скачать книгу бесплатно
Ночь выдалась теплой.
Клубы наполнялись молодыми людьми, громко смеющимися, выбегающими на улицу, чтобы подышать, проветриться или покурить тонкие сигареты с легким ароматом персика. Они были ровесниками Шеннона, но тот чувствовал себя стариком рядом с ними – дряхлым и замученным, бредущим по темным улицам в поисках ответов и покоя: ему лишь бы подольше побыть дома, чтобы не видеть мелькающих перед глазами ярких пятен человеческих мечтаний, лишь бы выдавить из себя пару достойных строк, которые самому придутся по душе.
Глядя на перебегающую дорогу напуганную кошку, он подумал о Герде и том, как бы она отнеслась к его привычке подбирать брошенных животных и раз за разом притаскивать их, завернув в плед, в ветеринарную клинику Лейлы Эллингтон, которая обычно усмехалась и тут же сажала потеряшек на металлический стол для осмотра.
Животные были единственными живыми существами, к которым Шеннон мог прикасаться, не морщась от боли и не просыпаясь ночью от увиденной мечты-кошмара. Наверное, потому он проводил с ними больше времени, прикасался к ним чаще, чем к людям. Животные любили его, словно видели его страдания и, прижимаясь ближе теплым боком, забирали боль.
Их не окружали цветные сполохи, они не были мрачными фигурами, превратившимися в тени. Они были единственными, кого Шеннон видел так же, как остальные, и общение с кем приносило ему душевное спокойствие. Только в них – в единственных созданиях, которые не пытались осуществить мечты и не страдали из-за этого, – он видел отдушину.
Шеннон поднес телефон к уху.
– Вы наверняка не спите в этот поздний час, да? Я неподалеку от вашего дома. Зайду?
– Тебе всегда рады. Посмотришь на своего последнего потеряшку. Мы сделали ему операцию, и Кайл, пока выхаживал его, так к нему привязался, что… В общем, я не удержалась.
Шеннон расплылся в улыбке и остановился посреди улицы.
– Вы решили его оставить?
– Да! – Лейла рассмеялась. – Ты подарил нам нового члена семьи.
– Тогда я обязан зайти.
– Шон обрадуется.
– Шон? Почти тезка? Кого благодарить?
– Это наше общее решение. Я приготовлю чай. Прибегай скорее.
Он положил трубку и двинулся в сторону парка, срезая дорогу, думая, что, быть может, с каждым животным, подобранным им и выхоженным Лейлой, мир становится чуточку лучше: больше любви и меньше одиночества, больше счастья и меньше необходимости бороться за выживание.
Шеннон усмехнулся, глядя под ноги. Он и сам был бы не прочь стать подобранным животным.
Почти у входа в парк, на скамейке под деревом лежал мужчина, положив под голову драную сумку, посильнее запахнув такую же истрепанную куртку.
– У вас доллара не найдется? – хрипло спросил он, когда Шеннон, замедлив шаг, поравнялся с ним.
Тот нерешительно выудил из кармана две банкноты и медленно, дрожащей рукой протянул их бездомному, чувствуя, как спина покрывается липким потом.
– Спасибо тебе, – отозвался мужчина, почти вырывая деньги из рук. – Ты так смотришь… – устало усмехнулся он. – Это не на дурь, на еду. Честно. Хотя, – он махнул рукой, – вы все так смотрите. Пугаетесь, как чумы, словно быть бродягой заразно.
– Я не поэтому так смотрю, – замотал головой Шеннон, встрепенувшись, отводя взгляд от темного полупрозрачного смога, накрывающего лицо нежеланного собеседника.
У него не было мечты. Так давно, что тени вокруг его силуэта стали почти угольными и такими густыми, словно в них можно было задохнуться.
«Человек-копоть», – произнес про себя Шеннон, двигая одними губами.
Бездомный округлил глаза.
– Шизик, что ли?
Пусть лучше думает так. Пусть лучше не знает, что стоящий напротив парень отчетливо видит сизый туман за его спиной, лижущий его впалые щеки, и понимает, как его грезы растворились без возможности вернуться и наполнить жизнь новой краской.
