Под звон мечей

Уплатив таким образом пеню, асы удалились из дома моего отца. Локи приостановился на пороге и сказал на прощанье Хрейдмару:

– Не жди добра ни от кольца, ни от клада! Твои сыновья поплатятся за обладание им!

Увы! Предсказание злого Локи сбылось прежде, нежели мы того могли ожидать! Когда асы удалились, мы с братом Фафниром стали требовать от отца, чтобы он отделил нам наши доли из пени, полученной за убитого брата; но отец отказал нам наотрез. Тогда брат Фафнир вступил с отцом в горячий спор и в раздражении нанес ему смертельный удар… Когда отец пал мертвый, Фафнир, в свою очередь завладел всем кладом и не уделил мне из него ни крупицы. Я хотел настаивать, хотел требовать; но вспомнил о проклятии карлика, и сдержал себя… К тому же и сестры умоляли меня не враждовать с братом… Пришлось на всё махнуть рукою. А Фафнир, чтобы лучше охранить клад, принял на себя образ страшного змея и залег на холмах Гнитахейда, где и устроил себе жилье».

* * *

Сигурд слушал Регина с большим любопытством и при этом припоминал предсказания вещего Грипира. Регин ничего об этих предсказаниях не знал, и, пылая затаенною злобою против Фафнира, старался много раз заговаривать с Сигурдом о сокровищах клада, говорил не раз, что их нетрудно добыть, что он знает очень легкий способ справиться с страшным Фафниром и что он не отказался бы помочь Сигурду, если бы тот задумал отнять клад у змея и поделиться с ним, Регином. Чтобы ещё более раззадорить Сигурда, Регин даже выковал ему в дар дивный меч Грам, которому не бывало подобных ни прежде, ни после.

Однако же Сигурд не склонялся на все его уговоры п не соблазнялся его обещаниями и посулами. Он отвечал Регину, что прежде всего считает своим долгом последовать примеру брата Гельги и поразить сыновей Хундинга, продолжая таким образом мстить за смерть своего отца, Сигмунда.

– Если я, прежде отмщения за отца, стану добывать клад от змея, то все скажут, что золото мне дороже, чем честь моего рода, – сказал Регину Сигурд.

И действительно, он пошел сначала походом против сыновей Хундинга, поразил их, опустошил их область и с торжеством вернулся домой.

Тогда настойчивый и мстительный Регин опять стал напевать ему ту же старую песню и вызывать его на борьбу с Фафниром. На этот раз Сигурд не устоял против его увещаний и согласился вместе с Регином отнять клад у змея Фафнира.

С этою целью Сигурд с Регином вдвоем пустился в путь к тем холмам, где змей Фафнир залегал на своем золоте, и, внимательно осмотрев всю окрестную местность, прежде всего обратили внимание на тропинку, которая была им проложена к воде. По совету Регина, Сигурд выкопал на этой тропинке яму, и в ней засел, держа наготове свой славный, неотразимый меч, Грам.

«Как только он поднимется со своего золота, – так научал Сигурда Регин – и станет переползать через яму на пути к воде, так ты и ухитрись всадить ему меч в самое сердце».

Преподав Сигурду это наставление, сам Регин поспешил укрыться подальше от всякой опасности; а Сигурд в точности последовал его совету… Фафнир, переползая через яму, накололся на меч Сигурда и получил смертельную рану. Издыхая от страшной раны, змей вступил в разговор с Сигурдом, упрекал его в том, что он, подстрекаемый Регином, решился на убийство, и затем добавил:

– Регин точно так же предаст тебя другому, как и меня предал тебе: верь мне, что нам обоим суждено быть добычею смерти…

Сказав эти слова, змей издох; тогда и коварный Регин тотчас же вышел из своей засады. Между ними вскоре завязался спор о том, кто из них обоих может назвать себя победителем? Сигурд приписывал эту честь себе и своему мужеству, и упрекал Регина в трусости; а Регин отвечал ему:

– Если бы я не выковал тебе твой дивный меч, да не научил тебя, как следует справиться с змеем, так ты бы не много сделал, при всей твоей храбрости! Ну, да что спорить? Я вот поотдохну немного, а ты, тем временем, вырежь сердце Фафнира, изжарь его на огне – и мы съедим его пополам.

