И только море запомнит

На палубе члены экипажа не смотрят в их сторону. Они прекрасно понимают: все, что делает Бентлей, – деловой подход и не более. Абсолютно не важна мораль, когда дело касается цели. Если потребуется, Кеннет даже готов прильнуть к кому угодно, лишь бы результат оказался оправданным.

Моргана мило улыбается, пока он провожает ее. Не осматривается, касается дверей и, приоткрыв их, обращается самым непринужденным голосом, словно и не рассказывала ничего такого несколькими минутами ранее:

– Знаете, особо ревнивые мужья завязывают своим женам корсеты, а вечерами проверяют, чтобы бант был завязан именно так, как они это сделали утром. Я не прошу вас завязать мне его, но вот развязать… кажется, там запуталась шнуровка.

Непонятно, лукавит она или действительно знает о том, что слишком туго и крепко затянула ленты. В единственном здоровом глазу вспыхивает пламя – если ад и горит, то только таким огнем.

Это похоже на очень явное заигрывание проститутки, желающей получить свой заветный шиллинг зараз.

Однако Кеннет остается стоять в дверях, как того и велит кодекс джентльмена. Заходить в комнату к леди мужчина не имеет права, пока та его не пригласит. Но Моргана уже это сделала, без прелюдии, без уважения к самой себе, как самая настоящая портовая шлюха, ветреная девка без морали и чести. Немного мешкая, лорд окидывает взглядом коридор по сторонам, дабы убедиться, что никто не наткнется на него за столь постыдным деянием.

Моргана переступает порог, и темнота бережно обволакивает ее фигуру.

– Вам повезло, что я не ваш ревнивый муж… эти корсеты… они бывают слегка… запутанными. – Кеннет делает шаг в комнату, ставит бутылку с вином на резной столик у двери и аккуратно берется пальцами за шнуровку корсета, который так плотно облегает тело. Он не думает о том, как она затянула его сама. Лишь потратив добрую минуту, наконец ослабляет его, пока шнур полностью не выходит из колец.

– Хорошо, что мой муж сдох, – она произносит это с усмешкой.

Иронизирует? Возможно. Врет? Однозначно. Была ли она замужем? Это не имеет никакого отношения к их общему делу и уж точно не должно волновать ум Кеннета.

Бентлей кладет шнурок рядом с бутылкой, после чего удаляется из комнаты со словами:

– Доброй ночи, мисс О’Райли.

– Доброй ночи. Надумаете поговорить раньше утра, вы всегда знаете, где меня найти. – Девушка, придерживая на груди платье, разворачивается и прикрывает перед лицом лорда двери.

– Разумеется. К тому же я вас сам сюда привел. Надеюсь, кровать будет удобной, – напоследок добавляет Кеннет.

Заметив, что дверь закрылась неплотно, Бентлей заботливо берется за ручку, слегка тянет ту на себя, пока не слышит щелчок. Сон леди ничто не должно прерывать.

Даже если учесть, что Моргана точно не леди.

Глава 4. О действиях и последствиях

Дорога в ад вымощена благими намерениями.

Дверь каюты крепко затворяется. Несколько секунд в гордом одиночестве при одной горящей свече Моргана стоит и слушает, как удаляются шаги лорда. Она считает про себя до двадцати, прежде чем окончательно сбрасывает порядком надоевший за вечер наряд, весь тот ворох юбок, корсет и нижнее платье. Безжалостно избавившись от всего этого, хватает бережно сложенные на прикроватной тумбочке вещи: сорочку Кеннета, пояс с большой бляшкой, атласные штаны. Клинок, который она изначально прятала в корсете, Моргана теперь сует в сапог. Она могла бы и утащить что-то из набора столового серебра, где на каждой ручке выгравирована монограмма в виде буквы «К», да воспользоваться тонким ножом, но предпочитает остаться верной себе и всему своему оружию.

