную спину.
Однако Васса прервала его:
– Чего это ты про хвори и про возраст заговорил, куманек? Сам-то шибко ли здоров, коль по нескольку раз в месяц знахарка Акулина то зубы тебе заговаривает, то суставы лечит?
– Так, я и жениться более не собираюсь, кума, – ввернул Петрила и дружелюбно улыбнулся сапожнику: – Не серчай на меня, Ивор Бокшич. Душа моя об дочери радеет, вот я и…
– Я понимаю, – промолвил Ивор Бокшич, – и не осуждаю. Такую паву и боярскому сыну, поди, жаль отдавать, не то что мне.
При этом Ивор Бокшич такими глазами посмотрел на Фетинью, что та залилась краской смущения.
Петрила ухмыльнулся, заметив это. Приглянулась сапожнику его дочь!
Дальнейший разговор происходил уже без Фетиньи, которую Васса спровадила в светлицу к Пребране.
Фетинья удалилась с большой охотой.
Пребрана встретила подругу в сильнейшем волнении. Она схватила Фетинью за руки, заглянув ей в очи.
– Ну что? Ну как? – громким шепотом спросила Пребрана.
– Да никак! – раздраженно ответила Фетинья, высвобождая свои руки из пальцев Пребраны. – Поклон твоей матушке за такого женишка! Ему вот-вот сорок три года исполнится, а он выглядит на все сорок пять!
– Это из-за бороды, наверно, – несмело промолвила Пребрана.
– Вот счастье-то привалило – замуж за старика идти! – не унималась Фетинья. – Да меня хоть золотом осыпь, не пойду за такого!
– Я думаю, никто тебя неволить не станет, – заметила Пребрана. – Это же просто смотрины. Сядь же, успокойся.
– Насиделась уже! Благодарю! – огрызнулась Фетинья.
Пребрана печально вздохнула и опять села за прялку. От этого занятия ее оторвало появление Фетиньи.
У взрослых разговор получился короткий.
Вскоре Фетинью вновь позвали в трапезную. Ивора Бокшича там уже не было.
– Ну, дочь, переодевайся! – с усмешкой проговорил Петрила. – Спровадили мы твоего жениха! Полагаю, больше ты его не увидишь. Васса, дай Фетинье платье поплоше, а я тебе за это дровишек принесу.
– Три вязанки принесешь, – сердито обронила Васса.
Было видно, что Васса осталась недовольна тем, как вели себя перед Ивором Бокшичем Петрила и его дочь.
– Три так три, – безропотно согласился плотник. – Сейчас же и принесу.
Переодевшись в старенький поношенный летник с дыркой на подоле, Фетинья вдруг ощутила в себе какую-то пустоту. Идти домой ей не хотелось. Остаться у Пребраны она не осмеливалась: ведь она так обидела ее мать, которая искренне желает ей добра.
– Тетя Васса, прости меня ради Христа! – пролепетала Фетинья уже возле ворот. – Боязно мне дарить себя такому вот жениху… Мне бы кого помоложе, так я бы с великой радостью замуж за него пошла!
Васса, собиравшаяся закрыть ворота, прижала к себе Фетинью, поцеловала ее в лоб и проговорила растроганно:
– Разве ж я не понимаю, дочка! Да токмо иной старичок троих молодцев стоит. Ты еще молода и не разумеешь этого. Так и быть, поищу тебе жениха безбородого. Жди.
Фетинья едва не прослезилась после этих слов. Она расцеловала Вассу в обе щеки.
– Ну, будя лобызаться-то! – раздался с улицы язвительный голос Петрилы. – Чай, не навек прощаетесь.
Глава пятая. Саломея
В Волжской Булгарии, стоящей на богатом торговом пути с севера на юг, жило немало иудеев, промышляющих торговлей и ростовщичеством. Когда татарская орда обрушилась на Булгарию, то на Русь из-за Волги устремились толпы беженцев, многие ушли от отчих очагов в одной одежде, прихватив с собой детей. Голодные и измученные трудной дорогой беглецы-булгары делились с русичами пережитыми ужасами татарского нашествия. Ни мужество, ни крепостные стены не спасли булгар от стрел и сабель татарских. Все города Булгарии были сожжены татарами, а их столицу Биляр татары, по приказу хана Батыя, сровняли с землей. Тысячи жителей Булгарии погибли в сражениях с татарами, десятки тысяч угодили в тяжкую неволю.
