Исцели меня

– Как вы себя чувствуете?

– Макс… где Макс? – твержу я, пытаясь встать и щупаю твердый асфальт рядом с собой. Придерживая меня за руку, она помогает мне подняться. – Где Максим?

– Он живой, его увезли в первую городскую. Девушка, как вы себя чувствуете? Вас сбивала машина? – терпеливо рассматривает меня женщина.

– Меня нет, только Максима. Я в порядке, – слабо произношу я, опираясь на плечо женщины.

Она ведет меня в машину.

– Девушка вам надо домой, успокоиться и отлежаться, у вас послестрессовый шок, – говорит она мне, усаживая в кресло, и дает выпить темную жидкость.

Аромат вяжущих трав и спирта, ударяют в голову, я невольно расслабляюсь.

«Он жив, пока жив», – говорю я себе, сдерживая слезы.

– Авария в квартале от нас, мы ближе всех от места, – произнес всполошенным голосом мужчина в медицинской форме, а потом растерянно посмотрел на меня.

– Все нормально, я доберусь до дома сама, – понимая, что возможно кого-то нужно срочно спасти, как моего Макса, я поспешно освобождаю место.

– Девушка, если вам станет плохо, сразу в больницу, – заботливо произнесла женщина, закрывая дверь. Раздался душераздирающий гул сирены, и я вздрагиваю.

Делаю пару шагов, голова сильно кружится, ноги подкашиваются, и я падаю на зеленую траву, из меня неожиданно выходит все содержимое желудка. Я делаю глубокий вдох и пытаюсь встать, опираясь на чью-то сильную руку. Подняв голову, встречаюсь с холодным взглядом Александра. Он, обнимая меня за талию, быстро тащит к ближайшему дому, и не успела я опомниться, как мы оказались в темном подъезде. Он, как огромная стена, резко подпирает меня собой к углу. Я, упираясь в него руками, пытаюсь сдвинуть, но понимаю, что слаба.

– Я ненавижу тебя и твой орде…

Большой ладонью он закрывает мне рот, я с трудом дышу и сильно зажмуриваю глаза, поняв свою беспомощность, с неизбежностью ожидаю худшего исхода. В отчаянии еще раз упираюсь в его твердую грудь, но я совершенно бессильна перед его весом и ростом.

– Тихо, Настя, – шепнул он, – этого разговора не было, но запомни каждое слово, которое я тебе скажу…

Я притихла. Открыв глаза, сквозь темноту вижу его переживания.

– Умница. Я беру орден на себя и сделаю все, что в моих силах, чтобы убедить его, что ты потеряла дар…

– Мми, – мычу я, он медленно разжимает пальцы, освобождая мне рот, – я потеряла…

– Ты скоро поймешь, что это не так, – перебивает он меня, – но когда осознаешь, насколько ты могущественна, ты должна будешь быть настолько осторожна, чтобы никто и подумать не смог, что ты одаренная. Жизнь и судьба твоих близких зависит только от тебя… – твердо произнес он, вызывая во мне ужас.

– Орден хотел убить Макса? Орден убил моего отца? Ты знал мою маму? – засыпаю я его вопросами.

– Я много чего знал, знаю и буду знать, только это уже не твое дело. Это очень, очень опасно. Орден везде и во всем, это целая система. Я тебя предупреждал, но ты своей упрямостью… – он делает паузу, поджимая губы, сдерживает возмущение. – Тебя годами будут проверять, выводя на провокации, ты должна доверять только себе. Не пользуйся даром просто так, ты должна убедить всех, что ты хрупкая, беззащитная и неинтересная девушка…

– Почему ты помогаешь?

– Я тебя люблю, – нежно признался он, у меня перехватило дыхание от жалости к нему. – Клянусь, я не знал, что орден хотел убрать Макса, моей задачей было доставить тебя к ним. Я провалил свою миссию.

– И что теперь? – с ужасом спрашиваю я.

– Прощай… – он прижимается теплыми губами к моему лбу, словно пытается запечатлеть этот момент. Я, не сопротивляясь, предоставляю эту возможность. Резким движением он исчезает, оставляя за собой удар железной двери и теплый след на моей голове. Я остаюсь в темноте одна со своими страшными мыслями, вокруг холодно, пусто и безжизненно. В кармане завибрировал телефон, словно услышав долгожданный призыв, я быстро его достаю.

– Настя, ты где? – слышу голос Анатолия Сергеевича

– Макс…

– Настя, я знаю… ты где?

– Я где-то здесь, – потерянно отвечаю я и выхожу на свет.