С виду предусмотрительный, Кеннет оказался отнюдь не таким: ее не обыскали тщательно, он не попытался запереть ее на ключ и не поставил у дверей дежурных, которые могли бы следить за ней. А это только на руку Моргане. За время нахождения на корабле ей удалось выяснить, что среди членов экипажа находится тот самый Эттвуд, с которым ей жадно хочется свести счеты. Моргана помнит его неряшливый вид, выпростанную грязную рубашку. Он оказался, пожалуй, самым скверным из всех ее мучителей. И самым пьяным, потому что его мотало перед ее лицом. Даже не мог нормально попасть плевком. Нож в его руке дрожал, но когда кончик впился в ее девственную, не изуродованную болезнями и палящим солнцем кожу, Эттвуда охватило желание. И в маленьких поросячьих глазках загорелся азарт.

Моргана решительно проводит пальцем по заточенному лезвию, удовлетворенно кивает. Не нужно много крови, нож должен входить мягко и резать подобно бритве. Иначе жертва будет кричать, стонать. А крики только помешают и привлекут внимание бдительной охраны. Офицеров на «Приговаривающем» слишком много. Кто-то может и отреагировать на странный шум и копошение.

– Ну что, Эттвуд, пора платить по счетам.

Капитан никогда и поверить не могла, что ей придется мстить своим обидчикам. Раньше месть для нее значила лишь подставить подножку Кайджелу, толчок в спину с лестницы и, может, съесть весь бисквит, предусмотрительно спрятанный в тумбочку. Но сегодня она твердо решила – Эттвуд должен поплатиться. Хотя, конечно, решилась она давно, но подобный поворот судьбы только закрепил ее уверенность в правильности намерений. Ни один из ее обидчиков не должен выжить.

О’Райли хрустит костяшками пальцев, подходит к двери и хватается за ручку. Она тянет ее на себя, высовывается из каюты и осматривается по сторонам. Никого нет. Полнейшая тишина, лишь слышно, как волны бьются о борт, скрипят корабельные снасти и чуть покачивается непотушенный фонарь. Одна из спокойных и благоприятных ночей в море, когда небо ясное, чистое, а луна похожа на огромный, плохо поджаренный блин. В такую ночь принято не убивать, а наслаждаться жизнью и верить, что новый день будет лучше всех предыдущих. Но алкоголь в крови О’Райли подстегивает ее, как ищейку, жадно вынюхивать и выискивать свою жертву.

Эттвуд сегодня несет «кладбищенскую» вахту, пока остальные мирно отдыхают. И Моргана знает, как до него добраться. После подслушивания нескольких разговоров выяснилось, что офицер Эттвуд частенько отлынивает от своих обязанностей. Он ошивается на нижней палубе, прячась от боцмана и всех старших лейтенантов, лишь бы те не заставили его потом чрезмерно работать. А на «Приговаривающем» у Кеннета дисциплина, кажется, даже хуже, чем на ее корабле.

Плотно закрыв дверь, капитан О’Райли тихим, неспешным шагом направляется той же дорогой, которой она сюда и пришла. Ей нужно действовать аккуратно, прислушиваться к каждому шороху и шагу. В идеале – видеть сквозь стены и подчинять себе тьму, чтобы никто не смог уличить ее в свободном разгуливании по кораблю. Хоть Кеннет и обозначил ее нахождение здесь в качестве гостьи, все же клейма пленницы, а правильнее было бы сказать – заключенной, никто с нее не снимал, следовательно, гулять по кораблю без сопровождения ей не дозволяется. И все же она очень тихо крадется по палубе, после спрыгивает в трюм.

