скачать книгу бесплатно
Расстраиваясь на себя и свои мысли, я попытался объяснить, что сопровождал сестру. Я говорил как можно мягче и вежливее. Интересно, а применил бы этот Сергеев табельное оружие, если бы я просто защищался от этих уродов? Один ото всех. Вполне бы применил. Ему бы ничего не было. А может, и нет. Кто его знает, так сразу и не скажешь. Еще один аргумент в пользу того, что жизнь нельзя прожить заочно.
– Сопровождал сестру, – тем временем старательно записал майор. – А она чего, сама машину не водит?
– Водит, – вопросы Сергеева нравились мне все меньше и меньше, но я покорно объяснил, что машина сломалась и что с сестрой кому-то надо было ехать.
– Так, – мой собеседник поставил точку и отложил бумагу в сторону. – Значит, если вы не знаете Терещенко, у меня лично к вам никаких вопросов нет.
– А если бы знал?
– Не понял. Вы же сказали, что не знаете.
– Просто интересно, – сказал я. – В общем, хочу понять, во что влипла моя сестра. Она-то знала.
Сергеев насторожился и посмотрел на меня как-то странно.
– Нет, что, у них такая любовь-морковь была, да? – вдруг спросил он, и в его глазах мелькнуло что-то такое, что я бы не назвал плохим или хорошим. Это было что-то человеческое, то есть такое, что наводило на ответ: никакого табельного оружия этот парень бы не применил. Во всяком случае, стрелял бы не на поражение.
– В том-то вся фишка, что ничего такого не было. А любовь была. Понимаешь?
– Что, совсем нереализованная? – не поверил майор. И почесал затылок. – Ладно, значит, так, посиди пока в коридоре, а мы с ней кое-что уладим, и все. Всякое, конечно, бывает…
Выпроводив меня из комнаты, Сергеев запер кабинет и быстро куда-то ушел.
Что-то не так, решил я, но оставалось только ждать, и я ждал. Я переместился в то место, где находился кабинет, скрывавший мою сестренку, и, устроившись поудобнее, поглощал покой. Так называл одно незамысловатое, но очень действенное упражнение мой старый восточный учитель. Оно заключается в том, чтобы просто сидеть, расслабив плечи, шею и еще некоторые группы мышц – у каждого свои, – и видеть исходящий из неподвижных предметов покой. Ну и, разумеется, его поглощать, чтобы собственное тело так же наполнялось покоем и, следовательно, силой. Но то ли окружавшие меня стены и стулья изначально не содержали покоя, то ли его вытянул кто-то сидевший тут до меня, в мозг лезли всякие нехорошие догадки, и вместо покоя я был наполнен с ног до головы сплошным беспокойством.
– Пошли! – Это произошло неожиданно. Дверь кабинета отворилась, но вместо сестры из нее появился майор Сергеев. Впрочем, он чесал затылок, а этот жест, как учат психологи, вроде не предвещал на мою голову новой беды. Но даже если бы и предвещал, я бы все равно пошел следом.
– Дело в том, что тут такая петрушка приключилась… – Рука Сергеева переместилась с затылка в ту область головы, которая расположена за ухом. – Бывшая жена этого Терещенко сделала ложное опознание. То ли морг так подействовал, то ли специально: он же до сих пор у нее в квартире прописан, а по свидетельству о смерти выписывают быстро. Так что жив ваш Терещенко. Жив и здоров, а погиб другой человек, личность сейчас устанавливаем. Вопросы есть?
На улице пахло утром, сыростью, желтыми листьями и скорым рассветом. После бессонной ночи и сидения одетым в теплом помещении тело бил легкий озноб. Зато глаза сестренки сияли радостью и слезами. И я, конечно, тоже был ужасно рад, а когда я рад, я становлюсь активным и начинаю много говорить.