Он и действительно прилег в стороне и вскоре заснул. А Сигурд стал жарить сердце Фафнира на огне… Несколько времени спустя он пожелал удостовериться – насколько оно изжарилось: коснулся его пальцем, обжегся, и сунул палец в рот… И едва только капля крови из Фафнирова сердца попала на язык Сигурду, как произошло нечто необычайное: он стал понимать то, что говорили около него птицы!

Прислушавшись внимательно к языку пернатых, он расслышал, как орлицы, сидя на ветвях деревьев, беседовали между собою о коварстве Регина, о его злоумышлениях против Сигурда и об опасностях, каким Сигурд подвергнется, оставив его в живых.

– Убив Фафнира, – так говорила одна орлица – безрассудно было бы Сигурду щадить коварного Регина.

– О, конечно! – добавляла от себя другая орлица. – Он не должен забывать, что, покончив с Регином, он один будет владеть всем кладом Фафнира.

Выслушав эти речи орлиц и припомнив предсказания вещего Грипира, Сигурд убил Регина и съел изжарившееся на огне сердце Фафнира. Тогда ему открылся широкий путь к жилищу змея – к тому месту, гдe он весь свой век залегал на грудах золота и сокровищ; он направился туда по тропинке и увидел, что все железные двери змеева жилища отворены настежь и что все в нем сделано из железа: и столбы, и своды, и стены, а клад посредине жилья зарыт в землю. Сигурд отрыл этот клад, насыпал два ящика золотом до верха, и кроме того добыл в кладе драгоценное оружие и знаменитый шлем Эгира, который мог служить ему шапкою-невидимкою. Bce эти богатства свез он в дом своего отчима, а сам поехал на юг, к франкской земле, искать новых опасностей и новых случаев для проявления своей силы и мужества.

Однажды, едучи по этому пути, он заметил в стороне от дороги яркий свет, и направил своего коня в ту сторону. Подъехав ближе, он увидел на высокой горе замок, а над ним развевающееся знамя; около стен этого замка горело яркое пламя, поднимаясь от земли и пылая до самого неба. Смело направляя коня к замку, он невредимо проехал через пламя, и въехал внутрь замка, где ему тотчас бросился в глаза воин, спавший непробудным сном, в полном вооружении. Сигурд подошел к спящему, снял с него богато-изукрашенный шлем – и вдруг чудные, густые волосы золотистой волной рассыпались по его плечам… Юный богатырь понял, что перед ним была воинственная дева, погруженная в волшебный сон, и что ему предназначено пробудить её от этого сна. Он попытался снять с неё броню, но увидел, что броня сидела на ней так плотно, как бы приросла к её телу… Тогда он решился рассечь эту броню своим мечем Грамом, и вещая дева разом проснулась от своего долгого и тяжкого сна… Открыв прекрасные очи, она спросила:

– Кто рассёк мою броню? Как я проснулась? Кто избавил меня от оков?

– Я, Сигурд, сын Сигмундов, рассёк твою броню моим мечем! – отвечал ей юный богатырь.

И тотчас же сел с ней рядом, и стал расспрашивать, и захотел узнать её имя.

– Когда я была валькирией, – отвечала вещая дева, – то звали меня Сигурдрифой; тогда на конях, темных, как ночь, и быстрых, как в ветер, я носилась по воздуху, в кольчужной броне, со щитом и копьём, над полями битв, ободряя храбрых витязей и вселяя в них мужество, пока смерть не смежит им очи, и затем провожала их души в место вечного успокоения героев. Но вскоре всё изменилось; Один на меня прогневался и наказал меня долгим сном за ослушание его воле. Сверх того, он мне предсказал, что я уже никогда не буду более участвовать в битвах и провожать души храбрых в Валгаллу. Мне суждено выйти замуж за смертного, и отныне я буду «называться Брингильдой».

Валькирия Сигурдрифа над полем битвы.

Так говорила она, и, немного спустя вышла к Сигурду, в простой женской одежде, окруженная своими прислужницами, и подала ему полный рог старого меда, который они распили пополам, в знак дружбы и единения.

– О дева премудрая! – взмолился к ней Сигурд. – Тебе должно быть известно все то, что совершается в девяти мирах[6]. Научи же и меня твоей премудрости».

