Соткана солью

Полина Раевская

Соткана солью

Соткана солью

Аннотация: Когда тебе сильно за тридцать и тебя ни раз предавали, перестаешь верить в чудеса и прекрасных принцев. Я уже ничего не ждала, посвятив себя работе, пока в мою жизнь не ворвался этот наглый, самоуверенный мальчишка. Он молод, амбициозен и не признает слова "нет". У него впереди чемпионский титул и все лучшее, что может подарить успех. У меня же – разрушенные мечты, куча разочарований и страхов. Нам однозначно не по пути, но, кажется, мы заблудились.

Глава 1

2003 год

– Мам, я дома, – раздаётся из холла голос сына.

Неохотно выныриваю из финансового отчёта и с удивлением обнаруживаю, что уже стемнело.

С ума сойти! А ведь собиралась всего лишь краем глаза пробежаться по основным показателям.

Кажется, дочь права: я окончательно превратилась в трудоголика.

Кому скажи из приятельниц, что меня по-настоящему увлекает контроль плановых показателей, ОПУ, ОДДС и прочие детали управленческого учёта, покрутят у виска.

Им проще списать мою увлеченность и успех на то, что я – несчастная разведенка, которая пытается утопить в работе свое одиночество и боль.

Возможно, поначалу так и было, но сейчас… Я, правда, люблю свое дело, горю им. В нем я обрела, наконец, себя. Собрала по кусочкам.

Развод сильно меня подкосил. Двадцать лет брака – огромный срок, на который положена вся молодость. Обидно до отчаянного воя, что все разрушилось именно тогда, когда уже меньше сил и возможностей для нового старта.

Как говорится, готовила – готовила сани с лета, а тут вдруг получается, что встречать тебе зиму в одиночестве и без саней.

Эти мысли привычно нагоняют тоску. Снимаю очки и перевожу усталый взгляд на открывающийся из французского окна вид.

От сверкающего миллионами огней Лос-Анджелеса, как и всегда, захватывает дух. Сама не замечаю, как выхожу к бассейну. С края холма, на котором стоит особняк, вид еще круче.

Не знаю, сколько понадобится лет, чтобы я привыкла к этой красоте. Пока, по прошествии трех, я все еще в полном восторге.

Прикрываю глаза и подставляю лицо под горячий, порывистый Санта-Ана. В этом году зима особенно теплая, хотя мне, прожившей большую часть своей жизни в Сибири, даже самая холодная здесь кажется жарким летом.

Если я о чем-то и не жалела в своей жизни – так это о переезде сюда. Порой, даже утешала себя циничной мыслью, что этот особняк в традиционном стиле Пасифик-Палисейдс и моя нынешняя жизнь стоили того, чтобы терпеть Долгова и его измены.

А что?

В конце концов, мало, какая женщина из российской глубинки с интересной, но не блистательной внешностью и не семи пядей во лбу становится хозяйкой роскошного особняка за сорок два миллиона долларов в Беверли-Хиллз. И все лишь потому, что однажды влюбилась и родила детей от хваткого, пробивного парнишки, сумевшего своей дерзость, умом и предприимчивостью обеспечить шикарное будущее не только детям, но и внукам с правнуками…

Если рассматривать с точки зрения психологии примитивных инстинктов, то выбрала я самца, что надо.

Настоящего альфу!

Все, что от него требовалось, сделал и даже с лихвой: мамонта забил, всех конкурентов уничтожил, детей защитил, вырастил. И все бы ничего, но по той же психологии такие мужчины всегда полигамны.

Такая вот, понимаешь ли, природа альфа-самца, победителя и прочий подобный бред, которым я долгие годы засоряла себе мозги, пока однажды не случилась она… Любовь всей его гребанной жизни!

И знаете что? Она в пух и прах разбила мой карточный, малодушный домик, доказав, что нет никакой психологически-оправданной херни. Всё просто: тебя либо любят и ценят, либо нет.

И это, пожалуй, больнее всего. Было бы легче, если бы мой бывший муж просто был такой, а не я не смогла стать той женщиной, которую бы он уважал и боялся потерять.

– Мам, ты чего застыла? – раздаётся за спиной голос сына.

Вздрогнув, торопливо смахиваю подступившие вдруг слезы и сама себе дивлюсь.

С чего накатило?! Отболело ведь уже давно.

– Задумалась, сынок. – натянув улыбку, поворачиваюсь. – Пойдем ужинать? Мари приготовила твою любимую пасту.