– Значит, так, сейчас купим чего-нибудь выпить. Он теперь, оказывается, в Ивантеевке квартиру снимает, адрес я записал… Как раз купим – и как нагрянем! Успеем еще до того, как он на работу укатит. – Я сыпал предложениями, начисто забыв и о своей работе, и об усталости. У меня было чувство, что это наши безрассудные действия спасли его. Конечно, я не задавался, даже внутренне: ведь в первую очередь мужество, верность и смелость моей славной сестры воскресили этого парня, но и моя бессонная ночь, слезящиеся глаза и ушибленная нога тоже внесли свой вклад. У нас получилось! Честное слово, я был готов поверить, что это именно так. Что судьба поддалась нашему напору, счастливый случай протиснулся в пробитую нами брешь и прочей пафосной чепухе, которую хотелось молотить и молотить. Но я сдерживался.
В ответ сестренка молчала и редко всхлипывала. Примерно в таком состоянии мы вышли из ментуры, сели в машину и проехали несколько километров в сторону кольцевой дороги. И попали в пробку.
– Да, смешно все получилось, – подала голос она.
Вокруг нас двигались и останавливались машины многочисленных областных жителей, ехавших на работу в город, моросил дождь, монотонно работали дворники, и сквозь радость тело начинала снова охватывать усталость.
– Слава богу, что не грустно, – ответил я. – А главное, не скучно.
– Знаешь, так страшно! Ужасно, что все могло произойти именно так.
– Ничего. Все к лучшему, – зачем-то ляпнул я, с трудом понимая, что именно имею в виду.
– Да. А… ты на работу не опоздаешь?
Вопрос мне как-то сразу не понравился. В нем чувствовались знакомые, привычные интонации, и я снова насторожился. И насторожился вовремя, потому что какой-то торопыга на БМВ вдруг нагло въехал в мой ряд и резко затормозил.
– Опоздаю? Конечно, опоздаю, – ответил я после небольшого ругательства. – Но ты не переживай, позвоню, совру что-нибудь.
– Спасибо, – вздохнула она и уже в который раз набрала номер Витькиного мобильного телефона.
Телефон, судя по всему, был по-прежнему выключен.
– Знаешь, а это как-то неудобно.
– Что неудобно? – начал злиться я. – Ты прошла через такое… Ты чего?
– Нет, Саш, нет, неудобно. Вдруг мы приедем, а он там не один? Как мы будем выглядеть?
– Абсолютно нормально!
– Нормально? Мы?.. Ты ведь не знаешь, какой он иногда бывает. Потом, подумай, где эта Ивантеевка и где сейчас мы.
На этот раз сестра говорила дело. Мы все-таки слишком долго просидели в ментовке, пробки, судя по всему, были уже и на кольцевой, и в славное место под названием Ивантеевка мы могли запросто приехать не раньше одиннадцати.
– Ладно, а где он сейчас работает?
– Не знаю. Сейчас попробую позвонить на старую работу, – отозвалась сестра.
Но на старой работе никто не брал трубку. Мы не сдавались, сестренка звонила по каким-то другим номерам, но те или не отвечали, или, если ей все же удавалось вырвать кого-то из объятий сна, не знали о нашем Витьке никаких последних новостей. Зато их знала сестра, и ей пришлось почти полчаса объяснять каким-то своим разбуженным подругам, что он жив, здоров и какая идиотская произошла ошибка. А на пятом или шестом разговоре села батарейка ее телефона, и в Москву мы въехали в тишине.
– На, попробуй, может, заработает, – предложил я ей свой «Эриксон», отказывавшийся работать после ночных событий. Но и тот не пошел нам навстречу.
– Выключается, – грустно улыбнулась сестричка. – А может, это и к лучшему? Я сейчас в таком виде. Мне… мне надо побыть одной.
– Да-а-а… – выдохнул я. Затем краем глаза посмотрел на нее. Выражение лица сестренки наводило на мысль, от которой на душе становилось еще более грустно, чем тогда, когда мы ехали по этой дороге ночью. Она к нему не приедет. Никогда.