Так говорил он, припоминая предсказания дяди своего Грипира. И дева действительно исполнила его просьбу: сначала она научила его тем таинственным руническим знакам, которыми человек выражает свою мысль, затем рассказала всё, что сама знала об устройстве вселенной, и к этому ученью добавила ряд нравственных правил, полезных для каждого витязя. В этих правилах она учила быть неизменно верным в дружбе, относиться почтительно к девушкам и к женщинам, не затевать ссоры на пирах и воздавать последний долг покойнику, где бы ни пришлось найти мертвое тело…

Когда Брингильда умолкла, Сигурд подал ей руку: они поклялись в вечной верности друг другу и на время расстались.

Вскоре после того случилось Сигурду завернуть по пути в дом Гьюки. Принятый в доме радушно, он сначала побратался с двоими Гьюкунгами, Гуннаром и Хёгни, а затем поддался вполне влиянию их матери, злой волшебницы, которая своими чарами заставила Сигурда забыть о Брингильдe, и женила его на своей дочери Гудруне, сестре Гуннара и Хёгни.

Сигурд в гостях у Брингильды.

Гьюкунги нс удовольствовались этим: – они воспользовались добродушием Сигурда и упросили его ехать с ними и высватать Брингильду за Гуннара. И Сигурд поехал, проник в замок Брингильды сквозь окружавшее его пламя и обманом высватал её за Гуннара, приняв на себя его образ. Отуманенная чарами Брингильда полагала, что она отдает свою руку Сигурду, а между тем сочеталась браком с Гуннаром.

Когда, после свадьбы, обман обнаружился, Брингильда запылала страшным гневом против Сигурда. «Отмщу, отмщу ему во что бы то ни стало!» – это было отныне её единственным помыслом, и она стала постепенно подготовлять страшную месть…

Угрозами и мольбами ей удалось настолько восстановить Гуннара против Сигурда, что она уже решилась требовать умерщвления храброго витязя. Мнительный и слабохарактерный Гуннар долго не знал, на что ему решиться. Он боялся и жену прогневить, боялся и на своего названного брата поднять руку… Но в тоже время его очень соблазняла мысль о возможности завладеть Сигурдовым кладом… Долго совещался он с братом Хёгни, таким же нерешительным человеком, как и он сам. Наконец она решилась свалить это темное дело на руки своему родственнику – безрассудному Гутторму. Его подговорила она убить Сигурда во время сна, на его супружеском ложе… Гутторм прокрался в опочивальню Сигурда и мечом пронзил сердце храброго витязя. Но смертельно раненный Сигурд ещё успел приподняться на постели и мощною рукою бросил свой меч вслед убегавшему убийе: меч поразил его на пороге и рассёк его тело пополам, так что одна часть упала вперед, а другая рухнула назад.

Гудруна, покоившаяся рядом с Сигурдом, пробудилась от шума и тяжкого падения меча и с ужасом увидела около себя окровавленного, умирающего Сигурда. Он очнулся на мгновение от воплей несчастной супруги, старался утешить её, позаботился о том, чтобы спасти своего сына от рук убийц, и указал Гудрyнe на Брингильду, как на главную виновницу несчастья. Вскоре после того, он испустил дух. Гудруна, в отчаянии ломала себе руки над хладеющим трупом мужа и так громко стонала, что кони отзывались на её стоны в стойле и гуси вторили ей криками во дворе…

Гуннар в тяжелом раздумье.

Сначала Брингильда, узнав о смерти Сигурда, стала злобно радоваться; но радость её длилась недолго. Сокрушения Гудруны, осыпавшей Брингильду и братьев проклятьями, и мрачное настроение Гуннара, мучимого совестью – всё это подействовало удручающим образом на мстительную Брингильду.

Она не могла видеть равнодушно, как её супруг, мучимый угрызениями совести, терзаемый раскаянием, по целым дням сидел в своей палате один, погруженный в скорбную думу, и тщетно пытался заглушить старым медом душевные муки, которые не давали ему ни сна, ни покоя. На нее напала жестокая тоска; она не находила себе покоя ни днем, ни ночью, горько упрекала она Гуннара в том, что он решился взять её обманом себе в жены, и наконец объявила ему, что жизнь ей стала невыносима, и она решилась покончить с собою. Напрасно умолял её Гуннар отложить свое пагубное намерение; напрасно пытался и Хёгни отклонить её от мысли о самоубийстве… Брингильда настояла на своем: она торжественно облеклась в свой лучший воинский доспех и пронзила себя мечом.

