скачать книгу бесплатно
– Позвольте вас друг другу представить: Марья Сергеевна Маневич, моя помощница, мой добрый ангел-хранитель. И наша гостья Дарья Николаевна. Она ищет следы своего деда и имеет самые благие намерения.
– Я слышала. – Домработница принялась разливать чай. Лицо ее оставалось неподвижным.
– Не обращайте внимания. – Миллер, огибая Дашу, подкатил кресло к столу. – Наша Марья Сергеевна недолюбливает новых хозяев жизни.
– За что же мне любить их? – Женщина осуждающе поджала губы. – Сначала открещивались от своих предков, а теперь им всем в графья подавай. Да ладно если бы еще нарок на то имели, а то ведь и вовсе жулики приходят. Это Генрих Рейнгольдович такой добрый, все увещевать их пытается. Я бы гнала скалкой…
– Марья Сергеевна, душа моя, да ведь они не виноваты в этом. Они лишь дети своего времени.
– Жулики. – Слово звучало как приговор. – Аферисты.
– А что плохого в том, что люди ищут своих предков? – Даша решила высказать свою точку зрения. – К тому же те, кто сейчас ищет своих предков, никак не могли от них открещиваться.
Маневич глянула, словно кинжалом пронзила.
– Значит, родительский грех на них лежит, – процедила она. – Да знали бы вы, сколько проходимцев здесь перебывало. Сам из грязи еще не вылез, а туда же: норовит в князи. А в хорошие люди попасть это тебе не скидерку скласть…
Даша испытывала противоречивые чувства. Нет, она не оправдывала погоню за титулами, но считала, что к истории предков стоит относиться все же более уважительно.
– По-вашему, мир делится на родовитых и плебеев?
Марья Сергеевна изобразила нечто похожее на улыбку. Так, наверное, улыбаются гремучие змеи.
– А коли не делился бы, так зачем бы они себе родословные заказывали? Вы-то небось тоже не за крестьянами сюда пожаловали, в баронессы, поди, метите…
С этими словами домработница протянула чашку. Даша почувствовала тяжелый жар в груди. Не взять чашку означало прямой афронт, принять – признать правоту сказанных слов.
– Извините, что потревожила вас, – она встала и потянулась за плащом. – Благодарю за приглашение.
– Ну вот! – Миллер всплеснул руками, – Видите, что вы, Марья Сергеевна, наделали. Обидели человека. Дарья Николаевна, прошу вас, не сердитесь, она не хотела вас обидеть.
– Я в этом не сомневаюсь, – сухо ответила Даша. – И все же разрешите откланяться.
– Прошу вас, останьтесь. – Что-то в голосе хозяина заставило Дашу остановиться. – Мне в последнее время редко удается поговорить с новым человеком.
– Хорошо. – Даша отложила плащ и выразительно посмотрела на домработницу. – Только прошу вас уяснить сразу, я сюда пришла не за родословной.
– Верю вам, голубушка, верю. – Миллер поспешил перевести разговор в иное русло. – Хоть и не совсем разделяю вашу точку зрения.
– Почему? – Даша почти успокоилась. Она придвинула к себе чашку с чаем и краем глаза принялась высматривать наименее калорийное пирожное.
– Да потому, что все меньше остается людей, сохраняющих чувство рода.
– Что вы хотите этим сказать?
– Чувство рода, своего ли, чужого, это особая культура. Вы можете принимать ее, а можете игнорировать, но это всегда идет изнутри, от глубокого понимания сущности явления и осознания его необходимости.
– Осознания необходимости? – переспросила Даша. – Но зачем осознавать, кем были предки? Достаточно просто знать…
– Э, нет! – Миллер погрозил пальцем. – По наследству передаются не только нос с горбинкой или форма бровей. Основное, что мы наследуем от своих предков – это внутренние качества индивида. Еще в те времена, когда органы надзора и контроля не были столь массово распространены, а понятие «анкета» и вовсе не существовало, возникали иные паспорта и анкеты – родословные, истории родов. И, заметьте, родов разных сословий: от императорских до крестьянских. И каждый человек с самого своего рождения знал, какого он рода-племени. Человек еще не имел имени, а уже имел фамилию, которая отражала особенность рода, являлась как бы паспортом всей семьи. Знаете, как говорили? «В лицо человек сам себя не признает, а имя свое знает». Услышав фамилию человека, другие сразу же понимали, что от него ожидать, ведь яблоко от яблони не далеко падает. Сие поддерживало нравственность, ибо если все твои предки были достойными, уважаемыми людьми, то и самому вроде как негоже пакостный след после себя оставлять – ведь это на твоих детей темным пятном падет. Потому и говорили: «Смерть лучше бесчестия». Люди кровью смывали позор, лишь бы не пострадала память предков и будущность потомков.
