Исцели меня

– По словам ее духовного наставника, если у Насти будет связь с мужчиной, то она потеряет дар, – вежливо объясняет папа.

– Бред, – растерянно сказал Макс, я вздрогнула, – Поймите, я всем сердцем люблю ее. Я узнал о вашей дочери во снах, может, именно я ей нужен… – в его голосе звучит надежда, мы вместе с ним смотрим в осмысляющие лица родителей. – Позвольте быть с ней?

– Не… – начала мама.

– София, – перебил ее папа.

Она недовольно скрестила руки на груди и отвернулась в сторону.

– Только если ты дашь обещание, что…

– Без резких движений, – помог озвучить мысль Максим, – я согласен.

Получив благословение родителей на наше общение, он нежно обнял меня. Невидимая нить, сдерживающее мое волнение и мандраж, лопнула, и глаза наполнились слезами. В его утешениях я совершенно забываю, что мы в комнате не одни.

– Мне пора на работу, – вскочила мама.

Опомнившись, я освобождаюсь от теплых объятий. Мама, подойдя к Максиму, делает остановку.

– Максим, убедительно тебя прошу то, что было сказано здесь, это секрет нашей семьи, к которому мы никого не допускаем.

– Я понял, – спокойно отвечает он маме и встает с дивана.

Мама в сравнении с ним кажется маленькой и хрупкой, но, не смотря на это, она горделиво смотрит на него, показывая свою уверенность и холодность.

– Я, пожалуй, тоже на работу, – вставая, произнес отец.

Он, поравнявшись с Максимом, подал ему руку, они сцепили ладони в крепком рукопожатии.

– Я думаю, мы поняли друг друга.

– Я не обижу Настю, – коротко ответил Макс, и папа отпустил руку.

Ощущаю себя драгоценным камнем, к которому прилагается целая инструкция по ухаживанию и сбережению качеств. Мне противно осознавать это, и я отвожу взгляд в сторону.

В коридоре между родителями разгорелся настоящий шепотный бой. По всем признакам маме совершенно не нравилась идея отца, и она всячески отстаивала свою правоту. Шипение и пшикание плавно перешло за входную дверь, и в доме настала полная тишина.

– Насть… – слышу я ласковый призыв Максима.

Я обернулась и столкнулась с необычайно светлым и нежным взглядом, от прошлой злости и задумчивости ни осталось и следа.

– Я предполагал, что ты не простая девушка.

– Почему?

– Я вчера наблюдал за тобой и искал ту изюминку или особенность, что была в моей девушке из сна. И, бесспорно, я уверен, что она – это ты. Я говорил тебе, что я полный атеист, но моя жизнь неожиданно погрузилась в фантастический мир, и все это ты.

– Ты веришь мне?

– Пока многого не понимаю, но верю, – улыбнулся он, и провел ладонью по моей щеке. – Тебе надо поесть.

– Я не очень хочу, – прячу я взгляд.

– Зато я хочу, – настаивает он, – пошли…

Он берет меня за руку и тянет меня за собой. Мы пришли на кухню. Максим по-хозяйски с долей наглости открывает холодильник, достает контейнеры с едой, ставит их в микроволновку на разогрев, включает чайник. И все это происходит так быстро, что я не успеваю среагировать. Все, что было в холодильнике, перекочевало на стол и неуклюже разложено по тарелочкам, но при этом выглядит очень аппетитно.

– Вот… как-то так… – произносит Максим и садится напротив меня. – Кушай.

– Максим, это что, все для меня? – удивляюсь я, показывая на еду.

– Ну… – пожал я плечами, – и для меня тоже, после нервных потрясений мне всегда хочется есть.

Я беру тарелку с горячей курицей в чесночной заливке и ставлю перед ним. Заботливо подкладываю вилочку под его ладонь. Каждое мое движение находится под его нежным и любящим взором.

– Ешь, – говорю ему я.

– Только после тебя…

Среди обилия съестного я нахожу мои любимые блинчики. Складываю один блин на тарелочку, поливаю персиковым повидлом и начинаю есть. Максим, увидев, что я начала есть, тоже принялся за еду. Я с умилением наблюдаю за тем, как он вкусно ест. Несмотря на то, что я презрительно отношусь к плотоядной пище, в его исполнении это выглядит очень аппетитно, и я, забывая рамки приличия, не отвожу от него изумительного взгляда.

– Настя… ты почти не поела, – ворчит на меня Максим, оценивая остатки в моей тарелке.

– Хорошо, что ты пришел, – шепнула я.