Моргана прячется в нише между грузами, чтобы остаться незамеченной исправно исполняющим свою работу матросом. Пропускает его и еще некоторое время ждет, пока шаги и блеклый свет исчезнут. У ног, недовольно пища и повизгивая, пробегает крыса. Капитан брезгливо фыркает. Даже в идеальные трюмы английского галеона умудрились забраться, заразы. Она давно читала в сочинениях какого-то не запомнившегося ей ученого, что грызуны, а в особенности крысы, на корабле могут привести к болезням. И теперь настороженно относится к каждому их появлению. Моргана выбирается из ниши и направляется дальше, слыша, как стучит в висках кровь от нарастающего волнения. Ей уже приходилось убивать, но сегодня… сегодня она будет уродовать. И оттого переживания в груди превращаются в бушующий ураган, а пульс учащается. Ей тревожно, кажется, сердце бьется так громко, что в любой момент Кеннет в своей каюте сможет его услышать и понять: на его корабле сегодня творятся бесчинства. По мнению Морганы же, вершится правосудие. Никакой справедливый суд в Лондоне не сможет удовлетворить ее страстного желания увидеть страдания на чужом лице. Тем более до прибытия в Лондон еще нужно дожить, а Моргана не самый терпеливый человек, в отличие от того же Колмана.

Николаса Эттвуда О’Райли находит там, где ему не положено быть, но слухи не наврали – на нижней палубе. Сидя на шаткой табуретке, прислонившись спиной к огромной бочке, он спит, похрапывая и свистя одной ноздрей. И оттого вид ничего не делающего офицера еще более отвратительный. Случись такое у нее на корабле, она бы высекла провинившегося.

Капитан оглядывается по сторонам. В узком пространстве метрового прохода ни с одной, ни с другой стороны никого не видно. И она, удовлетворенно кивнув, берет висящую под потолком лампу и подносит ее к лицу Эттвуда. Он все так же похож на жирного поросенка, извалявшегося в грязи. Его раскрасневшиеся щеки покрыты безобразной сыпью. Но Моргана в перчатках и надеется, что то, чем наградила судьба ублюдка, не заразно.

Несколько мгновений она смотрит на него, не зная, как лучше подступиться. И в конечном счете понимает – лучше действовать в лоб. Она аккуратно опускает лампу на бочку, чтобы свет остался только в одной точке, поближе к лицу обидчика, и садится к нему на колени, тут же закрывая рот ладонью.

Спросонок Эттвуд не понимает, что происходит. Моргана всем телом наваливается на него и прижимает спиной к бочке. Она прикладывает указательный палец свободной руки к губам и злобно цедит:

– Заткнись. Ты же не хочешь, чтобы милорд узнал, что ты сегодня прогуливаешь вахту?

Неожиданность, страх, удивление – все смешивается в глазах Эттвуда. Зрачки расширяются, мужчина хлопает ресницами, но благоразумно молчит и не произносит ни слова. У них слишком мало места, чтобы развернуть полноценную драку, а если они поднимут шум собственными криками, то Эттвуду точно несдобровать и не поспать следующую ночь спокойно. Хотя, конечно, никакая спокойная ночь этому ублюдку больше не светит.

Схватив мужчину за волосы, она вынуждает его запрокинуть голову назад и упереться затылком в крышку бочки. Как тряпичная кукла, Эттвуд все еще не сопротивляется, пока над его лицом не замирает лезвие.

– Пиратская шлюха, какого дьявола ты вытворяешь?!

Порыв вывернуться Моргана жестко пресекает одним четким ударом каблука в ахиллово сухожилие. Эттвуд шипит, а О’Райли тихо и вкрадчиво, голосом отпетой блудницы произносит над чужим ухом:

– Если хочешь жить, не смей даже дергаться. Я пришла забрать то, что принадлежит мне по праву.

И улыбка безумца сверкает в темноте. Никогда прежде Моргана ничего подобного не делала, но внутренний голос будто подсказывает, что лучше всего лезвие наклонить так, чтобы угол оказался не больше шестидесяти, максимум семидесяти градусов. И кончик войдет, как смазанный маслом. Конечно, если переборщить, то лезвие направится прямиком в мозг, и ей нужно работать так, словно она выскребает крошечной ложечкой десерт из небольшой чашечки.

