скачать книгу бесплатно
Стас всегда был впечатлительным человеком. Его отнюдь не скупое воображение добавляло ему приятных бонусов к личной жизни, конечно, но с другой стороны, превращало малейшее беспокойство в настоящую муку. А тут еще целый повод подвернулся.
– Хотя к нотариусу вам бежать рановато еще, – невозмутимо продолжил доктор, заметив, как набухла кровью синяя жилка у виска пациента, – поживете еще, глядишь, чуток, а там…
– И сколько примерно этот чуток по времени выйдет? – всхлипнул приговоренный, противно клацая зубами.
– Нуу, лет на дееесять мооожет и задержитесь, – задумчиво вытягивая слова, уточнил эскулап, – что, маловато будет? Ладно уж, только из человеческого сочувствия к вам – двадцать, но больше даже не умоляйте – все равно не дам.
Проведя несложную оценку («Так это мне уже под шесть десятков свистнет») и сделав глубокий выдох облегчения, Стас решил, что, придя домой, он первым делом плеснет себе граммов эдак сто: «За все плохое, что хорошо кончается. Сравнительно, конечно».
Но врач словно уловил сорокоградусные флюиды, исходившие от пациента.
– Только с этим, мужчина, сами понимаете, теперь ни-ни, – многозначительно постучал он по своему кадыку и с грустью покачал головой.
– Типа даже пива нельзя, что ли? – стал потихоньку наглеть, почти оправившийся от шока Стасик.
– Пива-то? Тем более.
Дома, сидя за вечерней трапезой, мрачный Стас в кои-то веки с ожесточением дул зеленый чай, не обращая внимания на удивленные взгляды домашних: жены, дочери-восьмиклассницы и кобелька породы спаниель. Три бутылки «Балтики № 5» в тот вечер так и остались набираться холода на балконе. Ужин семейство Сидоровых поглощало в свинцовой тишине.
– Картошку пересолила, а бисквит твой и вовсе подгорел. – За весь вечер это был единственный раз, когда Стас подал недовольный глухой голос.
– Посолила, как любишь, – сморщив лицо, парировала обиженная супруга, – а бисквит мой, кстати, третий день уже едим, до сих пор нареканий не было.
Позже, прежде чем отойти ко сну, она, источая тяжелый дух изысканных благовоний, предстала пред Стасом в соблазнительном образе Клеопатры, с треском натянув на свои щедрые бока неприличный «целлофановый мешок» с кружавчиками. На левой ноге ее, чуть не дотянувшись до колена, одиноко чернел капроновый чулок, к которому так и не сыскалась пара.
– Как тебе этот новый пеньюар, мой тигр? Правда же он секси? Может, отметим обновочку? – промурлыкала одалиска, положив мужу на живот пылающую ладонь, и кокетливо откинула назад свои жиденькие волосы.
Даже при тусклом свете ночника Стас ужаснулся, глядя на то, какое жалкое зрелище явилось его взору: «Боже, насколько ты стала малосимпатична! Постарела, обрюзгла, облиняла вся. И когда только успела нарастить свои бульдожьи щеки, лапки эти гусиные под глазами завести? Удивительно, как я раньше-то всего этого не замечал…»
– Извини, дорогая, работы было сегодня через край, голова трещит, – кисло отмахнулся он и почти брезгливо добавил, – а ты бы, это, сходила к парикмахеру, что ли…
После чего он, отвернувшись носом к стенке, зажмурился и начал считать овец.
Назавтра было субботнее утро. И день – без капли спиртного. А еще проблема: чем занять мятущийся от осознания своей невостребованности рассудок:
«Может быть, как всегда, махнуть на рыбалку? – уже который год, каждую вторую субботу они исправно ходят с Коляном на водохранилище. Только вот в его, Стасика, нынешнем состоянии, что прикажете там делать? – Рыбу попробовать разве что половить? Вопрос только – чем?»
