Истерика истерик. Стихи времён революции и Гражданской войны

Электрическое солнце электрическое небоЭлектрические люди электрическое автоЭлектрическая кокаинно-пьяная грёзаЗвеня электричеством пьянит кинемоПри этом ярком блеске при блеске электричестваВы кажетесь фантомом опалуют глазаИ лица возбуждённые и дикая косметикаА довольно лишь атóма чтоб сделать чудесаИ кружит электричество глаза фосфоресцируютЛилово-жёлтым блеском как тело мертвецаИ нервы раздроблённые и сердце нивелируетДо уровня падения белесного дворца

3

Как быстро жизнь идётКак быстро счёт хроносаДни месяцы у нас берётВсё кажется блестящим но через месяцОно померкло его уж нетВзамен его уж новых впечатленийНалётов счастья злоключенийНесётся рой; счастливых летБезропотного и простого детстваКак я жалею сколько светПеременился в это времяИные мысли впечатленьяИные грёзы тех уж нетМне душно здесь я вновь хочу на волюК лесам полям и к саду полюК лошадке милой Кетти голойНо здесь всё здесь так мутноЗдесь не вольные стремленьяВсё сокращённо здесь и всё замкнутоПротивный мир давящий мирИ ты жесток неумолимо безотрадныйУйду я ветерОт скуки жадной и от людей

4

Кончена тетрадь стиховЗдесь осталось моих переживанийНа целый долгий годКак мало смеха в ней как много в ней страданийЭта тонкая тетрадьЕсть крик измученной молчанием души усталойИ пусть пройдут года мне надо подождатьПока понять смогу я этот смысл натянутый и вялыйИ может быть когда-нибудь поэтомЯ буду или быть смогуПрочту тогда бессвязные и трепетные строкиГде я хотел воспеть земную красотуХотел воспеть но непосиленМне был нежизненный и трудный труд[Д]а красоту готических молеленГде гимны телу и демону поютИ эта песнь сломила заставила склонитьсяБыть может чистый и неосквернённый духИ демону заставила молиться[И] кланяться тому что я считал кощунством                                                       из кощунств

Титульный лист тетради «Черновики 1. VIII. 1917»

5

Кокаинист

Моя для кокаина серебряная трубочкаО если бы вы знали как я её хранюКокаинеточкой подаренная ложечкаЯ не кокаинист я только пошучуЯ огнём немного понюхаю и брошуИ белый порошок такой какой-то простенькийИ верится с трудом что это жизни гримНет верить не хочу он просто простенький                                      и сладенько-безвредныйКак будто соль завёрнутая в тряпочкуКоторую несёт далёко пилигримНе верьте вы ему сперва как бы блаженноВы сможете на нём от жизни отойтиПотом ещё ещё потом приговореныОстаться там где часто были вы

6

Мне хочется быть убитымТак просто подойдёт кто-либо и убьётИ сразу перейду от бытия к небытиюИ перед ним боязнь пропадётК виску приставить велодог шестизарядныйПодвинется курок и сухо щёлкнет онО сколько может сделать велодог несложный                                                            воронёныйИ сколько может сделать простенький патронИ вот причина вам слепого обожанияИгрушечки стальной изящной дорогойЧерез негу времени отнять освобождениеМогу но не могу я взять её с собойИ слава воронёному стальному велодогуБесстрастному без нервов и душиДа власть имеет он освободить от телаХотя бы по тяжёлому ст[р]ад[а]ния пути

7

Я увидел вас сегодня впервые за целый годВы полулежали на подоконникеЗябленько кутались в серый платокПоздно грязь подметали дворникиПо глазам вашим видно было что вы что-то вспомнилиИ это потянуло вас на подоконникВ этом мы с вами голубушка сходимсяТогда кажется тоже был вторникКак странно снег на всех крышах таетА на одной как будто остаётсяМожет быть думает она обо мне или просто мечтаетПоследнее; всё остальное сотрётсяМне не видно её с моего местаДа и зачем мне её видетьМожет быть влюблена может быть невестаБыло б кощунством мёртвое трогатьГлаза ваши сегодня ненормально отемненыСмотрели на улицу грустно задумчивоХотя я хорошо знаю что они не надмазаныПравда будь вы кокотнее вы были б красивееНет не спрашивайте не помню не знаюНу конечно не любила, да и любить не моглаКак могла она любить мальчишку-реалистаБыло б только оригинально но вы не модернисткаПрошёл год, целый годМного прошло перед нами много и мы проходилиМного любили, нечаянно, несчастно, счастливоИ сошлись, изменилися вы да и я уж не тотПрошёл год