Умирая, она просила братьев Гьюкунгов только об одной милости: чтобы они сожгли её останки на костре, рядом с останками Сигурда. При этом она подробно и спокойно распорядилась всеми мельчайшими подробностями погребения, указала, как и чем следует костер разукрасить – и все её распоряжения были приведены в исполнение в точности.

И в то время, когда смертные останки Брингильды на погребальной колеснице медленно подвигались к кострам, разложенным на берегу моря, Гудруна, неутешная вдова Сигурда, провожала их злобными взглядами и исступленными проклятиями и клялась отмстить за смерть супруга жестоко и беспощадно…

Тотчас после погребения Сигурда Гьюкунги овладели всем кладом Фафнира, а затем поспешили примириться со своей сестрой Гудруной, которая дала им слово забыть все прошлое. И когда, несколько времени спустя, брат Брингильды, Атли, явился к Гьюкунгам и стал обвинять их в убийстве своей сестры, требуя удовлетворения за это. Гьюкунги поладили с ним на том, что отдали за него замуж свою сестру Гудруну.

Но Атли был завистлив: ему не давали ни сна, ни покоя богатства Гьюкунгов, которыми он решился овладеть во что бы то ни стало. С этою целью он задумал пригласить к себе Гьюкунгов в гости и изменнически их умертвить. Тщетно пыталась Гудруна предостеречь своих братьев и избавить их от угрожавшей им гибели; тщетно упрашивали их и жены – не ездить в гости к коварному Атли. Гьюкунги не верили ни дурным предзнаменованиям, ни даже вещему предсказанию орла и ворона, которые прокричали им с ветвей дуба:

– Атли омочит в крови вашей свои мечи… Он погубит братьев-клятвопреступников!

Слепо веруя в свою счастливую звезду, Гуннар и Хёгни поехали в гости к Атли с большою свитою своих приближенных и поплатились жестоко за свою неосмотрительность: они оба были умерщвлены…

Совершая это злодеяние, Атли однако же забыл, что на скандинавском Севере узы братства ценились выше всех других родственных уз, а потому и месть за брата была самым священным долгом сестер и братьев. Вот почему, когда Гудруна отмстила своим братьям за yбиениe супруга, когда её чувство злобы было утолено, она выступила против Атли мстительницей за братьев Гьюкунгов. Месть её была жестока и беспощадна. Сначала она убила обоих сыновей Атли, потом умертвила его самого, а после того сожгла его замок, со всеми его слугами.

Песня «Эдды» ничего не сообщает нам о дальнейшей судьбе Гудруны. Мы не знаем, удовольствовалась ли она своим страшным мщением – и осталась ли горестною вдовою доживать свой век среди своих скорбных воспоминаний?

Но мы знаем, что молва народная овладела северным преданием о неустрашимом и могучем Сигурде, и распространила его далеко, далеко – по всем странам, куда шумные волны заносили скандинавские ладьи с неустрашимыми бойцами, всюду, где блистали скандинавские мечи, прорубая себе дорогу к славе и победе.

Имя Сигурда, передаваемое из уст в уста, от поколения к поколению, дошло и до нашего времени и в песне, и в сказке, и в легенде, записанной случайно монахом-летописцем.

И долго ещё будет оно жить в памяти народов – и долго ещё люди будут прислушиваться к рассказу о его похождениях и подвигах.

3. Песнь о Нибелунгах

Древние скандинавские сказания «Эдды» о Нифлунгах и их кладе, о Сигурде и его борьбе со змеем Фафниром, о Гудруне и воинственной деве Брингильде – не были исключительно северными, скандинавскими сказаниями: они принадлежали всему германскому племени, и, несколько веков спустя после того, как сложилась «Эдда», те же сказания послужили основою для новой, большой поэмы, на средне-немецком языке, под названием «песни о Нибелунгах» или ещё проще: «Гибели Нибелунгов».