Опыт не раз показывал мне, что лезть в дела влюбленных опасно, бессмысленно и, в принципе, неправильно. Любое вмешательство в их отношения сразу делают тебя виновным во всех их проблемах. Впрочем, немного отвлекшись, замечу, что невмешательство тоже не спасает. Но в тот раз мои потуги сдержаться все же помогли, и я очень мягко заметил, что она может поступать как сочтет нужным и что, в конечном счете, решать ей.
Я и сейчас думаю, что сказал тогда в целом верно. Давление на сестренку обычно вызывает прямо противоположный результат. Во всяком случае, если это давление исходит с моей стороны. Хотя потом я все же немного добавил.
– Только учти, – позволил себе мягко заметить я, – ты офигительно красивый, смелый и мужественный человек, поверь мне, я понимаю, о чем говорю. Только ты смелая, если речь идет о ком-то другом, а не о тебе самой. А чем дольше ты будешь ждать, тем будет труднее. Подумай, произошло чудо, реальное чудо, и нужно ловить этот чудесный момент. Здесь и сейчас. Таково мое скромное личное мнение. Всё.
– Отвези меня к себе, я подумаю, – сказала она еще тише. И мой страх перерос в панику. Я решил, что своими речами только порчу ситуацию, поэтому всю оставшуюся дорогу мы не разговаривали.
Оказаться дома и не упасть на постель, не закрыть глаза и не провалиться в сон представлялось мне грубым издевательством над организмом. Однако я не упал и не провалился, а с неожиданной деловитостью и даже педантизмом начал собираться в свою контору. Страх за сестренку вызвал защитную реакцию, и память подсовывала моему уставшему мозгу дела, которые нужно было сделать именно сегодня или еще вчера; список этих дел пух вместе с ним и постепенно вытеснял из сознания проблемы моей нежной родственницы.
– В холодильнике остатки салата, творог и сыр, – перечислял я ей. – Если дозвонишься и уйдешь раньше, чем я вернусь, отдай ключ в двадцать третью, Клавдии Михайловне. А еще лучше – тащи Витьку сюда. Компьютер не включай, он сразу выйдет на «Рейтер», пойдут одни графики. Если будут вопросы, звони, но с половины двенадцатого у меня переговоры…
– Хорошо, – тускло кивнула она, закрывая за мной дверь. – Если будет звонить Марат… скажи, что у меня легкое сотрясение мозга. Упала с лестницы в твоем подъезде, ладно?
– А ты думай, – кивнул я и обреченно побрел вниз по лестнице. – А еще лучше – не думай…
Я рулил знакомой дорогой к офису, и в голову лезли грустные мысли. Собственно, чего мы боимся? Всякой ерунды. Остаться без денег, заболеть, попасть в катастрофу, того, что случится война. А о чем думаем? О том, где заработать, что купить, куда пойти и какое мнение о нас складывается у начальства, клиентов и существ противоположного пола. И так вот живем. Живем и почти не думаем о том, для чего родились, и совсем не боимся, что чего-то не сделаем, не проживем, пройдем мимо. А ведь, казалось бы, так просто – возьми и разверни свой страх наоборот. И – окажешься в реальной жизни.
Я бы не сказал, что вся эта философия сильно отвлекала меня в тот день от работы, но где-то на уровне подсознания размышления на эту тему, видимо, никак не могли остановиться. Поэтому под вечер я не выдержал и сделал то, что запрещал себе делать до этого. Я вошел на сайт одноклассников, залез в раздел своей школы и начал искать Толика. Того самого. Мне почему-то всегда было чувство, что этому человеку очень нужна помощь. И необъяснимое убеждение, что понять и помочь ему могу только я.
С этого все и началось. А что касается сестры… Да, Бог с ней, с сестрой. Надеюсь, она когда-нибудь влюбится.
