Пандемия

– Привыкнуть к тому что если человеку плохо, все вокруг делают так что бы ему было ещё хуже, ехидно перешептываясь за спиной, вместо того что бы подставить плечо и поддержать…

– Ты о ком? – Не дала договорить мне Полина.

– Я, о волчьих непропитанных законах… О том, как добивают тех, кто споткнувшись не сумел устоять на ногах.

– Такова жизнь, не для всех она румяный пряник.

– Жизнь? Разве такова она, когда здоровущий лысый мужичища, больше напоминающий мальчишку из девяностых пишет юной девочке, за которую даже некому заступиться, что тебя несколько раз переедет машина и жить тебе осталось совсем недолго, или звонит и предлагает встретиться на пустыре и поговорить о много… А что она сделала, лишь уволилась и забрала зарплату, причём согласованно, но ей всё равно страшно и она бежит, она готова сбежать куда угодно, лишь бы подальше от всего этого, не понимая, что все эти угрозы звучат в её адрес лишь от его собственного бессилия, глупости и беспомощности. Но даже если бы она знала это, ей всё равно не было бы спокойно.

– Ты сейчас говоришь о работе?

– О её обратной стороне, о том, на что все предпочитают закрывать глаза, что в силу не знания другого – принимают как должное. О том, что не увидишь сразу, но это всё равно есть как ни скрывай, такое невозможно утаить, стоит лишь капнуть поглубже, сразу же проявляется вся эта гниль…

– Лишь верхушка айсберга знает, что скрывает под собой вода.

– Я не хочу быть причастной к этому, не хочу пропитаться. Есть там и хорошие люди, очень хорошие, человечные, многим было проще уйти, а тем кому сбежать из этого ада просто некуда приходится приспосабливаться, быть глухими и немыми ко всему, что происходит вокруг них, лишь так они могут выжить и только так сохранить себя и не замараться. А сейчас их всех уволили, номинально конечно, просто для того, чтобы не платить налогов. Самое страшное, что среди них была беременная девушка, за которую тоже никто не вступился.

– Ты скучаешь по ним.

– Да, по многим, особенно по Геннадию Ивановичу… – Интерес сестры скрыть было невозможно, она провернула ко мне свою голову и с любопытством ловила каждый жест моей активной мимики. – Это наш дворник, мужичок лет за шестьдесят, небольшого роста с неизменной добродушной улыбкой. Она всегда сияет на его лице, и от неё становится так тепло и спокойно. Каждый день он не своём посту, всегда бегает суетиться и улыбается, мне кажется он рад всем. Каждое утро он добрым словом встречал нас по пути на работу и провожал домой вечером, он как талисман этого места, не проходило ни дня без него. Мы с ним всегда разговаривали, обо всём и в то же время ни о чём. Красивейший душой человек, настоящая жемчужина, которую к сожалению так редко можно встретить.

– Да ты влюбилась – с хохотом сестра толкнула меня в плечо, от чего машина непроизвольно вильнула.

– Да, – я не стала отрицать, – я влюбилась в его прекрасную душу.

Мы разговаривали о многом, дорога казавшаяся такой длинной закончилась слишком быстро. Говорила в основном я, она лишь слушала, кивала головой, но понимала меня. Впервые за много лет я могла говорить зная, что меня услышат. Впервые меня кто-то понимал, кроме него. А наш пушистый подарок позёвывая после двух часового сна лениво потягивался на заднем сиденье.

Глава 4

Не знаю, кто сказал эти слова,

Но тронули они за моё сердце

Пусть рядом будет тот всегда

Кому откроешь в мир свою ты дверцу.

И вырвутся слова из уст твоих:

Спасибо – что ты есть на этом свете

И пусть любовь за вас двоих решит

Быть врось или быть может быть вам вместе…

Выходные, выходные, всю неделю ждёшь их, строишь планы, а они пулями пролетают над твоей головой, помахивая ручкой вслед. И наступают они, похожие друг на друга серые однообразные будни. Я не люблю свою работу. Сама не знаю почему, наверное, это просто не моё. Всю сознательную жизнь я провела в движении, а теперь сидение на офисном стуле с телефонам в руках меня убивает. Я думала, что просто устала физически, и именно поэтому из множества вариантов выбрала то, что имею сейчас, но это не было физической усталостью, это была усталость моральная. Зато попав в этот маленький офис, с его маленьким, но очень душевным коллективом я наконец-то обрела душевный покой.