Стасик приподнялся в кресле и бросил тоскливый взгляд в сторону удилища, стоявшего на балконе. Снасти на нем отсутствовали. Поплавок, крючки и все прочее еще прошлым летом унес с собой под воду ушлый жизнелюб-жерех, когда они с Колькой почти до потери самоидентификации «рыбачили» в плавнях. Он бы одолжил, конечно, запасную удочку у Коляна, да только у того и основной-то отродясь не было. Так что с рыбалкой сегодня не судьба. Хотя может быть оно и к лучшему: долго все это, тягостно, да и несчастных водоплавающих жаль.
– Эврика! – осенило его вдруг, – Костика надо срочно набрать, он вроде как в баню сегодня намыливался.
Но не успев еще толком загореться, Стасик окончательно потух: «Ну и кто мне объяснит, в чем тут цимес? – тоскливо сжалось у него сердце. – Вокруг, значит, все будут люди как люди, лишь он один, как маньяк, со своими «Ессентуками»?»
При этом ему представилась толпа кряхтящих краснозадых мужиков в парной, запах несвежих подштанников вперемешку с лавандой и конским потом, и его едва не вывернуло от отвращения. А помыться, если уж на то пошло, он и дома в состоянии.
От грустных мыслей касательно проведения досуга его отвлекла дочь-восьмиклассница, когда, обреченно вздыхая, тянула на кухню пылесос. Не сумев равнодушно пройти мимо большого винтажного зеркала, что висело рядом со Стасом, она остановилась и, взяв гребень, стала усердно перечесывать челку с левой стороны лба на правую.
Это, казалось бы, совершенное безобидное действие отчего-то вызвало внутри отца глухое раздражение, которое в свою очередь спровоцировало у него смутный рефлекс:
– Эй, что ты тут хвостом вертишь, дневник неси сюда, живо, – насупил он родительскую бровь.
– Ты, папа… – высокомерно произнесла, с ударением на вторую гласную А, дочь-восьмиклассница – …в себе ваще? Какой-такой дневник, их у нас уже три года нет. – И не соизволив оторваться от своего занятия, пожала угловатыми плечами.
Стас растерялся: «Черт возьми, надо было так глупо опростофилиться на ровном месте».
– Сам знаю. Не дерзи отцу.
Противная нимфетка в ответ обдала его уничижительным взглядом и начала перечесывать челку обратно, с правой стороны на левую.
«Как же серо и тоскливо все вокруг, а впереди, если верить доктору, еще двадцать тягучих, беспросветных лет, больше семи тысяч таких же, как этот, бесплодных дней», – подумалось ему. А на улице, как назло, мерзко светит солнце, плавя последний унылый снег, что уже почти обнажил под собой убогую зелень весеннего двора, щедро угаженного всякими смердящими, блохастыми шавками.
Будучи не в силах смириться со своим постылым бытием, Стас, словно утопающий за соломинку, схватился за пульт телевизора. По телику шла трансляция футбольного матча «Сочи – Спартак». «Ну наконец-то! – воспарял духом болельщик со стажем. Ноги сами хотели было отнести его к балкону, где своего часа дожидалась заветная полторашка. Впрочем, не успев сделать и полшага в сторону цели, его тело дернулось, потом поникло и безвольно плюхнулось обратно в кресло. – Тьфу ты, напасть…»
Смотреть тягомотный матч на сухое горло Стасу было омерзительно. Какие-то сонные мухи хаотично ползали по экрану то в одном, то в обратном направлении: «Надо же ведь какая скука. А ведь кто-то, чтобы сходить поглазеть на это убожество, немалые деньги отдает». Так и не дождавшись, чем закончится матч, он забылся беспокойным, тяжелым сном.
Проснулся, когда на улице уже начало темнеть. Дома никого не было, если не считать спаниеля, который глухо кашлял в углу.
Стас потянулся к выключателю, но тот в ответ только выпал из своего гнезда и заискрил.
«Непорядок, – мелькнула у него вдруг шальная мысль, – стоило бы исправить».