Куртка
Вместо синопсиса
Она понравилась ему сразу. Скромно выступив плечом из общего ряда других и мелькнув где-то на периферии взгляда, она заставила его остановиться. Хотя останавливаться около дорогих витрин с загорелыми и веселыми манекенами, с энтузиазмом спешащими на отдых куда-то в Куршавель или в кругосветный круиз, Дима совсем не собирался.
Он планировал пройти мимо. Он не думал о покупке куртки, тем более такой и в таком месте. Он вообще не собирался покупать одежду. Человек просто шел мимо, денег у него было в обрез, и тот факт, что он задержался около дорогих витрин и разглядывал со вкусом одетые манекены, говорил скорее о том, что в тот момент он просто нуждался в красоте. Элементарной красоте, которой в его жизни было очень мало. Поэтому, ложась на красивые, выверенные дизайнерами витрин складки одежд, профессионально подобранные цвета и сдержанную фактуру дорогих тканей, его глаз всего лишь отдыхал. А немного замедлил шаг он оттого, что автор очередной витрины вложил в свое творение идею путешествий. Путешествий красивых богатых людей, от экипировки которых веет далекими горными тропами, дикими перекатистыми реками и покоем вековых лесов. Каким-то другим миром, по которому эти пластиковые люди собираются совершить увлекательное, чудесное путешествие. Вот тут край его взгляда, видимо, и зацепил этот рукав.
Впрочем, до него не сразу дошло, что это был именно рукав. Просто ему стало интересно, и Дима зашел внутрь. Так он тогда это понимал. Зашел, провел взглядом по рядам правильно расположенных вешалок, застывших в лучах хорошо продуманного света, и только тут осознал – вот то, что он хотел рассмотреть.
Да, пожалуй, то. Дима повертел рукав из прочной высокотехнологичной ткани очень красивого цвета. Здорово. Да, это оно.
– Хотите посмотреть? Вас какой размер интересует? – поинтересовалась продавщица, высокая девушка с лицом студентки, у которой пятерки по всем точным наукам. Видимо, она отвлеклась или просто не разглядела Диму внимательно.
Хотя и не очень внимательного взгляда было достаточно, чтобы понять: человек в таких брюках, таких ботинках и в пальто такого цвета мог забрести сюда только случайно. Мало того, оказаться в этой части города он мог тоже только по ошибке. Но он оказался. Приехал на собеседование по поводу работы, а начальник был занят, а секретарь попросил его подождать полчаса, затем еще час, и Дима пошел побродить по округе.
– Меня? Пятьдесят второй, – зачем-то сказал Дима.
– Сейчас посмотрю, – улыбнулась девушка и упорхнула куда-то вглубь зала.
Вот ведь попал, стиснул зубы Дима. И со страхом посмотрел на этикетку. Девять с половиной тысяч! Это же больше трехсот долларов. Да он сейчас и за месяц столько не зарабатывает! К тому же платить за квартиру в далеком Подмосковье, ремонтировать машину и вообще на жизнь Диме нужно было столько, что о покупке какой-либо одежды для себя ему следовало забыть. А он запёрся в этот дорогущий отдел и теперь будет краснеть. Нет, бежать отсюда, срочно бежать, пока она не вернулась.
Дима повернулся, чтобы уйти, и тут увидел точно такую же куртку на манекене в другом конце зала. Нет, я ее все-таки рассмотрю, набрался наглости он. Может быть, когда-нибудь он увидит на рынке что-то похожее и у него будут соответствующие деньги. Теперь он хотя бы будет знать, что искать.
А ему действительно не хватает именно такой штормовки. С достаточным количеством карманов, удобным кроем рукава, высоким воротником, спасающим от ветров. Дима обошел вокруг куртки, потрогал ее застежки, почувствовал пальцами мягкую дорогую мембрану. Во всем этом был целый мир. Мир красивой мужской сказки с далекими нехожеными тропами, пихтами, отражающимися в глади таежных озер, долгожданным ужином у костра. И чувство усталой удовлетворенности собой и прожитым днем.