И вот уже месяц мы с Ангелиной сидим друг напротив друга, а иногда нас навещает Николай Матвеевич, самый прикольный начальник, с которым мне доводилось работать. Пусть он почти банкрот, а его маленький бизнес приносит больше убытка чем прибыли, и что бы поддерживать его на плаву ему приходится пахать на двух работах не видя, красавицы жены и двух прелестных маленьких дочек, он не перестал быть человеком, а его горячий нрав можно было легко простить лишь за, его самое ценное качество – быть собой без масок, лицемерия и лжи.

Ангелина совсем юная молоденькая худощавая высокая девушка, с красивыми чертами лица и удивительными жёлто-зелёными глазами. Была не только хороша собой внешне, она была удивительно красива душой. Добра, приятна в общении и прямолинейна. Она не думала о чем она говорит, не подбирала слов, за нее говорило её сердце, и за это я уважала её и привязалась с первых дней нашего знакомства.

Но сегодня с ней было что-то не так, она молчала, ночные слёзы оставили свои следы на её глазах. Сердце сжималось от вопросов, но как спросить так, что бы не обидеть, или лучше дать время самой во всём разобраться. Ведь так часто в стремлении помочь мы лишь бередим чужие раны, делая ещё больнее. Мы долго молчали, каждая занималась своим делом, я звонила, она искала. Напряжение нарастало, а потом её просто разорвало, словно мина замедленного действия, перестав тикать она опалила всё вокруг себя мощным взрывом своих уже неудержимых эмоций.

Это была нарастающая волна, льющаяся целым потоком, крик души в симфонии которого можно было разобрать высокие ноты обид и низкие скрипы боли. Ангелина смотрела прямо в глаза, и от этого прямого контакта, я смогла почувствовать тоже, что и она. Сердце сжимало в тески каждое её слово, и казалось, оно бьётся под звуки её обид.

– Я не понимаю, вернее не могу понять, зачем он так со мной поступает. – Продолжала рассуждать коллега сбросив пар. – Да, я виновата, да и я не святая, но выставлять меня из дома, потому что там она – это уже перебор.

– Он понял что поступил неправильно, ведь в итоге он с тобой, значит он выбрал тебя, а с ней… она себя не уважает, раз позволяет так с собой обращаться.

– Она даже не знает обо мне, – глаза Ангелины опустились и на них вновь появились слёзы – он прячет мои вещи, рассовывая их в пакеты, убирает мой фен и зубную щётку из ванны, я прихожу домой, а меня словно нет в его жизни, я исчезала…

– А может, стоит поговорить?

– Ты думаешь, я не пыталась? Сколько раз… я ставила его перед выбором, либо я – либо она… и толку?

– Может, стоит посмотреть на всё это с другого угла. Иногда что бы понять человека нужно встать на его место, попытаться взглянуть на всё его глазами, пробиться в его голову и рассуждать не с точки зрения своих обид и амбиций, а увидеть его мысли. И тогда всё встанет на свои места. В изменах всегда виноваты двое: и тот кто изменил, и тот кому изменили.

– Я и не отрицаю…

– Может ему чего-то не хватает. Что нужно мужчине для полного счастья?

– Я об этом не задумывалась.

– Не так уж и много, как нам порой кажется. Каплю любви, горсточку понимания, чуть-чуть тепла и уважения, и вот он эликсир семейного счастья.

– А ещё вкусный обед, горячий свежий ужин, разговоры за чашечкой кофе, о том как прошёл его день… – Её глаза наполнились безграничным трепетом воспоминаний, теперь мне стало понятно что он значит для неё.

– Вот видишь, поэтому он с тобой… и он не уйдёт от семейного уюта, который создаешь для него именно ты.

– Но порой так обидно.

– Хочешь, я расскажу тебе кое что? – Её едва обсохшие глаза вспыхнули искрой неподдельного интереса, словно две спичинки. – Нет мужиков, которые не ходят налево, хотя бы раз в своей жизни. Но мы, женщины либо можем принять это и отпустить свою обиду либо рушим, то, что выстраивали годами. Но это эгоизм, наш собственный эгоизм. Любовь, привязанность и привычка – созвучные, но совершенно разные слова. Определись для себя, что у тебя на сердце, что именно из этих трёх вещей заставляет тебя быть рядом с ним?