– А тут еще и проводка дрянь, того и гляди коротнет, – сказал он, задумчиво глядя на желтый обвисший провод, лианой ниспадавший с потолка. – Да, кстати, неплохо было бы и карниз укрепить, потом замок на двери в туалет давно уже под замену просится, а то ведь открывается через раз. Когда-нибудь эдак и не добежишь.
И так неспешно, шаг за шагом, Стас обошел квартиру, повсюду приглядываясь, принюхиваясь, надавливая руками, проверяя все на крепость, целостность и устойчивость. По мере проведения контрольного обхода количество объектов, требующих приложения его сил, увеличивалось, а в ноздри Стасу тонкой струйкой потянуло едва ощутимым ароматом жизни.
Через полчаса у него на руках уже был список неотложных мужских дел, в том числе:
– укрепить ножку у дивана, что охромел после одного уникального события, о котором Стас уже столько лет вспоминает с гордостью: «Были и мы рысаками!» Сейчас за горизонтальность этого предмета первой необходимости отвечает А. С. Пушкин. Точнее трехтомное собрание его сочинений, нашедшее свое пристанище у диванного изголовья;
– прочистить наконец «задохнувшийся» вентиляционный короб. Иначе даже зимой курить на балкон приходится выходить. Это, наверное, после того, как он туда однажды ведро с мусором вынес, перепутав вентиляцию с мусоропроводом. Совершенно случайно, разумеется;
– демонтировать детскую кроватку и убрать новогоднюю елку;
– ну и остальное там, по мелочи…
Только-только успел Стас вытянуть из-под кресла ящик с инструментами, чтобы провести там ревизию, как услышал за спиной кашель. Обернувшись, обнаружил перед собой застенчиво переминающегося с лапы на лапу спаниеля, без особой надежды смотрящего на своего хозяина грустными слезящимися глазами. Нет, оно-то понятно, конечно, почему переминающегося, и ясно, отчего собачьи глаза такие печальные. За все время Стас, кажется, всего пару раз выводил его по делам, да и то, когда шел за пивом.
– Ну что, пошли, что ли? – неожиданно для себя произнёс Стас и накинул на плечи куртку.
«Издеваешься?» – недоверчиво покачал головой спаниель, но на всякий случай все же сбегал за поводком.
Уже спускаясь по ступенькам, Стас почувствовал, как в кармане его брюк встрепенулся телефон.
– Это доктор вас беспокоит, – услышал он через мгновенье, и все внутри у него оборвалось, вот прямо так, как вчера на приеме: «Ох, не к добру это».
– Тут у меня для вас есть две новости, Станислав Николаевич. Причем одна из них вполне хорошая.
– Начинайте с плохой уж…
– В общем, принесли мне сейчас уточняющую анамнез биохимию. А она возьми и покажи, что там не просто гепатит, там цирроз уже вовсю развивается.
– Вот оно даже как? – растерянно пробормотал Стас, ища глазами, куда бы ему прислониться. – Но у вас, если я не ошибаюсь, еще и хорошая новость была.
– Ах да, чуть ведь не забыл. Как оказалось, это не ваши анализы, батенька.
– В каком это смысле не мои? – опешил Стас.
– В прямом. Вы же у нас Сидоров С. Н.?
– С. Н.
– Вот именно, – голос доктора радостно звенел в эфире. – А тот Сидоров, у кого цирроз, – В. Н. Чувствуете разницу? Извините, очень уж распространённая у вас фамилия оказалась, а у меня близорукость – минус три.
– Так, что же это, получается, я сейчас как бы могу…?
– Можете, – донеслось из трубки, – но все равно не слишком увлекайтесь, а то скоро закончите, как В. Н.
Окончание фразы Стас уже не расслышал. Дернув за поводок спаниеля, он направил его в сторону ближайшего магазина. Небо на улице к тому времени заволокло симпатичными черными тучами, и поднялся приятный, освежающий шквалистый ветер. Едва сдерживая рыдания, Стас подставлял счастливое лицо благодатным струям хлесткого дождя, что обрушился на него вперемешку с зарядами ласкового мокрого снега. Стасик воскрес.