– Можно было уехать и начать новую, честную жизнь.
– Иван, не помнящий родства? Нет, голубушка, подозрителен такой человек был, темная лошадка, поди знай, чего от него ожидать можно! Тогда люди прекрасно понимали, откуда такие Иваны берутся. Понимание сущности и предназначение летописи рода не давало обществу деградировать. Вот отменили родословные в Октябре, и сами видите, чем дело кончилось.
– Ну не знаю… – Даша осторожно взяла чашку и сделала глоток, – Мне все же это анахронизмом каким-то представляется. Монархия… В наше-то время!
Миллер добродушно рассмеялся:
– Я же с этого и начал: каждый человек определяет для себя, что ему притягательнее. Вы не придаете этому значения – прекрасно, вы свободны в своих поступках, и это то, что никогда не коснется вас. Ведь вы же не прыгаете с парашютом. Но ваше безразличие к генеалогии означает, что вам и не надо входить в этот мир – он корысти не любит. Не прощает.
– Не прощает? – Даша почувствовала себя неуютно. Сразу же вспомнились последние события.
Но генеалог, видимо, имел в виду иное.
– Очень легко, голубушка, превратиться в посмешище. В молодости тщеславие еще простительно, но вот к старости эта страстишка способна и почтенного человека превратить в дурака. Еще Руссо справедливо заметил, что если тщеславие и сделало кого-то счастливым, значит, этот кто-то был дурак.
Вступительная часть немного затянулась, но Даша не знала, как перейти к сути дела. Впрочем, Миллер и сам все понял.
– Так как же звали вашего деда?
Придвинув сахарницу, она уцепила щипцами кусочек сахара.
– Барон Вельбах…
– Что?! – Чашка выскользнула из рук хозяина, жалобно звякнула и разбилась о край стола. – Что вы сказали?
Рука застыла в воздухе.
– Повторите, что вы сейчас сказали! – Старый генеалог подался вперед, казалось, еще чуть-чуть, и встанет со своего кресла.
Спокойной оставалась только монументальная домработница. Пронзив перепутанную гостью тяжелым взглядом, она принесла с кухни ведро и веник и принялась убирать осколки.
Даша сглотнула:
– Я говорю, мой дедушка…
– Это я уже слышал! – Миллер салфеткой попытался оттереть брюки. – Повторите его имя.
– Вельбах?
– Вот именно. – Генеалог потряс салфеткой в воздухе. – Вельбах! Нет, это невозможно, совершенно невозможно!
– Но… почему? – Даша растерялась еще больше.
– Да потому, что последний русский барон Вельбах скончался в Париже в тысяча девятьсот тридцать третьем году, оставив сиротой младшую дочь. А единственный сын его – Николай – погиб от полученных ран в одна тысяча девятьсот шестнадцатом году. Во время Первой мировой войны.
Осведомленность Миллера произвела эффект разорвавшейся бомбы.
Даша побледнела, затем ее бросило в жар, руки ходили ходуном.
– Не совсем так. – Она наконец опустила щипцы. – То есть, с одной стороны вы абсолютно правы, но у меня есть достоверные сведения, что Николай Вельбах остался в живых и переехал на Дальний Восток…
– Исключено.
– Почему?
– Потому что существуют свидетельства очевидцев. Барон Андрей Николаевич фон Вельбах был смертельно ранен в бою и захоронен в общей могиле под…
– Простите, что перебиваю, – Даша приложила ладонь к груди. – Вы что, помните биографии всех остзейцев?
Полумрак комнаты не позволял рассмотреть лицо старого генеалога, но все же ей показалось, что Миллер на секунду смешался. Достав чистый платок, он протер уголок глаза.
– Разумеется, не всех. Однако, что касаемо членов угасших родов, тут я, можно сказать, собаку съел… – он помолчал. – Этой темой я занимаюсь всю свою жизнь. И как специалист заявляю вам: совершенно невозможно, чтобы Николай фон Вельбах выжил. Кто-то решил подшутить над вами.