– Я его люблю… – Еле слышно шепнула Ангелина.

– Если ты любишь его по настоящему, отпусти и не препятствуй его выбору, ты же хочешь что бы ему было хорошо. А когда он это поймёт, он вернётся и это будет уже его выбор, а не твой. Запретный плод сладок, и чем больше ты запрещаешь, тем сильнее ему хочется. Он жаждет свободы – так дай ему её. И сама увидишь, как скоро она ему наскучит.

– Я не хочу уходить от него, вернее я не могу от него уйти.

– А зачем уходить, опуская руки? Просто хоть раз в жизни сделай то, чего он точно от тебя не ожидает. Без эмоций и без истерик, предложи ему не выбор между вами, а свободу этого выбора. Свободу от себя, от совместных бытовых проблем, которые как ржавчина разъедают семью из нутрии. С ней у него приятные вечера, а с тобой однообразные светлые будни. А сможет ли он без них? Заменят ли ему редкие часы лживого счастья семейного трепещущего очага и уюта, умеет ли он видеть и ценить его? Дай ему шанс понять…

– Сможет ли он без меня? Но вопрос в том, что это я не могу без него.

– Тогда это не любовь, а эгоизм. Ты думаешь о том, что хорошо для тебе, как именно тебе будет удобно и лучше, но ты не думаешь о нём.

– Да что ты знаешь?… – Яростно сорвалось с её губ.

– В своей жизни я любила раз, всего один раз, и больше не хочу. Я любила брата, это конечно другое, но я любила в нём человека, а потом появилась она, и он полюбил её. Я видела и прекрасно понимала кто она такая, но сказать ему боялась, я боялась сделать ему больно, потому что думала о нём, а не о себе. Я хотела счастья для него и не стала рушить его иллюзий. Я была просто маленькая и глупая. Я не сказала ему правды.

– Они сейчас счастливы?

– Его больше нет, то что он узнал сам убило его.

– Она изменила ему?

– Нет, она просто ушла к другому сжигая мосты, выкинув его из своей жизни, перечеркнув всю его любовь, не оборачиваясь на то что она сделала с ним. – И во мне заиграла обида, обида за него и только сейчас я осознала, что так и не простила Дашу, которая предпочла моему брату моряка, и никогда не смогу простить. Быть может это своего рода ревность, а может и банальный эгоизм.

– Да, иногда мы обижаем людей, которые нас любят, даже не задумываясь о последствиях. – Ангелина опустила глаза, видимо и ей эти чувства были знакомы.

– А потом эти обиды сидят где-то в нас, разъедая плоть изнутри, а гордость не позволяет исправить совершенные нами ошибки. Но это понимаешь лишь с возрастом, когда уже нет времени что-либо изменить.

– А почему бы и нет, не попробовать сначала отбросив все обиды, обойдя их стороной, перешагнуть через гордость и начать с чистого листа. – В лабиринте и череде тупиков, в которые она забредала по жизни, блеснул луч конца скитаний.

– С нового листа можно и начать, но подчерк не изменить. Смысл марать чистый лист бумаги кривыми завитками. – Я не могла не сказать её, что лучик света – это ещё не выход.

– А если изменить и его, если научиться писать по-новому. Так как правильно. – В силу возраста и амбиций Ангелина ещё не могла понять меня.

– Правильно – это ведь тоже относительно. Относительно твоего мира, свет которого проходит через призму твоего восприятия, мышления и воспитания.

– Я не понимаю тебя.

– Посмотри в окно?

– Зачем? – Её глаза округлились окончательно, такой глупости она и не могла ожидать от меня, но я не стала объяснять она всё поймёт сама, но чуть позже, тогда, когда придёт её время.

– Не задавай лишних вопросов, не думай, просто посмотри и скажи, что ты видишь? – Мы обе взглянули в окно.

– Я вижу асфальт и дорогу. – Через мгновенье еле слышно сказала она.

– А я вижу верхушки деревьев и красную крышу.

– А я еще облака и птицу, вон там.

– А внизу ещё человек. Теперь ты понимаешь, о чём я?

– Не совсем. – Её глаза притупились, а улыбка засияла детской непринуждённостью.