– Ты написала… признаюсь честно, ты первая, кто меня кинул по телефону. Было неприятно, – сконфузился он.

Я виновато опустила голову и собрала грязную посуду со стола. Мои нервы успокаивает горячая вода, и я машинально открываю кран, заливая кружки и тарелки, тупо смотрю на них и думаю. Мне было страшно остаться без него, но и так же страшно будущее, которое нас ждет. Он – мужчина, я – женщина, между нами любовь и… вдруг я почувствовала тяжесть горячей ладони у себя на талии, приятное волнение прошло по всему телу. Он из-за моей спины закрыл кран.

– Оставь это все, – тихо сказал он.

Я ощущаю нежное прикосновение его дыхания к моей шее. Мы стоим очень близко друг от друга, я понимаю, что родительское благословение открыло дверь к новым трудностям, ведь от его прикосновений, улыбки, даже взгляда из глубины моей души выскакивает огонь и растекается горячей волной по всему телу. Легким мановением ладоней он меня разворачивает. Стоя лицом к лицу, я не могу унять дрожжи.

– Не бойся меня, – шепнул он и прикоснулся мягкими теплыми губами моего лба.

Если бы он только знал, что я боюсь не его, а своих тайных желаний. Максим берет меня за руку, и я послушно следую за ним.

Мы пришли в мою спальню. Он задернул плотные шторы, в комнате стало романтично сумеречно. Откинул покрывало на кровати и, морщась от удовольствия, снял носки.

Наблюдая за ним, я вспыхнула, как спичка, мои щеки пылают, а в голову лезут все более пошлые и развратные мысли. И самое страшное, я знаю, что не устою перед ним. Наши взгляды встретились, он задорно засмеялся и подошел ко мне.

– Настя, это не то, что ты думаешь, – произнес он ласково, я вздохнула с облегчением и с маленькой долей разочарования, – я за сегодняшнюю ночь не сомкнул глаз, отгадывал важный ребус, подкинутый одной очаровательной девчонкой. А ты много плакала…

Он провел большими пальцами по моим отекшим векам, внимательно рассматривая мое лицо.

– Зачем себя так мучить? Если бы ты сказала, почему бегаешь от меня, в любом случае я бы поверил тебе, – улыбнулся он.

Заботливо снял резинку с моих волос, проникая в них длинными пальцами, начал их распутывать и укладывать на плечи. Каждое его прикосновение уходило вглубь меня и пробуждало волнение и одновременно умиротворение. Под его рукой бегунок молнии на кофте быстро спустился вниз, широкие ладони скользнули по моим плечам, и кофта упала на пол.

– Так легче будет спать, – произнес он, склоняясь ко мне.

Я поднялась на носочки, расслабила губы, в ожидании поцелуя, но он всего лишь легонько коснулся губами моей щеки. Разочарование, что я вновь не испытаю это прекрасное чувство, притаилось во мне.

– Я не буду раздеваться, чтобы не смущать тебя.

Он был прав, присутствие мужчины в моей постели меня очень смущало и казалось совершенно необычным.

Раньше я думала, что я не одинока. У меня есть любящие родители, непростая, но тем не менее интересная работа. Все казалась простым и плоским. Именно сейчас, засыпая под ритмичные и громкие удары сердца, под его горячей ладонью на моих волосах, под теплое глубокое дыхание, ласкающее мое лицо, под запах вяжущего дерева, наполняющего всю мою комнату, я поняла, что всю жизнь была одинока. Проживая жизнь, я хладнокровно отметала поклонников, как ненужный мусор, не запоминая лиц и имен. На Максима мое сердце дрогнуло, принуждая отозваться взаимностью. Возможно это злая шутка кого-то на небесах, но не может человек прожить жизнь, не оступаясь и не набивая шишек. Я не знаю, на что рассчитывать, ведь между нами огромной пропастью стоит мой дар, но я хочу почувствовать себя любимой и ощутить любовь, даже если всю оставшуюся жизнь мне придется сожалеть и плакать.

Нега обволакивает меня, Максим вздрогнул, уходя в глубокий сон, а я, наслаждаясь его близостью, невольно улыбаюсь и засыпаю.

Он

Я напрягаю мышцы на лице, стараясь стряхнуть с себя что-то прохладное и назойливое. Мои попытки тщетны, и когда внутреннее раздражение достигло предела, я открываю глаза и убираю ладонь с лица, которой по привычке во время сна закрываюсь.