– Несколько лет назад ты и твои пьяные дружки оставили меня слепой. Теперь моя очередь. Тише, я сделаю все осторожно.

* * *

Кеннет просыпается от громкого звона судового колокола. Что-то произошло. И раз его не будит мистер Спаркс за час до завтрака – новости отнюдь не прекрасные. Всю ночь просидевший за бумагами Бентлей растерянно смотрит по сторонам, моргает, не сразу понимая, в каком дне и где находится. Он все же подскакивает с кровати. Мечется в поисках сорочки, но, вспоминая, куда вчера делся шелковый предмет его туалета, ругается себе под нос, видимо, впервые за все плавание:

– Проклятье…

Неужели гостья на их корабле все же устроила саботаж? Или пираты организовали бунт, чтобы освободиться? Обычно на «Приговаривающем» все гладко, служба налажена и никто не смеет противиться четкому уставу и распорядку. Бентлей натягивает кюлоты, набрасывает камзол и, всунув ноги в туфли, выбегает на палубу. Он не забывает прихватить с собой и трость, даже сейчас думая о своем статусе и внешнем виде.

Первое, что бросается в глаза, – два солдата пытаются удержать офицера, пока врач суетится рядом с ним. По окровавленному лицу и мундиру невозможно сказать, что точно произошло, но картина оставляет желать лучшего. Лорд не всех знает по именам и фамилиям, однако уже догадывается, как именно зовут этого офицера.

– Милорд! – к Бентлею подбегает запыхавшийся Спаркс. – Сэр. Ночью. Кто-то напал ночью на Эттвуда. Он потерял глаз и часть языка. Мистер Стоун пытается сделать все возможное.

Кеннет отталкивает от себя агента, устремляясь в глубь палубы, расталкивает солдат, но те и рады расступиться и пропустить лорда вперед.

– Кто это сделал? – вся строгость в голосе обнажает жестокий и серьезный нрав Бентлея. Вопрос адресован абсолютно каждому, находящемуся тут. В ответ слышатся неуверенные голоса: «Не знаем, сэр», «Я не нес вахту». Глазами он молча выискивает О’Райли. И лучше бы это было самым странным совпадением, нежели ее местью.

Гомон, голоса переплетаются в какофонию звуков. Кеннет смотрит на лицо офицера Эттвуда и давит глухое рычание. Еще раз беглый взгляд по толпе. Среди мужчин не так просто потерять женщину, особенно одевающуюся подобно французской и английской знати. Однако пиратки нигде нет. Прекрасно, ей не хватило наглости, совершив преступление, прийти и полюбоваться своей работой.

И Бентлей не сомневается, что подобное зверство совершила именно О’Райли. Отсутствие у Эттвуда левого глаза говорит обо всем громче, чем самое чистосердечное признание. Не услышав вразумительного ответа ни от кого из присутствующих, Бентлей резво направляется прочь. Мистер Спаркс семенит за ним. Но строгое «останься здесь и проследи, чтобы он выжил», заставляет агента выпрямиться, коротко кивнуть и пойти назад к раненому.

В голове много мыслей. Весьма скверных. Одной лишь местью единственному человеку Моргана ставит под угрозу его миссию целиком. Что-то надо решать. И решать сейчас. Он встречает девушку в коридоре у дверей предоставленной ей каюты. Прямо в тот момент, когда она с заспанным лицом и небрежно собранными волосами выходит, недовольно зевая.

Хорошо притворяется. Или действительно пиратка настолько жестока, что может сладко спать, сделав калекой человека, английского офицера, вырезав ему глаз и отрезав язык?! От нее разит алкоголем, видимо, вино пришлось очень кстати. Однако знай он, что все так обернется, лорд бы никогда не позволил себе обращаться с ней, как с порядочным человеком.

Впервые Бентлей повышает голос:

– Ты хоть понимаешь, что ты натворила?! Солдаты требуют найти того, кто это сделал с Эттвудом! Ты хотела самосуд?! Ты его получила! Стоило это того? Теперь по закону ты должна быть повешена!