8

Прохожу я по КузнецкомуЗахожу к Бостанжогло«Сфинкса» нет ни «Хедива» с мундштуком пробковымДаже нету «Вестминстера» подлоИду вниз мимо ДациароТам ещё висят прошлогодние картиныНатюрморты наивные фрукты гитарыПромелькнула мимо крашеная пелеринаТеперь я замечаю что барышни очень мало красятсяСовсем вышли из моды румянаПоверил что за последние месяцыСделали большие успехи томные паяцыМного было цариц КузнецкогоМного было катов в кашнеНо [в] том чему они подражали не было не было                                                      французскогоЯ промочил ноги и пошёл сушиться в кафе

9

Я купил себе бедненький гримИ часами смеясь гримируюсьТо я бледный Пьеро то я злой АрлекинПусть шаржирован грим пустьПусть в нём мало цветовЯ счастлив я смеюсь и смеюсьПусть в нём нет париков ни усовНа лице на моём нарисована грустьПусть я смеюсь и смеюсьМне гумоза пристала к лицуИ серьёзно не хочет отстатьКак безумный я хохочу хохочуГрим заставляет меня хохотатьЯ ревниво его берегуНе хочу никому я его показатьНикому никому никомуИ когда наконец застрелиться решусьНа прощание загримируюсьЖёлтым мёртвым ПьероИ футлярики грустно пустыеЯ с собою возьму в опарчёванный гробМеня с вами зароют мои дорогие

10

Я говорил по телефону с МарусейВ этот вечер она была исключительно любезнаА у меня было тридцать восемьИ была лихорадка что было полезноЯ был каким-то обострённо интеллигентнымТаким я очень нравлюсь МарусеОна звала меня просто БорисомЯ мог бы ей объясниться в любом воспользовавшись                                            этим моментомМы говорили о ВертинскомОна рассказала мне что о нём зналаЧто он отравляет себя кокаиномНаши ещё умирают у курзалаЯ удивлялся почему я не люблю еёМожет быть она тоже этому удивляласьТелефон то и дело устало ломалсяЯ не слышал её хорошоИ мне стало так грустно и зубы стучалиКак будто нарочно кого-то отнялиИ понял я что люблю безгранично печальноИ сказать не могу это было бы слишком банальноВедь так часто и много мы с ней о любви говорилиНо не любили но мы не любилиНо мы никогда не любили

11

Звукинеют клавиши сломанно расхлябанноВыпрыгивают корченно мохнатенькие карликиДиссонансы дикие прорываясь бешеноПротыкают голову затыкают дырочкиЛюб[оп]ытно прыгают по столу рабочемуВырывают ручку тычут в ухо веселоНожками мохнатенько мазанув по прочемуДелают из мыслей раздражённых месивоЧерненеет вешалка абажур потрескиваетЧто-то сзади прыгает задевая черепомЧёрт мохнато прячется там за занавескоюИ камин таинственно аденеет заревомЗамолчала музыка карлики попряталисьХвостик там виднеется в люстре влажный носТемнота поджатая к потолку рассыпаласьПеред ней смущаюсь я будто лишний гость

12

В начале своей карьеры я дал себе словоВ день писать по одному стихотворениюНо через день я решил: безнадёжноГде взять каждый день настроениеНу вот эдак спокойнейше сидеть писатьИ серьёзно грызть карандашА мысли житейские глупо твердят:«Купи пока можно цветную гуашь»Ах как трудно тогда сосредоточитьсяСобрать свои мысли в один пучокПисать же так хочется Боже как хочетсяА желанием написан роман в двести строкСегодня писать мне уж не дадутДа и пропало совсем настроениеК тому ж родные в Никольский зовутА тут как назло вдохновениеКак тяжёл, господа, наш писательский трудА поэтский совсем наказаниеИ как надоело мне это писаниеА стихи уж прямое мучениеА пишу, от стихов не могу я себя оторватьКаждый день говорю: этот последнийНа следующий день опять собираясь писатьСегодня как раз воскресениеЗавтра брошу а потом же опять «Осеннее»