Эта поэма, весьма обширная, пересказывает, в сущности, те же сказания, которые уже известны нам из песен древней «Эдды» о Нифлунгах; но пересказывает их по-своему, с новыми подробностями и добавлениями, вводит в них много новых действующих лиц, и при этом все действиe переносит с дальнего Севера на почву Германии, во времена средневекового рыцарства, в период борьбы германского племени с различными пришлыми племенами, заявлявшими свои притязания на средне-европейские земли.

Все лица, участвующие в действии средне-немецкой поэмы, являются в ней не грозными скандинавскими викингами, неистовыми и необузданными в проявлениях своей громадной физической силы, а вежливыми и благовоспитанными рыцарями, которые соблюдают все обычаи, требуемые общежитием, относятся с уважением к женщинам, и даже в битвах, даже в одиночных состязаниях с оружием в руках, действуют на основании твердо установившихся правил рыцарского этикета. В противоположность песням «Эдды», в которой перед нами ещё выступают боги – Один, Хёнир и Локи – и разные сказочные существа, в роде вещих Грипиров и хитрого карлика Андвари или кузнеца-волшебника Регина, в песне о Нибелунгах и их гибели действуют обыкновенные смертные, ничего общего не имеющее с языческим прошлым и языческими богами. Все они веруют в Бога и соблюдают церковные обряды.

Одна из двух женщин, выведенных в этой поэме, Брунгильда, и по имени своему напоминающая Брингильду скандинавской «Эдды», – уже нисколько не походит на валькирию, окрыленную воинственную деву, призванную исполнять поручения бога Одина и помогать смертным в битвах. Брунгильда, в средне-немецкой поэме – просто девушка, одаренная дивною красотою и прославленная своим необычайным искусством в рыцарских воинских упражнениях; её физическая сила и умение действовать оружием настолько велики, что только один богатырь-Сигфрид может с нею справиться, да и тот одолевает её при помощи «шапки-невидимки», – и на этом простом преобладании его силы и уменья над её силою и ловкостью основывается и завязка, и важнейшие действия поэмы.

«Песнь о Нибелунгах» сохранилась во множестве списков, которые заключают в себе более или менее полный текст поэмы, разделенной на несколько отдельных глав или песен. Это множество списков указывает на то, что поэма была долгое время любимым произведением среди того рыцарского кружка, в котором она возникла – её читали и переписывали, а певцы пели отдельные отрывки из неё на пирах и празднествах, на съездах и собраниях. Содержание песни о Нибелунгах, доступное и красиво изложенное в коротких, но звучных стихах, должно было всем нравиться; оно и до настоящего времени не утратило своей некоторой поэтической прелести и привлекательности, и в современной немецкой литературе и в современном немецком искусстве послужило основою целого ряда прекрасных, высокохудожественных произведений.

Отметим ещё одну любопытную черту в изложении средне-немецкой поэмы. В противоположность сказаниям «Эдды», которые не определяют места действия своих витязей или указывают на него очень туманно – песнь о Нибелунгах весьма подробно излагает, где именно происходит действие её отдельных глав и откуда являются её важнейшие герои. Так Сигфрид представляется в поэме сыном короля нидерландского; братья Кримгильды – короли Бургундии и прирейнских земель; ссора королев происходит в Вормсе; король Этцель, предлагающей руку овдовевшей Кримгильде, правит гуннами. Только относительно Брунгильды средненемецкая поэма выражается неясно, указывая на какой-то дальний остров на северном море, как на её родину.

Песнь о Нибелунгах

Песнь о Нибелунгах начинается вещим сном Кримгильды, сестры Бургундских королей- Гунтера, Гизелера и Гернота.

Красавице-Кримгильде снится, будто два орла налетают на нее, в то время, когда она на охоте едет по полю со своим любимым соколом на рукавице. Сокол этот был вскормлен ею, ею приручен и приучен к охоте; она никогда с ним не расстаётся… А орлы налетали, сорвали его с её рукавицы, и на глазах её растерзали, разметав его перья. «Страшный сон! Горестный сон!.. Он не пророчит ей ничего доброго!»

И она, поднявшись с постели, спешит к своей матери и просит её пояснить значение загадочного сна.