– Сколько бы людей не смотрело в одно и то же окно, стоя на одном и том же месте, они всегда будут видеть разное. Ты никогда не получишь одного и того же ответа, даже если подведешь к окну сотню, схожие, да, одинаковых никогда – это вопрос восприятия. То как ты понимаешь и воспринимаешь этот мир, и как понимаю его я, или твой гражданский муж.

– Это какой-то психо-тест? – Ангелина с вопросом посмотрела на меня.

– Нет, это нужно для того что бы просто понять насколько все мы разные.

– Насколько мыслим иначе? – Ангелина наконец начала понимать меня.

– Не только мыслим ещё и чувствуем и воспринимаем. Что для тебя измена?

– Ну… предательство, обида, обман.

– А для меня шаг одного человека на встречу другому, от того кому он по-настоящему дорог но по каким-то причинам не понимает этого.

– Или, знаешь банальный поиск общения, понимания, тепла. Когда тебя отпиннывают как собачонку, а ты только и можешь что в очередной раз проскулить в подушку что бы опять никто не услышал, а тут, вдруг появляется кто-то готовый на время исцелить твои раны, но лишь для того чтоб затем нанести новые.

– Вот, и мы заговорили на одном языке.

– Тебя должно быть тоже так обижали? – Этого вопроса от неё я не ожидала.

– Много лет назад я сама себя обидела.

– Это как?

– Я была влюблена, но не смогла простить. А потом много лет жалела об этом. И только брат в ту минуту был рядом и поддержал.

– Есть вещи которые нельзя простить.

– Нет таких вещей. Простить можно всё, даже то, что твой муж спит с твоей подругой чуть ли не у тебя на глазах. Можно даже улыбаться им утром в лицо, наблюдая за их лживыми, растерянными лицами с лицемерными ухмылками в ответ на твои прямые добродушные взгляды. Можно молчать и ждать раскаяния, которое так или иначе рано или поздно случиться. Можно дать денег на аборт, которого бы ты не хотела, для убийства ребёнка твоего мужа, которого с радостью забрала бы и воспитала как своего, если бы только кто-нибудь тебе его отдал. Но его не отдали, от него предпочли избавиться. А в чём он был виноват?

– Прости, я думала только у меня всё так плохо.

– Это ещё не плохо. Плохо, когда у тебя нет выбора и тебе приходится прогибаться. А у меня он был всегда.

– А разве бывает так, что выбора нет?

– Я раньше тоже так думала, но недавно мне довелось узнать одного очень хорошего мальчика, но не со всем с той стороны, которой он пытался повернуться ко всем, а с той которую он предпочитал прятать. И даже не могу сказать точно, один это был человек или два совершенно разных. Я злилась на него, пыталась показать ему всё его ничтожное прогнившее внутреннее естество, которое то и дело вылизало наружу, я вела себя эгоистично, даже не задумываясь о его мотивах, а он лишь хотел выжить в этом мире. А потом просто поняла одну простую вещь. И мне стало так жаль его. Я поняла, во что может превратить человека отсутствие выбора. Ведь когда у нас его нет, мы ничтожны не способны услышать голос своего разума, мы словно марионетки в чужих руках, которых лишь дёргают за нити, а мы мараем свои руки до локтей. А виноват в глазах людей в итоге тот, кого подвесили за шею и перекрыли кислород…

– Ну, разве он может быть хорошим? – Ангелина сразу же поняла о ком идёт речь.

– А у него есть выбор не быть плохим?

Наш разговор с ней ушёл далеко в сторону, мы долго говорили о вопросах выбора, и ей, как мне тогда показалось, стало легче. А мне радостно от того, что и я была причастна к этим переменам. Ангелина преобразилась, её щеки порозовели, в глазах появился блеск свойственный молодым и пылким натурам. Рабочий день подходил к концу. Часы на стене медленно тикали, отмеряя последние минуты нашего офисного заточения.

Глава 5

Когда они уходят в тишину,

Туда, откуда точно нет возврата,

Порой хватает несколько минут

Понять – о боже, как мы виноваты…

И фото– чёрно-белое кино.

Усталые глаза – знакомым взглядом.

Они уже простили нас давно

За то, что слишком редко были рядом,

За не звонки, не встречи, не тепло.

Не лица перед нами, просто тени…

А сколько было сказано не то,

И не о том, и фразами не теми.