Настя сидит рядом и с любопытством меня рассматривает. Я догадываюсь, что назойливой прохладой были ее пальчики, и внутреннее раздражение сразу исчезает. Сон ей пошел на пользу, янтарный взор наполнился светом, щеки – естественным румянцем и ямочками от расслабленной улыбки.

– Привет, – от переполнявшего счастья я не могу сдержать улыбку, – надеюсь, пока я спал ты ничего того-го со мной не делала? – шучу я, она смутилась густо покраснев.

– Знаешь, у тебя щетина на лице светлая, почти рыжая, – стеснительно произносит она, прикусывая губу.

«Ах вот как оно, меня изучали, пока я спал», – подумал я про себя и засмеялся.

– Это все твои наблюдения? – спросил я, подтягивая ее за руку к себе, она оказалась в моих объятиях. – Что ты еще во мне разглядела?

– Гораздо меньше, чем хотела знать… ты очень красивый и далеко не простой, я знаю, что внутри тебя сидит заноза, о которой ты не хочешь говорить…

– И все это сказала моя внешность, – задумался я, осознавая, что в чем-то она права.

– Нет, наблюдательность. На самом деле мне достаточно одного прикосновения, а иногда даже взгляда, чтобы узнать о человеческих проблемах все. О тебе не могу, сколько раз пыталась, но ты закрыт от меня.

– Класс, я бы не хотел… – поморщился я, представляя, если она узнает о моих скрытых бесах, с которыми мне долгое время приходилось воевать. – Я могу сам все рассказать о себе. Что ты хочешь знать?

Она посмотрела в сторону, перебирая ногтем щетину на моем подбородке, в задумчивости покусывая свою пухлую губу. Затем, прищурив взгляд, посмотрела на меня и лукаво улыбнулась.

– Начнем с простого, сколько тебе лет?

– Мои ответы взамен на мои вопросы, – подыгрываю я ей, осознавая, что ее расспросы могут зайти слишком далеко.

– Хорошо, – она игриво приподняла одну бровь – у меня теперь нет секретов.

– Вот и славненько, – оживился я, – мне двадцать пять лет.

Она задумалась, возможно, рассуждая над следующим вопросом, я терпеливо жду и наслаждаюсь ее объятиями.

– Если честно, ты не похож на журналиста, – мягко сказала она, проводя указательным пальцем по переносице, носу, губам, словно запоминая черты моего лица для лепки из глины. Я расслабился и наслаждаюсь тем, как ее острый осторожный пальчик блуждает по моему лицу.

– Я не журналист, – ответил я и словил ее легкое удивление. – Это длинная история, если ты не торопишься? – пугаю я ее монотонным голосом. Оценив мою шутку, она засмеялась.

– Нет… нет… я тебя слушаю.

– Димка, ты с ним уже знакома, мой друг с детства и одноклассник. Когда мы окончили школу, он пошел на филолога, а я на экономиста. Я очень люблю цифры и вижу их во всем, а он тяжело и болезненно переживал, что мы не вместе учимся. Время шло, мы окончили институт, и я, мягко говоря, был разочарован в выборе профессии, а Димон, напротив, был в своей стихии. Он первый устроился в редакцию, мне нужна была хоть какая-то работа, и он помог мне. Его счастью не было предела – Морозов и Назаров снова вместе, – я засмеялся, предаваясь ностальгии. – Да, в школе мы пошумели, а сейчас взрослее стали, что ли, – задумался я.

Настя приподнялась на локтях.

– Ты же все равно не журналист, по своему духу ты похож на свободного человека, во всяком случае, мне так кажется, – она пожала плечами.

Я убрал каштановое колечко с ее лба, понимая, что она своим психоанализом пытается залезть вглубь меня, к чему я еще был не совсем готов.

– Настя, я писал статьи, вполне удачные, просто я не люблю это делать, возможно, поэтому ты не видишь во мне журналиста, – ухмыльнулся я. – Я ответил на твои вопросы?

– Ну… – не успела она ответить, как я легко перевернул ее на спину, зависая над ней. От неожиданности она закрыла глаза. Я так же, как и она, провожу пальцем по ее лицу: тонкой ровной переносице, доходя до острого кончика носа, перехожу на пухлые розовые губы, подбородок, скрывающий небольшую ямочку. В замирании она открывает глаза. Проводя по пушистым длинным коричневым ресницам и ровной дуге бровей, я смотрю в ее большие необычные светло-карие глаза, которые дают солнце изнутри и жалею, что они уже проронили слезы из-за меня. Ее длинные кудрявые волосы расстилаются по кровати, я бережно провожу по ним, путаясь в бесконечных кольцах. Во мне еще есть страх, именно он меня сдерживает от поцелуя, хотя сейчас все в моих руках.