Его переполняет злость и раздражение. Он не любит напрасные жертвы. Еще больше терпеть не может, когда кто-то идет против его слова. Он же пообещал, что разберется со всеми ее мучителями по прибытии в Лондон. Нечего порочить мундир. Но Моргану не удовлетворяют честные слова, искреннее сочувствие. О’Райли творит все, что ей вздумается.

Впору отвесить хлесткую пощечину в надежде, что она ее вразумит. Или бросить в карцер, но тогда не исключено недовольство, а ему нужно предотвратить любое негодование, в первую очередь со стороны пиратов.

– Стоило ли? Конечно, стоило. Я смотрела на то, как он корчится. И это доставило мне самое лучшее в мире удовольствие. Я изувечу еще двоих, чтобы навсегда в их памяти остался этот день, как остался в моей. Хочешь меня повесить? Пожалуйста. У тебя есть все основания. Я даже публично сознаюсь. Вот только подвергнешь ли ты себя подобному? Захочешь ли потратить еще лет пять на поиски Сферы и упасть в глазах короля из-за того, что не способен выполнить его приказ?

Моргана смотрит в его глаза. И Бентлей готов поклясться, что в них мелькает безумие, смешанное с решительностью и уверенностью в собственных словах. Нет, здесь не вразумит ни пощечина, ни приставленный ко лбу пистолет, ни даже петля на шее.

Он хочет схватить ее за руку, протащить по палубе и лично подтолкнуть к эшафоту. Однако Моргана не рассказала еще всего, что знает, не показала карты и маршруты. Бентлей поджимает губы. Можно избавиться от нее, перерыть всю каюту, изъять карты, все записи, изучать их. Однако она права. Кеннету нужно достичь цели в кратчайшие сроки. Ощущение беспомощности и безвыходности положения раздражает.

Дверь соседней каюты открывается, из нее выходит заспанный офицер. Он все слышал.

Нельзя рисковать.

Но правила, законы. Угроза миссии. Бунт. Его собственный провал.

Бентлей в ступоре. На мгновение, тянущееся подобно вечности.

Лорд вынимает из трости кинжал – изящное оружие, которое ему изготовили по индивидуальному заказу, резко вонзает бедолаге в горло, ровно под язык, чтобы тот не успел закричать. Безжалостно, не моргнув даже глазом Кеннет выдергивает лезвие, достает нагрудный платок и небрежным жестом вытирает кровь. Можно сказать, что они квиты. Когда-то она спасла его жизнь, убив своего человека, теперь он платит ей той же монетой. Обычная вежливость, если это можно так назвать.

После паузы лорд коротко, но серьезно выносит свой вердикт:

– К вечеру мне нужны двое из вашего экипажа, мисс О’Райли. Мне не важно, кто они. Либо повесят всех.

Бентлей вздыхает, отводя взгляд от девушки. Его глубоко расстраивает произошедшее. Две смерти. Два офицера. Они и так теряют людей от болезней. Но убийства никак не вписываются в его норму потери экипажа. Это недопустимые жертвы. И на благо кого? На благо пиратки, которая не заслуживает и доли оказанной ей чести. Бентлей дает ей шанс, а Моргана его не ценит.

Кеннет порывается уйти, но ладони О’Райли ложатся на его щеки, а потрескавшиеся губы впиваются голодным, порывистым поцелуем. Она отстраняется так же резко, как и прильнула. Проводит большим пальцем по нижней губе лорда. От нее пахнет алкоголем, вчерашним мылом и кровью. Перехватывая кисть, Кеннет небрежно отбрасывает ее в сторону. Разворачивается на каблуках и, переступив через труп, уходит.

Ему уже приходилось врать, и не один раз, без этого Кеннет не стал бы одним из главных акционеров Ост-Индской компании. А сейчас речь идет о более важных вещах.