13

Странно! неужели из-за этого проклятого телефонаМне придётся порвать с нужными людьмиА телефона говорят не будет 2 или 3 годаА через три года мне их не найтиДа большевики разрушили все мои планыНеужели со всеми говорить личноДа теперь потеряны все мои дамыНавязываться на дом совсем неприличноДа и потом для какого-нибудь делового разговораОдеваться, душиться и пудритьсяГосподи с каких же это пор, аДааа, это мне совсем не улыбается[32]И говорят что на пять или шесть летРазрушено всё телефонное устройствоВоображаю: ежедневно напудрен одетНе пойдёшь неделю обидятся порвут знакомствоДа и сколько у меня телефонных знакомыхЭтих людей я не знаю в глазаДа и не знаю я их адресаАдрес когда-либо разве запомнишьДа изящно как было изысканно простоОльга Григорьевна 2-322-46-39 хлёстко и броскоТеперь то же самое 3 с половиной часа«Он надоедлив звонит бестолковоТревожит без надобности вечно всегда», —Так говорят недалёкие людиТеперь хоть стреляйся, могила, тюрьмаЕсли своих телефонных знакомыхРешили объехать когда-либо выВы не дотянете 10 визитовИ живым вас отыщут в части

14

У нас в подъезде евреи повесили колоколЧтобы звонить в него в случае опасностиОт него провели проволокуИ дежурят посменно на лестницеМои окна выходят на почтамтский дворИ мне не позволяют в них смотретьВнизу под ними лежала цепьПотому говорят: стреляют из оконВ верхних этáжах побили все стёклаА жильцов выселили из фасадных комнатСемеро в одной передней тесно и неловкоВот такой революции никто не помнитОтсюда большевики брали телефоныНаш дом был [на] линии огняСпать не давали ручными гранатамиХотя я не видал ни одного большевика

Титульный лист тетради «Стихи 2. 1917. Москва»

15

Праздник коляды

Бело напухшие углеглазые рарвыСкачут и пляшут безумный канканПраздник коляды, праздник колядыКличет и брызжет слюною шаманВертится лапаясь дух вызываемыйКорчатся души убитых в кровиДемону молятся, Бог отрицаемыйПроклял шамана безумием толпыОн отвратитель[но] крохами лязгаяОкровавлённых гниющих зубовВцепился в череп мертвенно прокусил демонаА над гниющий массой дымился дух гробов

16

Посв[ящается] Элен Додж

Я тебя никогда не знал и больше не увижуТы кинематографическая актрисаСегодня я видал последнюю сериюБольше я не увижу свою царицуТы была дивно неземно наивно хорошаЭто к лучшему что мы никогда не встретимсяПока меня не засыпет земляУ меня будет в чистоту твою милая уверенностьМожет быть ты куртизанка толпыМожет быть гривуазка-богиняМожет быть пряди твоих волос седыРазвратница или сердце твоё святыняЯ тебя никогда не увижуА если и увижу то не узнаюМожет быть устанешь говорить «люблю» и «ненавижу»Ангел мой прощай до дверей ада или рая

17

Пудрильница

Я нашёл у себя круглую пудрильницуС уменьшительным зеркалом и крышкуБедная пудрильница нуждалась в починкеНе помню на какой именно это было на улицеОна кажется плохо закрываласьПотом мы о ней забылиПудра, вероятно, из неё высыпаласьНежная пудра мешалась с пыльюТеперь надев осеннее пальтоЯ нашёл её во внутреннем карманеМне стало грустно нежно и теплоТепло в октябрьском тумане«Застрелилась барыня, – мне швейцар                                                        ответил, —В номере четвёртом новые жильцы»Вспомнил я далёкий прошлогодний вечерВедь не взяв пудрильницы застрелились вы

18

Скачет свет блафардный сцену освещаяС чёрными хохочут белые пионыМаскарад пространства огоньки мигаютНа шлемáх метальных римских центурионовПлощадь вся в народе и в убитых трупахИз фонтанов медных бьёт шипя виноИ в этих развращённых разодетых группахТело набелённо смято и нагоЗдесь на освещённой площади огромнойПредают разврату дряблые телаПосмотрите: дикий образ ДжиокондыК телу прижимает образ старикаДа они женились и обряд сатанныйЗапивают кровью чёрного козлаСкоро это будет праздник тела странныйИ не дрогнут громом гнева небеса