– Ты будущий психолог? – задаю я первый из многих своих вопросов.

– Это самая приближенная профессия к моему дару, хотя мне все равно на кого учиться. Это формальность, которую требует общество, мое будущее и так предрешено.

– Ты не получаешь удовольствие от учебы?

– Я не задумывалась об этом, – в растерянности пожала она плечами, – учеба приносит мне много неудобств, а не неудовольствие.

– Конечно, спрашивать о возрасте у девушки неприлично, но я по жизни хам, – засмеялся я.

– Мне двадцать один…

– О, дак ты совсем малышка, – вырвалось у меня. Она обиженно поджала губы.

– Мне через две недели исполнится двадцать два, – буркнула она, не желая мириться с тем, что я обозвал ее маленькой. Похоже, это тема ее цепляет.

– А мне через два месяца двадцать шесть, поэтому ты все равно малышка, – дразню я ее. Она игриво и возмущенно отталкивает меня, я принимаю ее сопротивление как баловство и прижимаю ее сильнее к кровати. Она приподнимает голову, старясь освободиться, именно в тот момент, когда я расслабил руки, и ее мягкие губы едва коснулись моих. Сдерживаясь, я уклоняюсь и бережно целую ее у уголка губ.

Зазвонил мой телефон, и я освобождаю Настю из шуточного плена, ложусь рядом с ней. Она садится, опираясь на подушку, и наблюдает за мной, а я, похлопав по одному карману, по другому, наконец-то достаю телефон.

– Я слушаю, – отвечаю я, тем временем притягиваю к губам Настину расслабленную ладонь.

– Макс, Петрович рвет и мечет! Он сам тебе не звонит, зато меня долбит каждые пятнадцать минут и спрашивает где ты! Будто я с тобой живу! – в бешеной панике орет Димон, так что я отдаляю телефон от уха. – Макс, ты должен появиться в редакции, он весь мозг мне съест, я даже заглавие статьи написать не могу…

– Хорошо, – спокойно отвечаю я, – скоро приеду спасать твой мозг, – ухмыльнулся я и посмотрел на наручные часы – 14:00.

– Жду, – отключается он.

– Проблемы? – спросила Настя.

Я посмотрел на нее снизу вверх и поцеловал в центр мягкой ладошки.

– Да, – привстал я, поравнявшись с ней, – чем ты занята вечером?

– После работы обычно готовлю дипломный проект.

– Как? – удивился я. – Ты же маленькая еще до диплома.

– Макс, прекрати меня называть маленькой, – с раздражением произнесла она. – Я год за два закончила и большую часть дисциплин сдала экстерном.

– Ух ты! – восхитился я. – Не могу похвастаться тем же. Можешь ради меня сегодня сделать исключение и сходить со мной в кино?

– Не могу, – оборвала она.

Я задумался.

– Театр? Ледовый дворец? Бассейн? Боулинг? Кафе? Зоопарк? Я могу перечислять долго, пока ты не согласишься, у меня вагон терпения и железные нервы, – улыбнулся я.

– Максим, – сделала она напряженную паузу, – я не могу появляться в общественных местах, чтобы не было такой ситуации как в клубе. Во мне оживают множество голосов людских проблем, и может случиться так, что я кому-то не смогу оказать в помощи, – она померкла в грусти, я до глубины души поражен таким ответом.

– Ты вообще не была в кино?

– Нигде из того, что ты перечислил, кроме кафе, – виновато, с горечью произнесла она. Мое ошеломление смешалось с жалостью, и я крепко ее обнял.

– Как ты тогда учишься?

– С большим трудом и сильно рискуя. Большую часть учебы я проучилась заочно. Моя мама выпускница этого института, у нее связи, и она о многом договорилась. Вообще, вот такой я уродец, – смущенно выдавила она.

– Не надо так говорить. Настя, ты очень удивительная и необычная, но ты не урод, заруби это на своем хорошеньком носу.

Она спрятала нос в моей кофте, а я рисовал в голове разные картины и пути решения нашей проблемы.,

– Настя, ты не будешь возражать, если я сделаю для тебя сюрприз?

– Какой?

– Пф, – удивился я, – какой же это сюрприз, если я тебе скажу. Он тебя будет ждать сразу, как ты отработаешь.

– Хорошо… я согласна.

– У меня еще вопрос.