Суздальский князь расселил беженцев из Булгарии в поволжских городах: Новгороде-Низовском, Радилове, Юрьевце и Костроме.
Немало булгар осело и в приокских городах, уповая на защиту рязанских князей.
В те дни всеобщего бегства булгар из-за Волги на Русь поселился в городке Ольгове богатый иудей Пейсах со своей семьей. Ольгов лежал всего в одной версте от Рязани при впадении в Оку реки Прони. В Ольгове держал свой княжеский стол Давыд Юрьевич, младший сын рязанского князя.
Была у Пейсаха дочь-красавица, в которую влюбился рязанский боярин Бронислав, увидев однажды прекрасную иудейку на рязанском торжище. Бронислав Дернович был мужчина видный, роста немалого, широк в плечах, с голубыми глазами и окладистой русой бородой. Супругу свою Бронислав схоронил несколько лет назад, очень скорбел по ней и вновь жениться не собирался, покуда не встретил Саломею. Бронислав живо вызнал, где живет Пейсах, и нагрянул к нему домой нежданным гостем. Он сразу же огорошил изумленного Пейсаха своей настойчивой просьбой отдать Саломею ему в жены.
Расчетливый Пейсах мигом сообразил, какие выгоды сулит ему, чужеземцу, родство с имовитым рязанским боярином. То, что семнадцатилетняя Саломея годится сорокалетнему Брониславу в дочери, Пейсаха нисколько не смущало. У них в роду все мужчины женились уже после тридцати, обретя дом и богатство, и неизменно брали в жены совсем юных дев. Дед Пейсаха был старше своей супруги на двадцать лет, отец Пейсаха женился на его матери, когда той исполнилось шестнадцать. Сам Пейсах был старше своей жены на тринадцать лет.
После недолгого раздумья Пейсах ответил Брониславу согласием выдать за него свою дочь.
Боярин Бронислав Саломее не понравился своей излишней властностью и заносчивостью. Однако противиться воле отца Саломея не стала. В Ольгове ее снедала безысходная тоска. Все подруги Саломеи остались в Булгарии, что с ними стало, ей было неизвестно. Возможность перебраться в многолюдную Рязань, в роскошные хоромы знатного боярина, окрылила Саломею честолюбивыми мечтами стать вровень с другими боярскими женами, заиметь новых подруг среди родственниц местной знати.
В начале лета повенчался боярин Бронислав с дочерью Пейсаха в главном рязанском храме. Перед венчанием Саломее пришлось перейти в православную веру, как того требовал обычай.
Родня Бронислава с неодобрением отнеслась к его женитьбе на иудейке. А когда стало известно, что родственники Саломеи тоже норовят в Рязань перебраться, то Брониславу от своей родни и вовсе житья не стало.
«Мало нам сраму от тебя из-за жены твоей, так ты еще сродников ее нам на шею повесить хочешь! – молвили Брониславу его братья. – Погнался за красой басурманской, а о чести своей не подумал. А заодно и о нашей! Чтоб ноги твоего тестя-иудея в Рязани не было!»
Пришлось Брониславу пойти на хитрость. Сказал он тестю своему, что купил ему дом в Рязани – это было непременное условие Пейсаха перед бракосочетанием Саломеи и Бронислава, – но на самом деле Бронислав никакого дома не покупал. Спустя какое-то время Бронислав с печальным видом сообщил Пейсаху, мол, дом его в Рязани сгорел дотла. Бронислав даже свозил Пейсаха в Рязань, показал ему обгоревшие остатки рухнувшего дома близ вечевой площади, умолчав при этом, что то была месть лихой рязанской вольницы княжескому мытнику Сдиле, обиравшему до нитки всех и каждого. Когда посреди ночи заполыхал дом мытника, то его и спасать-то никто не поспешил, кроме ближайших соседей.
Пейсах посокрушался, поохал и вернулся обратно в Ольгов.
Дабы тесть не осерчал на него за несоблюдение уговора, Бронислав пристроил сына Пейсаха в младшие княжеские гридни. Перед этим Моисею, как и его сестре, пришлось перейти из иудаизма в православие. Подавляющее большинство волжских булгар исповедовали ислам. Однако среди булгарской знати имелись и приверженцы иудаизма, ростки которого занесли в Булгарию поволжские хазары.