19

Бред

Сегодня мертвецы опять вбивают гвоздиВ свои большие медные гробыКровавых капель распухнувшие гроздиЧертят перед глазами красные кругиСмотрите там в углу сидит унылый дьяволИ ловит на лету летящий монопланКогда-то был царём и он когда-то правилТеперь унылый чёрт сошёл на задний планКакой-то там мертвец проснулся слишком раноОн будит мертвецов соседей по гробамФосфорицидный свет шипя течёт из раныТечёт и расплывается, загнивши, по губамОн ближе подошёл и мажет смрадным гноемЛицо моё а капли всё кружатИ лопнул обливши безумным резким воемА чёрт его собрав сейчас потащит в АдЯ, кажется, больной и очень слишком нервенЯ, кажется, умру через четыре дняНет просто тяжело какой-то орган прерванНо как светла и [как] легка душа

20

Светотуман ползёт в бульварной мглеКакой-то юноша с рисунком на щекеКричит немым окровавлённым ртомИ пьёт больную кровь бульвар холодным льдомОазис света, тьмы гниют останкиИ бледный образ бульварной куртизанкиОна сосёт со снега хрястко кровьЛицо к земле прижав, чтоб скрыть гниющий бровьПройдённый светит здесь летовьев светлый светЗаразу пригвоздил здесь смерти арбалетЗдесь бродит неживой чахотки гнойный ларьОн ищет на снегу светящих красных травКоторые сосут из почвы алый сокУдушливый и сладостный порокУже четвёртый час потухли фонариПотухла жизнь и гнойность светотьмы

Рисунки в тетради «Стихи 2. 1917. Москва»

21

Снежная пудра бульвара

Пудрится снегом бульвар пустойНочью тихо засыпают укусыИ раны от одичавшей жизни злойКогда-то ласковой и золотисто-русойДелает это куртизанка после свиданияЛицо помятое красное исцарапанное ногтямиЗасыпает слоем пудрыЧтобы опять служить любовным буднямЗавтра опять новые раны следыНа свежем слое снега зачернеют гадкоИ опять, когда уйдут ониОн будет пудриться украдкойСпокойной пудрою молекулТуманный блеск себя покрывПод фонарём светящий секторСнежинок света молчалив

22

Соскучилась Москва о грохоте петардПускаемых с Ходынки, настроениеНе может dissiper Гольцшмидта fraîche moutarde[33]Ни даже выжженных скелетный вид строений

23

Я предчувственно пудрилсяИ корсет зашнуровывалНа безлюдную улицуВыйдя блузу парчовуюНа латунные бляхи застёгивалБыло тёмно и холодноЯ стоял застуженноКто[-то] властно и заревоМою руку покорнуюМою руку безвольнуюСжал до грубости чувственноЗло подушка моторнаяГрубо мягко подбросилаГадко тело притóрноПододвинулось бросилосьЗло в руке надсмехаласяЗолотая округлицаА вдали тушеваласяИсчезала олетуновоЛимузинная кузовостьФары дальнюю улицуОсвещали олуново

24

«Товарищ гимназист отдайте ваш кастет», —Сказали вы мне злобный ренегатГвардейский офицер когда-то и солдатТеперь просящий рубль в кафе а тет-а-тетВ пустынный час уж утренней ТверскойС извозчиков сошли нам приказанияДа это ваша власть ведь вы большевик злойА он их комиссар развинченныйОбыскивать меня расстреливать искать

25

Пробивая окна у вагонов чёрныхВы бежите бросив всё что будет послеБез просветных мыслей без желаний горнихТолько бы на север в топкое погостьеТолько бы на север к глинистым низинамК северным болотам к иглистым лесамА в мешке холщовом шинная резинаА зачем не знаем поплавки к лесамБедные ночные серые титаныЯ сентиментален видя всё и золКак мне будет жалко мягкие диваныВ кривенькой избёнке пажеский камзолБоже мой великий бедную деревнюОт всеобщей смерти солнечный спасиВедь тебя владыка ласковый и древнийПоминать не смогут, вы[34] большевики

26

Опять смотрю на глупые открыткиГде царственна весна и небо вьёт[?] кобальтМне сравнивать смешно нелепые попыткиЗапуганной весны с весной Оскар УайльдаПортнишачья весна сентиментальных вздоховЧахоточных цветов на тумбах и углахВ расширенных глазах юнцов безумных похотьЧто некогда любовь сменила в городахВесна надежд несбыточно конкретныхО модных башмаках портнихе [и] любвиО свадьбах через день блестящих и каретныхПоэзия мещан о слове «мы одни»Печальная весна оттаявшая слякотьХотела бы теперь пробиться на асфальтЧерез кровавый снег убийц заставить плакатьИ робко воскресить заплёванных гидальг