Тугая боль – вины последний штрих —

Скребёт, изводит холодом по коже.

За всё, что мы не сделали для них,

Они прощают. Мы себя – не можем.

Э. Асадов

Как прекрасно на улице летом, глаз радует ожившая от зимней спячки городская суета. Деревья, затеняющие балконы пятиэтажек перешептываются друг с другом на ветру, то и дело, ветвями лаская стены домов, пытаются пробиться сквозь стёкла. Отовсюду слышатся ароматы цветов, радующих глаз своим разнообразием пестрящих нарядов из каждой клумбы. Раскидистые ивы в парке напротив гармонично перекликаются с величественными голубыми елями опоясывающими парк вдоль чёрной кованной ограды. Людская суета, потоками проносящаяся мимо. И среди этих потоков всё те же знакомые до боли лица.

– Привет! – Неожиданно окликнул в след хрипловатый женский голос, заставивший отвлечься от мыслей и обернуться.

– Привет. – Я нашла её глазами не сразу, она сильно изменилась и в этом потоке я едва бы узнала свою старую бывшую подругу.

– Ты здесь, какими судьбами? – Радостно верещала Настасья.

– Я, с работы, а ты как тут?

– А я… – в воздухе зависла радостная интрига. – Я с больнички, одиннадцать недель… Мы ждём маленького лялика. – Её счастью не было предела.

Я была безмерно счастлива за неё, эта минутная встреча. Лучик улыбки её счастья, который она подарила мне безвозмездно, сделал этот день по-настоящему прекрасным. Я не могла наглядеться на её сияющее лицо в надежде, что теперь её жизнь наконец изменилась к лучшему. Ведь я была перед ней так виновата. Мои амбиции и гордость сыграли с нашей дружбой злую шутку. Меня не было рядом – вопреки обещаниям. Но я исправила свою ошибку, пусть даже и ценой всеобщего непонимания и осуждения. Теперь моя душа пела, я смогла отпустить гложущее чувство вины перед ней, ведь не отвернувшись тогда вопреки всем обстоятельствам поддержав в трудную минуту, у неё появился шанс на новую жизнь, которую она начала с чистого лица, взяв не просто новый лист, а в корне изменив подчерк.

– Если бы ты знала, как я рада за тебя. – Но она никогда не узнает на сколько. Я обняла её, и от этих объятий мне стало так тепло. Казалось передо мной стоит совсем другой человек. Именно тот, которого хотела бы видеть её бабушка, наблюдая за ней с небес. А ведь в своё время я обещала ей что пригляжу, но не сдержала своего обещания.

Мы не общались около пяти лет, из-за пустой ссоры, даже и не вспомню сейчас что было всему причиной. Но за это время изменилось слишком многое. Бабуля, воспитывающая Настасью с малых лет заболела и умерла, только тогда моя подруга, при малейшем поводе дерзившая своей попечительнице и отчаянно желавшая вырваться из под её крыла, осознала, как сильно нуждалась в любви и опеки старушки. Я до сих пор виню себя за ту глупую ссору между нами. Ведь потеря столь близкого человека не была концом её мучений. Её предали, люди, которых она любила не скрывая своей любви, те, кому она доверяла. Две родные старшие сестры, подсуетившись продали квартиру разделив деньги между собой, а самая ушлая урвала и её долю, купила огромный дом, где для бедной сиротки уже не было места.

А затем наступили четыре года ада. Родная сестра при любом удобном случае попрекая куском хлеба, взвалила на её плечи троих своих детей и все домашние дела, не давала возможности выйти на работу и начать жить самостоятельно, без паспорта почти силой удерживала её у своих ног, плачась всем родным о том, как же ей тяжело с этой несносной избалованной девчонкой. Самое страшное, что ей верили все. От Настасьи отвернулись, считая её бесстыжей безработной алкоголичкой, сосущей деньги из вдовы с тремя детьми, приживалкой в чужом доме, которая, по словам сестры лишь полёживает на диване. Но настоящего зазеркалья этой с виду благополучной женщины не видел, или просто не хотел замечать никто. Любое неповиновение рабству в котором оказалась Настасья каралось истериками, переходившими в рукоприкладство, которые всегда заканчивались словами: «Выметайся из моего дома!»