Все, что касается его самого, зачастую важнее чего-либо еще.

Бентлею остается еще одна нерешенная проблема. Сам Эттвуд. Если он заговорит. Или хотя бы напишет, что произошло, это будет концом всех амбиций. Не желая больше смертей, мужчина проходит в кают-компанию, куда перенесли несчастного и где оставили в строгом одиночестве и покое.

Убийство одного и уродство другого. Это может выйти боком.

Он заходит в общее помещение, выглядящее достаточно необычно без толпы офицеров. Изувеченного Эттвуда уложили на небольшую тахту в самом углу комнаты. Перемотанная голова, отрезанный кончик языка, запекшаяся кровь на волосах. Если Моргана попыталась убить его ночью сразу же после их ужина, то Николас протянул на удивление долго. Не зря говорят – смерть забирает только лучших.

И может, в дальнейшем это бы послужило ему уроком: не прогуливать вахты, жить согласно распорядку и уставу, не издеваться над пленными и не забывать, что у него есть честь. В чем Кеннет сильно сомневается.

– Мне жаль, мистер Эттвуд, что с вами произошло подобное, – вкрадчиво начинает Бентлей, подходя ближе к тахте.

Эттвуд поднимает на него взгляд. Все еще испуганный. Зрачок мечется из стороны в сторону. Еще бы, Моргана явно застала его врасплох, выскользнула из тени, приставила нож к горлу, но не обошлась всего лишь убийством.

– Не переживайте, это я, ваш лорд. Пришел справиться о вашем здоровье. И лично посмотреть, что вас хорошо устроили.

Эттвуд успокаивается. Но это ложное чувство защищенности. И оно быстро улетучивается, когда Кеннет бесстрастно и равнодушно произносит:

– Но, мистер Эттвуд, к сожалению или к счастью, тут уж решайте сами, мне все известно про вас и ваши похождения. И я сейчас не о пропущенных вахтах. Неоправданная жестокость недопустима в нашей работе. Мы не головорезы, не убийцы и не палачи. Мы исполняем волю короны и Ост-Индской торговой компании. Вы исполняете мою волю. И когда пятнаете свой мундир – порочите мою честь, – Бентлей крепко хватает его за ворот.

Эттвуд точно не оправится от пережитого ужаса. Кеннет склоняется ниже, над самым ухом офицера:

– Если бы не самосуд Морганы, вас бы повесили по прибытии в Лондон. Я лично бы проследил за этим. Но, увы, мисс О’Райли выбрала для вас иную участь. Если бы вы жили, как мужчина, мистер Эттвуд, то не сдохли бы, как собака.

Бентлей резким движением выдергивает из-под Эттвуда подушку и накрывает ею голову ошарашенного офицера, наваливаясь всем весом.

* * *

Кеннет выходит из каюты, одетый в парадный мундир, голову украшает треуголка. Яркий признак – происходящее будет иметь некую официальность. Лорд хмур, но весьма спокоен, учитывая обстоятельства. Быть может, ранее он уже казнил невинных людей, но точно этого сказать нельзя.

Тем более никого из пиратов язык не повернется назвать невинными. За их плечами точно есть убийства. И может, у Бентлея нет доказательств, но они и не нужны. В любом случае, правильно избавиться от головорезов. Кеннет бы не отказался избавиться от них всех, истребить полностью пиратство, чтобы воды стали безопасными и принадлежали только Компании.

– Джентльмены, сегодня произошло ужасающее событие. Погибли двое преданных его величеству офицеров. Николас Эттвуд не смог пережить увечий, задохнулся во сне. Лейтенант Бардок умер от ножа. Сомнений нет – это сделали пираты, которых мы пощадили. Но их капитан… капитан О’Райли уже служит короне в качестве капера. Сегодня она предоставила нам виновников. Они будут повешены в назидание оставшимся. Дабы эти дикари более не смели даже подумать о том, чтобы навредить кому-то из нас.