Семейный ужин прошел, как обычно, – шумно, гармонично, весело. Куриные котлеты были приняты мужской аудиторией весьма благосклонно, яичница же с сыром вообще удостоилась гран-при.
Перед тем как начать подготовку ко сну, Стас упал в свое любимое кресло, лениво запнув под него коробку с инструментами, и потянулся к пульту телевизора, чтобы нащелкать свой любимый «Матч ТВ».
– Ты ничего во мне не замечаешь, котик? – спросила супруга, присев рядом с креслом на корточки. Выгнув спину, она смотрела на Стаса снизу вверх преданными круглыми глазами, едва не высунув язык от невероятного старания произвести позитивное впечатление.
Тот сфокусировал блаженный взгляд на жене и присмотрелся к ее очертаниям. Ах, вот оно что!
Оказалось, что та успела сделать отчаянную ультракороткую стрижку и наложить суровый макияж, который теперь выгодно подчеркивал квадратуру ее нижней челюсти. Мощную шею искусительницы сейчас обвивало колье со стразами, висевшими аж в три ряда. Несмотря на то, что в своем обновленном имидже она теперь больше походила на ухоженного откормленного мопса, нежели на прекрасную одалиску, Стаса это не остановило. Проведя рукой по весьма приятным на ощупь складкам на ее спине, он, немного смущаясь, предложил:
– Ну, ты это, давай примеривай свой пеньюар, что ли…
На следующее утро Стас с Коляном отправились на рыбалку.
Бес попутал
«Вольф говорил: – Нормально идти в гости, когда зовут. Ужасно идти в гости, когда не зовут. Однако самое лучшее – это когда зовут, а ты не идешь»
С. Довлатов – «Соло на ундервуде»
По случаю пятнадцатой годовщины совместной жизни чета Гусевых давала у себя званый ужин. Обстановка в гостиной была весьма оживленная, хотя приглашенных было только двое – розовощекая и «фатальная» приятельница хлебосольной хозяйки вместе со своим подернутым сединой мужем. Праздничный стол мог похвастаться тремя полупустыми или, если кому угодно, наполовину полными бутылками хереса, рядом с которыми расположились соответствующие им холодные закуски – копченая треска, ломоть козьего сыра и остатки заливного из индюшки. Во главе стола солидно восседала, подогревая своим роскошным телом окружающую среду, ну очень знойная мадам Гусева. Над загорелой, по-матросски кряжистой спиной женщины нависал ее изрядно осоловевший супруг, который в тот момент произносил свой очередной монолог:
– Греем мы, значит, с милкой пузо на побережье. Красота. Справа океан, слева скалы, там кактусы с койотами, тут текила. Впрочем, текила, она везде. Понятно, что среди такого разнообразия не то что про скорый юбилей, имя свое забудешь. Вон как она, к примеру, – самодовольно усмехнулся он, облокотившись на плечо разомлевшей жены. – У меня же в котелке цифра пятнадцать засела крепко. И тогда, улучив минутку, наведался я в местный ювелирторг, где глаз на кулончик положил на один. То ли с филином, то ли с совой мексиканской, хрен разберешь. А вещица эта, я скажу вам, не из разряда "оторви и брось". Настоящее золото майя или инков, а рубин там и вовсе карат на двадцать тянет. Вернемся, думаю, из Мексики, сделаю своей благоверной сюрприз, а заодно и светлую память об отпуске сохраню.
– Ма, я на улицу, – прервал оратора звонкий девичий голос из прихожей.
– Чтобы в девять дома, как солдат Джейн, ясно? – всколыхнулась своим обильным бюстом хозяйка. – Поняла?.. я тебя спрашиваю.
– Услышала.
– Услышала она. Ну что ты с ней будешь делать, с акселераткой.