И она уходила. Уходила к друзьям, которые всё знали, но ни на что не могли повлиять. Тайком звоня племянницам, так как лишь она со смерти их отца заботилась и беспокоилась о них. Она видела в них себя, особенно в старшей, ведь старшую дочь, примерная мать не реже своей сестры подвергала жестоким домашним репрессиям. Лишь за то, что та в отличая от младших детей всё прекрасно понимала.

Я не привыкла осуждать, наверное, потому что сама не святая и на пути не встречала праведников. Нам свойственно совершать ошибки, но свойственно ли окружающим их прощать? Когда весь мир ненавидит тебя за минуту отчаяния, а ведь просто в эту минуту рядом не было человека, который смог бы дёрнуть за плечо – просто сказав «Остановись!». Она могла бы избежать недельного запоя – единственного в её жизни, проклеймившего на долгие годы, вызвавшего бурю осуждений у всех родственников и соседей без исключения. Хотелось бы задать один единственный вопрос всем, так легко осудившим. А где были вы? Когда на руках у семнадцатилетнего подростка, после нескольких месяцев мучений умирает единственный в мире родной человек. Когда ребёнка на двое суток одного оставляют в квартире вынеся из неё гроб с телом бабули, просто забыв про внучку ведь сейчас свеем не до неё. А вспомнят про неё лишь через неделю, через неделю жестокой попойки, вспомнят и осудят. Продадут квартиру и как ненужного кутёнка, выкинут из своей жизни. И на такое способны родные люди… А можно назвать их людьми? Как бы парадоксально не звучало в этой большой семье одни человек – Настасья.

Обо всём, что случилось, я узнала слишком поздно. Да и что бы я сделала с толпой родни жаждущей урвать кусок побольше, наварившись на горе и смерти. Наверное, рыдала бы вместе с подругой, оплакивая бабулю, которую тоже очень любила. Но упасть в чужих глазах точно не дала бы.

Как больно, спустя столько лет осознавать, что в ту минуту, когда ты был так нужен, тебя просто не было рядом. И из-за чего? Из-за мелочи, который ты даже не вспомнишь потом. Но эта мелочь разрушила её жизнь, и я оказалась ничем не лучше сестёр, я её предала, перечеркнув нашу дружбу и обещание, данное мной её бабушке мелкой обидой. И она была в праве поступить со мной так как поступила. Я не злюсь на неё, не имею права таить в сердце обиды, прощение – высшая ценность. Я её простила, а простит ли она меня когда-нибудь?

А для чего ещё жить? Для себя, делая больно другим – это не жизнь, это выживание. Поступать надо так, чтобы собственной совести можно было бы легко посмотреть в глаза, зная что не смотря ни на что, хоть что-то в своей жизни ты делаешь правильно. Только ты знаешь, по какой дороге пойдёшь дальше, сея за собой семена, как бы глупо это не казалось тем, кому всё равно пока не коснулось их самих, с надеждой в сердце, что рано или поздно они прорастут. Вопрос лишь в том, когда ветер отнесёт их в плодородные земли.

Мы так часто болеем, убивая свой организм таблетками от очередного недуга, не замечая, что сильнее больны душой, так часто наноси грим на лицо видя внешние несовершенства, не задумываясь о истинной ценности его индивидуальности, стараясь быть кем-то другим – но мы, это мы. Стремимся показать окружающим, того чего нет на самом деле, в корне теряя себя в лабиринтах своей же лжи. Зачем? Моя самая большая проблема в том, что я понимаю того, чего понимать совсем не хотела бы. Вижу, то что скрывается под масками не срывая их. Верю, что так или иначе время само всё расставит на свои места. Живу по трём канонам «НЕ» Бернарда Шоу: «не жалуюсь, не обвиняю и не оправдываюсь». И да, не спорю, тяжело… Мне легче только пред своим голосом, тем который живёт глубоко внутри, который способен слышать другие такие же молчаливые голоса, голосом сердца – его голосом.

Глава 6

Дни несутся, за ними недели

Снова год заменяет год

Помнишь, то как мы в детстве хотели

Изменить всему времени ход…

Звонки среди ночи всегда вызывают тревогу. Боязнь того, что неизбежно может случиться, но тебе не под силу этого изменить. Но в этот раз всё обошлось. Наверное, судьба в очередной раз пощадила меня.