Шеннон тяжело сглотнул подступивший к горлу ком. Знал – в глазах засветилось сочувствие, от вида чужой безысходности даже задрожали на ресницах первые слезы.
– Угу, – отозвался он, дрожа и отворачиваясь, быстро удаляясь в глубь парка, игнорируя брошенное вдогонку сиплое «спасибо».
Что хуже – видеть мечту человека и знать, какой болью и разочарованием она обернется, или разговаривать с утонувшим в пепельном тумане? Он не находил ответа на этот вопрос. Он бы предпочел не видеть ни того, ни другого, но жизнь распорядилась иначе.
Жизнь никогда не спрашивала.
Глава 3
Лейла Эллингтон открыла дверь, широко улыбаясь.
– Как твой отпуск? – спросила она, притягивая друга к себе, обнимая подкачанными руками, не обращая внимания на его подрагивающие плечи.
Шеннон зажмурился, постарался расслабиться в объятиях подруги – головная боль усилилась, в глазах потемнело, словно кадры фотопленки в сознании задвигались, картины, виденные не раз.
– Отпуск удался, – соврал парень, мягко отстраняясь, силясь не закашлять.
Лейла была старше его на десять лет. Поджарая, высокая, с гладко зализанными темными волосами, стянутыми в хвост, со всегда горящим взглядом, она могла решить любую проблему любого хвостатого пациента, которого приносили на ее медицинский стол.
Она сияла бирюзой, почти такой же, как ее Кайл. Их мечты почти слились в одну за годы совместной жизни и работы, их души принадлежали друг другу с момента встречи, как говорили они сами.
Шеннон тяжело моргнул и потряс головой, пытаясь остановить разноцветные пестрые стеклышки калейдоскопа, от которых мутило. Но они никогда не слушались, только кружились в своем безумном танце, приподнимая завесу истины, которую видеть не хотелось.
– Кайл с Шоном, моет его перед сном, – улыбнулась Лейла, махнув рукой в сторону спрятанной за шторкой двери. – Скоро придет. Чай, кстати, заварился на славу, пока мы тебя ждали. Будет крепко.
– Люблю крепкий чай.
– Знаю, – подмигнула Лейла, поманив Шеннона за собой.
Он прошел через знакомую прихожую ветеринарной клиники, которая вела в зал ожидания и холл двухкомнатной квартиры, где уместился быт Кайла и Лейлы, и скользнул за шторку.
– Зато на машину тратиться не надо – дверь открыл и уже на работе, – улыбнулся Шеннон, ответно подмигивая подруге.
Эта шутка была стара как мир, но парень упорно повторял ее, переступая порог их квартиры, несмотря на то что в их распоряжении уже несколько лет были два отличных автомобиля. Лейла видела друга насквозь – забудь он сказать эту незамысловатую фразу, давно заученную наизусть, точно бы налетела на него с вопросами вроде «что не так на этот раз?».
– Пол вымыт, снимай ботинки, – шутливо погрозила она пальцем.
– Свадьба-то скоро? – спросил Шеннон, проходя мимо двери ванной комнаты, из которой доносились смех Кайла и громкий лай.
– Скоро, – хитро прищурилась Лейла. Бирюзовое свечение за ее спиной стало ярче, дрогнуло, разрастаясь. – Ты будешь первым приглашенным гостем. Даже шафером, если согласишься.
– Я лучше буду подружкой невесты.
Лейла расхохоталась.
Они уселись в гостиной у дешевого электрического камина, по экрану которого периодически пробегали помехи.
Лейла встретила Кайла на курсах повышения квалификации, которые вела в местном университете. Из группы будущих ветеринаров девушка выхватила взглядом одного – бледного блондина с яркими голубыми глазами, которые светили прожекторами в толпе, и без памяти влюбилась в его «исправно работающую соображалку» и умение находить подход к любому человеку. И пусть за эти три года совместной работы и жизни они так и не надели кольца друг другу на пальцы – в основном из-за неодобрения этого разновозрастного брака родителями Лейлы, – оба были счастливы.
– Не устали от круглосуточной работы? – спросил Шеннон, делая глоток обжигающего черного чая и в десятый раз за трое суток вспоминая легкую терпкость гранатового стамбульского.