– Вот, но цвет, к сожалению, только один. Это коллекционная вещь. – Продавщица стояла около Димы с точно такой же курткой, точно его размера, в чем он был почему-то совершенно уверен.
Коллекционная вещь оказалась на редкость легкой. Незаметно, но тщательно проклеенные швы, клапаны для вентиляции, почти невесомая термоподкладка. Померю и скажу, чтобы отложили, осенило Диму. Сошлюсь на то, что нужно поменять деньги, не взял с собой кредитную карту. В конце концов, он что, померить не может?
Куртка сидела идеально. Она не стесняла движения и нигде не висела мешком. Мало того, в ней и тело чувствовало себя по-другому. Расправились плечи, подобрался наметившийся живот, и даже ноги уверенней встали на землю. Дима повернулся направо, налево. Перед ним в зеркале стоял совершенно другой человек. Спокойный, уверенный, самодостаточный, за плечами которого тайга, горы и далекие, как сказка, острова. А ведь кто-то ее купит!
– Замечательно! – сказала девушка. – Я, конечно, не уговариваю, но этот экземпляр словно ждал вас.
– Да, нормально, – нахмурился Дима. И вдруг подумал, что в этой куртке совсем не следует хмуриться девушкам, и, улыбнувшись, добавил: – Мне очень нравится.
– Да, удивительно… – улыбнулась в ответ та.
Но праздник заканчивался, и суперподходящую куртку нужно было снимать. Прощай, куртка, тебя купит какой-нибудь богатый жлоб и будет раз в год надевать на своей квадратной загородной даче, когда снизойдет пообщаться с садовником или дворником. Или просто прокатиться на джипе.
– Отложите, а я… Я пойду поменяю деньги, – сказал Дима, отдавая замечательную куртку продавщице. И со вздохом надел свое тяжелое, неудобное и пахнущее электричкой пальто. Что ж, добро пожаловать назад, в реальность.
– Обменник не работает, – послышалось сзади.
Дима обернулся. Крепкий и явно не бедный мужчина лет пятидесяти пяти – шестидесяти вертел в руках легкомысленную спортивную шапочку с помпоном.
– Да… очень обидно, – испугался он. Сейчас этот богач еще предложит ему поменять начисто отсутствующую у Димы валюту. Что тогда делать? – Придется вернуться в офис, – начал лихорадочно сочинять он. – Вы, девушка, отложите, пожалуйста, отложите…
– Не надо ничего откладывать! – решительно заявил неизвестный и внимательно посмотрел на него. – Вы из бизнес-центра? С восьмого этажа? Я вас там видел. Вот моя визитка, а вот, – повернулся он к продавщице, – моя кредитка. Я плачу за эту куртку, ну и вот за эту шапочку.
– Да нет, зачем?! – запротестовал Дима. – Не надо, вы чего?
– Простите, – развел руками мужчина. – Я не хотел вас обидеть. Просто я немного разбираюсь в одежде такого рода. И вы, – он заговорщицки подмигнул, – вы, я вижу, тоже. Ну и чего тогда церемонии разводить, а? – воскликнул он и весело хлопнул Диму по плечу.
Куртку упаковали в красивый пакет с яркой экстремальной картинкой, и, когда Дима вышел из магазина, ему казалось, что все только и смотрят на этот пакет в его руке. Возвращаться на собеседование он не стал – боялся столкнуться в бизнес-центре с тем добрым человеком. Врать ему что-то еще было мучительно, поэтому Дима вынул старый мобильник и на последние центы наврал секретарше занятого начальника, что его срочно вызвали на старую работу. А сам пошел к вокзалу.
По дороге он думал, как он докатился до такой жизни. Где он ошибся? Что сделал не так? Где не поднажал? Ведь и тот занятой начальник, и этот добрый пожилой экстремал – они ведь тоже с чего-то начинали, но где сейчас они – и где он? Хотя… Хотя у него теперь есть эта куртка! Классная куртка, спору нет, хоть что-то греющее душу.