27

Сегодня я счастлив под белой колоннадойКак летние лучи что пьют моё какаоИ просят позабыть курзальное макаоТак ласково блестя эмалевой помадойНа бритых головах соседей-мусульманЧто в голубой тени пьют равнодушно кофеЗа солнечной стеной читаю: ресторанКафе эстрада парк обеды чай и кофеЯ вижу Кисловодск при ярком свете летаБез илистой реки без дачного крокетаБез пошлости Виши больного скукой светаГде каждый недочёт презренье и приметаИ сплетни про любовь про связь про «дети графа»Где каждый скучный час страница параграфаЛечившего болезнь которой нет торговкиНет нет зачем довольно мне ОльховкиИ блюдца с мёдом к чашечке какаоЗдесь солнце целый день а вечером макао

28

Опять апрель опять свиданияОпять говенье в тёмной церквиГде на стенной иконе чертиЧитают набожно ПисаньеСедому батюшке ИонеВ его раскрашенной иконеНа диссонанс исповеданьяХочу обидетьсяИ записать на поминаньеЕго на золотом амвоне:«Пройдёт весна молчанье летаМеня мечтателя-поэтаОставит осенью в покоеТеперь влюбляются ковбоиИ время глупое крокета»

29

Простая весна

На бульварах сонного СтрастногоУлыбаюсь девушке публичнойВсё теперь я нахожу приличнымВсё избитое теперь остро и новоО весенний солнечный КузнецкийНад твоей раскрашенной толпоюЯ один насмешливый и детскийЗло смеюсь теперь моей весноюЯ пишу без символов и стиляЕжегодный цикл стихов весеннихЗнаю всё от фар автомобиляДо задач о трубах и бассейнах

30

Поэма опиума

Пролог. Песнь первая

Я не курю его я ем тягучий опийНефритных трубок скучен плагиатНе нужно мне посеребрённых[35] копийКурилен шутовской и чуть восточный ядИ я смеюсь над вами КоломбиныХотите быть Манон в перчатках MousquetaireМоей души справляя имениныЯ презираю вас как Клод André ФарерЯ не ищу в алькове незабудокЯ не ищу разврата на стогуТы не пришла весна любви и дудокСпасти души моей прекрасную веснуГлотаю чёрный шарик «бенареса»Увижу я виденья и змеюНе приходи развратная принцессаЗвенящих дум не трогай пелену

31

Н. Поплавской

Караваны гашиша в апартаменты принцаПриведёт через сны подрисованный фатНа четвёртый этаж где в каморке текинцаНа гвозде в золотых саламандрах халатЗа окном горевал непоседливый вечерА на башне в лесах говорили часыПроходили фантомы улыбались предтечиЧерез дым на свету фонарей полосыУ лохматого перса ассирийское имяНадо к лампочке трубки железный чубукНаверху на полянах без солнца теплыняПокрывает эмалью ангел крылышки рукСамовары и персы в углу разговорНад пасхальным яйцом у бесцветных иконКто-то мне подстелил из лоскутьев ковёрПолоса фонарей через клетки окон

32

Стихи под гашишем

«Вы купите себе буколику, —Мне сказал поварёнок из рамки, —

Конец ознакомительного фрагмента.

Текст предоставлен ООО «Литрес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.

Примечания

1

Я не беру здесь в расчёт различные экспромты, гимназические куплеты и др. ст-ния «на случай», которых довольно много в тетрадях 1917 г. Два таких текста впервые опубл, в: Поплавский Б.Ю. Неизданные стихи / Сост. и вступ. ст. Е. Менегальдо. М.: ТЕРРА – Книжный клуб, 2003. С. 25–28.

2

См.: ОР ИМЛИ. Ф. 633. Оп. 3.1. Ед. хр. 1. Л. 92об. Видимо, став строже относиться к своим сочинениям, в следующей тетради (1917–1918) он разработал систему из 10 графических знаков, которые присваивались каждому ст-нию. Знаки снабжены краткими пояснениями: «решительно неподходящие», «наиболее подходящие», «неподходящие по бессилью рифм», «сценический репертуар», «подходящие просто», «менее подходящие», «неподходящие по содержанию», «неподходящие по слабому содержанию, на крайний случай» «неподходящие по дуоденическому содержанию», «на рассмотрение».

3

См.: Радио. Вл. Маяковский (рис.), Игорь Северянин, Вадим Баян, Анатолий Каменский, Георгий Шторм, Мария Калмыкова, Поплавский. Александровск: Таран, 1919. Об этом редчайшем первом изд. см.: Бурмистров К. Альманах «Радио» и дебют Бориса Поплавского // Новое лит. обозрение. 2019. № 1 (155). С. 411–419.