Его туда тянуло невыносимо, а чувство непонятной тоски и остатки призрачной надежды мешали исполнить данное себе обещание больше никогда не возвращаться к Босфору.
– Держимся. Сам понимаешь, животные как члены семьи. Круглосуточные больницы на каждом шагу, а круглосуточные ветеринарки по пальцам можно пересчитать. Это неправильно. – Лейла помотала головой и всплеснула руками. – Ты же не будешь ждать до десяти часов утра, если у твоей бабушки прихватит сердце?
– Буду, – наигранно серьезно кивнул Шеннон.
– Изверг, – рассмеялась Лейла и собиралась было толкнуть друга плечом, но топот мохнатых лап, стремительно приближающийся к ним, отвлек ее.
Шеннон откинулся на спинку дивана, подальше отставляя кружку, в тот момент, когда Шон, произведя идеальный метровый прыжок, приземлился ему прямиком на колени.
– Ты будешь облизан, – успел сообщить выбежавший из ванной с полотенцем на плече Кайл – взлохмаченный, но счастливый, – когда язык овчарки-подростка коснулся щеки Шеннона.
– Привет-привет, красавчик! Ты что, вырос? – засмеялся парень, не очень активно уворачиваясь от поцелуев пса.
Он обхватил мохнатую морду руками и заглянул в карие, почти человеческие глаза.
– Так мы теперь почти тезки? Не может быть! – воскликнул он.
Шон еще быстрее завилял хвостом и вновь бросился облизывать своего спасителя.
– Мы прооперировали ему лапу, Лейла сказала тебе? – Кайл присел рядом и, щурясь от удовольствия, потрепал пса по загривку. Аура цвета морской волны играючи переливалась за его спиной, лизала щеки и незаметно играла в волосах. – Ухо, конечно, не встанет обратно, но это делает его только милее.
– Кайл смотрит на него с такой безграничной любовью и нежностью, что я иногда начинаю ревновать, – пробормотала Лейла, сложив руки на груди.
Кайл рассмеялся, Шон заливисто гавкнул, покрутившись на коленях Шеннона, и уселся, склонив голову, выжидающе глядя юноше в глаза.
Он нашел пса избитым, жалобно плачущим от страха, забившимся в угол между мусорными баками в переулке и с ужасом глядящим на двух собак, подступающих к нему с оскаленными зубами.
Шеннон разогнал их, получив пару легких укусов в лодыжку, схватил нового друга под мышку и побежал домой, пытаясь не отвлекаться на повизгивания, раздававшиеся каждый раз, когда его рука слишком сильно сжимала заднюю лапу пса.
Юноша помнил, как отмыл его в ванной одним из десятка шампуней для собак, стоящих в ряд на стеклянной полке, накопленных за годы подобных «спасений», помнил, как скинул фото Лейле и как та тут же ответила двумя короткими предложениями: «Срочно вези его к нам. Вижу заражение!».
Шеннон, дрожа от напряжения и боли в лодыжке, вместе с почти потерявшим сознание Шоном, у которого была разорвана лапа и прокушено ухо, помчался в ветеринарную клинику Лейлы Эллингтон, молясь, чтобы жизнь существа, которое только начало земной путь, не оборвалась в машине такси.
В ту минуту в гостиной, перед камином, почесывая пушистое влажное пузо пса, который почувствовал семейный уют и любовь, Шеннон надеялся, что и его – потрепанного, напуганного, потерянного – однажды так же спасут и полюбят, несмотря на раны.
* * *
Он видел этот сон много раз и, закрывая глаза, умолял сознание остановиться, не прокручивать его вновь, но напоминание об ошибке преследовало высоченным черным чудовищем: скользило следом, зло скалилось, обнажая кривые клыки, горячей лапой касалось плеча, заставляя Шеннона обернуться и взглянуть ему в глаза.
Тетя Катарин была в восторге, скакала вокруг зеркала, натягивая на тощие запястья браслеты из цепей, и визжала от предвкушения, бросая редкие и уже менее взволнованные, чем обычно, взгляды на племянника.
– Ну улыбнись ты, малявка! – всплеснула она наконец руками. Тяжелые украшения еле слышно зазвенели.
Шеннон лишь опустил взгляд и поджал губы, прячась глубже в свою раковину, из которой в тот день стоило бы выбраться.