Дениска кивает и, обнявшись, мы идём в столовую.

– Ну, рассказывай. Как тебе новый клуб, как все прошло? Ты доволен или лучше было остаться в Уайлд Кард? – видя взбудораженное состояние сына, спрашиваю, как только садимся за стол.

Сегодня у Дениса была первая тренировка в одном из известных боксерских клубов, в который не так-то просто попасть, даже будучи сыном олигарха.

Естественно, Дениске не терпится поделиться впечатлениями.

– Мам, ну, конечно, доволен! Это же клуб Глиссона! Все мечтают там тренироваться. Сегодня, знаешь, кто приезжал? Сам «Бум-Бум»!

– Так ты же его уже видел. Вы разве не на его бой с отцом ездили?

– Ну, ты сравнила! Посмотреть бой и получить мастер-класс от легенды – это же вообще…

Не в силах подобрать достойное сравнение, сын жестом показывает, как это запредельно круто, я же едва сдерживаю тяжёлый вздох. Надежда, что он разочаруется и, наконец, бросит этот идиотский спорт, в очередной раз угасла.

Пожалуй, давно надо было смириться с тем, что он планирует связать свою судьбу с боксом, но у меня не получалось.

Каждый раз, когда видела его разбитое лицо после соревнований и то, как у него все болит после спаррингов, сердце обливалось кровью. В такие моменты я ещё сильнее ненавидела Долгова и себя – слабохарактерную курицу, позволившую самодуру реализовывать свои несбывшиеся мечты за счёт ребёнка.

– А ещё там теперь тренируется Красавин, представляешь?! – продолжает меж тем Дениска фонтанировать восторгом.

– Красавин… это кто? – отзываюсь на автомате, все ещё погруженная в свои невесёлые мысли.

– Мам, ну я же тебе рассказывал, – прилетает мне заслуженный упрёк.

Благо, сын на эмоциях, поэтому, не зацикливаясь, продолжает дальше.

– “Красавчик Бо” – один из главных претендентов на чемпионский титул в тяжёлом весе. Ты бы его видела! Там такая мощь, такая скорость! При этом так красиво, чётко все отрабатывает. Мы с папой, когда последний его бой смотрели, такой кайф словили! Папа вообще в лютом восторге. Говорит, Богдан ему его в молодости напоминает: у него такая же была техника. И что, если бы не бросил, то наверняка стал бы чемпионом, а не возился вот с этим вот всем… Ну, знаешь же папу, – Дениска со смешком закатывает глаза, мне же остаётся лишь понимающе хмыкнуть.

Только Долгов может, будучи миллиардером, грустить о том, что ему не пробили голову где-то на ринге за парочку миллионов.

Весь ужин Дениска с упоением рассказывает про своего нового кумира. Я стараюсь ничего не пропустить, дабы больше не выглядеть незаинтересованной. После развода крайне важно уделять детям больше внимания, чтобы они знали и чувствовали, что маме и папе они по-прежнему важны и нужны.

К Долгову касательно этого вопроса у меня нет претензий. Он всегда был заинтересованным отцом и, если ради кого и мог себя в чем-то ущемить, то только ради детей.

Однако, иногда очень хочется, чтобы он был одним из тех воскресных папаш, которые ограничиваются алиментами. И когда Денис, зная моё отношение, заикается о том, чтобы провести с отцом и его новой семьей Рождество, и Новый год, я понимаю, что это и есть тот самый случай.

– Ты туда не поедешь! – отрезаю безапелляционно, чувствуя, как откуда-то из глубины поднимается вся эта желчная, болезненная муть.

– Но почему? Ты все равно будешь занята своим рестиком. Оля уедет отдыхать с друзьями, бабушка с дядей тоже не приедут. А мне что делать? Я снега хочу! Надоела эта жара! – ожидаемо негодует сын.

Наверное, правильная мать должна пересилить себя и сделать все, чтобы её ребёнок был счастлив. Но я не могу. Просто даже физически не могу, меня всю от злости скручивает, стоит только представить, как эта лживая, мелкая дрянь будет улыбаться моему сыну и строить из себя хорошенькую после того, как трахалась с Долговым чуть ли не у нас под носом, наплевав на всякую мораль.

Нет! Ни за что не подпущу ее снова к своим детям! Достаточно того, что моя дочь после таких подруг вообще перестала верить людям. Да и в конце концов, почему я должна лицемерить?

Ну, почему?!