Анатолий Сергеевич внимательно осматривает место, где лежал Максим и говорит по телефону. Я, обнимая себя руками, захватив пальцами тонкую мягкую ткань своей футболки, иду вперед и трясусь от холода.

– Анатолий Сергеевич! – осипшим голосом произношу, зажимая зубами трясущуюся нижнюю губу, с надеждой смотрю на него.

– Настя, – произносит он. Я утыкаюсь лицом в его мягкое пальто, утопая в слезах, – Настя, он живой, живой! – кричит он.

– Где он? Где? – опьяненная этой новостью, я сквозь улыбку спрашиваю его.

Из серой машины выходит заплаканная Анна Григорьевна. Мы обнимаемся, разделяя печальное происшествие общими слезами.

– Так, – твердо рявкнул Анатолий Сергеевич, – все быстро в машину и убрали слезы! Он живой. Я только что созванивался с его лечащим врачом, его перевели из реанимации в отдельную палату.

– Все, Настя, поехали, – бережно усаживает меня в машину Анна Григорьевна, я, не владея своим телом, подчиняюсь ее воле.

«Максим, дождись меня, я еду, – успокаиваю себя мыслями. – Ева говорила, что это опасно, возможно, так же погиб мой отец… Я ненавижу орден…» – твержу себе я.

Анатолий Сергеевич все время говорит, даже шутит. Настоящий мужчина, кремень, держит эмоции в себе, чтобы справиться с неконтролируемой истерикой слабого пола. Я дрожу, Анна Григорьевна, расстегнув пальто, пытается согреть меня своими объятиями. Сознание уходит в туман, трагическими мыслями я возвращаю его в реальность, меня накрывает расслабляющая волна, и я на минуту закрываю глаза.

– Настя… Настя…

Как больно щеке, фу… Этот ядовитый запах расплавит мой мозг, во избежание этого открываю глаза и вижу, что надо мной стоят Анатолий Сергеевич, Анна Григорьевна и седовласый крупный мужчина с густыми серебряными усами в белом костюме медработника. По-прежнему холодно, больно смотреть, я лежу на твердой кушетке, бежевые стены, люминесцентные лампы вдоль белого высокого потолка, запах хлора и кварца, я полагаю, что я в больнице.

– Типичный шок, девочка много пережила, – делает вывод мужчина с усами.

– Можно к Максу? – хриплю я.

– Настя, я с ним говорила, у него все хорошо, – с улыбкой произнесла Анна Григорьевна.

– Ты только пришла в себя, необходимо тебя понаблюдать, – серьезно говорит мужчина.

– Пустите к Максу, – жалобно заскулила я, не желая ждать, и заплакала, смотря на его родителей, – пустите к Максу…

– Евгений Палыч, ну под мое сопровождение. Макс все время спрашивает о ней, она о нем, мы же не звери, – уговаривает Анатолий Сергеевич.

– Ну смотри, если будет плохо, – грозит он ему пальцем.

Анатолий Сергеевич помогает мне встать. Все сказали, что виделись с ним, я должна лично убедиться, что он живой. Каждый шаг я делаю уверенно, будто второе дыхание открыло мои силы и ведет к цели. Мы подходим к пластиковой белой двери. Анатолий Сергеевич отпускает мою руку.

– Как ты? – заботливо спрашивает он.

– Можно я сама?

– Да.

Я открываю дверь и делаю неуверенный первый шаг. В стерильно белой комнате на длинной кровати в окружении пикающий аппаратуры, в переплетении трубок и проводов лежит Максим. Дверь за спиной захлопнулась, и он медленно повернул голову, посмотрев на меня живыми уставшими голубыми глазами и тут же нахмурился, внимательно осматривая меня. Я сквозь слезы улыбаюсь и шаг за шагом приближаюсь к любимому.

– Настя, – пытается он улыбнуться.

Я касаюсь его теплой руки, прощупывая удары пульса. Бережно дотрагиваюсь его плеча, горячей шеи, провожу по красной ссадине на челюсти. Мне хочется трогать его, чтобы убедиться в том, что это реальность, что он живой.

– Ты же почти белая, – он с трудом поднимает руку, дотрагиваясь теплой ладонью до щеки, я с жадностью обнимаю его руку.

– Максим… я… – задыхаюсь я от слез. – Я потеряла тебя. Я не смогу жить в мире, где не будет тебя. Это наш договор. Максим, ты не имеешь права умирать… – кричу я навзрыд.