– Не ходи туда, – проговорил он тихо, мотая головой. – Пожалуйста, не ходи. Я чувствую, случится что-то ужасное.
Интуиция никогда его не подводила – только не в том, что касалось связанных с ним кровными узами людей. Подобные липкие сети оплетали его тело перед смертью утонувшей в собственной бутылке алкоголя матери.
Но он был молод. Молод и не до конца уверен, что видит истину, что картинки в его сознании не лгут и не подбрасывают вариант один из возможных.
– Брось, Шен! – отмахнулась тетя, повесила на шею серебряный крест и задорно хлопнула в ладоши.
– Пожалуйста, Катарин, не ходи. Умоляю! – прочти простонал он, крепче сжимая вилку. Пальцы задрожали и выпустили прибор, который звякнул, ударившись о тарелку. – Я не могу тебя туда отпустить.
– Шен, – тетя уверенно приблизилась и присела рядом с его стулом на корточки, пытаясь заглянуть племяннику в глаза, – я эту группу слушаю с того дня, как сбежала из дома. Побывать там, с ними, в одном зале… Это ведь моя мечта! Совсем невинная, между прочим!
– На этом концерте случится что-то ужасное, – прошептал Шеннон, хватая Катарин за запястье. – Ну поверь же мне! Хоть раз поверь! Я в таком не ошибаюсь…
– Ты опять про свою космическую болячку? – перебила его тетя, взглядом указав на стиснутые на ее руке пальцы парня. – Сейчас прикасаешься. Что видишь?
– Твою смерть.
Катарин моргнула, отшатнулась, а потом звонко расхохоталась, заставив племянника зажмуриться – от жуткой головной боли, чуть ли не ломавшей переносицу, и горечи ее неверия.
– Ну хоть умру с музыкой!
Шеннона затошнило. Он был готов ринуться в ванную, когда звонок в дверь возвестил о появлении друзей Катарин, таких же, как она сама: в черной одежде, с повязанными на запястьях алыми банданами, набитыми яркие «рукавами» и заливистым гоготом, всегда выделявшим их из толпы.
Катарин недавно исполнилось сорок. И в минуту, когда ее фигура скрылась за дверью, когда голос, после смерти матери позвавший Шеннона домой, произнес «До завтра, малявка!», он знал точно – это их последняя встреча. Завтра не настанет.
Он не смог побежать следом, не смог затащить ее обратно в дом, потому что ноги отказывались идти, а горло наполнили полные боли всхлипы, становящиеся сдавленными выкриками, превратившимися в мольбу.
– Только не она! Пожалуйста, только не она. Я так сильно ее люблю…
Сон заискрился, задрожал, меняя пол с потолком, показывая Шеннону его самого – восемнадцатилетнего парня, зареванного, забившегося в угол ванной комнаты и неистового воющего, ломающего пальцы от полных злости ударов, опускающихся на деревянный шкафчик.
Сильные руки трясли его за плечи, тормошили, как куклу, резко били по щекам, оставляя на них зудящие следы.
– Хватит орать! – горячо шептал кто-то на ухо, пытаясь разбудить. – Да проснись ты наконец!
Шеннон вскочил с кровати, бросился вперед, вырываясь из чьей-то цепкой хватки и пытаясь понять, где находится.
– Твою ж!..
Одеяло обвило его ноги, парень свалился на пол, стараясь выпутаться из плена. Глаза застилала пелена оставшегося сна, онемевшие руки не слушались – тысячи иголок парализовали их, каждое движение пальцев причиняло тупую боль; счастливое лицо спешащей на концерт Катарин мелькало рядом, разрывая сердце, а чей-то голос из реальности продолжал выкрикивать его имя.
– Шеннон, засранец, просыпайся!
Новая пощечина разбила нечленораздельный гомон сна-воспоминания, щека вспыхнула сильнее, Шеннон дернулся и распахнул глаза, увидев вместо тети мечту пытавшегося до него достучаться Камерона – сначала тот стоял перед полотном, покрытым масляной краской, потом подписывал копии своих работ и пожимал руки тем, кто наконец оценил его картины…
А потом пускал пулю себе в висок.