Этот кобель и его сука будут вонзать мне нож в спину, а я корчить из себя понимающую?!

Вот уж хрен! Пусть эгоистично, мелочно, глупо. Плевать! Детям хорошо, когда хорошо их матери. Да и в чем, собственно, проблема?

Общаться с детьми я Долгову не препятствую. Ради бога, сколько душе угодно, я только рада. Но играть с ними и своей новой женушкой в семью – уж извините.

Что за необходимость? Возможности позволяют ему видеть детей на нейтральной территории, так что пусть успокоится и вообще скажет “спасибо” за то, что я пошла навстречу после всего, что он наворотил.

– Денис, по-моему, мы уже это обсуждали. Ещё раз повторяю, ты не поедешь в тот дом! Если соскучился по зиме…

– Я соскучился по отцу! – обрывает сын. Мои нервы натягиваются до предела, но неимоверным усилием воли, спокойно парирую:

– Будут каникулы, и целую неделю проведёшь с ним в Аспене. Осталось совсем немного потерпеть…

– Я не буду ничего терпеть! Это мой отец, а не чужой дядя! И он, и Настя ждут меня на праздники!

– А я сказала, будешь! – повышаю голос, не в силах сдержать гнев. Ненавистное имя действует на меня, как красная тряпка.

Возможно, я слишком многого хочу от четырнадцатилетнего мальчика, который долго не видел отца и истосковался. Но все же, мне кажется, он уже должен понимать, как мне это все неприятно. Однако, последовавший ответ убеждает в обратном.

– Ну, конечно, тебе лишь бы всем все испортить! Только о себе и своих обидах вечно думаешь! Ты даже ко мне на тренировку и соревнования не ездишь из принципа, чтобы отцу что-то доказать. Вот только ему давно до тебя нет дела! – подскакивает он из-за стола и, с грохотом отшвырнув от себя вилку, уходит из столовой.

У меня же чувство, будто придавило тяжеленной плитой. Не могу ни вдохнуть, ни выдохнуть, ни пошевелиться.

Глава 2

Говорят, что бы ты ни делал для своих детей, в определенном возрасте они упрекнут тебя за это.

Истинная правда.

Всю свою жизнь я посвятила детям и их интересам. Как бы не было тяжело, взяла на себя роль «плохого полицейского», чтобы мои сын и дочь выросли достойными людьми.

Пока папа был праздником, я выполняла всю неблагодарную работу, объясняя, что такое хорошо, а что – плохо.

Сцепив зубы, я поддерживала в Ольке и Дениске светлый образ отца, несмотря на все унижения и боль, что мне пришлось от него вытерпеть, справедливо полагая, что это был мой выбор и дети не виноваты, что я по глупости выбрала им в отцы самодура, балагура и бабника.

И в общем-то, так оно и есть, но иногда, как сейчас, до слез обидно и больно, что никто этого не ценит, более того, даже не замечает.

Расположившись на шезлонге у бассейна, сжимаю в руке бокал с вином и, глядя на ночное небо, едва сдерживаю слезы, в который раз спрашивая тишину, что я не так сделала в этой жизни? За что она меня все время наказывает? Почему, как бы я ни старалась, все равно остаюсь виноватой, брошенной, и несчастной? Ведь, сколько ни отрицай, ни занимайся самообманом, убеждая себя, что все у меня есть, внутри-то пустота.

Счастья нет, да и не было никогда по сути. Так… всплески радости на фоне беспросветной борьбы то за одно, то за другое, а в итоге проигрыш по всем фронтам.

Знаю, в самокопании нет никакого смысла, только маята сплошная, но иногда очень хочется себя пожалеть.

Наверное, дожалелась бы я до поросячьего визга. Уж очень больно оказалось услышать от сына такую отповедь, но позвонила дочь.

– Мам, что у вас случилось? – начала она без предисловий. Что-что, а ходить вокруг да около Олька не любила. Прямая, как рельса.

– А что у нас? У нас все, как всегда, – уже слегка опьянев, пожимаю плечами и, тяжело вздохнув, отставляю бокал. На его дне я точно счастье не найду, да и не стоит лишний раз демонстрировать свою слабость детям. Я уже давно исчерпала лимит, пока жила с их отцом.