Даша устало откинулась на спинку кресла. Конечно, приятно оказаться более осведомленной, чем лучший специалист, однако это означало, что ничего нового Миллер сообщить ей не сможет.
– Этот кто-то – баронесса Вельбах, родная сестра Николая Андреевича. Она сама разыскала меня и упросила найти всех мужских потомков своего брата, дабы передать одному из них свое состояние. Согласитесь, странный юмор.
Миллер вытянул шею.
– Как вы сказали? – Но тут же махнул рукой. – Не повторяйте, я все прекрасно слышал. Она нашла вас сама?
– Ее адвокаты.
– Хм. – Миллер склонил серебристую голову и прикрыл глаза жилистой рукой. – Допустим, это правда. Но почему тогда баронесса фон Вельбах стала разыскивать потомков брата только сейчас? Спустя столько лет?
Даша развела руками:
– Она так же, как и вы, как и все остальные, даже предположить не могла, что ее брат выжил и имел детей.
– Что же случилось?
А несколько месяцев назад ей в руки попала фотография Николая Андреевича, датированная тридцать восьмым годом…
– Всего лишь фотография? – В голосе Миллера зазвучало сомнение. – А вам не кажется, что это слишком…
Даша покачала головой. Она поняла, что хотел сказать генеалог.
– Не кажется. Потому что адвокаты Марьи Андреевны послали запрос на Дальний Восток и там подтвердили факт существования Николая Андреевича Вельбаха и его службы во Владивостоке.
– Черт побери… – Старый генеалог выглядел потрясенным. – Как же я мог… Ах я, старый дурак!
Даша поспешила его успокоить:
– Да не стоит вам так убиваться. Это вовсе не ваша вина – просто время такое было. А представьте, какие чувства испытала бедная Марья Андреевна!
– Да уж, могу себе представить. – Миллер о чем-то напряженно думал. Он выглядел как человек, решающий для себя что-то очень важное. – Дарья Николаевна, возможно, я повторяю, возможно я смогу вам помочь. – Предупреждая вопрос, он поднял сухую ладонь. – Вы подождете меня немного?
Даша молча кивнула. От волнения она не могла говорить.
– Тогда угощайтесь, я скоро вернусь. – Он развернул свое кресло и выехал из комнаты.
Стараясь не смотреть в сторону Маневич, Даша потянулась к самовару.
4
Миллер отсутствовал минут пять. Все это время женщины хранили молчание и давились сладким. По крайней мере Даша – точно. Заслышав скрип половиц, она готова была зарыдать от счастья.
Генеалог выглядел деловито.
– Скажите, как звали вашу бабушку?
– Какую именно?
– Разумеется, ту, которая вышла замуж за Николая Вельбаха.
– Лидия. Лидия Михайловна.
Миллер испытующе смотрел на свою гостью.
– Вы уверены в этом?
– Что? – Даша растерялась. – В каком смысле «уверена»?
– Ее звали так с самого рождения?
– Насколько мне известно, да.
«Странный вопрос…»
– А не была она, случайно, актрисой или певицей?
Некоторое время Даша молчала, когда же она, наконец, заговорила, то голос ее звучал уже не так уверенно.
– Вы меня ставите в тупик. Лично я об этом ничего не слышала. Хотя, конечно, утверждать однозначно не берусь. Но почему вы спрашиваете?
Хозяин немного оживился, но при этом вид у него стал смущенный и даже виноватый.
– Я должен перед вами покаяться, – пробормотал он, – Видите ли, Дарья Николаевна, если бы не моя самоуверенность, я обладал бы сейчас гораздо большей информацией, но…
– Простите, не понимаю, о чем вы. – В глубине души росло легкое раздражение – либо Миллер морочит ей голову, либо они говорят о разных вещах.
– Сейчас объясню. – Генеалог подкатил кресло к столу. – Когда-то у меня был старший товарищ – Сухоруков Геннадий Иванович, ныне, к сожалению, покойный. Он был великолепным ученым, ботаником, и долгое время жил на Дальнем Востоке.
Даша моментально навострила уши.
– Мы часто и много переписывались, но одно письмо запомнилось мне особенно. В то время как раз вышла моя книга «Угасшие роды Российской империи», и я позволил себе отослать один экземпляр моему товарищу. А вскоре получил ответ. – Миллер протянул два листа с рукописным текстом. – Я скопировал его для вас. Не все, конечно, но ту часть, которая может вас заинтересовать. Прочтите.