– Поэтому я живой. Прошу, не реви, ты знаешь, что меня убивают твои слезы, – просит он слабым голосом.

Я упираюсь губами в его ладонь и глубоко вздыхаю, чтобы успокоиться.

– Хорошо, ты моя умничка, – утешает он меня. – Настя, если я найду Александра или он хоть на метр приблизится к тебе, клянусь, я ему собственными руками шею сверну…

– Его больше не будет, – быстро произнесла я, как бы отмахиваясь от тяжелых воспоминаний. – Как ты? – спрашиваю я и сажусь на стул рядом с кроватью.

У него кровавые ссадины на лбу, челюсти, большой синяк на подбородке, я заботливо глажу его по руке.

– Врачи говорят, что случилось чудо. Представляешь, теперь я стал героем своей оккультной колонки. А так у меня трещина в ребре, пару ушибов и сотрясение мозга, до свадьбы заживет, – усмехнулся он и тут же замер, морщась от боли.

– Сильно больно? – сочувствующе спрашиваю я.

Теперь я понимаю Макса, когда он говорил, что не мог переносить моих болей.

– Нет, Настя, терпимо. Думаю, эта боль, гораздо слабее твоей. А на счет свадьбы я не шучу, я ничего отменять не буду, – угрожающе буркнул он, я радостно улыбнулась, узнаю настойчивую напористость своего любимого.

– Максим, я так сильно испугалась, – говорю я, заикаясь и пытаясь сдержать слезы, – я не смогу без тебя… я просто не смогу…

– Я тоже испугался, малышка. Я счастливчик, не каждому удается родиться дважды в один день, – он, морщась от боли, дотронулся ладонью до моей щеки, с жадностью впиваясь в меня грустным взглядом. – Это ты исцелила меня.

Я слабо покачала головой, осознавая, про какой дар говорил Александр. Я покрываю ладонь Максима поцелуями, закрыв глаза, впитываю трепет его живого тепла. Как спокойно жить, зная, что рядом есть он.

Эпилог

Настя сдержала свое обещание перед собой, что будет жить только в том мире, в котором будет он И в довольно преклонном возрасте, исцеляя Максима от сердечного приступа, она уже не смогла вернуться. Максим, закончив свои дела, попрощавшись с детьми и со мной тоже, ушел вслед за ней на сороковой день после ее смерти.

Это не грустная история, хотя мне очень тяжело на сердце от того, что их нет в этом мире, а реальная жизнь двух любящих сердец слилась в одно целое, они локтями и кулаками прокладывали путь к добру и свету. Возможно, теперь людям, которые привыкли флиртовать только по Сети и признаваться в истинных чувствах короткими сообщениями, не хватает именно этого – живых, неподдельных чувств.

Сейчас, накануне Нового года, когда воздух пропах волшебной магией праздника, мандаринами и верой, что на рубеже уходящего и наступившего года есть чудо, я пришел в тот парк, где встретил их в первый раз.

«В чем секрет столь долгой любви?» – вспомнил я свой первый вопрос и улыбнулся сам себе, садясь на засыпанную снегом лавочку.

«Наверно в наличии самой любви, в уважении, солидарности, терпимости и многих других качеств, которые приобретаешь в семейной жизни. Чтобы понять это, нужно жизнь прожить. Я думаю, определенного рецепта нет» – ответила мне тогда Настя.

За семь лет знакомства с этой парой, я успел по-настоящему полюбить их семью, ощутить себя нужным, понять, что я не часть какой-то общей системы, а прежде всего живая личность.

Семья Морозовых успела сделать много. Во-первых, Настя сохранила свой дар в тайне, Максим создал благотворительный фонд, но большую часть пожертвований они совершали инкогнито, чтобы не привлекать излишнего внимания к своей семье. Я тоже был своего рода ее благотворительностью: тогда, в парке, заглянув мне в глаза, она увидела не просто потерянного парня, а еще человека, искавшего надежду среди тусклого и скучного мира. Эта пара мне дала столько любви, сколько я не получал даже от самых близких родственников.

Река разноцветных огней разлилась на столбах, а ядреный мороз безжалостно начинает покусывать щеки и нос, говоря мне, что я тут непрошеный гость. Я смотрю на пустую скамейку напротив меня, укутанную в белое снежное одеяло, и продолжаю предаваться воспоминаниям. Максим одет в черное пальто и кожаную кепку, из-под, которой виднелись посеребренные временем волосы. Его мудрый взгляд был с любовью направлен на Настю, сидевшую рядом с ним. Одна его рука была у нее за спиной, вторая спокойно лежала перед ним, а в большой мужской ладони виднелись ее тоненькие постаревшие пальчики, которые он ненавязчиво перебирал своими длинными пальцами и периодически скрывал в своей ладони.