– Ага, охотно верю, – продолжает меж тем Олька. – Мне сейчас звонил Денис, он ужасно расстроен. Мам…

– Что? – снова тяжело вздыхаю, решив, что дочь сейчас начнет упрашивать отпустить Дениску к отцу и его новой семье. Однако, Олька, помедлив, осторожно произносит:

– Ты не обижайся на него. Он просто… Знаешь, со временем он все поймет и оценит. Да и сейчас уже понимает, иначе не попросил бы меня позвонить. Я ведь тоже такой была, а потом повзрослела и увидела, что ты для нас всё, а папа… папа он… я знаю, любит, никогда не оставит и будет рядом, но у него всегда была своя жизнь помимо нас. У тебя же вся жизнь в нас и… спасибо тебе за это! Я очень тебя люблю, мам, и ценю все, что ты для нас делала и делаешь. Не расстраивайся, ладно? Просто Дениска скучает.

Я тяжело сглатываю колючий ком и, задрожав, все же даю волю слезам.

Что я там говорила? Счастья нет?

Глупости. Вот оно – самое что ни на есть. В моих прекрасных детях, а остальное все – дурь и блажь. Надо просто поменьше работать, а то с таким графиком кто угодно взвоет.

– И я тебя люблю, дочунь, – взяв себя в руки, возвращаюсь к разговору. – Ты как? Все хорошо?

– Да, мамуль, все прекрасно. Жду каникулы, у нас столько планов…

Олька рассказывает, что они с друзьями наметили, а я слышу в ее голосе впервые за последние три года былой энтузиазм, и снова слезы на глаза наворачиваются.

После того, что нам довелось пережить из-за Долговских афер, дочь замкнулась в себе, и я вообще перестала ее узнавать. Она, конечно, старалась делать вид, что все в порядке, но разве материнское сердце обманешь?

Я видела, что от моей неунывающей девочки осталась лишь бледная тень. В один миг жизнерадостная хулиганка и душа компании, полная идей, энергии и задора, превратилась в замкнутую, циничную колючку.

Сказать, что я переживала – не сказать ничего, я просто сходила с ума, не зная, чем помочь и как облегчить то, что съедает ее изнутри. В ход шли попытки поговорить по душам, отвлечь и занять чем-то, а то и воспользоваться услугами психотерапевта, но все было безуспешно.

В итоге пришлось смириться, признав, что перемены в сложившейся ситуации неизбежны, однако я не теряла надежды, что моя девочка еще оттает, сможет преодолеть свою злость и предвзятое отношение к людям. И кажется, я не ошиблась – процесс в самом деле пошел.

После разговора с Олькой у меня на душе становится легко, все обиды и глупости забываются, и я иду к сыну, чтобы зарыть топор войны.

– Спишь? – постучав, заглядываю к нему в комнату.

– Нет.

– Поговорим?

– Давай, – тяжело вздохнув, откладывает Дениска игровую консоль на тумбочку и включает прикроватный светильник.

Я прохожу в комнату и сажусь на краешек кровати, боясь одним неосторожным движением разрушить хрупкое перемирие. Несколько долгих секунд мы смотрим друг на друга. Сыну неловко, да и мне изрядно не по себе. Не знаю, с чего начать и как пойти на уступки, чтобы у Дениски не сложилось впечатление, будто он прав и впредь можно вести себя подобным образом.

– Знаешь, я тут подумала… Пожалуй, тебе и в самом деле нет никакого смысла оставаться здесь на Рождество и Новый год. Поезжай к отцу и проведи хорошо время, пока я занимаюсь делами. А потом перед школой сгоняем на пару дней куда-нибудь отдохнуть. Что скажешь? – я пытаюсь придать голосу энтузиазма, хотя каждое слово дается мне с огромным трудом.

Денис, как ни странно, понимает это и, неловко помявшись, вдруг берет меня за руку.

– Я тоже подумал, – смущаясь, отводит он взгляд, но сразу же собирается с силами и решительно произносит. – В общем, я не поеду. Не хочу оставлять тебя одну, праздник все-таки. Есть же эта примета: как Новый год встретишь – так его и проведешь. Слышала?

Он пытается улыбнуться, но получается с трудом. Все еще по-детски пухлые щеки заливает нервный румянец. Это трогательно и очень ценно. Мало, какой ребенок пересилил бы свою подростковую зажатость и позволил себе немного побыть эмоционально открытым.

Признаться, от своего сына я такого не ожидала, и теперь перехватывает в горле, а глаза снова начинает жечь.

– Слышала, – сглотнув тяжелый ком, тоже давлю улыбку дрожащими губами.

– Ну, вот, – шепчет мой сын, и помедлив, притягивает меня в свои объятия. – Извини меня, мам.