Когда-то у Димы была малогабаритная квартира в Москве и работа в НИИ. Но начинался капитализм, и жена стала ставить ему в пример разных знакомых и не очень знакомых людей, которые ушли в бизнес. Ушел и Дима. Но вышел неудачно, поэтому и квартира в Москве, и возможность нормальной работы остались в прошлом. А в настоящем были случайные заработки, бомбление на старой убитой «девятке» и недовольная до истерик жена в однушке на окраине далекого подмосковного городка. И страх, что встретит тех, кого он когда-то подвел, с кем не смог рассчитаться до конца, с кем ему очень стыдно будет увидеться. И никаких перспектив. Специалисты по микросхемам давно не нужны, Димины способности как менеджера оставляли желать лучшего, и даже машину он никак не мог отремонтировать, поскольку, хотя и был по образованию инженер, в технике совершенно не разбирался. А единственно возможный прорыв – устроиться на постоянную коммерческую работу в Москве – если смотреть правде в глаза, выглядел не более реальным, чем перспектива стать космонавтом.
Но люди в таких куртках не сдаются, сказал себе Дима. Сказал, возможно, потому, что на улице стояла весна, светило забытое за долгую зиму солнце, а глубокое голубое небо звало куда-то вдаль. Звало уже которую весну, а он все копался в какой-то ерунде. Которая затягивала все больше и больше. Эта ерунда, заполнявшая его бытие, с каждым годом отращивала все большие невидимые, но цепкие руки-щупальца, которые держали его, и чем интенсивнее он барахтался в этой жиже мелких дел и дешевых проблем, тем больше давили и держали. Но солнце светило, небо ошеломляло своей бездонностью, а легкая, почти невесомая куртка в красивом пакете придавала мужества.
И он позвонил Сашику. Сашик был его другом детства, человеком, с которым Дима когда-то попадал в традиционные мальчишеские переделки, потом ходил в походы, тащился за девчонками из соседнего техникума – другими словами, делал то, что и следовало делать в том возрасте. С Сашиком все это казалось не таким страшным, и после нескольких рюмок Дима любил вспоминать, как они путешествовали на трехколесных велосипедах, прыгали на стройке с третьего этажа, дрались с гопниками, лазили по пожарной лестнице в женское общежитие и несколько раз даже сплавлялись по порожистым северным рекам.
Потом все это кончилось. Сашик женился, развелся, уехал на Север, вернулся и ушел в какую-то свою жизнь. Дима тоже ушел в свою, но она, скажем прямо, не задалась. Она была неуютной и несуразной; все в ней происходило не так, как он планировал, не так, как он хотел, и вот теперь они не виделись уже несколько лет. И, если бы кто-то в тот момент спросил его: «Когда ты, Дима, был более всего счастлив, более всего был самим собой?» – он бы без колебаний ответил: тогда, в детстве.
И дело, конечно, не в Сашике. Конечно, тот был человеком, для которого жизнь не являлась проблемой. Он всегда находил выход, у него всегда получалось задуманное, его любили женщины, и он всегда знал, как раздобыть деньги. Но там, на порогах и под проливным дождем, когда руки, держащие весло, сводило от усталости, Дима чувствовал, что и у него что-то получается, что он может противостоять натиску жизни, что он может бороться и побеждать. Эх, вернуться бы туда назад, ощутить все это еще раз! Или… взять, распаковать эту куртку, надеть на себя и явиться сейчас к Сашику? Словно с далекой таежной заимки…
Мысль, как это следует из ее содержания, была бредовой, а вероятность, что Сашик свободен, если вообще находится в Москве, – близкой к нулю, но как знать, может быть, именно это обстоятельство и двигало Диминым подсознанием в тот момент, когда он искал в телефонном справочнике его номер.
– Ого, Димик? – удивился Сашик. – Да ты, старый, телепат!