Как быстро скорбь и боль утраты утихомиривается сладкими речами. Вместо угрюмых лиц и недовольства Бентлей получает восторженные возгласы и аплодисменты от всех своих людей. Моргана предстает на вечернем сборе рядом с лордом кроваво-красным пятном. Она чужачка на этом празднике, пиршестве стервятников. Ей не нужно ничего говорить, кивая на своих людей. Моргана нарочито хмурится, словно действительно зла. Но в кровь Эттвуда они оба засунули руки по локоть.

Проходя на капитанский мостик, Кеннет бросает взгляд на двух пиратов в кандалах. Солдаты Компании ведут их под руки прямиком к эшафоту. Экипаж «Приговаривающего» смирно стоит, наблюдая за происходящим, о чем-то глухо переговариваясь между собой. Но как только ладони Бентлея касаются перил, голоса стихают.

Моргана встает позади лорда, занимая место Спаркса, за что получает неодобрительный взгляд от агента Ост-Индской торговой компании.

Чужачка. Не к месту. Ее вовсе не должно здесь быть. Капитан пиратов плотнее сжимает губы. Никто из офицеров и матросов галеона на нее не смотрит, но смотрят, вперившись взглядами, те, кого она называла своими.

– В связи с произошедшими событиями на борту «Приговаривающего», в ходе которых были жестоко убиты офицеры британского флота Николас Эттвуд и Джозеф Бардок, властью, данной мне короной, я признаю виновными Бена Уотера и Оливера Смита и приговариваю к смертной казни через повешение.

Веревки накидываются на шеи. Один из приговоренных, скалясь, выкрикивает:

– О’Райли, ирландская шлюха, ты сдохнешь в муках. А на том свете не сыщешь покоя, подстилка focáil sasanach.

Офицер, ответственный за сам эшафот, своего рода бортовой палач, тянет за рычаг, открывая дверцы в полу, отправляет пиратов в свободное падение ровно до тех пор, пока их шеи не ломаются под тяжестью собственных тел.

Треск костей не нужно слышать, Бентлей знает, как оно происходит. Если все сделать правильно, то шея может растянуться еще на несколько дюймов, прежде чем жертва умрет. Ему рассказал об этом пьяный палач в трактире, когда он был еще глупым и наивным юнцом. Но он не садист, лишь бы все было выполнено быстро. Пусть они отправятся в ад, если тот вообще существует, за все свои прегрешения перед человеческим родом и перед самими собой.

Мистер Спаркс подает Бентлею кожаную тетрадь, и Кеннет открывает ее. Он берет перо с небольшого столика, чтобы, обмакнув в чернила, записать два имени. Он впишет сюда и имя О’Райли, если она не начнет соблюдать договоренности. Но не сегодня.

Сегодня слишком много смертей. Одна – уже непозволительно, четыре – невозможно. И за офицерским столом вечером раздадут карты на двух человек меньше. Он готов пойти по трупам, чтобы достичь цели. Не было ни единого раза, когда Бентлей не получил свое.

Солдаты медленно расходятся по своим делам, кроме тех, кому приказано снять трупы и избавиться от них побыстрее. Кеннет еще некоторое время наблюдает за происходящим, после чего с дневником под мышкой спускается с мостика и уходит к себе. Однако Моргана не заставляет себя долго ждать.

Не успевает дверь захлопнуться, как нахальная дамочка вновь распахивает ее, переступает порог, и кончик яркого пера задевает косяк. Моргана – как гром среди ясного неба. Как буря, ведь ту не укротить. И это отвратительно. На пороге возникает виновница всех неприятностей. Совершенно отвратительная, дурная, нахальная особа, какой явно не должна быть женщина. Она оставляет после себя послевкусие не то соли, не то крови, не то пороха, или озлобленности и ярости. Не то чтобы Кеннет сильно разбирается в женщинах, но он готов поклясться, дать руку на отсечение – леди не должна быть такой.