Тронутая до глубины души и потрясенная, не могу сдержать чувств. Со слезами целую моего мальчика в макушку, вдыхая родной запах огненных волос и просто-напросто наслаждаясь такой редкой теперь возможностью – проявить материнскую ласку и нежность.

Все-таки у меня чудесные дети, и мне давно пора отпустить ситуацию с Долговым. Он не стоит того, чтобы из-за него ругаться с кем бы то ни было.

– Я не обижаюсь, сынок, все хорошо, я в порядке. Правда. Если хочешь, поезжай к отцу, я не расстроюсь, – заверяю его, но сын такой же упрямый барашек, как и дочь.

– Это не обсуждается, мам, закрыли тему. Лучше заедь ко мне завтра на тренировку, у нас будут спарринги, посмотришь на меня, а после можно поужинать где-нибудь. Как тебе?

– Ну… Не скажу, что очень хочу видеть, как моему сыну прилетает по голове, но если тебя это порадует…

– Эй, у меня вообще-то хороший уклон.

– О, тогда это в корне меняет дело, – дразнюсь и, предупреждая поток негодования, уточняю. – Во сколько мне подъехать?

– Минут за тридцать до окончания, – буркает Дениска, явно раздумывая отстоять ему свою спортивную честь или махнуть на меня рукой.

– Договорились, – с мягкой улыбкой ставлю точку в его "душевных терзаниях".

Мы еще немного болтаем, а после, поцеловав сына, я ухожу к себе.

Спать ложусь со спокойной душой и довольной улыбкой.

На следующий день, как мы и договорились, я подъезжаю к Денискиному боксерскому клубу за полчаса до окончания тренировки. Припарковавшись, невольно присвистываю: такого скопления люксовых тачек я еще не видела, хотя у моего соседа – известного гольфиста, – нехилый автопарк, но, видимо, боксёры понты любят гораздо больше. Что, наверное, неудивительно.

Если бы моей профессией было перманентно получать по голове и печени, я бы тоже пыталась всеми средствами убедить себя, что гроблю свое здоровье не зря.

В который раз задаюсь вопросом: зачем я позволила сыну заниматься этим дебильным спортом?!

Впрочем, меня особо и не спрашивали. Так что хоть сетуй, хоть не сетуй все равно получишь… Ага, то самое.

Слышала бы моя интеллигентная маман, и икать Долгову неделю. Но что поделать? Заслужил. Двадцать лет рядом с матершинником – не хухры-мухры. Впитываешь настолько, что не сотрёшь потом, не отстираешь. То там выползает, то тут. Иногда это бесит, а иногда, как сейчас, веселит.

Такой повеселевшей я и захожу в клуб Глиссона. Несмотря на то, что на парковке красуются всякие Феррари, Бугатти, Астон Мартины и иже с ними, он похож на подпольную дыру.

Нет, я, конечно, понимаю, что лофт, промышленный стиль и все в таком, созидающем нужную атмосферу, духе, но все равно, как по мне, это чистейшее придурство. С таким же успехом можно просто-напросто заниматься в зачуханном подвале.

В общем, обстановку я не оценила, как и сервис. На входе меня минут десять в довольно грубой форме мурыжат, выясняя, куда я, зачем, к кому и по какому поводу, словно я не мать воспитанника, а одна из этих чокнутых фанаток, которые спят и видят, как бы залезть известному спортсмену в трусы.

Прорваться удается чуть ли не с боем и скандалом, что с одной стороны хорошо: безопасность моего ребенка на уровне, но с другой – такое себе удовольствие.

Поплутав по коридорам, я, наконец, нахожу нужный зал и сразу же вижу Дениску, готовящегося к спаррингу.

Обрадованная, спешу к рингу. Сын замечает меня и, улыбнувшись, машет рукой в перчатке. Я киваю и, застыв, не зная, что делать дальше, только сейчас осознаю, что на меня устремлены взгляды.

Похоже, надевать короткую юбку в царство потных, разгоряченных мужиков было ошибкой. Но что уж теперь?

Глава 3

Поджав губы и вздернув подбородок, сажусь на ближайшую лавку, стараясь не обращать внимания на усмешки и заинтересованные взгляды. Мне неловко. Хочется одернуть подол, но это было бы нелепо.