4

См.: Поплавский Б. В смирительной рубашке: Стихи первых парижских лет. Авторские версии 1922–1924 годов / Сост., подг. текстов, коммент, и примеч. С. Кудрявцева. М.: Гилея, 2024 (готовится к изд.).

5

Из парижского дневника Поплавского следует, что в авг. 1921 г. он задумал договориться с основателем изд-ва «Франко-русская печать» ОТ. Зелюком об изд. некой своей кн., а в нач. мая 1922 г. передал ему текст (см. Приложение 1 к: Поплавский Б. В смирительной рубашке). Скорее всего, это была подборка эссе, но могла быть и подготовленная им в Париже в нач. осени 1921 г. машинописная тетрадь «Пропажа», состоящая из стихов 1918–1921 гг., распределённых по нескольким разделам.

6

См.: Борис Поплавский в оценках и воспоминаниях современников / Сост. Л. Аллена, О. Гриз, предисл. Л. Аллена. СПб.: Logos; Дюссельдорф: Голубой всадник, 1993. С. 15.

7

См.: Там же. С. 51, 97, 110.

8

См.: Поплавский Б. Собр. соч.: В Зт. / Сост., вступ. ст., коммент. Е. Менегальдо; подг. текста А.Н. Богословского, Е. Менегальдо. Т. 2. М.: Согласие, 2000. С. 358.

9

См.: ОР ИМЛИ. Ф. 633. Оп. 3.1. Ед. хр. 4. Л. 47об., 49, 49об.

10

О «раздвоении личности» поэта и о мотиве двойничества в романе «Аполлон Безобразов» см.: Поплавский Б. Собр. соч. Т. 1. М.: Книжница; Русский путь; Согласие, 2009. С. 7; т. 2. М.: Согласие, 2000. С. 433 и др. В константинопольском дневнике есть запись поэта о собственных двойниках, см. Приложение 2, с. 267. В связи с этим обратим внимание на концепцию множественности «я» П. Успенского, которая заинтересовала Поплавского в Константинополе (о ней см. примеч. 103 к Приложению 2). О раздвоении души и о множестве «я» см. также в «Домой с небес» (Поплавский Б. Собр. соч. Т. 2. С. 332–334).

11

В частности, у него есть такие записи в парижском дневнике: «Ночью около рассвета пробовал отделяться (от тела)…» (12/25 септ. 1921 г.); «Ночью во время медитации отделился от физического тела и три раза сказал: “Христос Воскрес”» (20 сент./3 окт. 1921 г.) (см. Приложение 1 к: Поплавский Б. В смирительной рубашке).

12

См. гл. VII, где рассказывается об отношениях Терезы и священника Роберта.

13

Об этом см., напр.: Пильский П. Дневник самоубийцы // Новое рус. слово. Нью-Йорк. № 9448. 1938. 18 дек. Благодарю А. Устинова за предоставление копии этого материала.

14

См.: Борис Поплавский в оценках и воспоминаниях современников. С. 44, 75,87,142,145,178 и др.

15

См., напр.: Б. п. Смерть Б. Поплавского // Поел, новости. Париж. № 5319.1935.16 окт.

16

См.: Борис Поплавский в оценках и воспоминаниях современников. С. 80–81. Аналогичные версии значительно позже появились у Ю. Иваска, И. Одоевцевой и Ю. Терапиано (см.: Там же. С. 77, 137–138, 162), но само письмо С. Ярхо, на которое ссылается Ю.И. Поплавский, сегодня не обнаружено. Склонность Ярхо к суициду подтверждается показаниями его матери, см.: – ъ [Седых А.]. Трагическая смерть Бориса Поплавского // Поел, новости. Париж. № 5314. 1935. 11 окт.

17

«На раскалённом закате подозвал он её, задремавшую в кресле, и, вынув из-под подушки револьвер, усталым жестом протянул ей.

– Я, кажется, начинаю заниматься глупостями, Тереза, – сказал он, – подземельями и магией… Нехорошо человеку переживать золотой свой час. Мир уже был совершенным вокруг меня. И жаждет душа моя из музыки прочь. Вы христианка, Тереза, освободите меня, пожалейте мои лучшие дни. Затем он вложил ей в руку браунинг и взвёл предохранитель…» (см.: Поплавский Б. Собр. соч. Т. 2. С. 175–176).