Мать печально покачала головою и сказала дочери:

– Любимый сокол твой означает собою благородного рыцаря, которого ты полюбишь всем сердцем… И да хранит его Господь, так как тебе придется потерять его…

Мать толкует Кримгильде её сон.

Предсказания матери вскоре начинают отчасти сбываться. Является рыцарь, к которому Кримгильда должна впоследствии привязаться всем сердцем…

Слава об умной и прекрасной Кримгильде разносится вширь и вдаль по всем окрестным странам, и вот узнает об этой красавице удалой сын Сигмунда, короля нидерландского, прекрасный и мощный витязь, Сигфрид. Уже смолоду этот витязь прославился многими дивными подвигами, и теперь, задумав жениться, решился добыть себе в жены красавицу Кримгильду, сестру могущественных королей Бургундских. Напрасно отговаривают его родные и близкие, напрасно указывают ему на других невест-красавиц: Сигфрид, с небольшою избранною свитою, едет ко двору Бургундских королей.

– Кто эти рыцари, что въехали во двор нашего замка? – спрашивают друг друга короли-братья, Гунтер, Гизелер и Гернот, пристально вглядываясь в приезжих гостей из окна замковой залы.

Никто не может им на это дать ответа, потому что никто не видал ещё в Бургундии рыцарей в таких богатых блестящих доспехах, на таких чудных могучих конях. Тогда короли-братья решаются спросить о приезжих у сурового Хагена, одного из своих приближенных рыцарей; а этот рыцарь славится тем, что ему близко известны все соседние страны и гербы всех знаменитых рыцарских родов.

Когда Хагену задан был на решение этот трудный вопрос, он долго и внимательно всматривался в приезжих витязей и наконец сказал:

– Это, должно быть, не кто иной, как доблестный Сигфрид Нидерландский – тот самый, что прославился битвою со змеем и с лукавым карликом Альберихом, старым кудесником… Бился он с ними за обладание богатейшим кладом и победой этой приобрел несметные богатства, да кстати и ещё одну диковинку – «шапку-невидимку», при помощи которой он всюду может проникнуть незримо. Одно могу вам посоветовать: примите храброго витязя как можно лучше, ибо он вполне достоин такого приема».

Братья короля последовали разумному совету Хагена, приняли Сигфрида с великим почетом и щедро угощали и его, и свиту. Но сколько они ни пытались добиться от него, что именно побудило его предпринять столь далекое путешествие, сдержанный Сигфрид ни единым словом не обмолвился о главной цели своего приезда к Бургундскому двору.

Приезд Сигфрида в замок Бургундских королей.

Впрочем, королям-братьям и не пришлось слишком долго беседовать с своим именитым гостем; – на Бургундию нежданно надвинулась военная гроза. Король Саксонский внезапно объявил войну бургундским королям и вторгся с войском в их владения. Тогда короли-братья поспешно собрались на войну, и Сигфрид по доброй воле вызвался им помогать. Только заручившись помощью такого беззаветно-храброго витязя, короли-братья могли одержать победу над мужественными саксами, и вернулись домой с пленными и трофеями, отбитыми у неприятеля. За победою последовал целый ряд блестящих празднеств и шумных пиршеств при бургундском дворе, и вот на одном из этих празднеств удалось наконец Сигфриду увидать красавицу Кримгильду.

Дивная красота Кримгильды поразила юного витязя – и Кримгильду также поразил мужественный вид молодого и прекрасного рыцаря, перед которым все остальные витязи казались ничтожными и незаметными. И вот между Сигфридом и Кримгильдой зародилось то чувство, которое должно было их привести под венец…

В то время, когда Сигфрид уже готовился свататься за Кримгильду и просить её руки – один из братьев-королей, Гунтер, прослышал, что где-то далеко на Севере живет царевна, по имени Брунгильда, знаменитая своею красотою и недоступностью. Всякого витязя, дерзающего ей предложить свою руку и сердце, эта царевна подвергает трем испытаниям, и если он не выдержит хоть одного из них, то должен поплатиться за это жизнью. Эти испытания состоят в обычных воинских упражнениях, которые известны каждому витязю; но дело в том, что царевна в них так искусна и ловка, что лишь немногие рыцари могут с нею тягаться.