– Твоих вопросов явно больше чем моих, – по-доброму возмутилась она, освобождаясь от моих объятий, села напротив меня, ловко скрестив ноги. – Спрашивай.

– Что ты чувствуешь, когда… когда исцеляешь людей? – я сделал паузу, она мгновенно стала серьезной и мысленно ушла в себя.

– Я испытываю разные чувства, во мне рождается связь с космосом, будто я мост, через который идет золотая энергия, и я вижу, как человек меняется, ему спускается благословение, а я словно стою над всем этим миром, потому что могу делать добро, правда, за это несравненное чувство я плачу болью…

– Как в клубе? И ты каждый раз так страдаешь? – задаю я один из важных для меня вопросов.

– Макс, ну хватит… Я выдерживаю эту боль, потому что она сопровождает меня с самого детства. Не надо меня жалеть, – она опустила голову, приложив ладонь ко лбу. Не надо быть дураком, чтобы понять, что этот разговор для нее неприятен, и она стесняется своего дара передо мной.

– Я не жалею, просто… хочу поддержать тебя, – коснулся я ее руки, она посмотрела на меня подавленным мудрым взглядом. – Настя, ты мне очень дорога и любима.

– Мне приятно осознавать, что ты рядом, но вникать в это не стоит, это моя боль.

– Я постараюсь…

– Ты тогда меня в клубе здорово выручил, – нежно улыбнулась она.

– Я так напугался, честное слово, – вздохнул я от воспоминаний. – Я рад, что ты не смертельно больна, – я приближаюсь к ней, заводя одну руку за ее талию, наклоняюсь к ней. Она ловит взглядом каждое мое движение, но опять звонит телефон, в корень раздражая меня.

– Димон сейчас мой мозг съест, – ворчу я и активирую вызов. – Да, Дима.

– Ты уже едешь?

– На пороге стою…

– Макс, я печенью чувствую, что ты тупо мне врешь, – усмехается он.

– Какая у вас чувствительная печень, надо обратиться к врачу, – отвечаю я сарказмом. – Дим, правда дай мне пару минут, и я пулей примчусь.

– Хорошо, Морозов. Я Петровичу скажу, что ты уже в пути, – отключается Дима.

Я тяжело вздыхаю. Настя озабоченно смотрит на меня, уже поняв, что нам пора расставаться.

– Я тоже сейчас поеду на работу, – печально поджимает она губы, с необычайной ловкостью встает с кровати и раздергивает шторы.

Непривычный свет ослепляет меня, я прищуриваюсь и вижу очертание ее сказочного силуэта на фоне большого светящего окна.

– Во сколько планируешь закончить? – спрашиваю я.

– В пять.

Я еще раз посмотрел на часы, покрутив кожаный ремень на запястье.

– Думаю, успею, – произношу я самому себе, поднимаясь с кровати, разминаю затекшие мышцы, разводя руки в стороны, и вверх, потягиваясь. – Проводишь меня?

Она наблюдает за мной анализирующим любопытным взглядом и улыбается.

– Что-то не так?

– Максим, – сдерживает она улыбку, – ты такой необычный. Просто кроме папы со мной рядом никогда не было мужчин. А он себя ведет слегка иначе.

– А-а-а, значит, я, как это… т… – задумался я, забыв слово, которое хотел сказать и увидел свои носки у кровати. – О, я как раз их ищу, – наклоняюсь я за носками, не договорив фразу. Настя в голос расхохоталась и подошла ко мне.

– Максим, ты отличный объект для наблюдения.

– Ага, можешь диссертацию обо мне писать, я не обижусь, – я наконец-то надел носки, и поднимаясь во весь рост после кособокой неуклюжей позы, обнимаю ее за талию. – Мне, к сожалению, пора.

– Не ругай Диму, нам все равно пришлось бы расстаться, потому что мне надо работать.

Мы стоим у порога. Я не хочу уходить, еще больше не хочу отпускать ее на болевые муки. Знаю, что пообещал ей не вникать в ее работу, но как можно равнодушно относиться к боли любимого человека? Думаю, оказавшись на моем месте, она бы меня поняла.

– У меня тоже есть еще один вопрос, – застенчиво произнесла она, отводя глаза в сторону. Я заинтригован…

– Спрашивай, – двумя пальцами зажав кончик ее подбородка, я повернул к себе, принуждая смотреть мне в глаза.

– Ты теперь боишься меня? – сильно робеет она, переминаясь с ноги на ногу.

– В смысле?