– Сань, привет! А я думаю, дай тебе позвоню, – тихо обрадовался он.
И тут, как в сказке, выяснилось, что Сашик рядом. Он застрял в пробке на Сухаревке, жестоко опоздал, отменил встречу и, узнав, что Дима недалеко от трех вокзалов, предложил вместе перекусить.
– Нужно же иногда на все плевать, когда вокруг такая хренотень происходит, а? – резюмировал он.
Они встретились в суши-баре на Сретенке. Все двадцать минут, прошедшие после звонка, Дима пытался следовать Сашикову совету. Это почему-то показалось таким гениальным – послать все по правильному адресу и встретиться с другом. Просто так, чтобы увидеться. А, гулять так гулять! И Дима, чувствуя себя героем и нарушителем всех запретов и норм, надел куртку. Просто вынул из пакета, оторвал этикетки, разложил по ее карманам телефон, деньги и документы и надел, точно отрегулировав шнурки и застежки. И тронулся по улице.
Это было классно! Тело словно проснулось, оно стало легким и не уставшим, а его движения – простыми, правильными и не напряженными. Странно, этого не было так давно, но они были даже в удовольствие. Но самое главное, он вдруг почувствовал себя собой. Это может звучать смешно и глупо, но, видимо, произведение скандинавских дизайнеров и тайваньских рабочих выражало что-то его, Димино; подчеркивало нечто сокрытое и, может быть, даже главное, что было в нем, но никак не могло пробиться наружу. Куртка делала это внутреннее видимым для других, и другие, как показалось Диме, это оценили. И, возможно, все то время, пока он шел до Сретенки, невидимые руки-клешни стали держать его слабее. Для этого мельтешащего и кишащего мира, мира центра большого города, он теперь был не просто ничем не примечательной фигурой в мешковатых брюках и дешевом муляже полупальто, а собой, Димой. Тем, кем он хотел себя сознавать, тем, чье отношение к миру выражено именно этими складками, этим силуэтом, этой мягкой, но в то же время непродуваемой и непромокаемой оболочкой. И даже девушки, встретившиеся на его пути, смотрели на него как-то по-другому. Короче, мир стал играть другого Диму, и ему это нравилось.
– Привет! Здорово! Что тебе заказывать? – взлетела из-за стола легкая складная фигура Сашика в элегантной темной водолазке.
– Да ничего, я только зеленого чая выпью, – замялся тот.
– Чая я тебе уже заказал, и давай не выпендривайся. Что я, один жрать буду?
Сашик был растроган встречей и сентиментален. Он тихо травил анекдоты, вздыхал и мечтательно обещал забить на все.
– И забей, – неожиданно для себя ввернул Дима. – Я тоже готов… Ну, в смысле поддержать компанию и вообще. Правда, мне сейчас и забивать, в сущности, не на что….
– Да? – расстроился Сашик. – А ты не парься. И я не в плюсе. У меня же все баблосы в недвижимости. А это сейчас такая жопа, такая жопа! – И, на мгновение задумавшись, тут же нашел выход: – Я знаю, что нам надо! – заявил он, и его свободная от палочек рука потянулась к мобильнику.
– Слышь, а ты чего такой малохольный? – поинтересовался он у своего невидимого собеседника. И, с полминуты послушав его объяснения, заключил: – Это все хрень. Мы тут все уже придумали. Как что? Вечером объясню. Давай в десять в избе, подгребай, перетрем. И Веню бери. Будем вас конкретно вытаскивать.
– Я… я в десять не могу, – испугался Дима. И приготовился было объяснять, что машина сломалась, последняя электричка уходит в половине одиннадцатого и что жена убьет, но осекся, неожиданно увидев свое отражение в стеклянной двери. Вот он сидит в центре Москвы, с виду бывалый экстремал, рядом не менее бывалый и состоявшийся друг, а он плетет ему… какую-то жалкую чушь!