В конце концов, на мне вечная классика – твидовый, черт возьми, костюм от Шанель, а не просто розовая финтифлюшка, едва прикрывающая зад! Так что тушеваться абсолютно нет поводов, тем более, перед мальчишками, у которых молоко на губах едва обсохло. Хотя, надо признать, выглядят они далеко не по-мальчишечьи. Все, как на подбор – высоченные, накаченные мужичары.

И как я могла забыть, что тут не только дети занимаются?! Теперь вот дергайся из-за этого, напичканного тестостероном, молодняка.

К счастью, у них быстро пропадает интерес. Стоит мне сконцентрировать все внимание на сыне, как они, весело переговариваясь, возвращаются к тренировке. Мне немного некомфортно, кажется, что смеются надо мной, но я стараюсь сохранять невозмутимость. А, когда Дениска выходит на ринг и вовсе забываю обо всем.

От каждого удара у меня замирает сердце. Сын действительно отлично уклоняется и очень пластичен, но для меня все равно огромное испытание знать, что в любую секунду ему может прилететь.

Слава богу, спарринг длится недолго, и на ринг выходят другие ребята. Дениска идет передохнуть и поболтать со своим спарринг-партнером, я же облегченно выдыхаю и перевожу взгляд в другой конец зала, где тренируются взрослые парни, да так и застываю.

Внутри все сворачивается узлом. Чувство, будто меня отбросило на двадцать лет назад, и я снова завороженной дурочкой стою посреди боксерского зала нашего задрипанного городка, впервые увидев Долгова.

Я тогда потеряла ключи от дома и зашла к брату на тренировку, чтобы он дал свои. Если бы знала, что помимо ключей потеряю еще и голову, и двадцать лет своей жизни, простояла бы несколько часов под дверью до прихода родителей. Но увы.

Все, что крутилось тогда в голове – парня великолепней я еще не встречала и, что мое сердце никогда еще не билось с такой сумасшедшей скоростью.

Сейчас со мной творится точно такая же ерунда. Я не могу оторвать взгляд. Ощущение, будто вижу ожившего призрака.

Тот же рост – метр восемьдесят с лишним, та же мощная фигура, тот же гордый, греческий профиль с характерным упрямым лбом, плавно переходящим в линию носа с едва заметной горбинкой, и даже тот самый чувственный изгиб рта, что всегда будоражил и навевал пошлые мысли.

Вот и сейчас парень мимолетно облизывает губы, а меня ведет. Все-таки не зря говорят, что впечатления юности самые сильные. Чувствую себя собакой Павлова, у которой выделяется слюна на выбитые в подкорке раздражители.

Серьезно! Я бы ни за что не обратила внимание на парня намного моложе меня, если бы не этот привет из прошлого. Из того прошлого, когда я еще не знала, что скрывается за этой невероятной харизмой, агрессивной сексуальностью и таким ярко-выраженным, почти первобытным мужским началом.

Впрочем, зная теперь, что сие комбо не сулит ничего хорошего, я все равно, словно загипнотизированная, продолжаю смотреть. Помимо феноменальной схожести с моим бывшим мужем, там очень даже есть на что.

Бой с тенью этого парня – настоящее искусство. Каждое движение настолько отточено и красиво исполнено, что кажется, будто Мухамед Али подразумевал именно его, сказав свое знаменитое: "Порхай, как бабочка, жаль, как пчела".

Молниеносный, ловкий, напористый. Парень исполнял танец агрессивного, грациозного хищника. Он давил, прессинговал невидимого противника, ни на секунду не останавливаясь, кружа вокруг жертвы и уклоняясь, подобно маятнику. Его бронзовая кожа, словно глянцевая, блестела от пота в тусклом свете ламп, а мышцы казались отлитыми из металла.

Смешно, но меня по-настоящему завораживала их работа, хотя раньше всегда казалось нелепым, если подруги заливались слюнями по красивым мужским телам. Теперь вот сама залипла и никак не могу оторваться.

Жру глазами мощные бицепсы, предплечья, испещренные вздутыми, крупными венами, развитую мускулатуру груди, четко прорисованный пресс, и тонкую полоску темных волос, убегающую под шорты.

Мой взгляд спускается ниже, и до меня только сейчас доходит, что парень прекратил двигаться и стоит в такой позе, будто выставляет себя напоказ.

Тяжело сглотнув, осторожно поднимаю взгляд в надежде, что никто не заметил моего повышенного интереса. Но, похоже, я и везение – вещи несовместимые.

Чуть ли ни угорая в голос, парень возвращает мне любезность и демонстративно оценивает, скользя наглющими глазами по моей груди, ногам, лицу.