– Ты больше не будешь меня целовать? – выпалила она как на духу.

– Значит, первый поцелуй тебе все же понравился? – ухмыльнулся я. Она смущенно кивнула головой. Ее опаленное стыдом лицо утонуло в моих больших ладонях. – Я спросил разрешение у твоих родителей, но не спросил у тебя – ты будешь моей девушкой?

– Да…

– Ответь громко, чтобы я поверил.

– Да–а-а-а, – сорвался с ее губ долгожданный ответ.

Я наклонился и крепко прижался к ее губам, ловя трепет и тепло, которое шло между нами. Этот поцелуй был не такой, как первый раз: горящая страсть, подавленная страхом, ушла на второй план, осталась легкая нежность и робкая ласка. Я четко осознавал, что в скором времени она будет просить больше, чем поцелуй, и я должен буду устоять. Как сейчас мне трудно сдержать себя, не расцеловав ее так, как я хочу.

– Я люблю тебя, малышка, – прижался я к ней лбом. Она, наклонив голову, вновь прячет от меня свой взгляд и указательным пальцем блуждает по рисунку моей кофты. Ее немой ответ говорит о растерянности и стеснительности, но уж точно не о равнодушии. Мой телефон настойчиво брякает в кармане, Дима не хочет отступать, а я тяну время, чтобы не уходить.

– Я… извини, Максим, я еще не умею говорить о любви, – шепнула она.

– Достаточно того, что ты рядом, – обнял я ее, – и самое главное, будь осторожна там.

– Максим, – она посмотрела на меня большими печальными глазами, – я буду думать о тебе, и мне станет легче, – она легонько толкнула меня в грудь. – Тебе надо идти, а мне собрать все мысли воедино и осознать, что я теперь не одна.

– Мы скоро увидимся, – целую я ее в лоб, телефон по-прежнему звонит. – Будь осторожна, прошу тебя…

– Максим, я буду ждать тебя, а сейчас иди… – произнесла она, уже настойчивее толкая меня в грудь.

Открывая металлическую дверь, я делаю шаг через порог. Она остановилась, прислонившись головой к двери, провожает меня добрым грустным взглядом.

– Пока, – прошептал я. Она кивнула мне. Шаг за шагом наши пристальные теплые взгляды отдаляются друг от друга и наконец, скрылись за скрипучей дверью лифта.

Я с большой грустью и болью оставляю ее и с досадой и раздражением наконец-то достаю телефон и отвечаю.

– Да, Дима?

– Макс…

– Дима, я уже в машине, все, – отключился я, не дождавшись ответа. Посмотрев вверх на ее окна, сажусь в машину и резко ударяю по газам.

Глава 9

Он

В офисе кипела работа, многие сосредоточенно пялились в мониторы компьютеров, некоторые обменивались информацией поверх своих перегородок, за редким исключением кто-то проходил по коридорчику, держа в руках стопку бумаг.

Я быстро, сдерживая тихую ненависть к боссу, иду к своей рабочей каморке. Среди разбросанных бумаг стоит небольшая синяя коробка, в которой раньше хранилась бумага для принтера. Я нехотя скинул крышку и увидел аккуратно разложенные разноцветные конверты, доходящие чуть выше края коробки. От предвкушения непростой работы тяжелый вздох распирает меня изнутри. Упираясь руками в стол, я опускаю голову. Нервные мысли блуждают в голове, кажется, сейчас я ненавижу каждого, кто прислал это письмо в редакцию.

– О, ты все-таки приехал, – услышал я Димин голос из-за спины.

– Да, где этот мозгоед? – рявкнул я, оборачиваясь к другу.

– Ты чего такой? Шеф злой как собака, прям как ты сейчас, клевал меня, клевал, потом швырнул вот эту коробку и ушел. Сегодня его уже точно не будет… Я тебя набрал, но ты так быстро отключился, что я не успел сообщить эту приятную новость.

Я поморщился от досады, но, раз все уже свершилась и Настя где-то колесит по городу, отдавая себя людям, мне придется с этим только смириться. Я взглянул на часы.

– Ты обедал? – спросил я у Димы, убедившись, что еще вписываюсь в свой задуманный график.

– Нет еще, – устало сказал он, – прикинь, я статью накатал за пятнадцать минут, вот что значит работать в экстремальных условиях под прессингом начальства, – восхитился он своим рекордом. – Пошли в бар

– Выпить хочешь? – усмехнулся Дима.

– Нет, отравимся парой гамбургеров, так жрать охота, – немного отойдя от своего гнева, говорю я.