– Издержаться, правда, пришлось изрядно, – продолжал тем временем разглагольствовать муж, размахивая зажатым в руке бокалом, – пять тысяч монет махнул за него сгоряча. Зелени, заметь…те, не рублей. Но на что только не пойдешь ради дорогого, ик… человека.
При этом он настолько выразительно посмотрел на подругу жены, что та вспыхнула и поправила свое каре.
"Завидуй, завидуй, дурочка, – подумала хозяйка, от наметанного глаза которой не ускользнул данный пассаж. – А мой-то павлин, надо же, как перья распустил, буквально еще чуть-чуть, и ревновать начинай".
Вскоре подали горячее – домашние голубцы с подливой на сметане и фаршированную утку, вызвавшую настоящий гастрономический экстаз у присутствующих. На данном основании муж хозяйки снова взял слово, требовательно постучав вилкой по бутылке.
– Мииинуточку вниманья, кол…леги. Все мы только что увидели, какая у меня искусница жена. А видели бы вы еще, как пыхтела она весь день у плиты, как душу в стряпню вкладывала. Вот спроси: не жалеешь ли ты, отец, что разорился на подарок тогда? Ни секунды не жалею, отвечу я, ибо не на ветер эти тысячи брошены, не продуты со свистом, а вложены, инвестированы в искреннюю любовь и неподдельное мое восхищение.
Тут юбиляр протер глаза и произнес со слезой в голосе:
– Но пардон, до… дорогая, мне это показалось, или ты преминула надеть мой прэ…ззент? А ну-ка, дочь Монтесумы, яви его нам – удиви. Прро… шу…
Распалившийся Гусев хотел было завершить речь церемонным поклоном, но – дзинь! – и вместо красивого жеста едва не снес со стола салатницу.
– Про-сим, про-сим, – зааплодировали гости.
– Ну будет уже, будет, иду я, – польщенная хозяйка, отдуваясь, поднялась из-за стола и отправилась в уборную – украшаться.
Через минуту она вернулась обратно с недоуменно разведенными руками.
– Ума не приложу, куда он мог задеваться. Только-только вроде на тумбочке лежал. А тут раз, и будто корова языком слизала. Странно. Может, в шкафу? Нет. И на полке тоже пусто. Улетела твоя сова, милый, обратно к себе в пампасы.
– Не может того быть… ик, кулоны не летают. В сумочке смотрела?
Милый, неуверенно покачнувшись, наклонился над лежащим на диване красным ридикюлем.
– Вуаля! – Через мгновенье он выудил оттуда искомое украшение, потянув его за золотистую цепочку. – Прошу любить и жаловать – священная мексиканская сова, двадцать карат. А что это ты, зая, на меня так уставилась?
– Да как тебе сказать, дорогой. Просто ты, олух, не мою сумочку обыскал, – напряглась хозяйка, душу которой начала царапать непонятная тревога. – Моя вон там, на вешалке висит, коричневая.
– Интересненннько. По…позвольте! – супруг почесал пятерней затылок, лицо его потихоньку вытянулось, а голос тонко завибрировал. – А эта авоська чья тогда, а?
На мгновенье в помещении повисла неловкая тишина, которая была нарушена едва уловимым вздохом подруги.
– Моя, стало быть.
– Твоя? – подавилась голубцом юбилярша, – и как эта долбан… простите, данная сова там оказалась? Не хочешь ли сказать, что ты ее…
– Взяла, – нехотя выдавила из себя подруга, прикрыв глаза ресницами. – Соблазнилась. Да, да – украла, слямзила. И не смотри на меня так, пожалуйста.
Супруг подруги со звоном поставил свой бокал на стол. Его знобило.
– Надо же, как у тебя все просто получается! Захотела – взяла. А ты не подумала какая тень упадет на тебя, на меня, на семью если… попадешься? Хотя, о чем это я, в нашем доме обо всем приходится думать мне. Боже мой, какой позор, какое бесчестье. Мало я тебе всякой фигни надарил что ли, негодница?
– Мало, видимо.