Первой у Насти родилась дочь – Сара. Так получилось что, когда Настя исцелила Максима, она еще не знала, что носит под сердцем ребенка. Это была чудесная девочка во всех отношениях. Но, полагаясь на свой опыт, родители ей никогда не запрещали любить. Поэтому ее дар был мучительный, но недолгий. Через пять лет после рождения Сары в семье Морозовых появилось два наследника – гордость Максима. Как в любой семье, отношения между родителями и детьми переживали непростые времена, но мудрая мама всегда знала, как направить своих детей на правильный путь, в отличие от амбициозного отца. Постепенно он сумел увлечь своих сыновей в семейный бизнес.

Настя все годы ждала Еву, она не могла смириться с тем, что ее мать слаба духом и не хочет лично познакомиться со своей дочерью. Пожалуй, это единственное негативное пятно, которое постоянно возвращало Настю к чувству незавершенности и напоминало об опасности ордена.

Полагаю, их дети не полностью знали историю любви своих родителей, и я взял на себя смелость объединить их рассказы воедино. Возможно, это поможет им посмотреть на свою жизнь иначе. Я признаюсь, что скучаю по моим друзьям, а их история вселяет в меня надежду, особенно когда мне так непросто в жизни. И я безумно счастлив, что тогда в парке они выбрали именно меня, и я краешком своей обыденной жизни прикоснулся к их теплу, заботе, оптимизму и духовности.

Вдалеке слышны крики ликующих людей, встретивших праздник. Еще один новый виток длиною в двенадцать месяцев вступил в свои права. Небо трещит и заливается заревом разноцветного салюта, каждый сияющий огонек проливается дождем и безжизненно гаснет, не долетая до земли.

Семь лет подряд я отмечал Новый год со своими друзьями, я и сейчас в каком-то смысле душой вместе с ними. Одним из важного кредо Насти была фраза: «Если хочешь что-то обрести, нужно самоотверженно и добровольно это отпустить». Я не всегда понимал эту фразу, может, поэтому ноги сами привели меня в этот парк, и я смотрю сквозь покрытые инеем ресницы на одинокую скамейку в надежде увидеть чудо.

Холод проникает внутрь меня, скоро совсем не останется теплого местечка в моей одежде. Я вынужден встать и добровольно расстаться с тем, что мне так дорого. Разминая застывшие пальцы, я подношу их ко рту, стараясь согреть теплым дыханием. Подхожу к их скамейке и судорожно, сквозь боль расставания смахиваю снег с узких деревянных реек.

Расстегиваю куртку, окончательно лишаясь тепла, достаю небольшое устройство, в котором записаны все мои чувства и мысли и вся история, связанная с Морозовыми. Еще раз посмотрев на светящийся экран, который вспыхнул от мои прикосновений, я, сняв пароль, кладу книгу на расчищенную деревянную поверхность и навсегда прощаюсь с лучшими друзьями.

– Прощайте… – произнес я и медленно пошел по залитой праздником улице.

Сердце кольнуло, я обернулся, чтобы забрать свою книгу, но скамейка уже была пуста, а на пересечении дороги и тротуара стоял черный угрожающий «БМВ»…

Animedia Company

http://animedia-company.cz/authors/facebook.com/animediaco
Если вы остались довольны книгой, то, пожалуйста, оставьте на неё отзыв.

Popkova, Lidija: Isceli Meňa,

1. vyd. Praha, Animedia Company, 2016

ISBN 978-80-7499-238-4 (online)

Примечания

1

Миро – в христианстве специально приготовленное и освященное ароматическое масло, используемое в таинстве миропомазания для помазания тела человека.

2

Муссонный дождь – дожди, выпадающие в период летнего (океанического) муссона. Часто вызывают наводнения.

3

Желваки – мускул, показывающийся на лице при сжимании челюстей, жевании. Челюсти сжимают, как известно, в приступе злобы, недовольства. Отсюда: «играть желваками» означает злиться.

4

Епитрахиль (греч. шея) – принадлежность богослужебного облачения священника и архиерея – длинная лента, огибающая шею и обоими концами спускающаяся на грудь, спереди сшита или скреплена пуговицами, надевается поверх подризника или рясы.

5

Фрила́нсер (англ. freelancer) – свободный работник, частный специалист, который может одновременно выполнять заказы для разных клиентов.